Забытый демон. Детективная серия «Смерть на Кикладах»

© Сергей Изуграфов, 2021

ISBN 978-5-4493-4039-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПЕРВЫЙ СЕЗОН

«УБИЙСТВО НА ВИЛЛЕ «АФРОДИТА»

«ПРОПАВШИЙ АЛХИМИК»

«ПЯТЬ АМФОР ФАЛЕРНСКОГО»

«ВЫБОР АРИАДНЫ»

«МАСАМУНЭ И МУРАМАСА»

«СУММА ВПЕЧАТЛЕНИЙ»

«СМЕРТЕЛЬНЫЙ ЗАПЛЫВ»

«ЯРЧЕ ТЫСЯЧИ СОЛНЦ»

«ГОЛУБОЙ АЛМАЗ БУДДЫ»

«СО СМЕРТЬЮ НАПЕРЕГОНКИ»

«ЗАБЫТЫЙ ДЕМОН»

«ГИТАРИСТ НА СЕЗОН»

«КАПЛЯ СМОЛЫ»

«ВЕДЬМИН ЧАС»

«ПЧЕЛЫ ПЕРСЕФОНЫ»

«СУД ПАРИСА»

Проклятье будет на тебе и будет оно вечно!

Роберт Саути

Пролог

Разве что-то должно случиться,

чтобы захотелось увидеть старого друга?

Мастер Угвэй

Свежий северный ветер «мельтеми», несущий летом спасительную прохладу на Наксос, – небольшой остров посреди Эгейского моря, прежде чем исчезнуть до следующего лета, задул напоследок сентябрь, как свечу, и жара незаметно ушла, сменившись бархатным сезоном. Днем столбик термометра застыл на невыразительных двадцати двух градусах по Цельсию, а ночью опускался еще на пять, так что всем наконец стало очевидно, что на греческий остров пришла осень.

Постепенно опустели песчаные пляжи и каменные набережные Хоры – столицы острова, прибрежные кафе с их яркими, расписанными вручную вывесками – шедеврами местного Пиросмани¹, сувенирные лавочки и маленькие магазинчики с товарами, среди которых неизменно преобладали тимьяновый мед, китрон², сыры, вино и оливковое масло местного производства.

Для греков, что приезжают летом погостить на Наксос с материка, завершился сезон отпусков, и настала пора возвращаться по домам. Там их вскоре ждет дождливая ветреная зима, полная хлопот и тревог, затянувшихся экономических неурядиц, легкой грусти по ушедшему лету и надежд на скорое возвращение в этот райский уголок. Паромы прибывали на остров ежедневно, все еще следуя летнему расписанию, но уже чаще полупустыми, увозя на материк в большом количестве загорелых, отдохнувших, но притихших и слегка опечаленных туристов. Лето кончилось.

Местные жители в это время года привычно хлопочут в садах, на пасеках и виноградниках: у крестьянина всегда есть дело, если хочешь прожить зиму в тепле и достатке. «Осень кормит зиму», это всем известно. Опять же надо успеть убрать виноград до похолодания и сделать свое вино, разлив его затем по бочкам и оставив созревать в сухих и прохладных подвалах. Что может быть важнее? Впрочем, температура здесь даже в самый «суровый» зимний месяц почти никогда не опускается ниже тринадцати градусов выше нуля. И то, что местные греки воспринимают как «похолодание», немногочисленные гости бархатного сезона, особенно те из них, что прибыли на остров с далекого севера, называют «прекрасным мягким климатом», наслаждаясь отсутствием летнего зноя, опустевшими, знаменитыми на всю Грецию живописными пляжами и все еще теплым морем.

