Buch lesen: «Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том», Seite 21
– Рад, что наконец-то пришел! – будто бы не замечая недовольства Рагнера, улыбнулся он.
– Да, я пришел… – тоном, не сулившим ничего хорошего, заговорил по-лодэтски и Рагнер. – И выпью за тебя, порадуюсь, но позднее – я занят… Да и ты тоже занят, Аргус На́ндиг. Поезжай сейчас к холму и осмотри: как там у нас, всё ли готово. Оцени и проверь. Утром мне доложишь.
Аргус криво усмехнулся, кивнул и молча вышел из залы. В полной тишине Рагнер повернулся к Маргарите.
– А ты, – сказал он ей, – пошли со мной.
Девушка встала и покорно поплелась за его плечами. Едва они вышли в коридор, из Залы Торговых собраний донесся возобновившийся, многоголосый говор.
– Это что такое было? – спросил Рагнер, поворачиваясь к Маргарите в пустой зале с колоннами (там только виднелся караул у входа и слышались голоса с лестницы). – С Аргусом?
– Он хотел мне помочь. Защитить… Чтобы на меня не смотрели и прекратились сплетни, что тут про меня… После того, как все узнали… – смутилась Маргарита. – Что я с вами была… Всё стало ужасно… Аргус меня и не тронул, – тихо добавила она. – А вы его с собственного торжества прогнали – я догадалась.
– Защитник херов… – раздраженно процедил сквозь зубы Рагнер. – Он по заслугам получил, ты не сомневайся: приказ мой нарушил… и еще отхватит… А что до тебя… Что же ты своим подругам, Хельхе и Геррате, не рассказала, как пнула меня? Как я дураком перед тобой стоял? Посмеялись бы втроем… А затем и со всем моим войском поглумились бы над герцогом Раннором.
– Мне не до смеха было, – ответила Маргарита, кусая губы и мучая пальцы. – И сейчас мне не смешно. Я одну себя виню.
Рагнер немного помолчал, не отводя от нее колкого ледяного взгляда.
– А платок твой где? Второй день уже без него ходишь. Это зачем?
– Я… – замялась Маргарита и вздохнула. – Я более не имею права его носить, и все это знают. Я же пала…
Рагнер так на нее посмотрел, что она его испугалась.
– Пала? – переспросил он. – Со мной?! Ты пала со мной?!
Он шумно выдохнул.
– Я герцог, в конце концов! Тидия, мои земли, больше твоего чертового Лиисема! Пала она со мной!
– Какая разница с кем! – в сердцах воскликнула девушка. – Я больше недостойная… Я пу́таница… шлюха…
Рагнер закрыл глаза, перевел дыхание и, когда он снова их открыл, то уже смотрел мягче.
– Иди к себе и надень платок, – сказал он. – И носи его, если хочешь. Ты не шлюха. Здесь никто не имеет права так тебя называть и считать, кроме меня. А я так не считаю… Так что иди, повяжи платок и спускайся поживее – к тебе гость пришел. Да, – подтвердил Рагнер. – Мужчина, толстый, без клейма на темени – только лысина и клок волос. Говорит, что твой дядя.
– Дядюшка Жоль? Живой! – сразу расцвела Маргарита. Зеленые глазищи уже без страха встречались с ледяным стеклом. Рагнер махнул головой на лестницу, и она поспешила наверх.
Там Маргарита натолкнулась на запертую дверь, какую ей открыла Эмильна. Черноволосая сиренгка недавно рыдала, отчего ее припухшие глаза стали еще злее, а губы больше, но увидав на пороге «соперницу», Эмильна сжала рот до тонкой черточки. Не желая с ней сильнее ссориться, Маргарита скупо сказала:
– Меня герцог ждет. Я только голову покрою.
Эмильна отошла, села с ногами в изголовье кровати и уронила в колени лицо. Маргарита, пока заматывала платком голову, каждый миг готовилась «горлопанить на всей свет, точно режат» . Но Эмильна ничего не делала – она молчала, не двигалась и лишь с ненавистью следила за ней.
________________
Жоль Ботно в черном плаще с капюшоном, делавшим его неузнаваемым и похожим то ли на колдуна, то ли на заговорщика, в волнении ожидал свою племянницу. Его провели на третий этаж смотровой башни – там был кабинет, выходивший окнами на все четыре стороны. Раньше здесь работал Ортлиб Совиннак, а теперь в этой просторной комнате Лодэтский Дьявол совещался со своими ротными.
