Мистиклэнд. Легенда о пяти королевах

Глава вторая

Легко можно предположить, что быть принцессой – значит получать все, что хочешь, по щелчку пальцев, но это оказалось неправдой. Да, Эрин действительно могла сделать многое, едва щелкнув пальцами, но это были простые, обыденные вещи, например, позвать слугу, вскружить вокруг себя немного золотой пыли или переломить пополам стальной стержень.

Хотя ладно, кого я пытаюсь обмануть? В Эрин не было ничего земного, и ей это несказанно нравилось. Да, она обожала быть принцессой. Обычно Эрин купалась в восхищении окружающих, как будто это был невесомый шлейф парфюма ее матери, но в такие дни, как сегодня, это скорее расстраивало. Потому что больше всего она хотела наслаждаться радостными моментами вместе с сестрой, но никогда, никогда прежде ей не позволяли этого делать.

Она хотела, чтобы Нора задумалась: а что если мир за пределами башни и книг с легендами и вправду чудесен? Эрин не понимала сестру. Что такого интересного можно найти на пожелтевших страницах? Ничего.

Каждый год девушка подталкивала Нору к протесту, но, не сумев убедить ее, принималась уговаривать королеву, чтобы та позволила дочери покинуть башню. Но каждый раз она получала в ответ короткое «нет» и каждый раз пробовала снова и была намерена продолжать, пока не добьется успеха. А добиться его она собиралась обязательно: если и было что-то сильнее тела Эрин, так это ее воля.

Девушка прошла по коридорам мимо комнат и арок, двигаясь к своей цели, и даже не обернулась, поравнявшись со входом в мастерскую своего отца, – там она бы обнаружила десяток деревянных солдат, которых король вырезал лишь наполовину. Конечно, он закончит дело и, воспользовавшись своим даром, оживит деревянную армию и подчинит ее своей власти. Но не сегодня.

Эрин также предпочла не заглядывать в химическую лабораторию (мамы все равно бы там не оказалось), ровно как и в свои покои. Единственная причина, по которой девушка могла туда вернуться, сводилась к нежеланию предстать перед королевой в пеньюаре, даже в таком красивом и элегантном. Ей следовало бы принарядиться во что-нибудь более грациозное и впечатляющее, одним только видом заявляя: «Я здесь принцесса! А ты кто такая, чтобы мне приказывать?»

Ну ладно, это была ее мать. И… ну, и еще королева. И человек, которым Эрин бесконечно восхищалась и которого уважала больше всех на свете.

Так, пустяки.

Эрин было интересно, где же находилась королева. Может, в тронном зале наблюдает, как идет подготовка к балу? Может, прогуливается между красочных навесов, которые художники уже начали возводить в садах? Или принимает какого-нибудь аристократа, недавно появившегося в одном из мистических кругов на главной площади? Или, может быть?..

– Ты сейчас серьезно?

Голос матери испугал Эрин. Она обернулась. Королевы там не было, но острый слух девушки позволил ей расслышать эти слова, как будто бы мать шептала ей их на ухо. Поговаривали, что слух принцессы был настолько тонким, что она могла услышать, оскорблял ли ее кто-то на другом конце Мистиклэнда (если кому-то в голову вообще могло взбрести оскорбить ее). Возможно, люди преувеличивали, а источником некоторых слухов была сама Эрин… Но так или иначе, шепот королевы доносился не с окраины Мистиклэнда, а из ближайших покоев, поэтому для Эрин не составило труда его услышать, как и сиюминутно последовавший ответ.

– У меня почти получилось, любовь моя… Передовой отряд обнаружил неподалеку загадочный артефакт…

Если бы не ее уверенность в превосходном слухе, Эрин бы не поверила своим ушам… ведь она только что услышала голос отца… а это было невозможно. Она никогда не видела его в месяц Цветной Луны, вплоть до самого бала, когда он триумфально входил в зал, завершая свой поход.

Так было всегда. Королева объявляла его имя, и он появлялся в дверях большого зала с поднятым луком, а отряд верных солдат следовал за ним своей твердой походкой. Король останавливался у трона своей жены и целовал ее, а затем ласково гладил по макушке Эрин, сидевшую рядом, и вручал ей какой-нибудь красивый цветок, сорванный во время похода. Больше всего она любила розы.

