Buch lesen: «Караван мертвеца»
Посвящается друзьям юности.
Глава 1
– Солнце стояло высоко! – прокричал южный ветер и покрыл прерии смехом. Полуденные минуты медленно растворялись в ритме безмятежной синевы. Взору открывалась единственная дорога, пересекающая пейзаж. По обе стороны – горизонт, уходящий в бесконечность. Жухлая трава на равнинах и неуклюжие валуны по краю. Покой здешних мест оглушал.
Пара лошадей резво тянула повозку с гордым седоком, внешний вид которого не вызывал сомнений. Ослепительный дорожный костюм, пошитый в столичной лавке, и небрежно лежащая шляпа на бок, полностью затмевали недружелюбный простор его взгляда. Хмурый и суровый, как ночь во время грозы, он глядел прямо. Хищный профиль и крепкое телосложение выдавали человека действия, но Марк Гудман редко прибегал к силе. В своё время он нашёл иной, куда более изощренный и продуманный способ заработка. Он стал адвокатом. И в долину его занесло исключительно по делу.
Расположившись в центре всепоглощающего пекла Мёртвой долины, тюрьма с особо жёстким режимом поприветствовала гостя. Высокие стены из камня устрашающе поглотили всю радость и жизнелюбие за раз и откашлялись тёмным туманом шахт. Вся тюрьма, разделённая на четыре огромных корпуса, наполовину уходила под землю, опутывая паутиной тоннелей огромные территории. Удары киркой как гимн прозвенели в ушах Марка, и он незамедлительно прошел внутрь.
Грэг Лауд ненавидел свою работу. Он много лет проработал начальником тюрьмы, и пришло время, когда его нервы обострились до предела. Давление шло со всех сторон. Тюрьма была как бомба с часовым механизмом. Когда жара снаружи достигала предела, начинались волнения. Успокаивать приходилось как заключённых, так и охранников. Проходили годы, прежде чем молодые солдаты вникали в суть реальной работы. Хоть это были проверенные временем люди, способные принять решение в критической ситуации, всё равно возникало множество конфликтов, которые перетекали в рутину и бесконечные стопки личных дел. Устрашающая воля начальника воодушевляла охрану на более жёсткие условия для сотен тюремщиков, но не самого Грэга. Он ждал дня, когда назначат кого-то вместо него, но эта дата вечно откладывалась на неопределенный срок.
Около трех часов дня в дверь постучали. В кабинет вошел Билл. Прибыв на службу пару лет назад, он до сих пор занимался бумажной работой, в промежутках подливая кофе начальнику. Молодой стажер задержался на низкой должности из-за своей неуклюжести и растерянности. Доверить ему поддерживать порядок Лауд не желал. Билл проявил себя как талантливый секретарь, и начальник подумывал оставить его именно на этой позиции в ближайшие годы. Но юный писарь рвался в бой, ему не терпелось столкнуться с реальными злодеями, чем он не раз конфузил себя в присутствии старших коллег.
– Мистер Лауд, сэр! – на высокой и торжественной ноте начал Билл, но под тяжестью взгляда начальника несколько сбавил тон и продолжил более спокойно: – К вам посетитель. Мистер Гудман. Сказал, что адвокат Сида Джонсона.
– Чей он адвокат?.. – Грэгу показалось, что он ослышался, и Лауд вопросительно уставился на подчинённого. Билл почувствовал жгучую боль в районе груди и решил, что если он затянет с ответом, то Лауд с легкостью прожжет в нем небольшую дыру. Собрав всю свою волю, охранник ответил:
– К Джонсону. Сиду Джонсону, сэр.
– Как интересно… – Грэг на какое-то мгновение погрузился в свои мысли, затем в упор посмотрел на Билла. – Пусть поднимается прямо ко мне. Проводите его.
Охранник вышел. Лауд задумался, зацепив взгляд на одной точке.
«Странно всё это. Парень сидит тут год и не слыхивал ни разу об адвокатах. А тут раз и объявляется один сам по себе. Совпадение? Не думаю. Какие силы решили вмешаться в судьбу мальчишки? И для чего?» – мысли Грэга прервались: в дверь постучали.