Маргарита не смела подойти к своему любимому дядюшке, памятуя о том, что нельзя приближаться более чем на четыре шага. Ее счастливые глаза пытались передать всю великую радость от этой долгожданной встречи. В комнате стояли еще три суровых незнакомца из «демонов» Лодэтского Дьявола, которые стерегли подозрительного толстяка в зловещем плаще. Добрейший Жоль Ботно был столь же хмур, мрачен и строг лицом, как и Рагнер Раннор. И еще он был исполнен решимости.
– Мне, чего ж, дочку сердешную и объять нельзя? – резковато спросил дядя Жоль, но потом смягчил тон: – Ваша Светлость, я всё ж таки не скраду ее, как бы мне этого не хотилось.
Рагнер опустился на стул у большого квадратного стола в центре комнаты, вытянул скрещенные ноги и сложил руки на груди. Взвесив возможности толстяка что-нибудь учудить, он сказал Маргарите:
– Можешь подойти.
Пленница ринулась к дядюшке и, утонув в его объятиях, прижалась к мягкой груди, такой родной и дорогой. Жоль Ботно, замечая, что она плачет, разозлился и громогласно выдал:
– Да скоко ж можно́ измываться-то над ею?! – гневно спросил он Рагнера. – Неужто вам вовсе не совестно, Ваша Светлость, с дамою так себя весть? Так униживать ее?! Как ей живать себе после скажете?! Вы же рыцарь, аристократ! Позор!
– Где градоначальник? – устало спросил Рагнер.
– Не знаю я, где этот Свиннак, Ваша Светлость. Я же вам уже говорил: мы потерялися при вашей штурме. Не видывал его больше́е.
– Дядя… – тихо сказала Маргарита, с нежностью поглаживая отросшую бородку Жоля Ботно, – ты поседел…
– Как ж не поседеешь, дочка? – ответил тот и сам чуть не расплакался, глядя на пятна под глазом Маргариты и ощущая руками, как похудела ее спина. – Ты всё ж таки не тревожься за нас. С Филиппом и Синоли всё в порядку – они за городом. Не делывай больше́е чепухи. Сосед, башмачник, сказывал, как ты нас сыщала… Не надобно больше́е, дочка… Просто пожди еще…
– Это сколько?! – жестко спросил Рагнер. – Я тут тоже жду! Сколько мне ждать?
– Я былся б радый вам подмочь, Ваша Светлость, – ответил дядя Жоль. – Всем, чем смогусь. Только пущите дочку. Меня возьмите заместо ею.
Рагнер хохотнул.
– Ты не сдался ни мне, ни градоначальнику! Если он за красивой, молодой женой не идет, то за тобой, лысым и толстым, точно не заявится. Всё, расходитесь! – приказал он. – Довольно. Хочешь дольше ее обнимать – отыщи градоначальника. Пусть придет сюда, как ты пришел. Даю слово, что здесь он будет в безопасности: уйдет живым и здоровым, как и ты сейчас же уйдешь, раз рассказать мне нечего.
Дядя Жоль нехотя разжал руки и отпустил племянницу.
– Ты тоже за меня не волнуйся, – отходя, сказала Маргарита. – Меня тут никто не обижает…
– Еще как обижают! – встал со стула Рагнер. – Это я заделал ей под глазом, что иное она ни пела бы тут тебе! И всю ее вновь отмордую, едва пройдет, а потом и по рукам ее пущу. Сам я от нее всё, что хотел, уже получил. Еще пару раз, быть может, развлеку себя – и потом отдам ее своим демонам! Всем сразу, кто захочет! Советую поспешить, пока она еще на себя похожа, а не на девку за четвертак – беззубую и с дырой на ведро между ног! Последний срок в три дня, начиная от завтра. Понятно?
Дядя Жоль покраснел от гнева, сжал кулаки, но и он не выдержал натиска колкого стекла – отвел взгляд от глаз Рагнера и, взбелененный, замер на месте. Маргарита тоже густо покраснела из-за слов Рагнера, а тот в довесок схватил ее за плечо и грубовато потащил за собой к выходу, показывая, что она принадлежит ему и он, что хочет, то с ней и делает.
– Его вывести за ворота и не трогать, – сказал Рагнер своим людям, кивая на Жоля Ботно.
– До свидания, дядюшка, – оглядываясь, успела сказать Маргарита, прежде чем Рагнер почти что вытолкнул ее вперед себя за дверь.
