Власть огня

3
Первая встреча

Он и девочка заключили тайный союз. Он не считал это дружбой, потому что в основном он лишь сидел рядом с ней в столовой, во дворе, в классе, и поначалу они не разговаривали. После происшествия с ножом он снискал славу неуравновешенного и опасного типа, но это оказалось ему только на руку. Люди оставили его в покое, а когда он находился рядом с девочкой, они обходили стороной и ее.

Он не задумывался, зачем делает это, и не осознавал, что это во многом помогло ему. Она стала первой настоящей точкой опоры после долгих месяцев бесцельной жизни в состоянии сна. Их молчание превратилось в разговоры. Иногда она повторяла его слова, но немного иначе, словно ей не нравилось, как он их произносит. Поначалу он боялся, что она узнала его акцент. Поняла, что он из тех, кому люди желали смерти.

Но она никогда не подавала виду, что подозревает что-то. Даже тогда, когда он повторял за ней ее исправления, едва слышно шепча ее слова, чтобы научиться произносить их правильно. Когда учителя вызывали его на уроках, он начинал отвечать. Девочка всегда молчала.

– Но ведь ты отлично умеешь читать на каллийском, не так ли? – наконец спросил он.

Они сидели на школьном дворе. Он протянул ей то, что, как он позже узнал, называлось газетой. Изобретение нового режима.

– Почитай мне.

К тому времени он уже знал, что девочка научилась читать сама, потому что никто в ее деревне не знал грамоты. И что она приехала из Дальнего Нагорья, из деревни, находившейся во владениях его отца. И ему это понравилось. Это словно оправдывало его стремление приглядывать за ней, потому что она принадлежала ему.

Девочка взяла газету.

– Что тебе почитать?

Конечно, он не мог просить ее прочитать новости о Трех Семействах, опасаясь вызвать подозрения, и вместо этого просто сказал:

– Все.

И девочка начала читать. Эту газету, потом другие, когда он приносил их. Это было время великих перемен на их острове, и они не могли не пропускать через сердце то, о чем читали. Мальчик взволнованно слушал все новости о Первом Защитнике – человеке, который спас ему жизнь. И его заражало волнение девочки, ее восхищение тем, о чем они и понятия не имели.

Самым важным событием, которое они изо всех сил старались понять, был референдум, проведенный постреволюционным Народным Собранием Атрея, чтобы решить вопрос о тридцати двух драконьих яйцах, переживших Кровавый месяц. Стоило ли уничтожить эти яйца? Стоило ли Каллиполису поступить так же, как в соседнем Дамосе поступили несколько веков назад, уничтожив всех драконов и став демократическим государством?

Или, если драконы все-таки вылупятся и Каллиполис останется государством, обладающим воздушными силами, как решать, чьи дети будут предложены для избрания этим юным драконам?

Первый Защитник предложил выбирать драконьих наездников, учитывая заслуги гражданина. Делегаты с побережья поддержали это предложение, заявляя, что военно-воздушные силы необходимы, чтобы обеспечить безопасность острова. Однако представители внутренних сельских областей и беднейших городских кварталов выразили недовольство, заявив, что драконы всегда использовались для того, чтобы угнетать и контролировать население. И все же повсюду шли разговоры о том, что этот третий путь приведет к чему-то новому и неизвестному с момента появления полетов на драконах на Медее: стражники станут рассветом новой эры, а драконы будут служить во благо справедливости.

Мальчик с девочкой перечитывали эту информацию, обсуждая прочитанное. Девочка была против спасения драконов, мальчик же, наоборот, ратовал за это решение. Однако каждый из них сомневался в правильности собственного выбора.

– Возможно, все было бы иначе, если на драконах стали бы летать хорошие люди, – согласилась девочка.

Мальчика беспокоило совсем другое, но он в этом не признавался. Конечно, драконов следовало сохранить, думал он, но что будет, если на них станут летать простолюдины? Эта мысль сильно его беспокоила.

И все же предложение Атрея было принято. Была создана программа по подготовке стражников, о которой им рассказывали учителя и писали в газетах.