Зашёл охранник, представив посетителя. Следом в кабинете появился Гудман, сняв шляпу в знак приветствия.
– Билл, принеси мистеру Гудману кофе и можешь быть свободен, – распорядился Лауд.
Марк Гудман сел напротив начальника. В руках у гостя был небольшой кожаный дипломат, по центру которого сияла золотая круглая эмблема, изображающую розу. Кому именно принадлежала этот герб, Лауд определить не смог.
Первым диалог начал мистер Гудман.
– Пожалуй, я ещё раз представлюсь. Мне кажется, охранник, проводивший меня до вас, ещё слишком молод и не совсем понял цель моего визита. Я Марк Гудман, адвокат. И цель моего визита – Сид Джонсон.
– Да, я это прекрасно понял. Мне так и доложили о вас. Вы адвокат Джонсона?
– А вот как раз здесь у нас возникает недоразумение. Я ни в коем случае не адвокат мистера Джонсона, я представляю интересы мистера Уайта. Видите ли, в чём дело, Сид Джонсон полтора года тому назад поджег имение мистера Уайта. Никто, слава Богу, не пострадал, хотя урон, принесенный пожаром, повлек непредвиденные убытки. Мистер Уайт понимает, что бессмысленно требовать возмещения от человека, помещённого в «Мертвую долину». Мой клиент не может найти себе покоя от другой мысли. Мистер Уайт уверен, что перед пожаром Сид Джонсон украл из его комнаты одну ценную шкатулку. Шкатулка сама по себе была чудом ювелирного искусства, но главное, что это была фамильная ценность покойной жены мистера Уайта. Там она хранила письма и свои украшения. Мистер Уайт уже как пять лет овдовел, и эта вещь была столь теплым и ценным воспоминанием о миссис Уайт. Цель моего визита покажется вам несколько странной, но я лишь выполняю волю человека, нанявшего меня. Я хотел бы выяснить у мистера Джонсона, кому он продал шкатулку. А он обязательно продал её какому-нибудь скупщику, и сейчас она находится где-нибудь в частной коллекции. Шанс, конечно, мизерный, что Джонсон вспомнит, но мистер Уайт имеет свой подход к любому делу. Учитывая далеко не последнюю значимость мистера Уайта для конгресса, будущее Сида Джонсона выглядит не таким мрачным, каким оно является на данный момент.
Гудман умолк. Он не выглядел заискивающим человеком, его прямой и открытый взгляд давал достойный отпор прожигающим насквозь глазам Лауда, который не сводил их с него во время всего разговора. Речь Гудман держал ровно и уверенно. На минуту начальник Лауд задумался.
– Так вы говорите, что пришли от бывшего судьи Уайта?
– Да, вы всё правильно поняли.
– И ещё вы утверждаете, что от Джонсона вам нужно узнать расположение некой шкатулки. А если вся эта затея обернётся удачей, и вы найдёте её, то, как я понял, Джонсону светит шанс провести свою ещё не скорую старость вне стен тюрьмы. Всё верно?
– Так оно и есть.
– Полный бред.
– Простите, что вы…
– Вы врёте. И почему-то даже не стараетесь.
– Вы мне не верите?
– Конечно же, нет! Вам нужно поговорить с Джонсоном. Это факт. Но зачем – этого вы мне не скажете. Как я понимаю, эта история была лишь для отвода глаз? Формальность, так сказать…
Лауд замолчал. Легкая усмешка пробежала по губам Гудмана. Удобно устроившись в своём кресле, он не спеша открыл дипломат и достал какие-то бумаги. Гудман посмотрел в глаза Лауду и, широко улыбнувшись, передал документы.
– Вы интересный человек, мистер Лауд.
Грэг изучил текст. Отложив его, он на мгновение задумался.
– У вас тут печать вице-губернатора. Ясно.
– Если вам всё ясно, то перейдем сразу к делу. Где Джонсон?
– Глубоко.
– Что?
– Он в карцере. Карцеры у нас глубоко под землей. Тюрьма расположена на древнем индейском поселении. Под землей – остатки системы тоннелей и пещер. Не знаю, чем краснокожие копали их и зачем, но в наши дни мы нашли им куда более полезное применение.