Жоль Ботно, сжимавший в бессильной ярости кулаки, хмуро кивнул ей.
– Не маячь тут больше, – напоследок обратился к нему Рагнер. – Второй раз явишься без градоначальника – и тебе, и твоей племяннице придется худо. Три дня! После дня венеры смысла приходить сюда уже нет!
________________
Рагнер держал за запястье свою пленницу и когда вел ее по винтовой лестнице, и когда тащил ее через двор. Он отпустил руку Маргариты только у лестницы в парадной зале.
– Ты что домой не хочешь?! – развернулся к ней Рагнер. – Жить тут собралась?! Не обижают ее… – проворчал он. – Нет, чтобы… Забери меня, молю, отсюда поскорее, – тонким издевательским голосом пропел он. – Я боле не могу! И всякое прочее дерьмо! – помолчал герцог, разглядывая несчастное лицо Маргариты, с какого она вытирала слезы. – Я же помочь тебе хочу, – тихо добавил он. – Чтобы ты могла вернуться к родным, а не ходила б тут вечно зареванная. И супруга не бойся – здесь его вины намного больше, чем твоей. Не смог тебя спрятать и защитить… и уж одиннадцатый день прошел, а не является, чтобы забрать! Он не будет зол на тебя. Он поймет про платок… Скажешь, что это я заставил, что много бил – так себя и развлекал. А про ночь лучше не говори – и он всё тебе простит. Чего он еще хотел, в конце концов? Ты же побывала в плену у самого Лодэтского Дьявола. Ничего святого для меня нет…
– Зачем дядя приходил?
– Думаю, чтобы тебя увидеть и рассказать о твоих братьях. И чтобы твой супруг убедился, что уйдет отсюда живым, – уже спокойно говорил Рагнер. – Мои люди допросили всех пленников из Северной крепости: градоначальник исчез с началом нашего штурма, никто его не видел после трех часов, как и мальчишку, что вечно с ним отирался – твоего младшего брата. Раз брат с именем «Любоконь» жив, то и градоначальник тоже. Не беспокойся, завтра или через день-другой объявится твой супруг… И ты будешь свободна. Будешь жить, как прежде, – и забудешь обо всем.
Они помолчали, не зная, что еще сказать.
– Иди к себе, – заговорил первым Рагнер.
– Можно мне к брату Амадею? – спросила Маргарита, поднявшись на пару ступеней. – А то там Эмильна, и я ее боюсь.
– Еще бы, – улыбнулся Рагнер. – Этого твой защитник Аргус, похоже, не учел… Иди к себе, – почти ласково сказал он. – Нельзя тебе к монаху: ночь ныне, а он всё же мужик, хоть и святоша… Эмильне скажи, чтобы шла вниз и пела. Я сейчас туда пойду, – махнул он на залу собраний. – Хочу, чтобы и она там была.
Рагнер проследил, как девушка поднимается, и, когда она скрылась, направился в пропахшую за одиннадцать дней пивом не хуже трактира Залу Торговых собраний. При его появлении разговоры снова стихли, люди встали.
– Продолжайте, выпью с вами, – сказал он, подходя к крытой ковром скамье в глубине комнаты, где недавно сидели Аргус и Маргарита. Скамью ему тут же освободили, в руки дали глиняную, а не деревянную кружку. – Ну что же вы? – усмехнулся Рагнер. – Сейчас мы отдыхаем… Я тоже хочу отдохнуть.
Через минуты три пришла Эмильна с лютней, согнала гусляра с трона герцогов Лиисемских и сама туда села. Под напевы струн разговоры начали возобновляться.
– Ваш Светлость, будёт ли штурма замку, вконец? – спросили Рагнера.
– Не спешите в Ад, – с усмешкой ответил он. – Там для нас, для всех, по личному черту давно назначили. Пусть чертяга поскучает подольше: и ему, бедолаге, отдых, и вам хорошо… Тоже пока набирайтесь сил. Ваша задача: быть готовыми и, когда битва начнется, победить. Моя задача: выбрать время. И желательно, чтобы боя вовсе не было. Да, и так может выйти… – улыбнулся он, видя разочарование своих вояк. – А может и нет. Замок герцога мы всё равно возьмем. Никуда он от нас не денется. Пусть Альдриан пока дрожит. Едва успокоится – и мы нападем. А потом домой! – мечтательно вздохнул он. – При трофеях и при славе!
Все вокруг заулыбались и выпили за это.