Добившись своей цели, Атрей распустил Народное Собрание и больше не созывал его.

А в газетах появилась информация о тесте, который станет проходить все население, и у низших сословий появится шанс подняться, а люди из высшего общества сумеют доказать свою значимость. У детей появится возможность попасть на церемонию драконьего выбора, в которой раньше участвовали лишь сыновья представителей Трех Семейств.

И вот наконец статья, которую мальчик так ждал, вышла в свет. В ней сообщалось, что не все члены Трех Семейств были найдены во время Кровавого месяца. Кое-кто из драконорожденных исчез. В статье предполагалось, что им удалось выжить. Скрыв свое происхождение, они сбежали на Новый Питос, где и нашли себе пристанище. И хотя имени мальчика не было в списке пропавших драконорожденных, там были имена тех, кого он знал.

Мальчик сказал девочке:

– Я должен уйти.

– Из подвала?

– Из приюта.

Девочка взглянула на него. Они мыли посуду в тазу с ледяной водой, их пальцы окоченели от холода. Теперь девочка помогала ему выполнять всю дополнительную работу. Она учила его, как работать лучше, и его стали реже наказывать.

– Не стоит намывать заднюю часть тарелок, там они не грязные. Но почему ты хочешь уйти из приюта? Здесь нас кормят.

– Но здесь только крестьяне.

Девочка нахмурилась. Мальчик перевернул тарелку и принялся тереть ее с другой стороны. Он помедлил, а затем все-таки решил заговорить о том, что узнал в новой статье.

– Дело в том, что есть люди, которые меня ждут.

– В городе?

– Нет. В ином месте. На другом острове.

– А я могу пойти с тобой?

– Конечно, – сказал он. – Ты могла бы стать моей служанкой или кем-то в этом роде.

– Я не знаю, как это – быть служанкой.

И мальчик подумал о том, что тоже этого не знает.

– Думаю, они просто моют вещи, – сказал он. – А у тебя это хорошо получается. Пойдешь со мной?

Стояла зима, и они решили, что сейчас уходить не стоит. Возможно, весной или летом. А потом возник вопрос о провизии и рюкзаках, а также о том, что еще положить в эти рюкзаки. Иногда они сочиняли списки вещей, которые могут им понадобиться, что казалось увлекательным. Бывало, им удавалось заполучить некоторые вещи из списка, и это было замечательно. Они прятали свои запасы в заброшенном чулане на третьем этаже и время от времени приходили туда и перебирали свои сокровища или же просто сидели перед кучей вещей и вместе читали газеты.

Ли

Какое облегчение вновь вернуться к обычному распорядку жизни после окончания турнира. Позавтракав рано утром в Обители, я убрал в ранец хлеб с сыром на ланч, и мы с Кором вышли из Дворца на дежурство в Фабричном районе. Кор бросил взгляд на пару серебряных драконьих крыльев, приколотых к рукавам нашей формы, свидетельствующих о нашей принадлежности к Четвертому Ордену.

– Элегантно, да?

– Оставим их себе.

Кор расхохотался. Я подумал, что, возможно, как и я, он избегает мыслей о том, что через некоторое время мы вернемся на арену, чтобы сражаться друг с другом.

Ранним утром поздней весны город живет полной жизнью. Мы вышли из Дворца, прошли через сады, открытые для посещения после Революции, откуда открывался вид на Крепость и Яникульский холм, патрицианский район на берегу реки, примыкавший к Дворцу. Перейдя по мосту реку Фер, Кор повел нас своим любимым маршрутом через родной Хаймаркет, где было гораздо спокойнее, чем на главных улицах, на которых суетливые торговцы пытались завлечь в свои сети богатых покупателей из-за реки. Но даже на тихих улочках форма стражников привлекала внимание. После турнира прошло совсем немного времени, и нас узнавали. Торговец фруктами остановил нас, вручив Кору порезанную дыню, слегка склонив голову в учтивом наклоне. Это городское проявление вежливости досталось нам в наследство от аврелианского периода правления, и нас учили не обращать на него внимания.

