Поиски утраченного завтра

Я не из прочих.

Рили развиты, умны и почти для всех видов кажутся привлекательными и дружелюбными. Это недалеко от истины. Но к тому же рили неконфликтны и замкнуты в своих общинах, так что их особо и не замечаешь.

По итогу мы, земляне, выглядим на Пунди едва ли не как доминирующий вид. Шумные, активные, любящие и покачать права, и влезть в чужие дела – если это не пресекается Контролем и не вызывает возражений у Слаживания.

Стоит ли говорить, что нас недолюбливают сильнее, чем тупых и грубых муссов?

Но здесь, в утыканных высотками и небоскрёбами кварталах среднего класса, людей хватало. Если в районе богатеев все улыбались и раскланивались друг другу (насколько позволяла физиология, конечно), то средний класс просто вежливо игнорировал неприятные виды. Человек и хро могли ехать в метро рядом и делать вид, что соседа не существует.

За кварталами среднего класса начался и быстро закончился промышленный сектор (бесконечные здания без окон, углубленные в почву, мрачные и безжизненные). Потом дорога перемахнула узкий язык залива, прошлась по ещё одному кварталу среднего класса и потекла среди трущоб, похожих не то на бразильские фавелы, не то на китайские хутуны. Здесь было обиталище муссов и прочих изгоев. Люди, впрочем, тут тоже жили – скатившиеся на самое дно социальной лестницы, где разница между видами уже не важна, как и на вершине богатства и успеха.

Трущобы вокруг тянулись долго. Кто-то вырывался отсюда, уходил к Стерегущим, нанимался на планетарные армии, в экспедиции авантюристов, пытающихся расширить границы объединенного космоса, устраивался на тяжёлые работы в шахты и карьеры, где выгоднее использовать разумных существ, чем ботов и нейросети. Но многие здесь рождались, проживали всю жизнь, размножались и умирали.

Ничего не меняется. Что на одинокой планете Земля, что в сообществе сотни планет…

Беспокойство я ощутил, как только кончились трущобы. Машина свернула с текучей дороги, проехала два квартала среднего класса и остановилась в старом районе, который вполне мог бы считаться элитным. Но тут практически никто не жил. Это был аналог лондонского или московского сити: деловые центры, банковские офисы, штаб-квартиры корпораций. Разумеется, всё это обросло огромным количеством кафе, ресторанов, клубов, где обсуждалась и заключалась часть сделок.

Среди них был и клуб «Голая правда», который сорок восемь лет назад, сразу после Обращения, купила Вероника Бирн. Может быть, это и выглядит странным выбором для женщины – владеть стриптиз-клубом, но вы просто не знаете Веронику.

Эх.

Наверное, я перестал приходить на наши сборы именно из-за неё.

Я выбрался из машины и отпустил её, приказав доставить содержимое багажника в мою квартиру. Нейросеть оказалась достаточно продвинутой и скандальной, чтобы начать спорить о законности перевозки останков без сопровождающего лица. Пришлось оплатить машине тариф сопровождения, словно она везла ребёнка или животное.

Потрясающая наглость, на мой взгляд. Ей-то что с двойного тарифа, она же нейросеть, ей кредиты не выплачивать и продукты не покупать!

Машину я остановил метров за сто от клуба, так, чтобы видеть вход, но находиться на безопасном расстоянии, возле крохотного скверика с лиловыми деревьями и ярко-зелёными цветами на сиреневых клумбах. Всё это ботаническое безумие, привезённое с разных планет, как-то уживалось между собой, деревья даже оплетали орхидеи вполне земного вида. Говорят, что всё живое во Вселенной несёт в себе общий генетический корень (ну, если вообще пользуется генами), но меня всегда поражали летающие ящерицы Дануа, собирающие нектар с земной акации.

В скверике сидела на скамеечке семейная пара рили – уже старых и выглядящих соответственно: мужчина был импозантен как Шон Коннори в преклонные годы, а женщина благородна, как Джейн Фонда или Катрин Денёв в старости. Хоть я и понимал, что внешность обманчива, но невольно им кивнул и получил в ответ ослепительные улыбки.

Но я подошёл, конечно, не к ним, а к молодому мужчине, который задумчиво смотрел на багрово-жёлтую вывеску «Голой Правды». Он был одет во всё чёрное – штаны, рубашка, расстёгнутый короткий плащ. Шею мужчина повязал золотистым шёлковым шарфом.

– Шикарно выглядишь, Тянь Джелан, – сказал я.

– У тебя великолепный костюм, – ответил он, не глядя на меня.

– Подарок.