– А куды дале́е справимся?! – выкрикнул кто-то.
Рагнер пожал плечами.
– На всё воля Божия, – опять усмехаясь, сказал он, и его головорезы захохотали, услышав такое от Лодэтского Дьявола. Рагнер не смеялся: он вспоминал свой разговор с праведником и пытался за его уклончивыми ответами нащупать истину.
В залу собраний влетел подбитый на оба глаза Лорко: он здоровался с приятелями по-воински, обмениваясь звонкими хлопками кулаков о ладони.
– К Госпожане сызнава кой-та мужик ходил! – громко заявил Лорко, проходя в залу спиной вперед и не замечая Рагнера. – И не муж сызнава! Нашанская Пресвятая Прабл…терь тока сябе не изменяат!
Сиротливо задребезжали одинокие смешки и оборвались. Никто больше не улыбался. Лорко оглянулся, пытаясь понять, почему все молчат, и увидел Рагнера, сжавшего челюсти и воткнувшего в него свои жесткие глаза.
– Лорко, – поднялся Рагнер и стал подходить к рыжеватому парню, который развернулся и еще пытался улыбаться: в мутных, каре-зеленых глазах плясали искры, не желая гаснуть. – За лицо потом спрошу… Сейчас ты мне ответишь за свой язык, слишком длинный и поганый. Ты какое право имеешь так ее называть? Расскажи нам, как много ты от нее получил.
Лорко опустил глаза, но тут же их поднял – и искры в них разгорелись.
– Ну… с задраннай юбкаю я ее-та свидал! – не в силах себя сдержать, выдал он и немедленно пожалел – Рагнер пришел в бешенство: схватил сжавшегося, прикрывшегося руками парня, затащил его на середину залы и оттолкнул.
– Выбирай, Лорко: мечи, ножи или кулаки. Живым отсюда выйдет один из нас.
Лорко побледнел. Искры в его глазах начали тлеть. Он молчал, озираясь и не зная, что делать. Вокруг все ждали, что будет дальше. Рагнер высился напротив него, и от его взгляда бросало в холод. Лорко понял, что Лодэтский Дьявол не шутит и сейчас его убьет. Он испугался – губы ярмарочного скомороха дрогнули.
– Значит, кулаки, – процедил Рагнер, начиная приближаться и уже зная, что дальше делать.
– Не будуся с вами драться! – почти взвизгнул Лорко, отпрыгнул на безопасное расстояние и уже спокойнее продолжил говорить: – Ваша Светлость, я не лободыр, не буду, и вся! Коля вас ненарокам обскорблял, та ат всея души прошу прощеванья. Ентого я вовся не хотил… Но пазорничать и пред бабою виняться – не стануся! – с вызовом добавил он. – Скореча штурма, – стал увещевать Лорко. – Загибну авось-либа и так… Вы жа знаате, я в кусту не сиживаю – запервым я в бой! Больша не буду, – сказал он последний довод. – Клятвенуюся всем, дча дорага, слову про её дурногога боля не кажу!
– Язык тебе тогда отрежу. Чтобы наверняка. Жить будешь и воевать сможешь. Иди сюда по-хорошему.
– Да как жа я без языку-то, Ваш Светлость! – не сдавался Лорко. – Моёйный язык меня и кормлит, и на ложы к красулькам водит, и меня тама тожа не подводит…
Вдруг Лорко зачитал пошлый стишок из того разряда, какой исполняли на рыночных площядях уличные поэты-жонглеры:
В тяжолай женскай доле, госпадин мой, утешеньёв ни х…!
Эх, ежаля б ни в полдянь храм и ежаля б ни в полначь я!
Язык мой ловкай до восторгу так всех дамочек доводит,
Дча глазки ихние на лоб да за брови́ уходют!
Раскрашенный под енота Лорко декламировал, а люди вокруг прыскали смехом.
– Ну, Ваша Светлость, ну раз меня вам ну сувсем не жалкое, – сложил как при молитве руки парень, – ну да пожалейте жа вы, в концу концов, хоть женщан! – громко, с чувством, исполнил «енот» – и головорезы вокруг него расхохотались. Даже Рагнер криво улыбнулся, и его глаза оттаяли.