Пусть на набережных и променадах людей стало меньше, но с обеда и до позднего вечера в тавернах все так же играет музыка. Из кухонь плывут ароматы сочной баранины или козлятины, приготовленной на углях с дымком, лаврака на решетке, – морской рыбы, больше известной туристам из других стран под именем «сибас», печеного на углях лука, обжаренных в оливковом масле перцев и баклажанов с чесноком. Эти запахи смешиваются с благоуханием омаров в томатном соусе, щедро сдобренном пряными травами, птицы, тушеной в красном вине по местному рецепту, и традиционной похлебки из мидий. К ней подается на тарелке с ломтиками лимона жареный сыр саганаки-гравьера с золотистой хрустящей корочкой. Все это сливается с феерическим букетом специй, чеснока, лимона и оливкового масла, – как уж тут устоять! Ноги сами приведут вас на порог ближайшей таверны…

Еще не успевают опуститься самые легкие сумерки, но все туристы и местные жители уже расходятся по приглянувшимся тавернам, где, оживленно переговариваясь, занимают места за столиками и отдают дань местному гастрономическому ритуалу. Немедленно появляющиеся улыбчивые официанты молча ставят перед постоянными клиентами глиняные литровые кувшинчики с домашним белым вином из местных сортов винограда, блюдца с холодными баклажанами, тушеными в оливковом масле с чесноком. Довершают картину плетеные корзинки с горячим домашним хлебом, нарезанным огромными ломтями. Под ароматную закуску и вино с нежным цветочно-цитрусовым привкусом, в ожидании основного меню, начинаются дружеские беседы. Они продлятся далеко заполночь, а иногда и до самого утра. В этот предрассветный час за сдвинутыми теснее столами, чтобы поместились все гости, останется лишь пара-тройка самых стойких посетителей, держащих в руках полупустые бокалы и улыбающихся друг другу с благодарностью за прекрасно проведенное время в задушевных разговорах.

Ошибется тот, кто предположит, что на небольшом клочке суши посреди Эгейского моря день и ночь для островитян столь же различны, как и на материке. Границы суток здесь настолько смазаны, что очень часто забываешь и дату, и день недели. Стоит пробыть здесь хотя бы месяц – все! Ты потеряешь счет времени навсегда. Кажется, что тот самый «праздник», о котором писал Хемингуэй, и в самом деле наконец-то «с тобой». Праздник, непрерывно напоминающий о себе мерным шелестом прибоя в марине, ароматами таверн, запахом пиний, водорослей и йода. И самая волшебная его пора – ночная, самая загадочная, полная тайн и неожиданных поворотов, что случаются в судьбе почти у каждого. А внешне на острове царит спокойствие и безмятежность…

«Спокойствие и безмятежность? Как бы не так! Стоит только приехать на греческий остров, выйти на набережную, занять столик в таверне, тот самый, у кромки прибоя, и немного подождать… И что-то обязательно произойдет, уж поверьте моему опыту!»

Так, посмеиваясь своим мыслям, рассуждал худощавый и подтянутый брюнет лет сорока пяти, ростом выше среднего, в светлом костюме и замшевых туфлях. Брюнет с отличной выправкой кадрового военного неспешно прогуливался, словно в ожидании кого-то, по набережной Наксоса вдоль линии таверн, кафе и сувенирных магазинчиков. Было видно, что мужчина пребывал в отличном настроении. Его гладко выбритое, странно бледное для жителя южного острова лицо бросалось в глаза и вызывало удивленные взгляды у встречных туристов. Седина уже начинала пробиваться у него на висках, а у четко очерченных губ залегла легкая складка, которая могла бы стать резче, стоило ему лишь озабоченно или сердито нахмурить брови. В такие моменты его обычно спокойные серые глаза словно леденели, движения становились стремительными, точными и резкими. Наметанный взгляд замечал сразу, что перед ним опытный боец, мастер единоборств, профессионально обученный и подготовленный.

Любой, впервые столкнувшись лицом к лицу с необычным брюнетом, долгое время не смог бы оторвать взгляда от косого, давно зарубцевавшегося белого шрама на его левом виске, будто кто-то очень давно махнул наискось острой бритвой, целясь, судя по всему, по глазам, и промазал, оставив на лице мужчины эту отметину. Но лишь немногие под его пристальным взглядом осмеливались задать вопрос о том, как именно это произошло. Еще меньше получали исчерпывающий ответ.

