Buch lesen: «Ты же знаешь»

© Сергей Кобозев, 2021

ISBN 978-5-0055-4903-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благословенной Юлии посвящаю.

Глава первая – Слепец и слепая

1. Незнакомец рядом с тобой

Ей снился ремонт. Её неоконченный, изнуряющий душу и тело ремонт. А ещё она видела дочь, правда не свою годовалую кроху, а фантастически подросшую, говорящую и просто неузнаваемую красавицу с голубыми глазами (но где-то на подсознательном уровне она твёрно знала: это её ребёнок, и точка!). А ещё ей привиделся мальчик – удивительно знакомый парнишка с печально-мечтательным ликом. Подсознание тихо шептало: это твой сын…

Негромкий стук в дверь прервал её сонные грёзы. Она приоткрыла глаза. Яркий утренний свет приветливо пробивался сквозь неплотные старые жалюзи («Как в настоящей тюрьме!» – негодовала она каждый раз, просыпаясь в этой чужой неуютной времянке). Рядом зашевелилась дочурка, прижимаясь своим тёплым плечом к материнскому боку.

В дверь опять постучали. К слову сказать, она давно уже научилась определять характер (и даже условный психологический портрет) гостей по одной их манере стучаться. Например, вот так предупреждающе-тихо (как мышка-норушка) могли стучать либо крайне неуверенные в себе индивидуумы, либо самые близкие люди, как бы «говорящие» своим бережным стуком: «Это лишь я, не волнуйся!»

Осторожно выбравшись из постели (чтобы опять не потревожить малышку), она завернулась в пурпурный халат и, позёвывая во весь рот (если не во всю широченную пасть!), лениво потопала к двери.

Отворив наконец дверь, она не сразу заметила стоящего в стороне худого, сутулого парня с характерными чертами славяно-нордида (вытянутая голова, узкие бледные щёки, длиннющий «кощеевский» нос, большие глаза, чёрные брови и немного волнистые светло-русые волосы, зачёсанные на аккуратный пробор) … Внутренний голос опять встрепенулся: «Да ведь это Серёжа пришёл помогать!..»

Услышав её копошение, молодой человек суетливо зашагал к дверному проёму (чем-то он напоминал инфантильного неврастеника-Шурика).

– Простите, пожалуйста, – тихонько заговорил он (его негромкий услужливый тенор всегда вызывал в ней «святую» улыбку), – кажется, я вас нечаянно разбудил… – Сложил шалашиком тонкие пальцы. – Мне безумно неловко, но… на часах уже десять… а ведь мы… собирались… клеить обои… – С каждым речевым оборотом голос юнца стремительно угасал и наконец совершенно поник.

Она от всей души обложила себя невербальным трёхъярусным матом. Что говорить, не таким ей грезилось это славное утро! А ведь она ещё со вчерашнего дня изо всех сил настраивала себя, вдохновляла да мотивировала на «ранний» подъём в половине десятого, дабы, едва подойдёт паренёк (а насчёт этого она до последнего сомневалась), тут же заняться обоями (без всех этих прелюдий и псевдолюбезностей). И на тебе: опять её пунктуальность рушится на самом корню – не помогли ни будильник, ни воля, ни добрая совесть!

«Ну вот, подвела человека! – вздохнула она еле слышно. – Сама позвала и сама же проспала как дура! Лишь бы Серёженька не обиделся…»

Её узковатые серо-голубые глаза извиняюще остановились на его больших зелёных гляделках. (Глаза у Серёженьки были хорошие – живые, ясные, выразительные. Ах, как часто их озаряли минуты светлого вдохновения! Но иной раз в них неожиданно вспыхивали и колючие искорки юмора. А иногда его глаза обволакивала глубокая невыразимая печаль. В такие моменты взгляд паренька как бы смотрел сквозь тебя, внутрь своей сокровенной души…)

Она нерешительно отступила от двери.

– Ладно… Заходи уж, наверное…

Обескураженный молодой человек даже не двинулся с места.

– Ну проходи, проходи! – ей уже с трудом удавалось сдерживать распирающее грудь раздражение. – Что теперь, будем стоять и смотреть друг на друга, как бараны на новые ставни?!

– Да… Хорошо, хорошо…

Застенчиво улыбнувшись, Серёжа тихонечко посеменил за ней следом.

– Просто так неудобно выходит… – бормотал он, затворяя скрипучую дверку.