– Цени подруг, которые дарят такое, – сказал Тянь.

– Это не подруга, а партнёр, – ответил я. Дождался, пока Тянь с подозрением посмотрит на меня и добавил: – Деловой партнёр.

– Понял. Ты испортил одежду, прикрывая его, – ответа он явно не ждал. Тянь всегда был умным и не любопытным. Мне кажется, что я ни разу не слышал от него вопроса.

– Ну что, зайдём? – спросил я, выждав минуту.

– Можем умереть, – заметил Тянь.

– Все мы смертны, старый ты пердун, – согласился я.

– А знаешь, ведь и вправду, – кивнул Тянь.

И мы, не говоря больше ни слова, пошли к зданию, где нас хотели убить.

Глава 5

Вероника всегда была безбашенная. И смерти не боялась совершенно. Так случается с людьми, глубоко и беззаветно верящими в Бога, или с настрадавшимся по жизни, ну или с теми, кто жизнью пресытился. Но к Веронике всё это никак не относилось. Помню, как она сидела в тот последний вечер – старая, скрюченная артритом, лысая (последствие многолетней борьбы с раком). И про этом хохотала громче всех, подначивала меня и Мишель – самых старых в компании, не выпускала из одной руки сигарету, а из другой бокал. «Наконец-то я могу послать своего доктора в задницу и делать всё, что хочу! Мальчики, девочки, пользуйтесь этим сладостным моментом. Никита, трахни Мишель, а? Я понимаю, тяжело, но у меня есть пачка запрещённых таблеток… Они тебя убьют, конечно, но через неделю, так что это неважно, зато нынешней ночью будешь как огурчик! Давай, погляди, как она на тебя смотрит!»

Мишель выругалась, сказала, что лучше отсосёт у мусса или трахнет саму Веронику. И даже смачно поцеловала её в губы, после чего Вероника развеселилась ещё больше, но заявила, что не в её правилах менять ориентацию – в семьдесят семь лет-то…

И когда в ущелье началась пальба, она оставалась всё такой же маниакально весёлой. Я даже решил, что она налопалась тех самых таблеток, но потом увидел, как она выбрасывает нераскупоренный пузырёк.

А потом, когда нам сделали предложение, от которого мы не сумели отказаться, Вероника согласилась первой. И, насколько я знаю, никогда не жалела. Купила на призовые деньги «Голую правду» и за пару лет превратила заведение в самый модный и популярный секс-клуб – стриптиз, интим, стимуляторы, виртуалка. Всё, что укладывалось в гибкие рамки галактических законов, особенно если немного поднажать, утоптать и растянуть.

В общем, Вероника Бирн была не из тех, кто мог поддаться депрессии или заскучать.

– Ты у неё бываешь? – поинтересовался я, пока мы шли.

– Что ты, я жить хочу, – очень серьёзно ответил Тянь. – Жена никогда не простит.

Я невольно усмехнулся.

– Жить нормальной жизнью, – пояснил Тянь. – Жена уйдёт и заберёт детей, если начну шляться по таким местам. Она очень строгая, из уважаемой семьи.

– Детей? – не понял я.

– Биологически не мои, – сухо сказал Тянь. – Но какая разница. Я их воспитываю. Я их отец.

Мне всегда казалось, что играть в иллюзию нормальной жизни для нас глупо. Но это только моё мнение, у Тяня – другое. Всё, что позволяет нам жить и не сходить с ума, – прекрасно.

– Уверен, что у тебя замечательные дети, – сказал я.

– Две дочери и сын. Потом покажу тебе фото.

Мы подошли к дверям клуба – роскошным, высоким, двустворчатым дверям из красного дерева, покрытого резьбой, изображающей представителей самых разных разумных видов без одежды. Табличка «СЕГОДНЯ КЛУБ ЗАКРЫТ НА СПЕЦОБСЛУЖИВАНИЕ» висела на шнурке, закреплённом на самом нескромном из возможных крючков.

– Никак не пойму, почему ей не запретят эти барельефы, – сказал я. – Существует ведь закон о благопристойности.

– В законе говорилось, что запрещены голограммы, картины, скульптуры и барельефы, – объяснил Тянь.

– Ну?

– А это горельеф. – Тянь провёл пальцем по изящному женскому бедру, выступающему из двери. – Нечёткая формулировка, позднее её исправили, но обратной силы закон не имеет.

Он толкнул створку, дверь мягко и гостеприимно открылась. Мы вошли в вестибюль. Ощущение близкой опасности не изменилось. Здесь никого не было: ни швейцаров, ни охраны. В дни наших встреч Вероника всегда распускала персонал.