– Для двух стражников в знак благодарности за их служение городу…

Кор поблагодарил торговца за дыню, криво усмехнувшись. За пределами дворца, в его родной округе, жесткий акцент жителя Хаймаркета вновь слышался в его речи. Мы отправились дальше, и он принялся на ходу грызть ломтик дыни.

– Мы не должны принимать такие вещи, – сказал я ему.

– Ты хочешь свою половину или нет? Я с радостью съем ее, если ты настолько благороден.

Я выхватил у него свой кусок дыни.

Благодаря регулярным обходам окрестностей с Министерством Пропаганды я стал замечать, как меняются надписи на плакатах, развешанных по городу. В Хаймаркете, где проживало большое количество квалифицированных рабочих, плакаты, развешанные на стенах, восхваляли преимущества граждан бронзового сословия: БРОНЗА – ЭТО СИЛА И УМЕНИЯ. Но стоило нам войти в более бедные районы – Саутсайд и Фабричный район, – где проживали и трудились неквалифицированные рабочие, как плакаты менялись. ЖЕЛЕЗО – СИЛА ГОРОДА, гласили они, и вдобавок к восхвалению достоинств железного сословия они восхваляли металлический тест и мудрость Атрея, придумавшего этот тест. КАЖДЫЙ МОЖЕТ СТАТЬ ЗОЛОТОМ, гласили эти плакаты. ШКОЛА – ДЛЯ ВСЕХ, ШАНС ЕСТЬ У КАЖДОГО.

– Это уж как-то чересчур, тебе не кажется? – пробормотал Кор.

– Эти плакаты не ошибаются, – заметил я.

Я многое повидал во время пребывания в приюте Элбанс, чтобы заметить изменения, произошедшие в беднейших районах после Революции. Полным ходом шло возведение новых домов, дороги были вымощены брусчаткой, а школы построены там, где о грамоте раньше даже не слышали. Люди, попадавшиеся нам на пути, по большей части были сыты, хотя и не могли похвастаться роскошной одеждой, и, судя по торопливой походке и занятому виду, явно не были безработными. Плакаты казались неуклюжими, однако они несуразны в отношении перемен, которые вполне реальны.

Кор цокнул языком.

– И в то же время, – сказал он, – заметь, что они не повесили такие плакаты в Ученом Ряду или на Яникуле.

Ученый Ряд – это еще один населенный представителями золотого сословия – район. В нем находится Лицей – университет Атрея для золотых студентов, там же расположен военный колледж для серебряного сословия. Когда стражники не совершают обходы городских районов, что входит в обязательную программу их правительственной подготовки, мы посещаем занятия одновременно в двух этих учебных заведениях в Ученом Ряду. Кор не переставая говорил, как сильно эти места отличаются от бедных районов, в том числе и от его родных мест. И ему всегда было мало моих слов о том, что его родной район стал лучше, чем прежде.

Я остановился на пыльной улице у дверей огромного склада со стенами без окон. Над его массивной дверью висела выцветшая вывеска.

– Это здесь.

«У Фуллертона» – это одна из наиболее успешных новых мануфактур, которые нам предстояло посетить во время обхода городских районов перед занятиями. Эти обходы полностью занимали наше с Кором дневное время. День лучше было бы посвятить выполнению уроков, а это подневольные дело оставить, но мы не жаловались. Непростые дежурства – знак благосклонности, и в любом случае они были поучительны. Мы наблюдали, как живет город днем, вместо того чтобы питаться слухами.

Начальник цеха был аккуратно одет, коротко стрижен и начал заметно потеть под своей курткой, проводя нас по территории мануфактуры. Мы, словно тени, следовали за ним, когда он совершал свой привычный утренний обход, наблюдая за работавшими за ткацкими станками, склонившимися над чанами с краской, заполнявшими склады товарами, предназначавшимися для Дамоса и Бассилеи. Затем Кор отправился в кабинет начальника цеха, чтобы задать ему дополнительные вопросы, а я подозвал к себе одного из рабочих из железного сословия. Понизив голос, я принялся перепроверять цифры, которые дал нам начальник цеха: зарплата, рабочие часы, перерывы, выходные. Эту стратегию мы изобрели с Кором несколько лет назад после того, как начали замечать расхождения в том, что говорило нам руководство, и в том, как обстояли дела на самом деле. Честно говоря, это не входило в наши обязанности во время обходов, но постепенно это вошло у нас в привычку.