– Как увлекательно! Но покончим с историями. Я полагаю, мистеру Джонсону будет приятно размять ноги.
– С этим я соглашусь! Парню действительно не помешает свежий воздух.
Лауд достал из своего стола какой-то бланк. Расписался в нем и вручил Гудману.
– Отдайте его часовому в коридоре.
– Благодарю за сотрудничество.
Гудман взял бумаги и, вежливо кивнув Лауду, направился к выходу.
– Мистер Гудман!
Марк обернулся. Грэг продолжал сидеть в своём кресле. Меланхоличное и утомлённое лицо озарилось улыбкой.
– Мистер Гудман, вы же понимаете, что я всё равно выясню, что происходит?
– О да… Вы и должны во всем разобраться.
Выражение лица Марка стало хищным, взгляд отстранённым, а на губах блуждала загадочная ухмылка. Затем он словно опомнился, поправил шляпу и вышел.
Улыбка исчезла с лица Грэга. Он встал. Подошёл к окну и посмотрел на залитый золотом пейзаж. С мрачным видом он закрыл окно плотной занавеской и раздражённо произнес: «Проклятое пекло».
Марк ждал на улице, пока приведут Джонсона, стараясь скрыться от жары в тени сторожевой башни. Площадь тюремного дворика была разделена на две части. С внешней стороны двор защищала высокая решётка, с обеих сторон от неё торчали металлические шипы, острые и раскалённые солнцем. Это делало невозможным подойти к ней ближе, чем на пару шагов. С внутренней части находилась голая стена. Во двор вели две двери. Одна для заключённых из тюремного блока, другая – для посетителей из зала общей работы. Двор разделяла крепкая сетка посередине. Лишь в одном месте можно было подойти вплотную, не опасаясь порезаться или свернуть себе ногу.
Марк, не отрываясь, наблюдал за дверью на другой стороне. Минут через десять она со скрипом отворилась, и из неё показались лохмотья и цепи на худощавом парнишке, на вид не отгулявшем ещё и четверть века. Помятый, с синяками и ссадинами на руках и шее, он довольно возбужденно воспринял солнечный свет. Ослепнув с непривычки и выкрикнув нечто нечленораздельное, он заспешил обратно в уютный сумрак. Пришлось охранникам силой вытащить его и доставить к месту. Выжженные на солнце и без того светлые волосы перепутались между собой, напоминая сухую солому. Весь этот вид внушал жалость. Но кое-что особенное бросилось в глаза адвокату. Выйдя из тюремного блока, Сид не выглядел несчастным – напротив, улыбаясь безоблачному небу, он глубоко втянул в себя горячий воздух и, тяжело откашлявшись, помахал Марку. Оставив их наедине, охранники удалились. Без шанса ходить нормально, Сид засеменил. Звеня грудой цепей, он максимально приблизился и начал пристально вглядываться в Марка.
– Я тебя не знаю! Но если ты пришёл вытащить меня отсюда, то сейчас самое время. Тут паршивая еда, и у меня в камере живёт пара крыс. Мне-то нормально, но вот им, видимо, моё соседство не по духу, так что каждый раз как я засыпаю, они норовят отгрызть мой нос или уши. Не особо приятно, знаешь ли…
– Сочувствую вашим проблемам, но я немного по иному вопросу, мистер Джонсон.
– Сказали, что ты адвокат.
– Так и есть.
– Значит, ты должен исполнить свой долг и вытащить меня отсюда. Я тебя нанимаю!
Сид улыбнулся. Волосы скрывали часть лица и глаз. Марку стало вдруг не по себе, и он не стал всматриваться в синие глаза, излучавших дружелюбие и спокойствие.
– Вы не можете меня нанять.
– У меня есть деньги!
– Неправда.
– Правда! Их нет тут, с собой, но так у меня полно денег!
– Что за бред! Я вообще не собирался вытаскивать тебя отсюда!
На мгновение, всего лишь на крошечное мгновение, неприступный для эмоций Марк потерял самообладание и вспылил. Сид же рассмеялся.
– Странный ты адвокат! Не хочешь работать! И когда ты успел заработать на такую отличную шляпу?
