Хронометр-10. Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича. Летнее время. Июнь 2019

Хронометр-10

Издание группы авторов под редакцией Сергея Ходосевича. Летнее время. Июнь 2019

Редактор

 Сергей Ходосевич

ISBN 978-5-4496-9075-3 (т. 10)

ISBN 978-5-4493-4412-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первый летний выпуск альманаха группы ВК Наше оружие-слово продолжает знакомить своего читателя с творчеством авторов нашей группы. Лето, жара, любовь, природа-основные темы данного выпуска, но в самом начале нам хотелось бы поговорить с вами об основных праздничных событиях июня. И хоть в июне таковых немало, целиком и полностью этот выпуск авторы посвящают своим родным местам, где когда то родились и конечно матушке России с низким поклоном.

Авторы группы Наше оружие слово к Международному дню Защиты детей

Анашкин Сергей

Бумажный самолёт

На листке тетрадном в клетку, напишу письмо,

В нём спрошу с бантами Светку-,,Ты пойдёшь в кино!?,,

Ловко самолёт бумажный из него сложу

И на крыльях крупно-крупно напишу-я ЖДУ!

Самолёт знакомым курсом тихо полетит.

Ну а где то между клеток Чкалов в нём сидит.

Он над классом лихо-лихо, виражи крутнёт

И посадит виртуозно к Светке самолёт!

Старый наш учитель-физик молча мне кивнёт,

Сам наверное мальчишкой делал самолёт.

Дёрну Светку за косичку, может раза два!

Что б шепнула тихо-тихо только слово,,ДА,,!

…В моей старой лётной куртке, спряталось письмо,

Со смешным вопросом к Светке-,,Ты пойдёшь в кино?,,

Из листка тетради в клетку, старый самолёт,

Свой единственный, сверхдальний завершил полёт!

Путевка в жизнь!

Прощайте горшки и игрушки-

Во взрослую жизнь ухожу!

А вы одеяла, подушки

Храните мою теплоту!

Родным воспитателям мало,

Тех слов, что сейчас я скажу:

– Вы многое в садике дали,

Забыть не смогу доброту!

И няне большое спасибо-

Как мама вторая была!

За супчики, кашки, повидло-

Спасибо и вам повара!

Анищенко Елена

Катюшкино утро

Кажется я выспалась. Вот и солнце уже в окно ярко светит. Мамы не видно что-то. Надо вставать.

Дези, а что это у тебя? Косточка? Вкусная? Дай попробовать. Дай мне, жадина!

Фу, гадость какая! На, ешь сама её.

А покажи, что у тебя в ухе? А в другом? Ничего интересного.

А во рту? Только косточка? Жаль.

Ой, Зося! А что это ты с улицы притащила? Мышку?! А почему она не шевелится? Ты её есть будешь? А она вкусная? Ну-ка, дай-ка сюда! Чего-то она сильно шерстяная. Не буду я её пробовать. Можешь забирать, так и быть.

Ой, мама косметичку на столе оставила! Вот здорово! Таак, что тут есть? Ага, флакончик из-под духов. Пустой. Жаль. Здорово пахло, когда я их в суп вылила! Тушь тоже уже кончилась, а новую мама ещё не купила. Крем какой-то. Ффуу, еле открыла. Ммм, как вкусно пахнет, надо попробовать. Тьфу! Тьфууу! Гадость какая! Ооой, как здорово он по полу размазывается! Красиво получилось! А это что? Помада! Новенькая! Тоже вкусно пахнет! Тьфу! Не, тоже невкусно! Что бы такого на двери нарисовать? Маму! Она обрадуется! Красиво получилось! Вырасту – стану художником.

Ой, что-то писать захотелось! Воот мой любимый горшочек. Нет, не буду его пачкать, лучше на пол пописаю. Интересно, а мама по попе не надаёт? Наверное, лучше вытереть. А чем? А, вытру своим платьем, всё равно оно мне не нравится.

Что-то мне кушать захотелось, а мама всё в огороде. Надо звать.

– Ааааааа!

Не слышит. Надо погромче. И слёзы, слёзы нужны.

– Ааааа! Ааааа!!!! ААААААА!!!!!!!!!!!