Дойдя до конца причала, откуда отдельная дорожка вела на маленький островок Палатий, где находится огромная арка Портара³ – одна из важнейших достопримечательностей Наксоса, брюнет остановился и, помедлив, спустился на галечный пляж, подойдя почти к самой кромке воды. В его руках немного странно смотрелась элегантная трость из полированного дерева, которой он время от времени задумчиво помахивал. Костюм, сшитый точно по мерке, выгодно подчеркивал его осанку, отчего он казался еще выше, но при этом совершенно не стеснял движений. Мужчина, пройдя несколько шагов, вдруг остановился, прижав трость к телу локтем левой руки, быстро наклонился, подобрал плоский камешек, что попался ему под ноги, и, резко размахнувшись, пустил его по глади воды, в уме считая «блинчики». «Семь, восемь… Десять… Двенадцать, тринадцать… Тринадцать! Чертова дюжина!»

Брюнет пожал плечами, отряхнул руки от налипшего песка. Результат ему не понравился, но владелец виллы «Афродита» Алекс Смолев был человеком, далеким от суеверий. Тем не менее, он поискал глазами очередной гладко отшлифованный голыш и только собрался протянуть к нему руку, чтобы исправить результат, как услышал знакомые легкие шаги у себя за спиной и, не оборачиваясь, улыбнулся.

– Вот видишь, дорогая Лили, – прозвучал мелодичный женский голос, говоривший по-английски с едва уловимым испанским акцентом. В голосе ясно звучали с трудом сдерживаемые смешливые нотки. – Я же говорила, что он здесь, на пляже! Наслаждается жизнью! Камешки бросает! Пока я мучаюсь с покупками! Никакого сочувствия к женской доле!

Ее светловолосая подруга, по виду – англичанка, с явной примесью ирландской крови, судя по россыпи рыжих веснушек, широко улыбнулась, отчего на ее веснушчатых щеках заиграли ямочки, и сердечно поздоровалась с мужчиной, быстро поднявшимся к ним на пирс:

– Добрый день, Алекс! Мы со Стефанией и вправду уже четверть часа вас разыскиваем! Обошли все кафе в этой части набережной.

– Четверть часа? Вот она – английская сдержанность! – фыркнула испанка. – Битый час, не меньше! Я звала тебя еще из лавки, но ты меня не слышишь! Камешки он бросает в воду! И не надо больше рассказывать мне, насколько ты меня старше! Больше я тебе не поверю ни за что! И зачем ты отключаешь телефон?

– Наконец-то, дорогая, – успел вставить слово Алекс, обернувшись и продолжая улыбаться. – Ты уже закончила обходить лавки? А где твои покупки? Я ничего не вижу. Ничего не приглянулось? Жаль! Добрый день, Лили! – поздоровался он с англичанкой. – Телефон я отключил, чтобы Катерина не мешала нам отдыхать. Она уже трижды позвонила с отчетом о заехавших постояльцах. И если бы я не сделал вид, что мой мобильный разрядился, то до сих пор бы еще выслушивал ее соображения по поводу размера и цвета чемоданов у новых жильцов и каких-то фотографий знаменитостей с автографами. Софья уехала в Додзё, оставив ее одну на «мостике»⁴ и, похоже, ей просто не с кем поговорить. Отключил и раньше ужина включать не собираюсь! Все вопросы подождут до вечера!

Затем он сам обратился к подруге своей спутницы с вопросом:

– А как ваши дела, Лили? Какими судьбами? Я думал, вы с Джеймсом вернетесь с морских раскопок только к вечеру: капитан Василиос говорил, что вы идете к южной оконечности Пароса. Это добрых пять миль в одну сторону!

– Непредвиденные обстоятельства, Алекс, – улыбнулась ему англичанка. – Пришлось поспешить!

– Это даже хорошо, что вы поспешили: Петрос обещает сегодня на ужин что-то грандиозное! – заметил Смолев. – Он пригласил еще двух поваров, будет что-то среднее между аргентинским асадо⁵ и греческим вечером с жареным барашком-патудо. Кстати, прибыла и новая партия вина из долины. Музыка и танцы тоже в программе!