– Ладно, Лорко, херов дамский угодник… Выпутался… Ты мне слово дал! Самым дорогим поклялся! Нарушишь – язык и не только отхвачу! – пригрозил герцог и помолчал, решая, что делать с этим шутом. – Пока не извинишься перед ней, при всех да на коленях, будешь день и ночь нянькою тому монаху наверху. Он будет гадить – а ты убирать. Мыть его и кормить из ложечки. И он тебе всю башку своими святошными поучениями проест – это я тебе обещаю! И если не извинишься, то и на штурм не пойдешь: без трофеев останешься и без славы! Здесь так и будешь подтирать монашеский зад и дома об этом хвастать станешь, а не о том, как замок брал! Чего стоишь?! – заорал Рагнер. – Живо на второй этаж, к монаху!
Лорко попятился назад, не сводя глаз с Рагнера и не веря, что уходит живым, проскользнул промеж собравшихся и растворился за ними. Лодэтский Дьявол обвел головорезов жесткими глазами и сказал:
– Не смотреть на нее, не трогать и не заговаривать с ней первыми! Она под моей защитой! Что не ясно?! И не болтать про нее! Забыли про нее, словно ее здесь и нет! Помните лучше, что эшафот совсем рядом! Всех, на кого она пожалуется, и по хрен мне за что, всех там повешу, – лишь за одну ее жалобу! Увижу: пялится кто-то, – петля, услышу грязь про нее – перед смертью язык вырву! Скормлю и его, и кишки с дерьмом тем, кто слушал эту грязь! Тронет ее хоть кто-то – отрежу руки и ноги! Каждый раз, когда будете ее видеть, эшафот и себя на нем в петле представляйте!
И Рагнер резко вышел. В зале повисло молчание. Гюс Аразак посмотрел на Эмильну, которая тяжело дышала в ненависти.
– И чё эт былось? – спросил кто-то.
– Влюбвился наш герцог, вот чо это было́! – усмехнулась Геррата.
– Или вконец озверел, – возразили ей. – Уж скореча б замку эту хватить. Сами здеся со скуки озверяем.
Геррата не стала спорить: с видом, что она уж точно разбирается, покачала головой и направилась к выходу. Гюс Аразак, поднявшись с пола, пошел за ней.
– Геррата, – догнал он ее у обеденной залы, – разговор есть.
– Ецли ты про Госпожаню, то я слухать ничё не цтану! Герцога гневать – мене бяда напрацная. И она, хоть и дурёха, эких есшо посысщать, но мёне подруга. Так, чоб ты цнал! А ты чо этокой смелой? Про эшафоту и кишки герцог-то не шутковал: Лорко на то и Лорко – вёзунчик он, – вот чудом и цпазся.
– Я хочу только предупредить тебя, что она тебе вовсе не подруга…
Геррата с неприязнью посмотрела на него и хотела уйти, но Гюс схватил ее за руку.
– Пущщщи, а то ударю! – громко прошипела маленькая женщина высокому, плечистому мужчине.
– Спроси у Гёре, что было в кухне по ее прибытии. Он мне сам хвастал, как она его обольщала… Ты с ней так добра, а она…
Аразак отпустил руку Герраты, которая уже не хотела уходить.
– Вылаживай, чо цнаешь, Гюс, – тихо потребовала она. – А послю я Гёре цпросю, так чо ты не ври.
________________
Ночная сорочка, выданная Маргарите в плену у Лодэтского Дьявола, составляла достойную компанию ее огромным трусам: большая, грубого кроя и из толстого льняного полотна, – в ней хрупкая, невысокая девушка казалась вдвое больше, чем была, но для сна в холодной по ночам комнате этот наряд подходил идеально.
Вернувшись в спальню после встречи с дядюшкой, Маргарита переоделась в свой ночной белесый балахон, распустила волосы и забралась под покрывало. Сначала она думала о том, что супруг сегодня или завтра придет за ней, одновременно страшась этому и радуясь, а потом уснула. Однако, едва она сомкнула глаза, как раздался стук в дверь и послышался голос Соолмы. Встревожившись, что что-то произошло с братом Амадеем, Маргарита, еще не стряхнув с себя полностью сон, быстро соскочила с кровати и, приоткрыв дверь, взволнованно спросила:
– Ему плохо, да?
Соолма ничего не ответила, оттолкнула ее с пути и прошла к своей самой дальней кровати у окна.
– Соолма, да ответь же! – не унималась Маргарита. – Я нужна ему? Да или нет?