Девушка, которую я отвел в сторону, нервно теребила на запястье железный браслет все время, пока я расспрашивал ее. Она то и дело заикалась, избегая смотреть мне в глаза, упираясь взглядом в эмблему стражников на груди моей формы до тех пор, пока я не спросил ее, откуда она родом. Она ответила, но я и так уже все понял по ее акценту: Чипсайд. Я рассказал, что вырос там, и наконец она встретилась со мной взглядом и произнесла: «Я знаю». После этого мне удалось разговорить ее. Узнать, как с ней обращаются, есть ли у нее жалобы. Мы примерно одного возраста, и, разглядывая ее, я про себя отметил, что она полненькая, симпатичная, а локоны каштановых волос мило выбиваются из-под ее платка, но тут же отогнал эти мысли в сторону, почувствовав неловкость. Возможно, Пауэру и Дарию нравилось флиртовать с робеющими перед ними девушками из железного сословия, однако мне это было не по вкусу. Я притворился, что не заметил, как ее шея стала пунцовой от волнения за все то время, что мы разговаривали.

– А в целом как тебе твоя работа?

Казалось, ее удивил мой вопрос.

– Если честно, я рада, что нашла ее.

Иногда, общаясь с представителями железного сословия, я испытывал жгучее негодование из-за результата их теста, однако большинство жителей Чипсайда были благодарны Атрею за его программы. Фабричный район, программы общественных работ, каменоломни и шахты – все это давало возможность заработать деньги тем, кто еще недавно не мог найти никакой работы, хотя заработок и был невелик.

Позже, направляясь с Кором обратно по пыльным улицам в сторону Ученого Ряда, мы сравнивали информацию, полученную от начальника цеха и молодой работницы.

– Их сведения совпадают.

– Она что-нибудь сообщила? – спросил Кор.

– Ничего, что стоило бы внимания. У нее болят ноги, спина. Но в целом все замечательно.

Вернувшись в Ученый Ряд, мы прошли мимо сторожки привратника, направляясь в Лицей. После огромных серых пространств Фабричного района, кишащих мрачными рабочими, снующими по пыльным улицам, безмятежная красота Лицея кружила голову, поражая причудливыми каменными внутренними двориками и аккуратно подстриженными зелеными лужайками, полными смеющихся и беззаботных студентов. Обычно золотых студентов поощряли к государственной службе, но не заставляли делать такой выбор. Многие делали карьеру в науке, в искусстве и торговле. Кор заметил двух стражников, развалившихся под дубом, и направился к ним, а я вошел внутрь. До начала занятия оставалось еще полчаса, и у меня было достаточно времени, чтобы почитать «Дипломатию» до прихода преподавателя.

Уже входя в лекционный зал, я вдруг услышал чей-то голос. Я остановился, но слишком поздно. В зале в полном одиночестве сидела Энни. Она расположилась на своем привычном месте в середине аудитории. Энни замерла, уставившись на меня. В помещении повисла тишина.

Я вдруг понял, что Энни репетировала выступление. Она говорила так, будто отвечала на чей-то вопрос в этой пустой комнате. Ее голос звучал гораздо громче, чем я когда-либо слышал в классе. Она тренировалась.

Отлично.

Энни покраснела как рак. Я попятился из комнаты.

– Увидимся позже, – сказал я.

– Нет… ты можешь…

– Я почитаю в библиотеке.