Мы прошли по старым мягким коврам к гардеробной. Тянь снял плащ, но шарф оставил. Я пригладил волосы, посмотревшись в зеркало. Хорошо хоть, никакой гнетущей тишины: из невидимых динамиков доносилась негромкая скрипичная музыка.

Хозяйка не появлялась.

– Ника! – позвал я.

Только скрипка была мне ответом.

Мы с Тянем потоптались в фойе и, не сговариваясь, двинулись в ресторан. Это сердце любого заведения, люди всегда предпочтут в первую очередь удовлетворить самый основной из инстинктов – пищевой.

Свет всюду был приглушен. Над маленькой эстрадой, где обычно играли джаз, – Вероника его обожала – мерцал экран, демонстрирующий голубое небо с белыми облачками.

А Вероника сидела за стойкой, на месте бармена, и меланхолично смешивала «Негрони».

– Ника, ты в порядке? – громко позвал я.

– Всё зашибись, – не поднимая головы, ответила она. – Не орите так, мальчики, голова болит.

Мы сели на высокие стулья напротив, Вероника пододвинула мне бокал «Негрони», а Тяню – маленький поднос, заставленный микроскопическими рюмочками китайской водки «Маотай».

Себе Вероника ничего не налила, и это было странно.

– Вы как? – спросила она.

– У тебя тут опасно… – начал я. И осёкся. Переглянулся с Тянем.

– Отпустило, – согласился он.

Ощущение надвигающегося кровопролития и впрямь отпустило!

– Я тут с вечера сижу. – Вероника соскользнула со стула, потянулась. – Очень неприятно, когда шаг в любую сторону…

Она нахмурилась. Сдвинулась влево-вправо. Повела рукой.

И кинулась вон из-за стойки, бросив через плечо:

– Ждите, я мигом!

Мигом не получилось. Тянь Джелан принял две рюмочки своей ароматной водки, а я почти допил коктейль. Вероника вернулась, молча набрала себе большую кружку пива и жадно осушила половину.

– Пива хотелось, – пояснила Вероника. – А в туалет отойти не могла, потому терпела.

– Что было-то? – уточнил я, хоть и знал ответ.

– Понимала, что умру, если уйду из-за стойки, – спокойно ответила Вероника. – Причём без вариантов.

Мы с Тянем уставились друг на друга.

– Бомба, – сказал Тянь.

– Разве что большая, – согласился я.

– Очень.

Мнению Тяня можно было доверять. Он работает на крупном оружейном заводе, в отделе испытаний экспериментальных вооружений. Он настолько близок к смерти, насколько это вообще для нас возможно.

Кто-то решил бы, что Тянь экстремал. Но думаю, что это не так. Он просто хочет быть в курсе того, что способно его убить.

– Очень-очень большая, – забросил я пробный камень, и Тянь не стал спорить или добавлять «ядерная». Да, наверное, ядерная не обязательна.

Но большая бомба – это всё равно странно. Ни Контроль, ни Стерегущие такого не любят. Слаживание, полагаю, тоже. Разве что Думающим планетарные разборки совершенно безразличны.

– Ты была вынуждена сидеть на стуле и ждать, – резюмировал я. – Мы почуяли опасность, когда подошли.

– Но не абсолютную опасность! – уточнил Тянь.

– А когда мы пришли – опасность отпустила. – Я пожал плечами. – Ерунда какая-то.

Вероника посмотрела мне в глаза.

– Что ты натворил, Никита?

– Я? – настал мой черёд удивляться. – При чём тут я?

– Расскажи, что не так, – настаивала она. – Уже то, что ты выполз из своей норы и пришёл на встречу – странно.

Я вздохнул.

И рассказал всё, как есть. Про визит Тао-Джона (Вероника уточнила: «Тот, что был с нами?») в сопровождении девушки, мальчика и собачки. Когда я рассказывал про поведение бульдога, Вероника даже слегка улыбнулась. Про ночной налёт. Про мой недавний визит к бизнесмену Павлову.

– Так что, девчонка тебя продинамила? – на мгновение Вероника стала прежней.

– Да. И это самое странное. В первый раз она на меня прям кидалась.

Вероника задумчиво смешала мне ещё один коктейль. Я глотнул, наслаждаясь вкусом. Если пить очень маленькими глоточками, то можно поймать что-то вроде лёгкого опьянения…

– Дело не в Павлове, – сказала Вероника задумчиво. – Его атаковали из-за Тао-Джона, поскольку лишь Тао-Джон мог привести кого-то к тебе.