Бабошкина Ольга

Дочка

А знаешь, дочка, я тебя любила… и люблю… хоть ты, возможно думаешь иначе.

– Всё рвать, так рвать – сказала ты… оставив на краю… уверена была, что не заплачу.

Но гложет душу червь и проникает внутрь,

где мрак и пустота пристанище нашли.

А там ещё живой… росток большой любви… дал всходы… затянулись раны, швы.

Я поняла… отныне всё смогу… остановиться нужно, и детально взвесить,

И никогда не принимать решенья на бегу, чтобы потом не куролесить.

И хоть сейчас меня ты не поймёшь… обиды, непрощенья застят сердце.

Но знаю, к осознанию придёшь, что для детей всегда открыта в душу дверца…

Колыбельная

Солнышко лучистое, рыжие кудряшки.

(По небу поплыли белые барашки).

Розовые щёчки, милый ангелочек,

Ты один у мамы, подрастай сыночек.

Ветерок гуляет, ярко звёзды светят,

И в своих кроватках засыпают дети.

Словно принц из сказки, маленькое чудо!

Закрывай- ка глазки, я с тобой побуду.

Спящий ангел

Девочка больная лейкемией

,раздавала всем свою любовь.

Помогала каждый день кому-то,

пополняя славный длинный список.

В теле же давно бурлила, разливаясь,

бегая по венам, злая кровь.

И слабея медленно, но верно,

путь казался ей совсем не близок.

Так старалась вовремя успеть,

принести кусочек веры и улыбку,

Ласковое слово, нужный ли совет,

поделиться всем чем только можно.

Чтоб могли судьбу до дна пересмотреть

и исправить вовремя ошибку.

Чтобы слово, что сорвётся с уст людей

не смогло обидеть вдруг… неосторожно.

И однажды с верою в любовь,

девочка несла кусочек сердца,

Так устала, что остановилась от бессилия,

прикрыв свои глаза.

Силы потеряла и изнемогла…

торкнулась, но не открылась дверца.

Жаль… она не донесла кусочек сердца девочке,

которая ждала…

Тина

Маленькая Тина возвращалась домой от своей бабушки. На город опустился вечер и было очень холодно.

Зажглись фонари и на небе засверкали звёзды и стало светло, как днём.

Тина торопилась… мама строго – настрого наказала ей прийти до темноты. Она не заметила маленького белого котёнка, на которого едва не наступила. Он дрожал от холода и жалобно мяукал.

– Бедненький ты мой, прости меня, я так тороплюсь, что чуть не раздавила тебя – извинялась Тина.

– Я возьму тебя с собой, думаю мама не позволит, потому что у нас живёт собака – но стоит попытаться.

И маленькая девочка обняла котёнка и пошла дальше.

Она согревала его своим тельцем, потому что посадила его себе на грудь, под курточку.

Котёнок быстро согрелся и замурлыкал.

Ему было хорошо! Он начал лизать Тину, благодаря её за приют.

– Ой, щекотно, перестань, ой не могууууу…

Тина уже во весь голос смеялась. Они быстро привыкли друг к другу, им было уютно и весело.

Вскоре они дошли до дома и Тина осторожно зашла в квартиру, в которой, кроме неё жили: мама, папа, бабушка, дедушка, старший брат и пёс Ратмир. Собака принадлежала её брату. Это был подарок на день рождения!

Брат Йен очень долго выпрашивал у них такой подарок.

У Тины через два месяца тоже должен быть день рождения! Может родители разрешат ей взять котёнка заранее.

Вообщем-то Тина делала услугу родителям, ведь им тогда не придётся ей ничего покупать.

– Тина, ты уже дома? Почему так поздно? – спросила мама выходя из кухни.

– Мамочка, прости меня, нужно было помочь бабушке, она что-то приболела немного – объяснила Тина.

– Ну хорошо, раздевайся и на кухню.

Тина не дала матери договорить и достала из-за пазухи белого котёнка.

– Мамочка, смотри какой красивый! Давай мы его возьмём себе, ведь у меня скоро день рождения! – умоляла маленькая Тина.

Мама, увидев котёнка, схватилась за сердце.