Через полчаса я вернулся в лекционный зал и занял свое место рядом с Кором и Криссой перед кафедрой преподавателя. Дака, туго обмотанного бинтами, отпустили из лазарета лишь на время занятий, и он уселся вместе с Энни в дальнем углу. Остальные студенты постепенно заполняли зал, стражники рассаживались вперемешку со студентами Лицея, среди которых то и дело попадались взрослые из золотого сословия, забежавшие попрактиковаться. Золотые студенты, сидевшие в ряду чуть ниже нас, оборачивались, чтобы поздравить нас с Кором с победой в турнире. Крисса усмехалась, наблюдая за нами. Любому человеку на месте Криссы было бы невыносимо находиться в присутствии тех, кто обошел ее на состязании, и слушать, как их поздравляют, но она славилась своим умением отшучиваться и ничего не принимать близко к сердцу. Когда комплименты от золотых студентов закончились, она наклонилась к нам:

– Наслаждаетесь собой?

– Мы выполняем наш гражданский долг, – откликнулся Кор.

Мы встали, как только в зал вошел профессор Перкинс, и когда снова расселись по местам, он спросил, есть ли желающие вкратце пересказать то, что было задано на дом. Только что прочитав заданное в лицейской библиотеке, я не изъявил желания поднимать руку. Темой обсуждения должен был стать Новый Питос. И я совершенно не хотел участвовать в подобном обсуждении.

Впервые за долгое время я вдруг увидел, что Энни подняла руку вместе с другими. Перкинс, ставший с возрастом подслеповатым, привык к тому, что в той части аудитории, где сидела она, обычно не находилось желающих выступать, и потому не обратил на нее внимания.

– Ли?

У меня все сжалось внутри. Я увидел, как Энни резко опустила руку.

– В эти выходные ты порадовал нас замечательным полетом, – добавил Перкинс, и его темные морщины стали глубже, когда он улыбнулся. В зале прозвучало несколько одобрительных возгласов, а Кор с силой хлопнул меня по плечу, и на моем лице невольно расцвела улыбка.

– Спасибо.

А затем я взглянул на текст, глубоко вздохнул, стараясь взять себя в руки.

– В статье говорится, что невозможно опровергнуть слухи о том, что на Новом Питосе есть драконы, а значит, стоит считать их реальной угрозой.

Перкинс кивнул и выдвинул встречный аргумент:

– Но у Нового Питоса не было открытого доступа к драконам, а прохладная весна делает их земли непригодными для выживания драконьих кладок. Как же тогда полуаврелианцы могут обладать военно-воздушными силами, Ли?

Полуаврелианцы – это ветвь аврелианской семьи, не обладавшая драконами и колонизировавшая Новый Питос несколько веков назад. Чувствуя, как пот выступает на ладонях, я снова заговорил:

– Запасы драконьих яиц недалеко от берега, в море. Автор предполагает, что у Трех Семейств были секретные драконьи кладки. Драконорожденные, которым удалось скрыться и найти убежище на Новом Питосе, могли знать об этом.

«Драконорожденные, которым удалось скрыться».

Я бы и во сне мог перечислить по памяти имена исчезнувших драконорожденных, но чаще всего я думал о своих кузенах – Иксионе и Джулии. Иксион был немного моложе меня, с Джулией же мы были почти одного возраста. После дворцового переворота тела, которые должны были принадлежать им, оказались слишком обезображены, чтобы их можно было опознать.

– Отлично. Спасибо, Ли. – Перкинс обернулся к аудитории. – И что вы думаете об этой теории?

– Звучит неубедительно, – заметила девушка с певучим акцентом жительницы южных островов, которые были нашими вассалами.

– Это подстрекательство к войне, – заявил другой юноша. Судя по изящной тунике и отчетливому дворцовому акценту, он принадлежал к семье патрициев. – Очередная байка для «Народной газеты».

В комнате послышались смешки: «Народная газета» пользовалась популярностью среди низшего, железного, сословия и тщательно контролировалась Министерством Пропаганды, поэтому большинство выходцев из золотых не удостаивало ее своим вниманием.

Перкинс кивнул.