Она уселась на жёстком диване, всё ещё пребывая в сонливом, тупом отрешении. «Помощничек» молча застыл на пороге прихожей. Время, будто грозный фантом, медленно растворялось в оцепенелой прострации…

– А где ваша девочка? – прошептал паренёк, деликатно осматривая помещение.

– Во-о-он там, – кивнула она на постельку, чувствуя – буквально и фигурально, – как окончательно угасает вся её бодрость.

Что тут говорить, перед ней простиралась целая гамма суетных, обременительных хлопот: сперва надо было пойти в туалет, с туалета – на кухню, с кухни – до прачки, с прачки – снова домой: обработать раствором контактные линзы, привести себя в «божеский» вид, быстренько перекусить, разбудить дочь, навести ей «корма» и опять чесать в коридор в поисках няньки… Так-то живут в общежитии люди…

Серёженька стоит улыбается.

– Как же спать охота… – совсем осоловела она и, словно проверяя на прочность чужое терпение, недобро уставилась на юнца близоруким прищуром (когда-то ей очень нравилось глядеть на его «двойные» узкие скулы, но сейчас, по правде говоря, было не до созерцания нордических «изваяний»! ). – Сергей, вы уж простите, что так получилось… Просто я легла в три часа ночи – сами понимаете… – Уныло поморщила вздёрнутый носик. – Никак не могу выспаться с этим ремонтом! Когда же я его только закончу?..

Молодой человек испуганно зачурался, как Фома перед Вием:

– Даже не думайте извиняться! Вы всё делаете правильно! Я прекрасно вас понимаю… – Повернулся в сторону выхода. – И вообще, это я поступил опрометчиво – мне следовало бы прийти немного позднее. Вам же надо переодеться, подготовить всё необходимое и… – Не досказав, паренёк поспешно начал ретироваться.

Она невольно рассмеялась, тронутая его нелепыми интеллигентными дифирамбами.

– Подождите, не уходите… Я не это имела в виду… – Пригласительно указала на место рядом с собою: – Присядьте, пожалуйста. Давайте, давайте… Я сейчас немного подумаю, хорошо?.. Да присаживайся ты наконец!

Секундное разочарование промелькнуло на открытом лице человечка. «До чего же я не люблю, когда рушатся планы! – Его „кричащие“, ясные мысли можно было читать будто книгу. – Я, между прочим, весьма пунктуальный, педантичный и ответственный человек, а ты…»

Но, слава Богу, Серёженька не убёг (а ей уже виделось именно это), и, смирившись с суровой жизненной прозой, осторожно присел «полужопкой» на краешек твёрдой поверхности (словно соблюдая строжайшие антиковидные правила дистанцирования).

В нос ей ударил стойкий сладко-пряный парфюм.

– Это что у вас за духи?

– «Адмирал. Последний герой», – отозвался с доброй улыбкою мальчик. – Старый бренд от Сержио Неро. Древесно-пряная композиция. – Мечтательно втянул в себя воздух. – Верхняя нота изумительно раскрывается фруктово-цитрусовым сочетанием: яркий лимон, дымный бергамот, спелая слива и кисло-сладкое яблоко. Но через пару минут их постепенно сменяет главная – средняя – нота, пряное «сердце» парфюма: гвоздика, корица и благородное красное дерево. А по истечении нескольких часов на коже остаётся очень стойкая нижняя нота: дурманящая ваниль, тяжёлый «лесной» ветивер, смолисто-бальзамический кедр и ненавязчивый сандал… Да…

От такого соблазнительного описания пахучих веществ в животе у неё сдавленно забурчало.

– Ладно… – встрепенулась она, положив на живот руку. – Фронт работы на сегодня таков. Прежде всего надо разобраться с обоями. Я планирую управиться к трём-четырём часам дня – за это время желательно оклеить и «зал», и «прихожку». Вот. А затем (если, конечно, всё пойдёт по задуманному плану) нужно будет съездить на Второй Брянск за линолеумом…

– За линолеумом? – обалдел «парфюмер».

– Да, и гардиной в том числе… – взмахнула она указательным пальцем. – Вот. Ну а дальше дело за малым: расстелем линолеум, подрежем и – если останется время – начнём перетаскивать мебель. – Капризно нахмурила брови. – Сегодня же хочу заселиться обратно!.. Впрочем, на том ваша миссия и заканчивается: мебель-то мы всё равно не подымем, так что буду опять искать мужиков… – Постучала ногтём по голой коленке. – Вот такие, мой друг, пироги…

Поджав губы, помощник надолго ушёл в сокровенные думы. Похоже, такой плотный график никак не входил в его «звёздные» планы!