Марк сконфузился и запамятовал, о чём именно хотел поговорить с Сидом Джонсоном в начале своего визита. Он помолчал некоторое время, потом глубоко вздохнул и, взяв себя в руки, посмотрел Сиду в глаза.
– Пока работал в Остине.
Добродушная улыбка исчезла с лица Сида. Взгляд стал серьёзным.
– Значит, время пришло…
Марк понял, что ему удалось направить разговор в нужное ему русло, но он не спешил развивать тему. Он хитро улыбнулся.
– Время для чего, мистер Джонсон?
– Не надо этих глупых игр. Я знаю, кто засадил меня сюда, и знал, что рано или поздно за мной придут. Но мне абсолютно плевать на вас, ребята! Прощай, амиго!
Сид как можно скорее попытался уйти. Марк ожидал такой реакции, и нужные слова нашлись сами собой.
– Что же, я передам вашей сестре, что вам больше нравится общество крыс, нежели её.
Сид остановился. Развернувшись, он вернулся к ограде.
– Вы же понимаете, мистер адвокат, что только эта решётка спасает вас от сломанной шеи?
Сид уставился на него ненавидящим взглядом.
– О, какой вы грозный, оказывается… – усмехнулся Гудман. – Но теперь ты молча меня выслушаешь, выродок.
Всё это время Грэг незаметно наблюдал за сценой в тюремном дворе из окна в своём кабинете.
«Кажется, что-то происходит… Джонсон слушает, что ему плетет этот адвокат. Странно. У сопляка редко хватает желания внимать дольше минуты. Смелости и дерзости ему не занимать. Оттого и гниет в карцере. Но сейчас… Он просто слушает. У меня плохое предчувствие. Чем же он так заинтересовал Джонсона? И почему он вернулся, когда уже собирался уходить… Чёрта с два, они ведут беседу о какой-то шкатулке! Что теперь? Похоже, разговор заканчивается. Гудман вытащил карманные часы. Смотрит на время. Неужели спешит куда-то? Местный климат ему, наверное, не по душе. Да, разговор действительно подходит к концу. Они расходятся. Думаю, надо проводить странного гостя».
Грэг задернул штору и вышел из кабинета.
– Вам всё ясно, мистер Джонсон?
Марк смотрел на Сида долгим ледяным взглядом. Убрав часы обратно в пиджак, Гудман поправил шляпу и, развернувшись, направился к двери.
– Кстати! Вы так и не представились, – раздался за спиной голос Сида.
Марк обернулся и встретил взгляд заключённого. Тот вновь был спокоен, но уже не излучал былого дружелюбия.
– Гудман, Марк Гудман.
Марк оскалился жемчужным рядом зубов.
– Мистер Гудман, совсем скоро вы будете стоять по другую сторону решётки, на моём месте. Для некоторых это куда хуже смерти.
Марк не ответил, резко покинув Сида.
Охранник проводил адвоката до выхода, где его уже ждал Грэг.
– Позвольте проводить вас до вашего экипажа.
– Благодарю. Но если вы надеялись на продолжительную беседу, то, увы, не могу к ней присоединиться. Очень спешу обратно.
– Не беспокойтесь, мистер Гудман, я не собираюсь отнимать ваше время. Я лишь провожу вас и только.
Марк холодно улыбнулся, Грэг ответил ему точно такой же улыбкой, и они вместе вышли на улицу. Яркий свет слепил глаза Лауда, просидевшего весь день в кабинете. Не спеша они пересекли пост охраны и направились в сторону повозки.
– Джонсон дал вам информацию, ради которой вы приехали?
– А как вы сами думаете?
– Думаю, что нет.
– Да, действительно. Он оказался глупее, чем я ожидал. Отказался от такой выгодной сделки. Вначале даже слушать ничего не захотел, но мне всё же удалось привлечь его внимание, хоть и ненадолго. Мистер Уайт будет расстроен таким исходом дела. Думаю, я ещё наведаюсь к вам в некотором будущем. Дорога до вас занимает уйму времени, но работа есть работа.
– Чем же вам удалось вернуть расположение Джонсона, хоть, как вы говорите, и ненадолго?