– Возможно, – согласился он. – Но главная проблема таких теорий заключается в том, что, исходя из наших дипломатических отношений с Новым Питосом, мы никак не можем подтвердить ее или опровергнуть. Каллиполис и Новый Питос никогда не признавали суверенитета друг друга и общаются лишь благодаря посредничеству других государств. В условиях такой закрытости откуда нам знать, что они замышляют? И что делают, скрываясь за густыми туманами Северного моря.

Я вышел из зала, погрузившись в воспоминания. В последнее время я редко размышлял о Новом Питосе. О побеге, который с таким воодушевлением мы планировали вместе с Энни и который был для нас настоящей отдушиной в то далекое время…

Однако этим планам не суждено было осуществиться.

– Эй.

Нынешняя Энни вдруг возникла прямо передо мной посреди лицейского внутреннего дворика. Рядом с ней стоял Дак. Кор и Крисса тоже оказались рядом со мной. Заметив решительное выражение ее лица, я подумал, что она собирается обсудить нашу встречу до начала занятия, но вместо этого она кивком головы указала в сторону Лицейского клуба.

– Хочу перекусить.

Сквозь решетчатые окна клуба до нас доносился приглушенный смех. Никто из нас никогда там не обедал, хотя для этого не было препятствий – пропуском туда был золотой браслет.

Дак резко обернулся, чтобы взглянуть на нее, но она смотрела только на меня. Я остановился.

– Тебе там не понравится.

Энни тоже остановилась, скрестив руки на груди.

– Мы ведь можем пойти. Другие стражники ходят туда.

Некоторые стражники действительно там появлялись. Лицейский клуб славился тем, что там более благосклонно относились к некоторым лицеистам, иными словами, к тем, кто происходил из семей патрициев. К Лотусу, Пауэру, Дарию, Алексе и Максу, которые выросли на Яникульском холме и обожали регулярно обедать здесь со своими приятелями из начальной школы. Что касается меня, мне никогда не было интересно наблюдать за тем, как развлекается новая аристократия Каллиполиса. Патриции с Яникула были тесно связаны с революционным движением Атрея: предав повелителей драконов, они обрели ключ к своему успеху и многое выиграли после введения теста на сословия. Все они, сдав тест, получили золото.

Мне импонировало, что Атрей дал шанс на лучшую жизнь беднякам из районов вроде Чипсайда. Но шансы, которые он предоставил патрициям из Яникула, меня не интересовали.

– Я хочу попробовать, – сказала Энни.

«Тогда попробуй без меня».

Но, судя по всему, такой вариант она не рассматривала. Она выглядела чертовски решительно и в то же время испуганно, словно собственная инициатива пугала ее больше клуба. И почему-то это меня зацепило. Я отогнал прочь плохие предчувствия.

– Отлично, – сказал я.

Дак, Кор и Крисса изумленно вытаращились на нас. Они были явно заинтригованы. Потому что, в конце концов, почему я, Ли, отщепенец из трущоб, должен был стать посредником в этом обряде посвящения, которое Энни, похоже, придумала для себя?

– Вы идете? – спросил я Криссу и Кора.

– Меня давно не волнуют подобные приключения, – откликнулась Крисса, закинув сумку на плечо. – Я в Обитель. Кор?

Кор переминался с ноги на ногу, с тревогой поглядывая в сторону клуба.

– Ну, возможно, как-нибудь в другой раз…

– Я пойду, – сказал Дак Энни.

И втроем мы поднялись по ступенькам Лицейского клуба. В фойе я уставился на владельца клуба, который должен проверять браслеты. И хотя мы никогда раньше не встречались, похоже, он узнал меня и пропустил нас, не взглянув на мое запястье.

Мы вошли в темную, отделанную деревянными панелями столовую, наполненную спорящими студентами, пожилыми профессорами, раскуривающими трубки, которые наполняли комнату табачным дымом, и множеством других посетителей разных возрастов. Представители золотого сословия всегда были желанными гостями в этом клубе, вне зависимости от того, учились они здесь или нет. На отполированных до блеска деревянных столах разложены свежие выпуски «Золотых ведомостей». Люди из золотого сословия предпочитали эту газету из-за ее относительной свободной редакционной политики. Она была предназначена исключительно для Дворца и стен Лицея.