Эрин осторожно приблизилась к покоям матери. Двигаясь на цыпочках очень-очень медленно, она прислушалась к ее ответу:

– Я не могу поверить… Я столько лет себе не находила места из-за… этого, – Эрин представила, как ее мать будто выплевывает только что произнесенное слово. – Буквально сегодня я получила очередной чертов подарок. Одуванчик… ни один бал не обходится без одуванчика, уже пятнадцать лет… Как он это делает? Он же под замком!

– Не обращай на него внимания, любимая. Скоро я найду шар, и тебе больше не придется переживать из-за этого мерзкого эльфа.

Эрин еще ближе подошла к двери. Это была безупречная серебряная плита, украшенная кораллами, без единой трещины, через которую можно было бы заглянуть внутрь, за исключением крошечной замочной скважины. Обычному человеку это бы мало чем помогло, но для Эрин было более чем достаточно. Она прижалась лицом к двери, и магия обострила ее зрение.

И она все поняла.

Мама была единственным человеком в комнате. Она стояла рядом с письменным столом, на котором были выстроены в ряд сотни маленьких бутылочек, наполненных разноцветными эликсирами, и ее правая рука, обычно умелая и нежная, теперь дрожала, сжавшись в кулак. В кулаке виднелся смятый лист бумаги. Левой рукой королева опиралась на стену с зеркалом.

И там, в зеркале, был ее отец.

На самом деле со своего места Эрин не могла четко видеть магическое отражение, но она поняла, что именно там было: ее отец, который, судя по тому, что она слышала, собирался найти важный… шар?

Но что это за шар?

Очевидно, слежку придется продолжить, если она хочет узнать правду. Или, может быть, стоит пойти и спросить об этом напрямую? Это было бы так в стиле Эрин.

В ту миллисекунду, которую девушка затратила на принятие решения, ее тело начало действовать само по себе. И да, движения принцессы отличались особым размахом – неважно, входила ли она в комнату, смешивала зелья или… чихала.

– АПЧХИ!

Она так сильно чихнула, что ударилась о дверь, и ее голова оказалась по ту сторону двери.

Что ж… По крайней мере, теперь все отлично видно. Встревоженная чудовищным чиханием, мать Эрин схватила одну из бутылок со стола, готовясь швырнуть ее в злоумышленника, который выбил дверь. Даже так она выглядела величественно. Королева была одним из двух человек, которым удавалось произвести впечатление на Эрин (вторым, конечно же, был ее отец).

Когда королева узнала дочь, выражение ее лица из встревоженного превратилась в сердитое. Она опустила зелье, но это не сделало ее вид менее устрашающим.

Мать Эрин отреагировала так быстро, что ее бело-голубая шевелюра все еще колыхалась от внезапного поворота головы, обнажая тонкую линию чешуек небесного цвета, проходившую вдоль шеи. Она также расправила крылья, тонкие и полупрозрачные, как острый кристалл.

– Во имя Мечтательницы, Эрин… Что ты здесь делаешь?

– Я… э-э… я… искала свое… – Эрин украдкой оглядела комнату, – …волшебное зеркало.

– У тебя нет волшебного зеркала.

– Я сказала «волшебное зеркало»? Я имела в виду «гребень». Да, точно… Я искала свой гребень. Ты его не видела?

Эрин захотелось выругаться на саму себя. Обычно врала она феноменально, но матери всегда удавалось заставить ее потерять самообладание. Они с мамой были во многом похожи, но самое важное сходство заключалось в следующем: обе ненавидели, когда им вешали лапшу на уши – у обеих были такие красивые волосы, что им вряд ли бы подошло украшение из макарон.

Королева подняла бровь.

– Ты искала свой гребень у меня в комнате?

Она произнесла это, подойдя к двери и слегка ее толкнув. Замок и вовсе слетел с петель. Эрин сразу же выпрямилась, поправляя свой пеньюар как ни в чем не бывало.

– Ладно, ладно, признаюсь… Я пришла поговорить с тобой о Норе, когда совершенно случайно…

– О, дорогая, – прервала ее мать с грустным выражением лица. – Ты знаешь, что твоя сестра не может…

– Не переводи тему! – рявкнула Эрин, стремительно входя в комнату. – Где папа?

Она уже хотела указать на зеркало обвинительным жестом, но поняла: в нем не было и следа отражения короля – только просторы комнаты. Ее мать, должно быть, растворила образ, когда услышала чихание.

Королева посмотрела на зеркало, на Эрин и, наконец, на дыру в двери. И покачала головой.