– А это уже мой личный профессиональный подход. Пусть Джонсон отъявленный негодяй, но и ему должен быть предоставлен шанс на искупление и прощение. Я лишь рассказал о варианте его судьбы, где ему не понадобится соседствовать в камере с крысами ближайшие полвека. Но он так упрям и нахален! Даже не представляю, как мистер Уайт будет разочарован.
– Передайте мистеру Уайту мои искренние сожаления.
Они подошли к повозке. Марк ловко забрался на место извозчика.
– Я обязательно передам ему ваши слова. Ну что же, пора прощаться, мистер Лауд.
– До встречи, мистер Гудман. Не могу дождаться увидеть вас в стенах нашей тюрьмы.
– Простите?..
– Говорю, добро пожаловать, и ждём с нетерпением!
Марку нечего было ответить на такое радушие. Кивнув на прощание, он направил лошадей к главным воротам. Отъезжая всё дальше, повозка начала походить на трясущийся пудинг, пропадая в мираже. Грэг смотрел ей вслед, пока она полностью не слилась с пейзажем.
– Что делать с Джонсоном, сэр? – Один из охранников подошёл к начальнику и ждал распоряжений.
Грэг посмотрел на подчинённого, затем повернулся в сторону дороги, по которой уехал адвокат.
– Довольно с него карцера пока что. Пусть подышит воздухом. Главное – следите за ним. День обещает выдаться долгим!
Глава 2
Узники долины, находившиеся хотя бы сутки в тюрьме, приходили к выводу, что всё время, независимо от того, где бы ты ни находился – в камере, на руднике или во дворе главного блока, – тебя преследует посторонний шум. Это могли быть голоса, лязг инструментов, стоны страданий, приказы охранников, ночной шёпот, мольбы о помощи, плач, писк крыс, крики ужаса и отчаяния. Надо совсем немного времени, и злорадное хихиканье смерти станет мерещиться повсюду. Но даже отчаяние страстно нуждается в отдыхе и передышке, поэтому часы относительного покоя наступали где-то после трех ночи и продолжались до первых минут рассвета.
Время спокойствия… Некоторые могли уснуть только в эти предрассветные часы. Стоны в камерах утихали. Жажда крови у других так же сходила на нет, уступая место для отдыха. Наступала тишина. Только ночь и густая тьма. Свет звёздного полотна пробивался в коридоры, освещая их серебристым туманом. Система подземных туннелей тюрьмы разносила звуки и шорохи из одного конца блока в другой. Пространство наполнялось эхом, стоило его потревожить. Ветер свободно гулял по тёмным шахтам подземелий и рудников тюрьмы, разнося чужие тайны и молитвы. Каждый день, с раннего утра до поздней ночи, всё вокруг неустанно напоминало, в какой ад ты попал. И это крайне раздражало Сида, не позволяя ему как следует сосредоточиться на собственных мыслях. Тишина ценилась сейчас особенно высоко.
Сид лежал на полу. Крошечный осколок лунного света пробивался сквозь щель в стене, чарующе освещая камеру. Звёзды подмигивали Сиду сверху. Одно из светил гордо вспорхнуло ярой вспышкой и, прочертив на небе ослепительную кривую, исчезло навеки в волнах млечного пути.
«Надо поспать», – подумал Сид и отвернулся к стене. В такой мирной обстановке он мгновенно уснул.
Обычно Сид умел контролировать сны. Но в последнее время они бесконтрольно стали оживлять память о событиях трагичных и болезненных, поэтому в тюрьме Сид старался не спать вовсе. Только в те минуты, когда силы покидали его и тело требовало отдыха, он засыпал. Если его не избивали до потери сознания и не затравливали каторгой на рудниках, то Сид мог обходиться всего парой часов сна. На воле он, конечно, позволял себе проваляться в гамаке полдня, но тут, если тебя не сводило с ума окружение, то точно доводили собственные мысли. Многие заключённые легко подхватывали сонную болезнь. Проведя пару недель под землей, без света, большинство постепенно теряло связь с реальным миром. Всё больше погружаясь в собственные грёзы и воспоминания, люди ломались под гнетом невыносимой реальности. Тех, кто окончательно спятил и перестал воспринимать реальный мир, помещали в самые глубокие шахты. Там они тихо и медленно умирали во сне. Других же, кто пытался вырваться из лап безумства и взбунтоваться, усмиряли. Казнили в «Мёртвой долине» крайне редко и лишь тех, кто открыто призывал к бунту и террору. Заключённые погибали в основном из-за природных условий. А кто был крепок телом, мог легко подхватить болезнь духа. Кровожадные убийцы плакали как дети и мечтали о глотке свежего воздуха, но солнце молча взирало на их мольбы.