– Какая прелесть! – воодушевленно воскликнула Лили. – Если бы мы это пропустили, Джеймс бы не смог этого пережить! Вы же знаете, перед кухней «Афродиты» он просто благоговеет. Сам не свой перед каждым ужином. За час до выхода бегает по номеру, заламывает руки и буквально стонет, все подгоняет меня, чтобы не возилась с туалетами: переживает, не остыли бы горячие закуски. А потом его за уши не оттащить от блюда с креветками или с жареной бараниной. Он как-то сказал мне, что ваша кухня, дорогой Алекс, – это блаженство для англичанина, «райские кущи с нектаром и амброзией», как он выражается. Думаю, что в устах историка-археолога это высшая похвала. В общем, рай. В его понимании, конечно.

Все трое весело рассмеялись. Аппетит Джеймса Бэрроу, прямодушного и немного наивного весельчака, доброго друга хозяина виллы «Афродита», давно вошел в поговорку у работников виллы: «Голоден, как английский археолог!» – говорили повара и официантки. Его увлеченность островной греческой кухней уступала лишь его главной страсти – подводной археологии. С недавнего времени, признав его неоспоримые научные заслуги, Министерство культуры Греческой Республики предложило ему пост почетного директора археологического музея на Наксосе.

– Так что же произошло? Что заставило вас так быстро вернуться?

– Алекс, вы же знаете, насколько Джеймс неугомонен! Еще утром на борт «Афины» водолазы подняли несколько чудом сохранившихся флаконов из разноцветного венецианского стекла. Он едва дождался, пока капитан Василиос высадит нас на берег, и со всех ног помчался скорее в музей. Я неоднократно звонила ему туда, но муж взял трубку лишь с третьего раза, и по осипшему голосу я поняла, что он уже два часа спорит до хрипоты со своим помощником, недавно назначенным смотрителем музея.

– О чем? – искренне удивилась испанка, крепко взявшая Смолева под левую руку и с большим интересом следившая за разговором.

– О датировке, вероятнее всего, – снова рассмеялся Смолев, постукивая тростью по бетону пирса. – О чем еще могут спорить археологи? Муранское стекло стали производить на одном из венецианских островов, если я не ошибаюсь, с конца тринадцатого века. Несколько производств сохранились и по сей день. Семьсот с лишним лет! Огромный исторический период. Есть, о чем поспорить!

– Совершенно верно, – сокрушенно покивала головой Лили. – Кристина ушла на день рождения к своей подружке и пробудет там до самого вечера, у них там настоящий детский клуб с викторинами, конкурсами и детской дискотекой, после которой начнется просмотр мультфильмов. Дети в этом сезоне совершенно без ума от «Кунг-Фу Панды». А мне совершенно нечем заняться. Муж сказал, что они сейчас отправятся в Кастро⁶, поговорить со старшим смотрителем и руководителем экспозиции венецианского музея, чтобы «разрешить важнейший вопрос, не терпящий отлагательств», и, прежде чем бросить трубку, сказал, чтобы я тоже шла туда, если не хочу прождать его на набережной до позднего вечера.

– Никогда бы не подумала, что в археологии столько эмоций, – вполголоса по-испански произнесла Стефания, заглядывая в глаза Смолеву. – Мне казалось, что это наука, которая настраивает на спокойный и созерцательный лад.

– Это еще цветочки, видела бы ты нашего друга-археолога в гневе: это тореадор и бык в одном лице! – ответил ей Смолев на языке Сервантеса и, перейдя на английский, добавил: – В таком случае присоединяйтесь к нам, Лили! Уверен, что мы прекрасно проведем время. Можем прогуляться по набережной, дойти до Портары, а потом вернуться в таверну. Или вы все-таки хотите навестить Джеймса в замке?

– О, Алекс! Я так была рада по дороге встретить Стефанию и узнать, что и вы здесь! Какая удача! Алекс, мне ужасно не хочется идти в этот замок одной, не знаю почему. Он отчего-то наводит на меня тоску и даже среди белого дня. Иногда до мурашек! Б-р-р-р-р-р! Словно там водятся привидения! Но мне просто необходимо поговорить с мужем по поводу школы для Кристины. Мы вторую неделю откладываем разговор. Пойдемте вместе, а? Стефания?