– Он бы никогда…

– Да он и не знал! Тао-Джон был уязвлён, погибла его подопечная! Спасти главу семейства и детей показалось ему долгом чести. Он поменял твой долг на свой, привёл к тебе подопечных – и это каким-то образом навело на тебя врагов.

– Но я не был целью…

– Значит, был, – сказал Тянь. – Ты лишь не понял этого.

– Почему девчонка прыгнула мне в кровать? – спросил я Веронику.

– Хотела этого, – она усмехнулась. – Неужто первый раз такое видишь? Секс с Обращённым – это же повод для гордости!

– А почему сегодня прогнала? – спросил я. – Она мной с детства интересовалась!

Вероника захохотала, а что ещё обиднее – засмеялся Тянь.

– Она что-то поняла, дурачок, – сказала Вероника. – Скорее всего, что её использовали. Что ей или тебе угрожает опасность. Потому и отшила.

Я задумался. Потом кивнул.

– Возможно. Но тогда цель именно я, а не любой из Обращённых. Восемь из четырнадцати всем известны и не прячутся.

– Из тринадцати, – поправила Вероника.

– Алекс жив, – упрямо сказал я. – Это была инсценировка, уверен.

Вероника пожала плечами.

– Ты бы села на транспорт, который взорвётся?

Тянь коснулся моей ладони.

– Никита… Наши возможности имеют свои пределы. Всё в космосе имеет предел, только иногда он очень далеко.

Он замолчал, глядя в пространство мимо меня.

Я не стал спорить. Все считали, что Алекс погиб, сгорел на транспортном корабле при аварии с реактором. Я в это не верил. Алекс был самым осторожным и подозрительным из нас, он говорил мне, что хочет исчезнуть, инсценировав смерть.

– Ладно, – признал я. – Значит, кому-то что-то нужно именно от меня. Это плохо. Я буду разбираться.

Вероника вздохнула и допила своё пиво.

– Будет сложно, Никита. Ты уж извини.

Видимо, я почувствовал ситуацию чуть позже, чем они. Видимо, вначале они колебались, искали выход.

Но не нашли.

Вероника взмахнула рукой и разбила бокал о моё лицо, пробив левый глаз. Тянь, так же чётко и синхронно, воткнул мне в правый глаз дурацкую крошечную китайскую рюмочку.

Было больно и обидно, к тому же я ослеп.

Кувыркнувшись назад с высокого стула, я смахнул из глаз кровь и осколки стекла. Вероника уже выходила из-за стойки, в руке у неё был длинный поварской нож. Тянь шёл ко мне, держа в руках бутылку из-под «Кампари». На лице у обоих моих товарищей было написано глубочайшее сожаление, практически переходящее в муку.

Ну и стыд, конечно же.

– Ребята, поверьте, нет споров, которые нельзя решить словами! – сказал я.

И запустил в Веронику и Тяня по стулу, чтобы на мгновение их отвлечь.

Плохо было то, что они оттеснили меня от стойки, где проще было найти оружие. А ещё глупее, что у меня с собой не было абсолютно ничего, ну хотя бы церемониальной рапиры или пистолета.

Пришлось импровизировать.

Минуты три мы бегали и прыгали по всему ресторану, нанося хозяйству Вероники чудовищный разгром. Поломали почти все стулья и часть столов. Перебили посуду и дорогие напитки из винного шкафа (а нечего выставлять его в зал, показуха до добра не доводит). Один раз я удачно вспорол Тяню артерию на шее, потом ухитрился отобрать у Вероники нож и вскрыл ей живот.

Ещё мы ругались, как ненормальные, и непрерывно извинялись.

Ситуация была тупиковая, что ни говори. Вероника и Тянь совершенно ясно осознавали, что, если перестанут со мной драться, – умрут.

У меня никаких дурных ощущений не было, но я понимал их проблему. И догадывался, что если умрут они, то достанется и мне.

Потому я в итоге смирился с безумием ситуации, встал и поднял руки. Вероника и Тянь подскочили, несколько раз ткнули в меня ножами и остановились.

– Никита, только не обижайся! – взмолился Тянь.

– Да пустяки, но в глаза больше не бей, – попросил я, стоя в луже крови.

Вероника вдруг сморщилась и ударила меня по голове, так что мир вокруг поплыл. Когда я пришёл в себя, то меня уже затащили на кухню. Я сразу поискал взглядом мясорубку – смотрел я в детстве какой-то дурацкий фильм, напугавший меня до полусмерти. Нет, слава Богу, мясорубка здесь была маленькая, меня в неё не засунуть.