– Отец, иди скорее сюда, ты посмотри кого наша дочь принесла? – причитала мама.

Лин – отец Тины был человеком зависимым от чьего бы то ни было мнения. С женой он соглашался всегда, беспрекословно.

И выслушав её доводы, естественно, с ней согласился.

Что делать маленькой Тине? Она взяла коробку из- под обуви, налила в плошку молока, прихватила свой красивый зонт, и вышла на улицу.

Тина посадила котёнка в коробку, поставила плошку с молоком и решила оставить зонт, чтобы на случай дождя, котёнок оставался сухим. Но она никак не могла уйти. Котёнок смотрел ей в глаза и жалобно мяукал.

– Что же нам с тобой делать? Давай я посижу рядышком немного – говорила котёнку Тина, стараясь его как-то утешить.

Тина запела колыбельную песню, надеясь, что котёнок заснёт.

Она не знала сколько времени так просидела, но проснулась с утра в своей кроватке, а рядом с ней стояла обувная коробка, в которой мирно спал котенок…

Тина улыбнулась новому дню и поблагодарила Господа за всё…

©Ольга Бабошкина

(картинка взята из свободного доступа в интернете)

Валеев Марат

Воробышек

Стояло жаркое, настолько жаркое лето, что босиком по пыльным сельским улицам ходить было невозможно – раскаленный песок обжигал подошвы. Мне тогда было лет семь, моему брату Ринату – около пяти. И вот в один из таких знойных дней мы почему-то вместо того, чтобы отправиться купаться на луговое озеро Красненький Песочек, забрались с ватагой других пацанов на пустынную в эту пору территорию совхозного склада – играть в прятки. А может быть, залезли мы туда уже после купания – точно не помню.

За дырявым забором высились амбары для зерна, комбикормов, бугрились крыши врытых в землю ледников для мяса, хранились поставленные на зиму и нагроможденные друг на друга конные сани, пылились зернопогрузчики с длинными железными шеями-транспортерами, тянулись штабеля дров. Между амбаров и за ними буйствовали заросли чертополоха и конопли, лебеды. В общем, рельеф – самый подходящий для игры в прятки.

Я, как старший брат, всегда старался держать в поле зрения Рината, и потому мы вместе побежали прятаться за весовую. Это такая будка под шиферным навесом перед огромными напольными весами. На них взвешивали целые телеги и бортовые машины с кормами, зерном и прочими полезными грузами, ввозимыми на склад или вывозимыми с него.

А за будкой мы увидели вот что: под стеной одного из семенных амбаров глянцево блестела под лучами белого раскаленного солнца черная и неприятно пахнущая битумная лужа, диаметром примерно метра три-четыре. В центре ее беспорядочно валялись несколько порванных бумажных мешков. Битум находился в них, но они полопались, когда их небрежно свалили здесь еще в прошлом году. Осень, зиму и весну мешки с битумом, который должны были пустить на ремонт кровли прохудившихся амбаров, вели себя прилично. Крыши чинить почему-то никто не торопился, и в жару битум растаял и поплыл из дырявых мешков. Вот и получилась эта парящая под жарким солнцем, дурно пахнущая лужа.

Она бы и дальше себе расползалась под горячим казахстанским солнцем, если бы мы с братом не увидели в центре это черной лужи отчаянно трепыхающегося и уже хрипло чирикающего воробышка. Ему в ответ галдела целая толпа его сереньких собратьев, сидящих на колючих ветвях растущей рядом акации, а также вприпрыжку бегающих по самому края битумной лужи. У воробушка прилипли лапки и кончик хвоста. Глупыш, как он туда попал, и зачем? А, вот в чем дело: при более внимательном рассмотрении поверхности коварной лужи можно было увидеть множество прилипших к ней кузнечиков, бабочек и даже одного крупного паука – тарантула. Видимо, воробышек захотел кого-то из них склюнуть, вот и прилип.