– С удовольствием, Лили! – весело откликнулась молодая испанка. – Я еще ни разу не была в старом венецианском замке. А если там и вправду есть привидения – это вдвойне интересно, никогда не видела привидений! В Кастро, в Кастро! И прямо сейчас, покупки подождут!

Смолев молча поклонился, галантно предложил Лили правую руку, и трое друзей, смеясь и негромко переговариваясь, неспешным размеренным шагом направились от набережной в сторону старой венецианской крепости.

Построенная в начале тринадцатого века крепость, с мощными бастионами и башнями из светлого песчаника, венчала холм, сбегавший амфитеатром к бухте и усыпанный большим количеством белоснежных домиков: частных резиденций, небольших вилл и гостиниц. От набережной до Кастро, где на территории древнего форта помимо археологического музея расположились еще и музей венецианского быта с винными погребами баронов Делла Рокка, и бывшая школа урсулинок, и Кафедральный собор в романском стиле, было всего несколько минут пешком.

Спустя пару часов на набережной остановилась запыленная полицейская машина, с переднего пассажирского сидения которой неловко выбрался утомленный мужчина, на вид лет сорока, в сером мешковатом костюме и белой сорочке с потемневшим от пыли и пота воротником. Устало обмахиваясь большого размера носовым платком, приехавший, словно ища кого-то, быстро оглядел набережную. Посетителям ближайшего кафе было видно, как он, не обнаружив цели своих поисков, обессилено оперся на капот авто, и разочарованно пыхтя, сперва вытер платком взмокший затылок, а затем набрал номер на мобильном телефоне.

Стоявшие рядом с ним два полицейских сержанта неловко переминались с ноги на ногу, словно в ожидании указаний. Вскоре указания последовали. Видимо, отчаявшись дозвониться по нужному номеру, мужчина что-то скомандовал сержантам, и те, быстро развернувшись на месте, разделились и спешно отправились по прибрежным кафе и тавернам, прочесывая заведение за заведением, выбегая время от времени на набережную и издалека разводя руками, словно докладывая начальнику таким образом о тщетности своих поисков.

Тяжело вздыхая, мужчина дошел до ближайшего столика первого же попавшегося кафе и, кисло улыбнувшись в ответ на доброжелательное приветствие узнавшего его официанта, заказал кружку черного кофе. Получив заказ, он сделал пару глотков и устало откинулся на стуле. По всему было видно, что старший инспектор уголовной полиции Наксоса Теодорос Антонидис находится в растерянности и замешательстве, близком к отчаянию.

Часть первая

Вахмистр спросил:

– Скажите, почему у вас ничего, решительно ничего нет?

Я. Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка»

Эта загадочная история началась ранним утром того же дня, когда тревожный звонок сержанта Дусманиса с места происшествия застал начальника уголовной полиции за дружеским завтраком на вилле «Афродита». Наскоро покончив с рисовой кашей, оставив кружку с недопитым кофе и неловко извинившись перед гостеприимным хозяином, старший инспектор сбежал по ступенькам к ожидавшей на улице Апиранто полицейской машине.

Привычно усевшись на переднее пассажирское сиденье потрепанного служебного «Фольксвагена Поло» с мигалкой на крыше и обмахиваясь большим платком, словно веером, Теодорос Антонидис всю дорогу до замка Базеос размышлял о том, что Провидение наконец-то шлет ему возможность применить на практике свой талант детектива. До деревушки Сангри, рядом с которой находился замок, было двенадцать километров. Водитель вел машину быстро, плавно проходя виражи и повороты трассы. Так же стремительно и плавно текли мысли старшего инспектора.

Долгожданная удача! Прекрасный шанс и для него самого, и для афинского руководства наконец-то оценить по достоинству аналитические и дедуктивные способности начальника уголовной полиции Наксоса! Скоро он станет семейным человеком, и справедливая награда за блестяще проведенное расследование не будет лишней. Не говоря уже о том, что заслуженный успех позволит ему укрепить свой авторитет и в глазах подчиненных, и жителей острова.