– Ты слышала, да? – спросила она, на секунду поджав губы, но затем улыбнулась. – Не волнуйся за папу. Он всего лишь…

– Как мне не волноваться? Он мой отец! Я имею право знать, где он.

– А я имею право вести личные беседы без слежки, или тебе так не кажется?

– Я не следила за тобой! – в этот момент королева бросила красноречивый взгляд на дыру в своей двери… – Ну, сперва не следила… Но я ничего не могла с этим поделать! О каком шаре идет речь? Что за одуванчики? Кто их тебе посылает?

Она собиралась добавить: «Кто бы это ни был, от него и мокрого места не останется», – но не успела. При упоминании одуванчиков лицо матери побледнело еще сильнее, поэтому Эрин решила не продолжать.

– Об этом тебе тоже не нужно беспокоиться, – прежде чем Эрин успела ответить, королева подошла к дочери и обняла ее. – Я серьезно. А если хочешь помочь, иди оденься и убедись, что с украшениями к балу все в порядке, хорошо? Сделаешь все правильно – и тогда я, может, приду оценить ту очень сложносоставную сыворотку правды, над которой, я знаю, ты работала за моей спиной…

Ах, эти слова так ласкали ее эго… но Эрин не собиралась позволять себе отвлекаться на такой дешевый трюк! К счастью для себя, она была вторым самым упрямым, извините, упертым человеком во всем Мистиклэнде. А к несчастью… первым таким человеком была королева.

Эрин ничего не могла от нее добиться, несмотря на все старания. Ее мать переводила тему разговора так же мастерски, как и процеживала эликсиры, и через некоторое время, даже не зная как, Эрин обнаружила себя идущей в направлении главного зала, как и велела ей мать.

До бала оставалось три дня, но декорации, конечно, уже были безупречны. Свет, отражающийся в разноцветных витражах, заливал все – от сводов, украшенных водными мотивами в честь принадлежности матери к царству наяд, до остроконечных окон, через которые внутрь проникали цветущие вишневые ветки. Кругом парили в воздухе сотни разноцветных стеклянных сфер, подсвеченных свечами – маленькие подобия Цветной Луны. В глубине зала располагалась лестница, ведущая к тронному возвышению. Трон из вишневого дерева предназначался королю, а из камня, покрытый виноградными лозами, – для королевы; трон Эрин совмещал в себе обе традиции (кстати, он был возмутительно меньше, чем нужно).

Из окон доносились мелодии уличных музыкантов, перебирающих струны арф и лютней. Сам зал уже был заполнен слугами, передвигавшими банкетные столы и подносы перед носами любопытных аристократов, пробравшихся сюда посплетничать, хотя, конечно, все бросали свои дела, как только Эрин проходила мимо них.

Она принимала реверанс старой нимфы с розовыми волосами, когда столы вдруг начали трястись. Блики цветных сфер запрыгали на плитке, и вибрирующая волна пробежала по всей комнате. Несколько человек не удержались на ногах и упали. Склонившаяся перед Эрин нимфа тоже потеряла равновесие, но принцесса проворно схватила ее, чтобы не дать ей удариться о землю. И у нее на руках женщина потеряла сознание. И не только она. Словно повинуясь сигналу, все присутствующие в одно мгновение рухнули на землю.

– Эй! Эй!

Восклицание Эрин эхом разнеслось по периметру комнаты, которая внезапно погрузилась в полную тишину. Встревоженная принцесса уложила потерявшую сознание старушку на пол и принялась осматривать ее… но оказалось, что это не обморок. Нимфа не потеряла сознание, как и другие гости. Эрин напрягла слух и нашла этому подтверждение. Они… спали?

Да, судя по их тихому дыханию, сомнений не было: все присутствующие только что уснули глубоким сном… одновременно.

Все, кроме Эрин.

Но то, что они уснули необъяснимым образом, было еще не самой худшей новостью. Самое страшное было то, что некоторые проснулись. Вернее, пугало то, какими они стали, проснувшись.

Глава третья

За несколько минут до того, как почти все гости бала уснули загадочным образом, придворная швея Ирис успела пожалеть о последнем принятом решении. А именно: надеть хрустальные туфли.

Всему виной было некое предчувствие. По крайней, мере ей казалось, что это предчувствие. Волшебный дар позволял девушке управлять собственным разумом и разумом других, как ей захочется, и она отлично контролировала свою силу… за исключением снов.