– Что ж, весьма и весьма разлюбезно, – очнулся он наконец. – Как скажете, так и будет… – Ободряюще ей улыбнулся: – Не переживайте, всё сделаем мигом!

Она опять засмеялась – подобный оптимистичный подход в самый раз придавал вдохновения. М-да, с Серёжей было легко…

И как же всё-таки иронично их дразнила судьба! Они знали друг друга ещё с две тысячи шестнадцатого года – больше трёх лет Серёженька был для неё безликим, «аморфным» соседом-фантомом (с комнатой строго напротив). За всё это странное однообразное время их соседское «общение» сводилось лишь к скупому, недружелюбному «здрасьте». К тому же её первое впечатление о мальчике было совершенно отвратным – он казался чрезвычайно высокомерным, пафосным и немножечко чокнутым эгоистом, лишённым малейшей эмпатии. Вечно угрюмый, вечно загруженный, вечно оторванный от реальности, молодой человек бессознательно походил то на забытого всеми поэта, то на голливудского аутсайдера, то на редкого исполнителя ретро FM…

А потом наступил девятнадцатый год, и тогда в её жизнь пришли перипетии. Сперва она переехала к мужу, затем – забеременела, а затем – снова вернулась домой в родную общагу (одна, но с очень красивым животиком). В общем, Фортуна преподносила какие-то странные новшества… А вскоре на их этаже оборвало люминесцентную лампу – прямо в промежутке между её и Серёжиной «хатами». И вот тогда – благодаря разбитой вдребезги лампе! – они наконец-таки стали общаться (ведь им поневоле пришлось действовать сообща, устраняя лихие последствия «драмы»). К её величайшему изумлению, у них оказалось немало схожих наклонностей: оба вежливые и общительные, оба заядлые книголюбы, оба поклонники оккультизма (Серёжа гадал на Таро, она составляла прогнозы), оба веровали в Бога, оба разочаровались в церкви, оба потеряли веру в людей, оба заработали депрессивное расстройство, оба пытались покончить с собой, оба разругались со своими родными, оба были мечтатели, оба лукавые, оба искали настоящих друзей… Но самым большим открытием для неё стала главная тайна соседа: это был нищий поэт и писатель, который постоянно совершенствовал своё ремесло. Короче говоря, новые впечатления были получены ей под завязку (с кем, с кем, а с издателями книг она ещё никогда не общалась!)…

Но их приятельские отношения длились недолго: хозяйка апартаментов, где проживал горе-писатель (причём это была его родная сестра), продала чёртову комнату, так что Серёженьке поспешно пришлось выметаться. В Брянске его не было видно около года (как оказалось, весь этот скрытый «инкубационный» период он провёл на сельских просторах, горюя по любимой общаге). К этому времени она уже родила свою девочку. Но словно по иронии судьбы вскоре ей тоже пришлось перебраться в деревню: потребовался ежедневный уход за разбитой инсультом бабулей… Ну а дальше на планету обрушилась пандемия ковида…

И вот, пришло долгожданное лето двадцатого года. Люди постепенно выходили из карантина. Она благополучно вернулась на «Командор» с подросшей годовалой малюткой (бабушка, слава Богу, поправилась окончательно). И тут её настигла грандиозная новость: после долгих скитаний и странствий в общагу приехал местный Есенин! (Каким-то фантастическим, лишь ему одному известным образом Серёжа сумел перебраться на третий этаж, выпустил новый роман, и его не сожрала «корона». ) Но, к сожалению, их прежняя дружба угасла по полной программе – на смену живому тёплому общению опять пришла холодная отчуждённость. Что-то обернулось не так, что-то было утеряно…

Полетели привычно деньки. Лето сменила тёплая осень, а вместе с ней на город обрушилась вторая волна пандемии. И в это суровое, неблагоприятное время наша хрупкая мать-одиночка решилась ввязаться в капитальный ремонт! Сказано – сделано. Ей пришлось перебраться в соседнюю бесхозную комнату, перетащить туда свою мебель и полностью перекроить вчерашние будни. Работы хватало с избытком: она с утра до ночи красила батареи, белила углы, шпаклевала огромные дыры, грунтовала поверхность, стелила полы, сдирала обои… Но Бог её не оставил. Помощники всё же нашлись, и уже через пару недель «беспощадный» ремонт подходил к благополучному завершению. Осталось только поклеить обои…