Переполняемый чувствами, Антонидис издал радостный возглас и нетерпеливо потер руки, вызвав удивленный взгляд водителя, отчего несколько смутился, достал свежий платок, вытер им лицо и дал себе слово, что впредь будет вести себя сдержаннее.

Теодорос Антонидис не был чрезмерно тщеславным человеком, отнюдь. Просто иногда ему казалось, что судьба – в профессиональном плане – могла бы быть иногда к нему чуть более благосклонна.

И когда машина, заскрипев тормозами, уже остановилась, съехав с асфальта на обочину у пункта назначения, а поднятые ею белесые клубы дорожной пыли медленно оседали вокруг, он все еще сидел, погруженный в свои мысли, прокручивая в голове утвержденный Департаментом полиции порядок проведения следственных действий, предвкушая предстоящую работу и неминуемый блестящий результат.

Через минуту он вышел из машины и обнаружил своего сержанта, нетерпеливо переминавшегося с ноги на ногу у входа на территорию замка. Поприветствовав его кивком, Антонидис отметил, что подчиненный бледен и взволнован. «Дело, похоже, серьезное!» – снова обрадовался глава уголовной полиции.

– Докладывайте, сержант, – бодро произнес полицейский, осматриваясь вокруг. – Что стряслось на этот раз?

– Вот, прошу, господин старший инспектор, – несколько растерянно произнес Дусманис, привычно уступая дорогу своему начальнику и пропуская его первым во двор замка Базеос. – Взгляните сами! Уж не знаю, что и думать…

Старинный каменный форт с огороженным внутренним двором на небольшом холме у проселочной дороги – мощное, но довольно нелепое, как показалось старшему инспектору, сооружение прямоугольной формы из желтого песчаника – выглядел торжественно и монументально в лучах восходящего солнца.

На внутреннем фасаде в хаотичном порядке были разбросаны окна и ниши разных форм и размеров – явный признак того, что древнее здание за свою долгую историю неоднократно перестраивалось и обновлялось, и его многочисленные строители при этом не придерживались хоть сколько-нибудь единого архитектурного проекта, жертвуя внешней красотой и элементарной симметрией в угоду простоте и комфорту.

Вокруг самого форта были расположены еще несколько одноэтажных построек с круглой крышей из более темного камня, того же материала, что и стены двора, видимо, выстроенные в одно с ними время, – то ли хранилища, то ли бывшие кельи монахов. Между ними и стеной форта пышной кроной шелестел старый платан.

Когда-то, на стыке шестнадцатого и семнадцатого веков, это была просто сторожевая башня венецианского гарнизона, охранявшего остров, затем, после расширения и возведения дополнительных построек на целых двести с лишним лет здесь возникла христианская монашеская обитель. Монастырь носил гордое имя «Животворящего Креста Господня», – крошечная двухнефная звонница на два колокола до сих пор сохранилась над фасадом главного здания, – пока однажды и монахи по какой-то причине не покинули обитель навсегда.

В девятнадцатом веке здание было выкуплено семьей Базеос. Потомки семьи владеют замком и по сей день, восстанавливая и реставрируя бывший форт-монастырь и его интерьеры в венецианском стиле. На рубеже двадцать первого века владелец решил открыть замок для туристов.

Эту краткую справку старший инспектор почерпнул из рекламного буклета Фестиваля по дороге. К стыду своему, за два года проживания на Наксосе Антонидис ни разу не посетил эту достопримечательность. «Что же, придется все изучать с самого начала и как следует!» – подумал он. – «Пора приступать к делу!»

– Где это произошло? Где тело? Кто его обнаружил? – на ходу поинтересовался начальник уголовной полиции острова, продолжая рассматривать замок во все глаза.