Мало кто из преступников боялся смерти. Нет, тот, кто оказался в этих стенах, не раз всматривался в её пустые глазницы. Возможно, большинство ненавидели и презирали смерть, но не боялись. Что по-настоящему вызывало отвращение, тот первобытный страх и ужас, так это яма. Неважно, бунтарь ты или окончательно съехавший психопат, – если ты нарушаешь правила и нормы в «Мёртвой долине», то дорога не заставит себя ждать и приведет тебя к яме.
Система карцеров напоминала собой винтовую башню, только уходящую под землю. Чем глубже, тем меньше признаков жизни с поверхности. Некогда жилые комплексы первобытных людей, состоящие из туннелей и природных шахт, превратились в места заключений и боли. В стенах запирались нарушители. На самой глубине в полу находилась большая яма, дно которой терялось во мраке. Мертвецов из тюрьмы не вывозили. В такую жару транспортировка была невозможной, а каменистая местность не позволяла устроить кладбище. Исчезнуть в яме – вот чего все боялись.
Почему Сид за все время, проведённое в гнилой сырости и убийственной темноте, не сошёл с ума? Каждый день, каждую минуту, его не покидала мысль о воле. Он знал, что в один день вновь окажется на свободе. Неожиданный водоворот событий, показавшийся на горизонте, сбивал его с толку. Шквал мыслей и воспоминаний обрушился на него днем, после ухода Гудмана, и не отпускал до последнего момента. Но то были обрывки его памяти, лоскутами развевавшиеся в пустой голове. Теперь только сон мог помочь ему разобраться и провести туда, где всё началось. Его тело расслабилось, мысли в голове становились тише, пока совсем не успокоились, позволив сознанию совершить прыжок в неосязаемую глубину.
Во сне не оказалось ни одной стороны, где бы Сид не увидел хохочущих и кривляющихся рож. Кто были все эти люди и чего они хотели, не входило в объяснение и без того хаотичного сновидения. И как бы ему ни хотелось пропустить мимо себя безымянных персонажей и очутиться в безопасной темноте привычного забвения, он поступил наперекор желанию. Пришлось идти навстречу неприятным и отталкивающим лицам. Долгое время они беспричинно насмехались и оскорбляли его, и хоть Сид был терпелив, но и он не выдержал, разругавшись с призраками подсознанья в ответ. Долго ли продолжалось безобразие, в этом Сид не держал отчёта, зато он точно понял, что пора заканчивать, когда прогремел колокол. Сид достал карманные часы и посмотрел на них.
«Мне пора вспоминать! – подумал он. – А откуда у меня эти часы? Разве я не отдал их ей?» – мелькнуло в голове следом.
Болтливые проекции успокоились и с интересом стали наблюдать за озадаченным собственным вопросом Сидом.
Прозрачная стенка часов позволяла увидеть весь хитрый механизм за работой. А отодвигающаяся крышка перед циферблатом была вся покрыта извивающимся рисунком. Такие часы не каждый день увидишь.
«Какие красивые, ни у кого таких нет. Отец специально так придумал, чтобы можно было рассматривать», – сказал Сид сам себе и сразу восстановил в памяти ту часть жизни, о которой вспоминал с грустью. Он снова посмотрел на мёртвые стрелки, замершие очень давно.
– У меня никого не осталось, все умерли, – чуть не плача, вздохнул Сид, – а теперь и сестру похитили.
Вот тут-то Сид и попал в яблочко, пораженный собственными словами. Без сомненья, он затеял поход в тонкий мир, чтобы выдумать план, как выручить из беды младшую сестренку.