А сны у Ирис были самые разные. Иногда весьма обыденными: например, пришить пуговицу, заставляя иглы парить в воздухе с помощью телекинеза; иногда – непонятными, как будто она оказалась в просторном кабинете еще с тремя десятками человек, и они слушали, как кто-то рассказывает о загадочной штуке, называемой «математикой». Но бывали случаи, когда девушка просыпалась с тревожным чувством, и некоторое время спустя ее сны сбывались. Хотя не всегда, конечно. Иногда, сколько бы странных ощущений ни испытывала Ирис, сон оставался просто сном.

Как же это досаждало! И именно по причине своих снов Ирис оказалась здесь в хрустальных туфлях (самой неудобной обуви, которую только могли придумать), потому что накануне вечером она увидела себя в них и интуитивно почувствовала: этот элемент важен.

– А еще тебе приснилось, что ты запустила эту туфлю в голову гному в поварском колпаке, – подметил Крис. – Думаю, это был самый обычный сон.

Ирис посмотрела на старшего брата. Свет, проникающий через стеклянные окна (потому что да, во дворце Мистиклэнда, даже в служебных коридорах, подобных этому, были стеклянные окна), окрасил его насмешливую гримасу золотыми и белыми крапинками.

– Кстати, где ты взяла хрустальные туфли?

– Один из садовников, сеньор О, может превратить хрусталь во что угодно, придать ему любую форму. Это его волшебный дар. Такие творения он называет «своим мнением»… – Ирис улыбнулась, увидев выражение лица Криса. – Согласна, это немного занудно. Так или иначе, проснувшись, я вспомнила о нем и попросила сделать мне туфли. Знаешь, на случай, если придется отбиваться от гнома.

Старший брат машинально кивнул, хотя уже не слушал ее. Его внимание резко привлекло окно, внизу которого вовсю шла красочная подготовка к предстоящему празднику.

Обычно перемещение по дворцу напоминало прогулку внутри пузыря из жемчуга, золота и кораллов, но с приближением бала этот пузырь взрывался яркими цветами. И дело было не только в шторах насыщенных оттенков, которые королева приказала развесить повсюду, и не только в разноцветных сферах, балансирующих у потолка. Такое впечатление производил живой поток всевозможных существ, прибывших во дворец, – из-за подносов с десертами всех вкусов, кортежей и подмостков, нагромоздившихся во внутреннем дворике и украшенных тюлем, перьями и шелками… Ирис собственноручно помогала подготовить наряд для одной из выступающих, своей подруги Ханы, которая должна была быть где-то среди артистов.

Для таких слуг, как Ирис, это были утомительные дни, но они того стоили. Каждый бал вдохновлял ее на создание бесчисленных гобеленов, которыми девушка не могла налюбоваться. Теряясь в своих работах, она чувствовала прилив гордости и счастья (тем более, Ирис еще не знала, что ее младший брат однажды высморкался в одно из ее творений).

– Работа с хрусталем, значит… Какой необычный дар. Не то что у других, – дразнясь, Крис высунул язык. – У тех, кто говорит, будто у них на ногах надеты колбы из-под зелья.

– По крайней мере, от моего дара не болит голова, – усмехнулась в ответ Ирис.

– Глу-у-упо-о-ости-и-и! – пропел Крис.

Услышав его голос, проходившая мимо служанка ускорила шаг, чтобы скорее исчезнуть из виду. Крис сделал грустное лицо и перестал петь.

Его дар был настоящим проклятием. Бедный Крис очень любил музыку… но музыка не любила Криса. Слушать, как он поет, было невыносимо: каждый раз, когда юноша пытался взять пару нот подряд, о себе заявляло его волшебное умение вызывать головную боль у любого, кто окажется рядом. И он никак не мог обрести контроль над своим даром, потому что так и не нашел никого, согласного на подобные эксперименты.

– Сними их, раз они такие неудобные, – посоветовал Крис, наблюдая, как Ирис едва сдерживается, чтобы не взвизгнуть от боли. – Я слышал, что ходить босиком – сейчас писк моды у русалок.

– Как они могут ходить босиком, если у них нет ног? Потерплю еще немного, ничего. Заодно покажу их Хане, ей-то обязательно понравятся! Думаешь, они уже приех?.. А-а-ай!

Ирис пошатнулась. Коридор начал качаться из стороны в сторону, как знамя, развевающееся на ветру. Ее стеклянные туфельки стучали по дрожащему полу, и девушка схватилась за брата, пытаясь сохранить равновесие, но…

– Крис!