– Тело на месте. В смысле, на том месте, где его нашли, господин старший инспектор! Смотритель, который обнаружил тело, тоже. Вернее, он у себя в кабинете, ждет вызова. Вы сами сможете убедиться! Сплошная мистика! – отчего-то вдруг перешел на взволнованный свистящий шепот сержант. – Просто в голове не укладывается! Я позвонил вам сразу же, как только узнал. Такого дела у нас еще не было! А какая гримаса у него на лице! Аж мурашки по телу!.. Будто он самого дьявола увидел!

В ответ на замечание сержанта Антонидис пробурчал себе под нос что-то неразборчивое, что с одинаковым успехом можно было бы принять и за критику, и за предложение продолжить доклад, покачал головой и быстро прошел в калитку мимо широко распахнутой двери, сваренной из массивных металлических прутьев. Эта дверь вела во двор, выложенный потрескавшимися от времени каменными плитами, сквозь широкие щели в которых, слева от входа, вдоль стены уже давно проросли раскидистые оливы.

Сержант Дусманис не разобрал слов начальника, но решил, что долг превыше всего. Поэтому, войдя во двор сразу за ним, указал на распростертое на плитах двора тело, накрытое белой простыней, и произнес окрепшим голосом уже более официально:

– Тело неизвестного мужчины найдено сегодня посередине двора в шесть часов утра местным смотрителем. Точнее сказать, без пяти минут шесть. Тело никто не перемещал. Судя по повреждениям, – серьезные травмы и переломы, несовместимые с жизнью, – и он снова перешел на более доверительный тон. – Такие обычно бывают, когда человек падает с высоты… Помните, господин старший инспектор, почти два года назад несчастный случай в Хоре? Строитель упал во время реставрации храмового купола? Вот так же выглядел. Не считая лица, конечно… Но там-то все было понятно, а здесь – пойди, разберись! Кто он, откуда – совершенно неизвестно. При себе у него не обнаружено никаких документов. Я лично его обыскал, пришлось перевернуть его, – так-то он лежал ничком, лицом вниз, – а потом накрыл. Простыню позаимствовал у смотрителя.

– Совсем никаких документов? – удивленно уточнил, присев рядом с телом на корточки начальник уголовной полиции, осторожно приподняв двумя пальцами уголок простыни и внимательно изучая лицо убитого и его одежду. На лице трупа – молодого мужчины лет двадцати семи – тридцати и в самом деле застыло выражение животного ужаса и нестерпимой боли. Смотреть ему в лицо было очень неприятно. Эта гримаса одновременно отталкивала и притягивала взгляд. Несмотря на теплое утро, старший инспектор поежился и передернул плечами. «В самом деле, кошмар какой-то!» – подумал он, но при подчиненном не произнес этого вслух.

«Брюнет, волосы черные, вьющиеся, лицо смуглое, глаза карие, – мысленно проговаривал про себя Антонидис. – Рост, пожалуй, метр семьдесят – метр семьдесят пять… Никогда его раньше на острове не видел. Похоже, это не местный. Больше похож на итальянца. Необходимо, чтобы в больнице сделали снимки для опознания! Впрочем, лучше я сделаю это сам! Странно, что крови немного, даже можно сказать, что почти совсем нет…»

– Что, вообще ничего? Совершенно? – выйдя из задумчивости, снова обратился он к Дусманису.

– Совершенно. Ни единой бумажки, ни телефона, ни денег, – ничего! Ни единого намека! – отрицательно покачал головой сержант, почтительно стоя за спиной своего начальника, пока тот рассматривал таинственного мертвеца, и стараясь не смотреть на лицо погибшего. – Главная странность заключается в том, господин старший инспектор, что смотритель замка, по его словам, проходил через двор в половине шестого утра – тела не было! А без пяти минут шесть, когда он шел обратно, – оно вдруг появилось! Словно ниоткуда, будто упало с неба! И ни звука, ни крика, – ничего! Я же говорю: мистика!

Антонидис непроизвольно поднял голову и взглянул вверх: над их головами голубело бескрайнее, чистое и ясное небо Киклад. В этой безмерной глубине черной точкой на неведомой высоте, замыкая очередной огромный круг, парил орел. Старший инспектор сощурился, прикрыв глаза от яркого солнца, снова покачал головой и укоризненно взглянул из-под ладони на своего сержанта.