Та обернулась и посмотрела на нее не хуже Рагнера. В темноте виднелись только белки ее очей, но нечто, что исходило от Соолмы, бросало в дрожь. Затем Черная Царица начала молча раздеваться. Она легла, укрылась и отвернулась к стене, не произнеся ни слова. Маргарита затворила дверь, тоже забралась в постель и натянула простыню до глаз. Спать при Соолме Маргарите было страшно: по темной комнате так и витала зловещая сила.
К ее счастью, еще не кончился час Целомудрия, как раздался новый стук – и три остальные женщины прошли к своим кроватям. Маргарита, привыкшая спать в этой комнате одна, удивилась столь небывалой многолюдности.
– Что-то случилось? Почему вы все пришли? – спросила Маргарита Геррату.
Кухарка, вместо ответа, столь странно посмотрела на пленницу, что та поежилась. Маргарита отметила и то, что Геррата впервые позабыла принести ей чашку вина для обтираний, но промолчала.
– О, и Соолма цдесь! – произнесла Геррата.
– Она со мной не разговаривает, – через силу улыбнулась Маргарита, но у Герраты не дрогнули ни губы, ни ее родинка.
– Не цстоит трогать Соолму, коль она того не хотит, – наставнически произнесла она.
– Да ты спляй-то, – добрым голосом проворковала Хельха. – Нёчаго-то нё цтрязлося. Музжики назши-то пьют иль в дозору. А Аргус-то у холму… Спляй… – ласково повторила она. – Мы-то пошепшаемся маненько. Ты-то спляй…
Маргарита с недобрым предчувствием легла в постель, решив, что уж лучше так, чем наедине с Соолмой.
Геррата, Хельха и Эмильна разделись до сорочек, оставили зажженным ночник – маленький масляный светильник. Сидя на двух кроватях, спиною к Маргарите, они о чем-то тихо говорили на непонятном ей языке. Маргарита отвернулась от них к двери; сон еще долго к ней не шел, но потом она крепко заснула.
Из забытья ее грубо выдернули – вытащили из постели, зажав рот и заломив руки. Не вполне осознавая происходящего, Маргарита увидела перед собой в свете маленького огонька лампы два обозленных лица – Герраты и Эмильны, которые в таком освещении больше походили на ведьм, чем на женщин. Скосив глаза, Маргарита углядела, что Соолма спит в том же положении, лицом к стене, – значит, Маргариту держала с силой, равной мужской, толстая Хельха.
– Я тобе с самогого началу сказжала, чоб ты к Гёре не наблишалащщя, – шипела Геррата. – Я быть доброй к тобе и подмогать. А ты мнё вот так вот?
Маргарита пыталась оправдаться, но из-под руки Хельхи вылетал неразборчивый поток звуков. Напуганная пленница постаралась вырваться, и тогда толстушка так скрутила ее запястье, что Маргарита зажмурилась от боли.
– Я есшо крепчою-то могусь, – «похвасталась» Хельха. – Не рыпайся-то цдесь мню.
– Мы посудили тебя проучить, – сурово изрекла Эмильна. – И ты знаешь за что! Коль живою станешься поутру, то к Аргусу больше́е ни на шагу – сыщи уж, как его отвялить.
– На Гёре и глазц своих зелёньих, б…ских, чоб не подымала! – повысила голос Геррата. – И кормить я тобя не цтану, как обещивала. Пущай герцог тобя кормит, коль хотит. Мёня и он не понудит!
– И на Ольвора-то не зыри, – раздался из-за спины шепот Хельхи. – И не трися-то на ём, как тоды, на лосшади-то. Я экой доброй-то, как Геррата, не будуся. Как маненько двину-то на раз – и поминай как цвать твойную-то красу.
– И Соолме точна есть, чё добавить, – продолжила суд Эмильна. – Соолма, – позвала она, но Черная Царица не шелохнулась. – Ааа, хрен с тобою, – махнула рукой Эмильна. – Не спорстуешь, так согласная с нами.
– Ты цдесь всех цупротиву себя наделала, – прищурила глаза Геррата. – Не одна не цацтупилася, цначат, нужною наказаньё: токов у нас цакон.
Эмильна подошла к двери и открыла засов.
– Мы тебя выставляем – почивай где угодно, – сказала она. – У твоего рясочника Лорко щас: будется радый, коль ты зайдешь.
– В другой раз выцтавим голою, – предупредила Геррата. – А трётьего разу – не будёт. Чоб ни одного из наших музжиков с тобою и близкою не цветилося! Бёги от их, как ошпарённая, яцнила?