– Ли! Как поживаешь?

Студент из золотых, с которым мы вместе изучали дамианскую философию, сидящий за столом в центре зала с новыми друзьями, выкрикнул мое имя. Они почти закончили трапезу, рифленые стаканы с летним вином почти опустели. Они обернулись и с улыбкой смотрели на меня, подзывая к себе.

– Не хочешь присоединиться к нам? Можем сдвинуть стулья…

Я почти ощутил, как Энни едва не отпрыгнула назад. Очевидно, посиделки с едва знакомыми людьми оказались для нее непосильной задачей.

– Спасибо, И²эн. Не стоит беспокойства. Рад был вас всех повидать…

Я улыбнулся им, пожал руку Иэну и повел Энни и Дака в глубину зала, на ходу отмечая присутствие других стражников, которых легко можно было узнать по форме. Конечно же, здесь оказались Пауэр и Дарий с несколькими девушками из класса риторики. Меня удивило, что в дальнем углу за отдельным столиком сидели Рок и Лотус. Я повел Энни и Дака к свободной кабинке. Энни села так, что ее спину и бок прикрывали две стены, и принялась оглядывать зал с таким видом, словно сидела на спине дракона, обозревая вражескую территорию. Дак протиснулся в кабинку следом за ней, стараясь лишний раз не задевать ожоги, скрытые формой.

– А где здесь буфет? – пробормотала Энни.

– Его здесь нет.

– Тогда как же…

Энни умолкла. К нашему столику подошла молодая женщина в униформе официантки, которую я видел еще до Революции. На ее запястье блестел железный браслет.

– Что будете заказывать?

Дак восхищенно уставился на официантку. Энни покраснела, как случалось всякий раз, когда ей приходилось общаться с официантами.

– А что у вас сегодня в меню? – поинтересовался я.

Официантка принялась с воодушевлением рассказывать, и это было лучшее, что я слышал за последние годы. Я сделал заказ, а затем Дак, ошарашенный обилием выбора, попросил блюдо, в котором был бекон. Энни, которая, судя по всему, не поняла ничего из того, о чем мы говорили, пробормотала, что хочет то же самое, что и я.

– Сейчас принесу ваши напитки.

Мы смотрели, как она удаляется, и вдруг Энни вздрогнула.

– Как думаешь, сколько ей платят?

Я часто делал обходы вместе с Трудовой Призывной Комиссией и потому точно знал ответ на этот вопрос.

– Прилично. Гораздо больше, чем большинству неквалифицированных рабочих на мануфактурах и в шахтах.

Постепенно привыкнув к окружающей обстановке, я начал прислушиваться к разговорам, и меня поразило, сколько людей вело беседы на драконьем языке. Ведь в городе, где этот язык ассоциировался с триархистскими группировками, предпочитали говорить на каллийском. Однако здесь, где для выходцев из патрицианских семей драконий язык был родным, он звучал повсюду. Этот не употреблявшийся повсеместно язык звучал как пародия на старую жизнь.

«Но дело не в том, что сам по себе я против цензуры, но не кажется ли тебе, что он заходит слишком далеко…»

«Несомненно, однажды я предпочту красное дамианское каллийскому…»

Принесли наш заказ. В Обители мы всегда ели досыта, и, приехав из Элбанса, я и не думал о том, чтобы интересоваться качеством этой еды. Однако здешние блюда сильно отличались от того, что я пробовал раньше. Овощи идеально сдобрены специями, стейк, прожаренный снаружи, оставался розовым внутри, картофель полит маслом. Энни, едва взглянув на свою еду, набросилась на нее с ножом и вилкой так, словно боялась, будто блюдо вот-вот исчезнет.

Когда-то давно я обратил внимание на то, как Энни ведет себя за столом. В детстве она жадно поглощала еду, и я научился ей подражать, но сейчас, в этой роскошной столовой, созданной для смеха и удовольствий, на это трудно было смотреть. Когда Дак принялся восторгаться своим ланчем, заявив, что это «лучшая на свете еда», я протянул руку через стол и коснулся ее запястья.