– Мне вроде как совет нужен, а от вас помощи никакой. Пошли прочь! – рявкнул он на сникшие кошмары.
Вместо некрасивых и озлобленных лиц на смену появились иные образы. На этот раз радушные и улыбающиеся. Находясь год в худшей тюрьме мира, Сид позабыл, что там, на свободе, у него остались друзья и близкие, ждущие его возвращения. Как же много скопилось вокруг негатива, не позволяющего расслабиться даже во сне. С трудом Сид удерживал светлые мысли. Обращаясь вглубь себя, он задавался вопросом: «Что делать? Как спасти её?»
В ответ проекции одна за другой стали растворяться, пока не осталось одно лицо, хитро подмигивающее Сиду.
– Ну, конечно! – рассмеялся Сид. – Для начала я должен разыскать Луи!
Озарение наполнило спящего жизненной силой и уверенностью.
«Какая бы опасность ни притаилась впереди, вдвоём нам всё по силам!» – Сид уже не видел ничего вокруг, растворяясь в уютной темноте, как вдруг дремоту пронзил ужасный хохот. Он звучал отовсюду, дьявольски переливаясь гранями безумства.
– Это наяву? – вслух спросил Сид. Он не моргая глядел в одну точку, теряясь в догадках, что происходит. Смех эхом раздавался ещё пару секунд и стих так же резко, как начался.
В соседних камерах послышался недовольный шорох. Видать, остальные заключённые услышали то же самое, что и Сид.
– Жуть! – Сид облокотился спиной к стенке и стал ждать рассвета.
«Кто-то спятил. Опять, – перебирая мысли, Джонсон изредка посматривал на дверь. – Начинается очередной увлекательный день в аду! Ну, ничего, ещё потерплю. Недолго мне тут осталось», – усмехнулся он, крепко сжимая кулак до хруста в пальцах.
В тюрьме с рассвета заключённые отправлялись на рудники. Пока на улице стояло пекло, в шахтах звенела бессмысленная и беспощадно выматывающая работа. Под постоянным присмотром охраны, минута за минутой, час за часом, стирая ладони в кровь, впивались киркой в камень невольные рабочие долины. Обезвоженные тупой рутиной зэки не могли даже огрызаться. После шести вечера они получали возможность провести часок на воздухе в тюремном дворике. К этому времени солнце не опаляло столь жестоко изможденные лица и даже старалось быть ласковым. В короткий промежуток некоторым удавалось отдышаться и хоть немного передохнуть в нескончаемом потоке изнуряющих дней. Перерывом каждый распоряжался по-своему, и одних от других отличала деловая хватка. Как бы ни был жесток ритм жизни в «Мёртвой долине», напоминающий смертельную полосу препятствий, некоторые успевали обзавестись связями даже тут. Выбирать из общества особо не приходилось, но к некоторым следовало относиться куда более осмотрительно, если хотелось жить свой век без громких разногласий.
Нежелание Сида гнуть спину в шахте сказывалось на его поведении. Часто по той или иной причине его надолго кидали в карцер. Для многих сидеть в одиночестве без дела в абсолютной темноте казалось пыткой, но только не для Сида. Он отмечал, что это, безусловно, скучно, и можно легко тронуться рассудком уже на второй день пребывания под землей, однако стоит выработать личную систему досуга – и недели летят словно миг. Когда тебя окружает непроглядный сумрак, легче всего уставиться в одну точку и отключить мысли. Несложная практика, которую Сид освоил в юности. Просто смотреть прямо и не думать. В какой-то момент перед глазами начиналась фантасмагория с увлекательным сюжетом, надиктованным невесть кем из глубин разума. Сказать, что Сид спал, было бы неверно. Он грезил наяву, не сходя при этом с ума. В его положении выдумать этакое оказалось лучшим выходом из безнадежной и унылой действительности. Визит Гудмана прервал его двухнедельное заточение и вернул обратно на рудник. Сид изрядно похудел за последний год, и физическая нагрузка утомляла сверх прежнего.
«Если и коротать оставшиеся денечки в долине, то уж лучше в комфорте», – рассуждал Сид. Присев возле длинной стены, он высматривал, с кем бы из заключённых затеять драку, ну или на крайний случай попытаться чем-нибудь досадить охране. Взгляд его блуждал, подмечая, что и другие заняты своими делами.