Маргарита часто закивала и головой, и ресницами, но Хельха всё равно потащила ее, упиравшуюся и мычавшую, к открытой двери.
– Не цвуку, – тихо попрощалась толстушка. – А то музжиков-то, соседюй назших, побудёшь. Вот дар-то им! Я утром-то впусщу тобя, не хнычь. И не стучи сюды – всё одно не отопрём-то. А коль отопрём-то, то я тобе руку-то цломаю!
Пленницу вытолкнули в темный коридор и закрыли дверь. Белесая, уродливая ночная сорочка, что подошла бы размерами и Хельхе, в своих пышных складках надежно схоронила тело Маргариты от посторонних глаз, но она, несчастная, чувствовала себя абсолютно нагой – сжалась, испуганно озираясь и стыдливо прикрывая себя руками. Коридор был безлюден и тих, как склеп. Маргарита выдохнула, уронила лицо в руки и беззвучно заплакала от несправедливости, обиды и жалости к себе. Она и не думала прятаться у брата Амадея: дозорные на втором этаже увидели бы ее не только с непокрытой головой, но и расхаживающей после отбоя в белье, явившейся ночью к мужчине, пусть даже к священнику. Меньше всего ей был нужен новый позор или лишний повод для домогательств.
Тихонько, чтобы никого не разбудить, она прокралась в конец коридора и влезла в узкую оконную нишу, на самую высокую из ступеней. Ни стекла, ни ставень оконце не имело, но Маргарите показалось, что на улице не так уж и холодно. Решив, что распущенными волосами здесь никого не удивить и лучше утаить в темноте белесое белье, она не стала плести косу, завесилась волосами и укутала ступни ног подолом сорочки.
«Одна надежда, что Ортлиб меня скоро заберет из этого бесконечного кошмара, – думала пленница, роняя слезы в колени. – Не знаю, простит ли он меня, но я хоть не буду более бояться насилия и Гюса Аразака. Сама удалюсь в монастырь, в конце концов, если он захочет со мной разойтись. А если он завтра не появится? Что мне тогда делать? Аргуса надо будет сторониться, Хельха откажется стеречь мыльню, пока я моюсь, Геррата меня кормить не станет… Рагнеру Раннору жаловаться? Да ни за что! Он только унижает меня, как сегодня перед дядей Жолем. Если я его о чем-нибудь еще попрошу, он наверняка попользуется мной в той красной кровати. "Сам я от нее всё получил, что желал. Еще пару раз, быть может…" Лодэтское чудовище! Снова осрамил меня… С другой стороны, он спас брата Амадея и подверг себя такой опасности – отважный поступок, какие бы цели он не преследовал: подверг себя опасности лишения высоких прав, жизни и чести ради женщины, ради меня… Я теперь даже не знаю, что думать… Нет! Если он узнает, что меня из-за повара выставили, он будет насмешничать. Без него управлюсь… Ортлиб наверняка уже завтра придет… А если только к концу срока, через целых три дняяя? Боже, сжалься же надо мною! Я более не могу! Наверняка сейчас час Веры, и мне надо бы тебя поблагодарить, но я как никогда близка к Унынию… Яви же и для меня чудо, молю: я не знаю, как для меня будет лучше, не прошу ничего явного и доверяюсь тебе, – умоляю, сделай так, чтобы всё у меня переменилось к лучшему…»
Стряхивая ресницами слезы, она смотрела на город. Из этого оконца были видны угол дома Себесро и фасад суконной палаты. Непонятно, куда пропал Гиор и где войско Лиисема, что почему-то не освобождает Элладанн. Улица Каштанов не проглядывалась, но она находилась в том же направлении. Ужасные воспоминание о произошедшем в доме из желтого кирпича вызвали новый поток ее горьких слез. Отвернувшись от окна, Маргарита закрыла глаза и, как с ней случалось уже не раз, от переживаний она быстро и крепко уснула.
________________
Реальность вернулась внезапно, с колотящимся сердцем. Чьи-то руки снова зажимали ей рот. Маргарита почувствовала сильный запах крепкой выпивки и перепугалась. Решив, что лучше умереть, она дернулась в сторону окна, но дышащее куренным вином мужское тело навалилось и вжало ее плечи в стену.