– Никита, я не понимаю, что происходит, – пожаловалась Вероника. – Но если мы не попытаемся тебя прикончить, то умрём.

– Все умрём, – рационально уточнил Тянь.

– Понимаю, – сказал я, поправляя лохмотья прекрасного дорогого костюма. Блин, у меня никогда не было такой роскошной одежды. Я мог её себе позволить, но зачем?

Наверное, придётся купить.

Всё-таки в таком костюме чувствуешь себя другим человеком.

– Никита, прости, – сказала Вероника.

И они потащили меня к духовке.

Вот тут я напрягся всерьёз.

Мне доводилось гореть минут пятнадцать подряд. Это чертовски больно. И даже если мой предел где-то немыслимо далеко, он всё же существует.

– Не надо, Тянь! – крикнул я. – Мы же друзья.

На его лице отразилась подлинная боль.

– Ты же всё понимаешь, Никита… – начал он.

Что хорошо на кухне – это самое опасное место в доме. Говорят, больше всего преступлений совершается именно там. Тянь несколько десятилетий имел дело с оружием, Вероника вела свой полузаконный бизнес в сфере секса и наркотиков, а вот я двадцать лет отработал судмедэкспертом в обычной уголовной полиции до Обращения, и ещё десять лет после. Вовсе не потому, что любил эту работу, просто она давала покой и уединение.

Так что кухни я знал хорошо.

Сколько ни говори поварам, что всё на кухне надо обесточивать с концом смены, они не слушают. И ту технику, что в работе постоянно, не убирают.

Меня тащили мимо одного из рабочих столов, когда я увидел на зарядной платформе то, что мне было нужно. Подогнул ноги, выскальзывая из держащих меня рук, это ни к чему не привело, конечно, но Вероника чуть пригнулась, поднимая меня, и я ударом всего тела приложил её голову к металлическому углу стола. Её пальцы на миг разжались, я ударил Тяня – от души, не сдерживаясь, он от меня оторвался. А я схватил с зарядки ручной миксер, воткнул Веронике в глаза и включил.

Глаз за глаз, как известно.

На миксере даже были надеты похожие на штопор насадки для размешивания теста. Думаю, Вероника взгреет завтра повара, который решил облегчить себе задачу по выпеканию блинчиков и круассанов.

Она упала, задёргалась на полу, пока торчащий из глаз миксер в два крюка перемешивал ей мозги. Наверное, я бы справился с ситуацией секунд за десять, но Вероника слишком давно жила спокойной жизнью, интригуя лишь в постели.

Так что я оставил её за спиной, а сам схватился с Тянем. Некоторое время мы полосовали друг друга всем железом, которое попадалось под руку, а его было много. В ход пошли даже кофейные ложечки – страшное оружие, если разобраться.

Разумеется, я не пытался сотворить невозможное и убить Обращённого кухонным инвентарем. Я аккуратно заманил Тяня к мойкам и, извернувшись, засунул его руку в мусородробитель, после чего включил аппарат.

Было очень больно – мне ведь пришлось тоже засунуть туда руку.

– Вот ты сволочь! – крикнул Тянь.

– Ничего личного! – ответил я. В другой руке у меня был нож, которым я отхватил себе руку в запястье. После чего отбросил нож подальше.

Тянь стоял с рукой в мойке. Дробилка грохотала, пережевывая его руку и мою кисть. Тянь едва заметно подмигнул мне. Я – в ответ.

И бросился бежать.

У меня было много вариантов драки, среди которых фигурировало масло – в том числе кипящее, микроволновая печь, морозилка, щипцы для омаров, жгучий перец, жидкий азот для молекулярной кухни и даже свежий палтус. Впрочем, я не знал, есть ли на кухне свежий палтус, и вообще – не сторонник излишней жестокости.

Так что хорошо, что сработал первый, простейший, всем нам понятный вариант: миксер и мусородробилка.

Секунд двадцать Тянь ещё постоит. Потом это будет выглядеть совсем уж подозрительно. Он достанет культю, поорёт, помечется в разные стороны, вытащит у Вероники миксер из головы.

Короче говоря, минуту мне товарищи обеспечат. За это время я успею убраться подальше.

А потом мне придётся делать то, что я не люблю больше всего – размышлять.

Кто-то устроил на меня охоту.

Меня то ли проверяли, то ли испытывали.

И ладно бы меня, но в это вовлекли ни в чём не повинных гражданских и моих друзей-Обращённых.

Я такое не прощаю. Придётся делать жестокие, некрасивые, кровавые вещи.

…Ещё бы понять – с кем!