Братья Голл что-то обсуждали, временами поглядывая на Сида. Ким, Жаба и Чауд молча сидели втроем, созерцая пыль под ногами. Хорёк, как обычно, затесавшись среди свежеприбывших арестантов, запугивал и без того потерянных новичков кошмарами долины. Леденящих кровь имен хватало, чтобы любой услышавший их впадал в прострацию. Красный Бу, Лезвие Боб, Бун Браун, Страшила Уизли, Скользкий Саймон, Акула Симон – это был далеко не самый полный список имен монстров. Несмотря на то что их практически никогда не выпускали из своих камер, Хорёк с удовольствием припоминал каждого, от души забавляясь трясущимися поджилками слушателей.
В последнюю очередь Сид заметил, что и Старик Карл сегодня вышел наружу. Он мирно общался с другими зэками, временами одобрительно хохоча.
Сид знал ещё с полсотни имен и кличек присутствующих на площадке, но его внимание осталось приковано к вышеперечисленным. В тюрьме именно эти персонажи представляли особую касту. Возможно, это не сразу определялось по их внешнему виду, но Сид был уверен в этом.
Братья Голл с виду казались близнецами, когда на деле их разделяли два года разницы в возрасте. Оба высокие, коренастые, с покатыми лбами и тупыми овальными носами, напоминающими репку. Сильные, агрессивные и жестокие садисты без чувства нравственности. В личном деле именно так вырисовывались их характеристики. Они были тупы в составлении планов грабежей, проворачивая свои дела на свободе лихо и грязно. Первым в долину попал младший брат Тодд, через пару месяцев к нему присоединился и старший Дональд. Их ничем не подкрепленное, непомерно завышенное самомнение как туча омрачало жизнь многих в тюрьме. Зазнавшись, они решили, что вправе издеваться и требовать дань со слабых и безвольных. Кто отказывался выполнять требования, были биты, или, что ещё хуже, на них начинали давить всевозможными пакостями – будь то дохлая крыса в тарелке супа или по случайности сломанные пальцы на рудниках, Голл знали, как расшатать чужие нервы. На их лицах довольно часто мелькала наглая ухмылка и высокомерный взгляд, злобно наблюдавший исподлобья. Сид читал братьев как открытую книгу и точно знал, что к физически сильным противникам они относились с ненавистью и пренебрежением. Джонсона они возненавидели с его самого первого дня, и дело закончилось дракой и карцером для всех троих. Братья всегда были в курсе событий и умело запугивали ослабленных и потерявших надежду.
Ким, Жаба и Чауд. Эту троицу обходили стороной вовсе не из-за их внешнего вида, как раз наоборот, за ними закрепилась невидимая власть. Ким – по происхождению англичанин, высокого роста, крепкого сложения, и большинство сторонилось его в первую очередь. Да, он мог оборвать чужую жизнь без промедлений, если в том имелась необходимость, но всё-таки главным достоянием он считал свой острый и расчётливый ум, а не кровожадность. Сиду, как и остальным, не удалось понять, что творится у того в голове. По чужим рассказам, эта троица организовала захват пограничных городов и терроризировала местных жителей. Ким стоял во главе шайки. И, видать, дела пошли слишком хорошо – что однажды всю банду перестреляли рейнджеры. Немногие выжившие получили пожизненный срок в «Мёртвой долине».
Жаба был невысокого роста с глазами навыкат. В нем странным образом сочеталась смесь европейца и латиноамериканца. Смуглый, тощий, но с круглым лицом и водянистыми бледно-голубыми глазами. Жаба стал лучшим медвежатником ещё в подростковом возрасте, и ни один сейф не мог устоять под его тонкими пальцами. Чауда же многие про себя называли цепным псом. Не пускающий слов на ветер, сильный и суровый мексиканец выполнял любые приказы Кима с необычайной верностью и тщательностью.
Давно переплетённые линии судеб предоставляли компании преимущество в проворачивании своих тёмных дел за спинами у других. В тюрьме никому нет веры, поэтому они крепко держались друг за друга.