– Да тихо ты… – услышала она негромкий голос Рагнера. – Не ори, а то всех тут разбудишь. Еще и из окна вот-вот свалишься…
Маргарита замолчала, и Рагнер убрал от нее руки, но поставил их по двум сторонам оконной ниши, нависнув над еще испуганной девушкой. Он широко улыбался, мерцая в синеватой полутьме серебряными зубами, – с интересом смотрел на ее большую, уродливую сорочку и на растекшийся по ней прекрасный водопад волос. Маргарита, в свою очередь, тяжело дышала и таращилась на него изумленными глазищами, неосознанно подмечая, что на плечи герцога наброшен уличный плащ.
– Всё, пришла в себя? – спросил Рагнер. – И что это такое? – окинул он ее глазами сверху вниз и обратно. – Ты что здесь делаешь? Да еще в таком виде?
Маргарита не сразу ответила и сначала глянула в окно: еще была ночь.
– Другие девушки меня выгнали, – тихо сказала она, зная, что он будет смеяться, и оказалась права: Рагнер беззвучно захохотал – от него снова нестерпимо пахнуло белым вином, и Маргарита отвернулась к окну.
– Вот чертовки, – насмеявшись, сказал Рагнер. – Что, все против тебя взъелись? И Геррата про своего повара узнала? Как там было… Хвати же, ну пожааалстю, хвати…
С ненавистью уставившись в окно, Маргарита молчала. Рагнер тоже замолчал: он с улыбкой рассматривал ее, осиянную таинственным синим светом ночи, и думал, что она прекрасна даже с несчастным, обиженным лицом.
– Ничего с тобой не случилось бы, – сказал он. – Просто попугать тебя решили. Я сегодня всем здесь хер с башкой по верным местам расставил. Чуть Лорко не прибил… Так что… Если кто тебя и увидел бы, то не подошел бы. Скорее всего, даже бежал бы подальше от твоей, хм… миленькой сорочки.
– А вы что здесь, на третьем этаже, делаете? – сердито спросила Маргарита.
– С Айадой гулял. Она беспорядка в коридорах после отбоя не терпит. Заглянула, тебя нашла и меня позвала. Вот она, – повернулся Рагнер и указал рукой в начало коридора, где, терпеливо выполняя команду, у лестницы сидела собака. – Ну что, пошли? – спросил он и начал протягивать к девушке руки.
Маргарита стала изворачиваться, и мужчина остановился.
– Вы что делаете? – с ужасом спросила она.
– Собираюсь тащить тебя, босоногую, на руках до нового жилища. Всё равно тебе в той спальне уже никто не рад.
– Не надо. Я сама дойду… Дайте мне, пожалуйста, ваш плащ, – попросила она и, подумав мгновение, добавила: – Ваша Светлость.
– Нет. Я хочу тебя потаскать, – улыбался Рагнер. – Я пить закончил минут восемнадцать назад, и когда я такой, спорить со мной бесполезно. Всё равно тебя отволоку, как бы ты ни кричала и как бы ни противилась, так что лучше поддайся. Ничего я тебе не сделаю, – вздохнул он. – Чтобы я еще хоть раз с тобою связался – да ни за что. Пошли… а то уже где-то через часа два рассвет…
Он поднял девушку на руки – она потянула на себя его плащ и запахнулась в него до подбородка, укрыв себя и спрятав волосы. Рагнер с нежностью смотрел на это целомудренное желание утаить свою роскошную красу от посторонних глаз и едва не поцеловал зеленое пятно под девичьим глазом, что было так близко от его губ. Будто догадавшись о мыслях Рагнера, Маргарита строго поглядела на него, и он отогнал зарождавшееся вожделение.
– Где вы меня поселите? – серьезным голосом спросила она, когда герцог понес ее по коридору к лестнице.
– Со мной будешь жить.
– Отпустите меня! – тут же потребовала девушка.
– Сказал же, что не трону тебя, – раздраженно ответил Рагнер. – Не дергайся, а то я пьяный и царапина у меня на руке еще не вполне зажила: могу тебя не удержать и добавить красоты под глазами. Как раз будешь в моем вкусе – я уже устоять не смогу, не то что сейчас, – прохода не дам… Ну куда я тебя среди ночи поселю? Всё занято… – перестал он шутить, видя, как она расстроена. – Поживешь у меня пару дней, пока твой муж не явится, а то и меньше, – вздохнул он и позвал на лодэтском собаку – Айада сбежала впереди них по лестнице и скрылась в коридоре второго этажа. – И всё закончится… Ты и я только рады будем. А твой синяк мне и правда нравится, но лучше пусть его быстрее не будет… И всегда с тобой столько бедствий?