Я еще не успел подумать, что же можно сделать для погибающего воробушка, как Ринат что-то крикнул мне и побежал по черной лоснящейся поверхности к трепыхающемся комочку. Хотя где там – побежал. Он сделал всего несколько шагов, и битум цепко прихватил его за сандалики. Братишка дернулся вперед, назад, потерял равновесие, одна его нога выскочила из сандалии, он упал на бок и испуганно закричал. На нем, как и на мне, были только сатиновые трусишки. Ринат сразу влип в битум одной ногой, боком и откинутой в сторону рукой.

– Ой, мне горячо! – захныкал братишка. – Вытащи меня отсюда!

Я страшно испугался за Рината, но не знал что делать. Взрослых нигде не было видно, а пацаны разбрелись и попрятались по всей большущей территории склада – не забывайте, мы ведь играли в прятки. К стене весовой будки было прислонено несколько широких досок. Я уронил одну из них на землю, притащил к черной луже и подтолкнул один конец к продолжающему плакать брату. Затем прошел по доске к нему и попытался за свободную руку вызволить из плена. Но Ринат прилип намертво. Я дернул его за руку еще раз, другой, и чуть не упал рядом с ним сам. Ринат заревел с новой силой. А перепуганный воробышек, из-за которого мы и влипли в эту историю, напротив, замолчал и лишь часто открывал и закрывал свой клювик.

И тут, на наше счастье, на территорию склада с обеда пришли несколько женщин, работающих на очистке семенных амбаров под прием нового урожая. Они нас увидели, заохали, запричитали. Но не растерялись, а быстро притащили откуда-то несколько лопат. Этими лопатами женщины начали поддевать с краю и сворачивать в рулон (ну, как блин) битумную массу. Подвернув этот чудовищный блин почти впритык к умолкнувшему и во все глаза наблюдающему за собственным спасением братишке, они дружно, в несколько пар рук, вытянули его из битумной массы.

Ринат стоял на твердой земле без сандалий – они остались там, где он только что лежал, – и дрожал, несмотря на жару, а с его правого бока, ноги и руки свисали черные битумные лохмотья и сосульки. Он был так нелеп и смешон в этом виде, что я не выдержал и захихикал. Засмеялись и женщины – но это, скорее, был смех облегчения, – и пошли в свой амбар работать.

– Ну, татарчата, бегите домой! – деланно строго сказала задержавшаяся около нас наша соседка тетя Поля (она тоже работала на складе). – Обрадуйте мамку. А я сейчас попрошу управляющего, чтобы вам подвезли солярку.

– Зачем? – удивился я.

– А как Ринатку-то отмоете? Только соляркой, – сказала все знающая тетя Поля. – Керосином – оно бы лучше. Да нет его теперь, керосину-то, электричество у всех. Так что и солярка пойдет.

– Ну, пошли домой, – взял я за чистую руку брата, в уме прикидывая, достанется мне за него от матери или нет.

– Не пойду! – вдруг уперся Ринат. – Воробышек там остался.

А ведь верно, про воробышка-то я и забыл. Он молча сидел в скомканной битумной западне уже как-то боком, с полузакрытыми глазками и широко распахнутым клювом. Оказывается, бедолажка прилип к битуму уже и концом одного из крыльев.

– Идите, идите отсюда, он уже не жилец! – прикрикнула на нас тетя Поля. Лучше бы она этого не говорила. Ринат заголосил так, что тетя Поля уронила лопату, а мне заложило уши.

– Спасите воробышка! – в истерике кричал братишка, а из глаз его ручьем текли слезы. – Вытащите его, а то я снова туда лягу!

– Ты посмотри на этого жалельщика! – всплеснула руками тетя Поля. – Сам чуть живой, а за пичужку переживает! Ну ладно, попробую.

Так как битумная лужа уже была скатана с одного конца, до птахи уже можно было дотянуться. Тетя Поля наклонилась над встрепенувшимся и слабо защебетавшим воробышком, осторожно выковыряла его из битума при помощи щепки и протянула его мне:

– Нате вам вашу птицу!

Я завернул обессиленного и перепачканного воробышка в сорванный под забором лист лопуха, и мы пошли домой. Не буду рассказывать, как нас встретила мама. А впрочем, почему бы и не рассказать? Она нас встретила, как и полагается в таких случаях: и плакала, и смеялась, и шлепала нас (чаще, конечно меня), и целовала (а это уже чаще Ри