Ее брат потерял сознание. Оперевшись на вибрирующую стену, Ирис попыталась приблизиться к нему, но когда она была уже в шаге от него, юноша вдруг поднялся. Его губы растянулись в улыбке.

– Ты в порядке? – пробормотала Ирис. – Что случи?..

Она резко замолчала, поскольку поняла, что неправильно истолковала выражение лица Криса. Да, его губы изогнулись, но эта кривая линия напоминала улыбку так же, как меч – швейную иглу.

– Крис, что?..

Он начал петь. Ирис вскрикнула. Голос брата ощущался как горсть камешков, царапающих череп девушки.

– Крис, что ты делаешь?! Замолчи!

Но пение не прекращалось, и тогда Ирис сделала первое, что пришло в голову: схватила брата за руку и использовала свою магию, чтобы проникнуть ему в голову. И там она обнаружила…

Пустоту.

Не было ни намерения, ни образов окружающего мира, ни одной поверхностной мыслишки – ничего способного объяснить, какого черта Крис задумал атаковать ее с помощью своих способностей. Он как будто спрятался в дыре собственного разума. Он как будто спал.

Ирис постаралась еще глубже проникнуть вглубь его сознания, пока не почувствовала какое-то движение – единственный импульс был похож на грязный черный беспорядок вперемешку с искрами, вращающимися в этой пустоте. Как будто что-то сломалось.

Не прерывая пения Криса, неподалеку послышался рев, за которым последовало короткое: «Эй, оставь меня в покое!» – и ругательство (ввиду всей драматичности ситуации рассказчица решила его не повторять). Но было ясно одно – тому, кто его произнес, грозила опасность.

Крик сбил внимание Ирис и вырвал ее из разума брата. Девушка попыталась снова проникнуть в его сознание, но Крис начал петь громче, отчего у нее затуманилась голова. Ирис оторвала пару лент, украшавших ее рукава, скрутила их и заткнула ими уши.

Песня Криса превратилась в шепот. Ирис все еще находилась под ее влиянием, но теперь, по крайней мере, могла слышать и свои мысли. Она трясла обезумевшего брата за плечи, называла его по имени и ругала. Все было бесполезно.

Ирис осмотрелась вокруг в поисках решения, и ее взгляд упал на окно. Гости повалились на землю, распластав плащи и юбки по изумрудной траве. Некоторые остались стоять, но девушка не могла видеть, что они делают, да у нее и не было времени это выяснять.

Справа виднелись несколько дверей. Недолго думая, Ирис толкнула Криса в одну из них. Комната оказалась складом, и, пока брат оправлялся от удара, девушка подняла тяжелый стеллаж с помощью телекинеза. Старые подсвечники и ведра, стоящие наверху, с грохотом упали, но Ирис это не волновало. Она вынесла всю мебель из кладовой и заблокировала ею дверь.

В коридоре все еще слышалось отвратительное пение Криса. Ирис не хотела бросать его, но очередной крик заставил ее быстро принять решение. Поборов приступ раскаяния, она побежала на шум.

На кухне произошли два важных события – одно хорошее и одно плохое. Хорошим можно было назвать то, что Луна внезапно придумала самое оригинальное ругательство. А вот бросить его в лицо поварихе, попытавшейся ударить ее ножом для ветчины, оказалось не лучшей идеей. Видимо, женщина не оценила ее творчество.

Поначалу все шло хорошо: Луне удалось завершить путешествие без приступа тошноты (то есть без нового приступа) и отвязаться от танцовщицы-клептоманки и ее дедушки в саду. Она пошла осмотреть кухню и обнаружила там только одну повариху, – гномиху с грубой кожей, но гладкими, как галька, руками.

– А ты кто такая?

Луна похвасталась ей латунным значком, символизирующим, что именно она была выбрана в качестве кондитера для банкета, и еле удержалась, не показав женщине язык, когда та убедилась, что значок подлинный.

Ворча, кухарка приветствовала ее, склонив голову, увенчанную белым колпаком длиной с дымоход. Луна ответила тем же жестом и продолжила наполнять пакеты с ингредиентами лиловым сахаром.

И тут женщина потеряла сознание.

По крайней мере, так показалось Луне.

Секунду спустя дама поднялась с отсутствующим видом и несколько мятым колпаком. Дар Луны сразу подсказал ей: что-то не так. И эта теория подтвердилась, когда ей в лицо полетел нож.