И тут помогла простая случайность (а может, это всё же была не случайность?). В самый разгар напряжённой работы, когда её уже вовсю начинало шатать от бессилья и голода, женщина зачем-то выглянула в коридор. И вдруг – откуда ни возьмись! – нарисовался Серёженька. На этот раз в отстранённых глазах паренька вспыхнуло непритворное сострадание к барышне. «Я могу быть вам хоть чем-то полезным?» – неожиданно спросил он, застыв перед нею. Она немного замешкалась, затем усмехнулась и – чисто из обыденной вежливости – бросила ничего не значащим тоном: «Приходите завтра – обои будете клеить!» Это была нелепая шутка, но от такой прямоты молодой человек слегка растерялся. «Хорошо, – неопределённо кивнул он. – А к которому часу прийти?» – «Часам к десяти», – засмеялась она, ни на секунду не веря поэту. (Да какая с него может быть помощь?!) Серёжа промолчал, развернулся и вышел на улицу в явно подавленном настроении. А вскоре она и вовсе забыла про эту беседу, прекрасно понимая, что с обоями ей точно придётся повертеться одной…

Но Серёжа пришёл. И вот – сидит сейчас рядом…

Она глубоко вздохнула, переведя взгляд с юнца на спящую девочку.

– Спит моя умница… Ладно, пойдёмте хотя бы замерим все стены…

С этими словами женщина надела очки, взяла карандаш, рулетку, а также «рацию-няню» (полезный чувствительный прибор, позволяющий всегда быть на «связи» с ребёнком), после чего «работяги» тихонько направились к выходу.

Её «официальная» комната располагалась неподалёку – буквально в паре-тройке шагов от «времянки».

– Тут у меня, конечно, полный трындец, – усмехнулась она, отпирая железную дверцу, – так что слабонервных сразу прошу удалиться!

Что говорить, внутри помещения царил характерный рабочий «переворот»: унылые голые стены, усеянные кусками навеки присохших обоин, тусклая лампочка Ильича, застеленный грязною плёнкою пол, сдвинутые к стенам стеллажи, беспорядочно сваленный инвентарь и специфический запах недавно подсохшей шпаклёвки (запах мокрого камня, песка и могилы)…

Серёжа задумчиво потоптался на месте.

– Что ж, всё лучше, чем у меня дома! – Затрясся от беззвучного смеха (почему-то он не любил смеяться открыто – видимо, стеснялся своих крупных зубов).

Она нерадостно ухмыльнулась, обнажив неброские мелкие зубки (от её улыбки по щекам разбегалась тонкая сетка морщинок).

Нависло гробовое молчание.

– Стало быть, решили обновить комнатушку? – прервал тишину мальчик.

– Ага.

– Насколько я понимаю, для личного пользования или… всё-таки продавать собираетесь?

– Пока только для себя… – сверкнула очками миледи и вдруг осерчала: – Какой смысл делать ремонт на продажу?! Новые хозяева всё равно по-своему переделают – и все труды пойдут прахом!.. Мне что, больше некуда девать силы и средства?!

Серёженька смиренно опустил к полу глазки, на его бледных «милых» щеках нарисовались мохнатые тени от длинных ресниц… Она искоса взглянула на скромного юношу, выхватив взглядом неестественно чёрную родинку на его правой скуле (не меланома ли это?). Вблизи ей удалось рассмотреть несколько любопытных «деталей» поэта, не замеченных ранее (косой шрам на лбу, глубокая морщина на переносице, впадинка под нижней губой и едва различимая «линия» на бороде) … Каким-то непостижимым образом в этом маленьком, худом человечке смогли воплотиться сразу несколько обманчивых фенотипов: безобразных, изящных, старинных (воистину, Бог шельму метит!)…

– Ладно, берись за рулетку – начнём замерять… – потеплела хозяйка, переходя снова на «ты». (Она давно уже хотела избавить себя и соседа от излишних формальностей, но привычка, выработанная годами, то и дело всплывала.)

На этой безрадостной ноте наши друзья приступили к замерам. Сперва они измерили площадь (чтобы подогнать под размеры линолеум), затем принялись замерять высоту стен, но те оказались настолько неровными, что ни о каком универсальном шаблоне не могло быть и речи.

Она в который раз наморщила носик.

– Кажется, всё обстоит намного сложнее…

– Ничего-ничего, – нежно промолвил Серёжа, кладя на столик рулетку. – Да, придётся малость повозиться с этими жуткими выступами, но… – Убийственно посмотрел на страшные стены. – Кстати, а где ваши обои? Вы уже закупились?