– Не торопись, – пробормотал я.

Она оторвалась от тарелки. Ее глаза округлились, она смущенно заморгала, а затем кивнула.

Это была одна из самых странных трапез в моей жизни. Я ощущал вкус еды, и он был очень неплох, он был именно таким, каким я его помнил. До того, как узнал, каково это – быть благодарным за саму возможность поесть. И в то же время меня не покидало ощущение, что Энни следит за мной, преисполненная решимости повторять все мои движения, несмотря на то, что ей было стыдно. Я изо всех сил старался медленно продемонстрировать все правила вежливого поведения за столом, не допуская лишних комментариев, и потому Дак даже не догадался об уроке хороших манер за столом для Энни. Она повторяя за мной, так же, как я, вонзала вилку в стейк, а затем отрезала от него кусочек ножом, не позволяя ему скрежетать по тарелке. При помощи ножа подталкивала горошины к вилке, а закончив трапезу, положила приборы рядом с тарелкой. Такие манеры были присущи человеку, который не боится умереть от голода.

К концу ланча меня мутило от стыда.

– Вам понравилось? – поинтересовалась официантка, вернувшись к нашему столику, чтобы предложить кофе или десерт.

– В жизни не пробовал ничего вкуснее, – ответил Дак с таким торжественным видом, что она рассмеялась. Когда она, собрав тарелки, двинулась на кухню, Дак произнес, понизив голос:

– Как думаете, ей неуютно в присутствии людей, которые…

Энни мгновенно закончила его фразу, словно прочитав его мысли:

– Сдали тест лучше ее?

– Или получили привилегии по праву рождения, которые дали им возможность сдать тест лучше, – пробормотал я.

Изысканная еда, только что принесенная нам, стала доказательством этой привилегии, и от размышлений об этом я ощутил дискомфорт.

Вращая в руке свой стакан с сидром, Энни внимательно разглядывала осадок на дне. Наконец она ответила мягко, но твердо:

– Мне хотелось бы думать, что все должны попадать сюда только благодаря собственным заслугам. Неважно, кто они и откуда.

Я взглянул на нее, желая, чтобы она посмотрела на меня в ответ, но она снова обвела взглядом зал.

– Как бы там ни было, большинство присутствующих здесь говорят на каллийском. У многих он соответствует дворцовому стандарту, но вот за тем столом я слышу саутсайдский акцент, а за нами сидят те, кто говорит с харбортаунским акцентом.

А я и не заметил этого, полностью сосредоточившись на звуках своего родного языка.

– Даже если количество тех, кто говорит на драконьем языке… несоразмерно с общей численностью населения Каллиполиса, – мрачно добавила Энни.

– Надеюсь, у моей сестры будут хорошие результаты, – пробормотал Дак.

Энни протянула руку и, накрыв его ладонь своей ладонью, нежно сжала ее. Она даже не заметила, как Дак замер от ее прикосновения.

А затем ее блуждающий по залу взгляд наткнулся на кого-то, и она тут же убрала руку. Я обернулся. Нас заметил Пауэр, он поманил Энни, приглашая подойти к их с Дарием столику. Девушки из класса риторики, переглядываясь, хихикали, прикрывая рот ладошками.

– Не надо, Энни, – запротестовал Дак.

Не сводя глаз с Пауэра, Энни подняла свой стакан и осушила одним глотком. А затем, поставив его на стол, встала и направилась вперед через зал.

Дак наблюдал за ней, нахмурившись.

– И она еще мне говорит не обращать на него внимания?

Энни

Через месяц нам с Пауэром предстояло встретиться в воздухе. Однако сегодня я подошла к нему с таким видом, будто поединок между нами уже произошел. Когда я остановилась около его столика, он распростер руки, откинувшись назад на спинку стула, словно охватывая все пространство наполненной табачным дымом комнаты с деревянными стенами.