Девушка вскрикнула и вовремя отстранилась. Повариха вытянула руки, и все металлические предметы в комнате прилипли к ней, словно к магниту. Потому что на самом деле так оно и было. В этом и заключался ее волшебный дар!

Увернувшись от овощечистки (на самом деле она задела и «подровняла» ей челку), Луна поспешила воспользоваться своим волшебством. Энергия хлынула наружу и создала фиолетовый защитный барьер, загородив девушку от гнома, но это не остановило соперницу, продолжавшую запускать в нее ножи, кастрюли и даже пугающе острую ложку.

Кухонная утварь искрилась, сталкиваясь с щитом, и после нескольких атак Луна начала ощущать силу ударов. Она не могла держать защиту вечно, но единственным способом сбежать было добраться до кухонной двери, а гном-магнит как раз стоял между ними.

Повариха бросила в нее огромную металлическую миску. Удар о барьер оказался сильным, и Луна даже пошатнулась. Она врезалась спиной в стол, и посуда на нем зазвенела. Но плохо было то, что не столкновение заставило их дрожать, а магия гнома.

Сила соперницы прорывала энергетическую завесу.

Луна оглянулась через плечо и кое-что осознала:

– Вот черт…

Снова раздался грохот. Луна осмелилась оставить без присмотра вилки, которые уже собирались впиться в нее сзади (довольно безрассудное поведение, которому рассказчица настоятельно не рекомендует подражать), и снова устремила взгляд перед собой. Неожиданно дверь кухни распахнулась, и на пороге возникла девушка с голубыми волосами и в одежде придворной слуги.

Если вновь прибывшая и была впечатлена, увидев Луну за фиолетовым энергетическим щитом и гнома-повариху, окруженную плавающей посудой, ее изумление не длилось ни секунды. Она всего лишь поморщилась, как бы говоря: «Серьезно? Ну ладно…» – а затем сняла туфлю и швырнула ее в голову гнома. Луна не осознавала, что туфля, о которой идет речь, была сделана из хрусталя, пока та не разбилась на тысячу осколков, а повариха не упала на пол без сознания. Металлическая посуда тоже рухнула вниз.

Шум заглушил шаги девушки с голубыми волосами, подошедшей к поварихе и опустившейся возле нее на колени. Через несколько секунд она вздохнула с облегчением, прошептав:

– Спит.

Затем она выпрямилась и повернулась в сторону Луны.

– Эй! Стой на месте и не двигайся! – крикнула та.

Энергетический барьер треснул. Между пальцев Луны мгновенно возник шар фиолетового эфира. Она словно говорила: «Я не шучу».

– Подожди, подожди! – испуганно крикнула голубоволосая девушка. – Я хочу тебе помочь!

– Откуда мне знать, что ты говоришь правду?

– Я только что разбила туфлю о голову Дорис!

– О чью голову?

– Поварихи!

«Я только что разбила туфлю о голову Дорис!» – это было самое странное объяснение, которое Луна когда-либо слышала, но она решила, что этого достаточно. Барьер рассеялся, и девушка сделала шаг вперед, пальцем указав на гнома.

– Какая муха ее укусила?

– Это случилось со многими. Все вдруг заснули… и проснулись вот такими, – новая знакомая бросила взгляд на лежащую без сознания повариху, когда та всхрапнула. – Будто одержимыми.

Луне потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. Пока она молчала, издалека до них доносились какие-то крики и удары.

– Ладно, ну… – что еще можно сказать незнакомке, которая только что запустила туфлей в голову другой незнакомке, пытающейся проткнуть тебя горстью десертных вилок? – Спасибо тебе за… за это. Мне, наверное, пора.

– Давай я тебя провожу, – девушка сняла вторую хрустальную туфлю и надела поварские ботинки, поспешно завязав шнурки. – Меня зовут Ирис. Я здесь работаю. А сейчас я пойду в сад, нужно проверить, все ли в порядке с моей подругой… Хотя тебя это сейчас не особо волнует, – она откашлялась. – Если хочешь вернуться на корабль или телепортироваться через мистический круг, я покажу самый короткий путь. К тому же, если мы пойдем вместе, мы сможем защититься, если столкнемся с кем-то еще… Э-э… с кем-то… вот таким. И, может, мы найдем еще кого-нибудь, кто не спит. Таких, как мы, должно быть еще много, да?

И я уверяю вас, что Ирис искренне в это верила. Бедняжка…