– Опять? Давайте обойдемся без этих нелепых фантазий, Дусманис. Что еще за мистика?! Как вам не стыдно? Что за чепуха сегодня вам приходит в голову? Вы же полицейский! Факты, только факты, – он достал из кармана пиджака платок и раздраженно вытер взмокший затылок. – Возможные свидетели? Вы уже всех опросили?

– Но кого? – недоуменно развел руками сержант. – Ведь двор был закрыт, и в замке, со слов смотрителя, в это время никого не было. Он мне и позвонил, а я уже вам… Получается, что смотритель – единственный свидетель. Он здесь и ждет вас, я запретил ему покидать территорию.

– Кстати, вы обратили внимание на то, как странно он одет? – тут начальник уголовной полиции снова приподнял простыню уже за другой край и кивнул на пропыленный строительный комбинезон мертвеца. – Такое ощущение, словно он тоже работал или на стройке, или в карьере. Посмотрите, как протерт и испачкан его комбинезон, словно он его месяц не снимал. Колени вон до дыр протерты. Явно не турист… И почему он босиком? Еще одна странность… Судя по подошвам его ног, он не имел привычки ходить босиком: подошвы ног чистые, не сбитые, ни мозолей, ни натертостей… Этот человек всю свою жизнь проходил в обуви, и в отличной обуви. Вот что, Дусманис, осмотрите тут все еще раз и крайне тщательно. К вам в помощь скоро прибудут эксперты. И вот еще что… Обратимся за помощью в портовую полицию, пусть пришлют кинолога с собакой. Обыщите вместе окрестности и найдите мне его обувь, не босиком же он сюда пришел?

– Слушаюсь, господин старший инспектор!

Антонидис, склонившись над телом, внимательно осмотрел руки погибшего. Никаких признаков профессиональной деятельности: ни мозолей, ни порезов, ни ожогов. «Чистые руки, – отметил он про себя. – Даже холеные. Отличный маникюр. У меня такого не было уже много лет… Никаких следов ручного труда. Что за маскарад тогда с костюмом? Чей это комбинезон, где он его взял?» Старший инспектор невесело вздохнул: не успев начаться, дело стремительно запутывалось. Он какое-то время задумчиво смотрел на лежащее перед ним безжизненное тело, потом достал очередной чистый платок из кармана пиджака и промокнул лоб: солнце начинало ощутимо припекать.

– Вот что, сержант, – продолжил он рассуждать вслух. – Необходимо выяснить следующее: в замке Базеос или поблизости ведутся какие-либо строительные или реставрационные работы? Очень похоже, что спецодежда у него чужая, выдали на короткое время. Это может быть кто-то из технического персонала, обслуживающего спектакль. Возможно, приезжий. И еще, насколько мне известно, именно сегодня вечером должно быть большое представление.

– Совершенно верно!

– Боюсь, что представление придется отменить. Место преступления, все-таки. Поставьте ограждения, натяните ленту, вход ограничьте, чтобы никаких посторонних! Будут прорываться – грозите задержанием на месте и административным арестом на трое суток! Необходимо понять, что связывает убитого с замком, что он здесь делал? Понимаете? Найдите ответственного за постановку спектакля, я хочу с ним пообщаться. Но первым делом пришлите мне сюда смотрителя.

– Понял, господин старший инспектор! – с готовностью откликнулся сержант. – Я вызвал парамедиков, чтобы зафиксировать смерть, а потом уже отправить тело на вскрытие после того как вы его осмотрите. Они будут с минуты на минуту. Общие фото с места преступления я сделал, но, боюсь, они мало помогут. Также в проект протокола мною внесены и все замеры: расстояния от тела до стен и до главного здания. Хотя, к слову сказать, тело настолько далеко от них, что упасть с высоты и оказаться на середине двора он не мог никак. Не по воздуху же он летел! И нам потребуется фото для опознания, но фотографировать его в таком виде, сейчас… Я не решился, господин старший инспектор… Кто же опознает такой ужас?