– Сергей, может, уже начнём обращаться друг к другу на «ты»?! – фыркнула женщина, вынимая из-под груды «балясок» пару новых рулонов. – Вот. Сама выбирала… Это для «зала», а это – в «прихожку»… – Склонилась над Серёжиной мордочкой: – Ну, что скажешь, писатель?.. Нравится или как?

Мальчик распрямил сутулые плечи, смерил рулоны пристальным взглядом, а затем погрустнел. (Одни обои были тёмно-коричневыми с неопределённым золотистым узором, другие – бледно-жёлтыми в бесцветных ромашках.)

– Э-э-э… В принципе, они симпатичные… – начал издалека он. – Я ни в коем образе не хочу вас обескуражить, но… просто сейчас как-то не в моде использовать тёмные обои с крупным рисунком…

– Да ты шо? – надумала уже обижаться она. – А что в таком случае в моде?

– Ну, сейчас охотно прибегают к очень светлым (практически белым) тонам – они визуально расширяют пространство. Кроме того, для лучшего контраста цветов одну стену оклеивают «отвлекающими» обоями очень ярких, весёлых оттенков. Подобное сочетание действительно выглядит классным и современным. Кстати, я так делал однажды.

Она уныло вздохнула, бросила на пол рулоны. Настроение вновь поползло в преисподнюю. «А тебе не по хрену мороз, как я собираюсь оклеивать комнату, брехун ты негодный?!»

– Ну, раньше надо было приходить со своими советами… А пока всё у меня останется по старинке…

Серёжа взволнованно выставил руки:

– Вы уж простите, я нисколько не хотел вас…

Дама скептически кашлянула.

– Если ты ещё раз скажешь мне «вы», – пригрозила она, содрогаясь в приступах смеха, – я тебя… в общем, я тебя прогоню отсюда, наверное… – Внезапно посерьёзнела. – И прекрати уже строить из меня директрису! Я не собираюсь тебя эксплуатировать!

– Да, да, хорошо… – закивал паренёк. – Только, пожалуйста, постарайтесь… – мгновенно себя одёрнул: – постарайся не злиться, даже если что-то пойдёт не по плану. Хорошо? – Пронзил её секундным взглядом удава. – Просто я совершенно не выношу прессинга (особенно со стороны женщин). А ещё мне крайне противна злобная критика, а также ругань, повышенные тона и предвзятое отношение.

Барышня помрачнела и недоумённо уставилась на поэта, как если бы услышала от него признание в том, что он носит с собою тесак и готов убивать напропалую. «Я хоть раз на тебя злилась, чертяка?!»

– У кого-то из нас очень стереотипное мышление, – печально констатировала она, погрузившись в нехорошие думы. – А с чего ты вообще взял, что я могу тебя как-нибудь дискриминировать или унизить?

– Я такого не говорил! – забожился Серёжа. – Вы… ой, ты… вовсе не дискриминируешь меня, а дискредитируешь!

Ай да Серёженька! Ай да ссакин сын! Женщина вновь содрогнулась от хохота (запрокинув голову аж до самых лопаток!). Её старомодные очки тут же увлажнились от хлынувших слёз.

Мальчик вежливо захихикал ей в солидарность.

– Просто постарайся, пожалуйста, на меня не ругаться, ладно? Даже если я где-нибудь накосячу… – Сделал такую святую мордашку, что у неё невольно расплавилось от нежности сердце!

– Ах ты, маленький Банди! – умилилась она и, не удержавшись, щёлкнула ему пальчиком по носу. – Не бойся, я отпущу тебя живым и здоровым – честное злодейское слово!

Шутница ещё что-то хотела сморозить в этом же духе, но внезапно ощутила приступ острой апатии. (В последнее время её всё чаще стало бросать в подобные крайности – от глумливого юмора к лёгкой депрессии. Уж не эмотивно-лабильное это расстройство?)

– Ладно, хватит дурачиться. Время-то идёт… – отрезала она, направившись к выходу. – В общем, сейчас мы всё равно ничего толком не сделаем: надо разбудить дочь, затем попить чайку да опять вылавливать Таньку…

Серёжа мгновенно почувствовал её подавленное настроение, так что благоразумно поспешил раствориться в пространстве.

– Конечно, конечно. Занимайтесь своими утренними процедурами, а я загляну позже.

– Через полчасика приходи, – бросила она убегающему по лестнице другу…