Buch lesen: "Свои"

© Издательский дом «BookBox», 2025

Посвящается Герою России Максиму Бахареву

Максим Бахарев

Максим Владимирович Бахарев – военнослужащий Вооружённых Сил Российской Федерации, капитан, командир взвода ПТУР. Герой Российской Федерации.

С осени 2022 года участвовал в специальной военной операции на Украине. Позывной на фронте – БМВ, Бумер.

22 июля 2024 года проявил мужество и решительность при выполнении поставленной задачи на Запорожском направлении СВО. Максим Бахарев сумел грамотно организовать оборону одного из населённых пунктов. Попал под миномётный обстрел, получил множественные ранения рук и ног, но, несмотря на это, продолжал командовать вверенным ему подразделением и остановил наступление противника. В ходе боя капитан лично уничтожил 2 танка, 4 БПМ ВСУ, а также около 20 членов вооружённых формирований Украины.

9 октября 2024 года министр обороны РФ Андрей Белоусов вручил Максиму Бахареву «Золотую Звезду» Героя Российской Федерации. Церемония прошла в Центральном военном клиническом госпитале имени П. В. Мандрыка, где военнослужащий проходил лечение после полученных ранений.

До специальной военной операции Максим Бахарев работал преподавателем секции карате в ДК «Московский» города Москвы. Является автором девяти книг, среди которых сборники «Zаvтра» и «Подсолнухи. ПоZVони мне», посвящённые событиям в зоне СВО.

А теперь я на войне

 
Напеваю песню
В блиндаже у печки.
Были мы с тобою,
А теперь в разлуке.
 
 
Керосинка тускло
Освещает фото.
Платьице и шорты —
Мы с тобой на море.
 
 
А теперь
Я на войне.
Ты ждёшь меня
Без сна.
 
 
Но а теперь
На фронте я.
Твоя печаль
Свела меня с ума.
 
 
День меняет ночь,
Словно часовой.
Пролетает месяц,
Словно птица.
 
 
В блиндаже у печки
Я встречаю зиму
В войсковом бушлате —
Ты в красивой шубе.
 
 
А теперь
Я на войне.
Ты ждёшь меня
Без сна.
 
 
Но а теперь
На фронте я.
Твоя печаль
Свела меня с ума.
 

26.02.2023

Война

 
Долго тянутся дни:
Война замедлила ход.
И мы как будто висим —
Без парашюта прыжок.
 
 
Так долго я без тебя
Не оставался один.
И рвётся в теле душа
В плену арктических льдин.
 
 
Война
Перекрыла дыханье,
Пережала сосуды
Всей своей массой,
Задавила мой сон
Миллионами тонн,
Надавила на боль.
В моём сердце жила
Крупинка тебя.
Война.
 
 
Руки ищут покоя.
Бьёт война по ногам.
И с ума сошло тело —
Я плыл не к тем берегам.
 
 
Без тебя слишком долго
Себе я быть не давал.
Душа дрожит на иконку
Свечой закатного дня.
 
 
Война
Повредила суставы,
Поломала сознанье
Всей своей массой,
Задавила меня,
Оковами зажала
Грудину и шею
И сердце моё,
Где крупинка тебя.
Война.
 

09.03.2023

Моя жизнь

 
Моя жизнь перестала быть моею.
После приказа встать в строй.
Так определено судьбой.
Я приму это с честью, я приму этот бой.
 
 
Чаша весов – в ней нарушен баланс.
Мир повернулся на триста шестьдесят.
Здесь я узнаю, мне ли выпал тот фарт.
Или дама пик извлекла свой квадрат
 
 
Из моих пятидесяти зим?!
Или весна остановит мой путь?!
Рок мой нарушит свой алгоритм?!
Покажет судьба вечности суть?!
 
 
Чугунным литьём – кандалы,
Перебиты запястья и стопы мои.
Вспомню, как сил не хватало на вдох
И только молитвами жил до сих пор.
 
 
И только лишь стон продирал хрипоту.
Через лёгкие кровь, плевком на снегу.
Вытерся группы шеврон на плече.
Номер жетон хранит тебе обо мне.
 
 
Память, в которой я молод.
Молодость, где моя память.
Хмель, вода и ячменный солод.
И плечи твои меня манят.
 
 
К тебе, шагая тропами войны,
Не забывая цвет твоих глаз…
Я не забыл твои ароматы.
Вернусь, возвращаюсь назад.
 
 
Потеряв свою прежнюю жизнь,
Знаю, примешь меня и простишь.
И отмоешь меня от войны,
Возвращая былую чистоту души.
 

10.03.2023

Армия моя – Россия

 
Вспышка сигнальной ракеты
Чёрное небо взорвёт.
Дозорный на вышке доложит,
Всю роту поднимет в ружьё.
 
 
Сладкий сон бойцов растворится,
Словно сахара кусок в кипятке.
Без страха в бой ворвутся
Матушки России сыны.
 
 
Армия моя – Россия.
История многих веков.
И кого мы только не били,
И каких не встречали врагов!
 
 
Дмитрий Донской и Суворов,
Пётр I и граф Ушаков,
Александр Невский и Сталин
Били всех, и мы всех побьём.
 
 
Жуков, Нахимов, Голицын,
Будённый, Потёмкин, Кутузов,
Долгорукий и Багратион —
Били всех мы, и тоже, мы тоже
На лопатки положим врагов.
 
 
Тревога поднимет бойцов,
Матушки России сынов.
Каждый отдаст часть души
За свободу своей Страны.
 
 
Каждый из них найдёт в себе дух
И, если в могилу, возьмёт с собой двух.
И если так надо, чтоб Россия жила,
Мы не будем сдаваться – это наша война.
 
 
Мы грянем «Ура!» и встанем,
Всю нечисть сотрём с глаз долой,
Чтобы были свободны все дети.
За Отчизны победу поём.
 
 
Мы встанем, кровью смоем,
Новой кровью за наших отцов,
Чтобы Русь и Россия свободной
Оставалась до скончания веков.
 
 
Армия моя – Россия —
От Волгограда и до Кремля.
Чистое небо без ИГА —
От Камчатки до Выборга.
 
 
Армия моя – Россия.
История многих веков.
И кого мы только не били,
И каких не встречали врагов!
 
 
Дмитрий Донской и Суворов,
Пётр Первый и граф Ушаков,
Александр Невский и Сталин
Били всех, и мы всех побьём.
 
 
Жуков, Нахимов, Голицын,
Будённый, Потёмкин, Кутузов,
Долгорукий и Багратион —
Били всех мы, и тоже, мы тоже
На лопатки положим врагов.
 

18.03.2023

Дочке

 
Варварушка моя,
Дочь милая, любимая,
Я с фронта строчкой
К тебе лечу с молитвой.
 
 
Здесь дождь, я прячусь
Под навесом в капюшоне.
В руках сжимаю автомат.
Когда-то на руках держал тебя я.
 
 
Но не грусти:
Война пройдёт, домой вернусь.
Меня обнимешь ты —
И словно не было разлуки.
 
 
Варвара, доченька моя,
Срок службы близится к концу,
И поезд мой готов везти домой.
В наш дом с собакой и котом.
 
 
Но а пока
Ещё немного повоюю,
Чтоб сохранить родных покой,
Мир в небе над страной
И скромный вклад внести,
Пусть небольшой…
 

27.02.2023

Вернуться

 
Выжить на войне
И в мир вернуться.
Не изменить себе.
Не изменив себя, собой остаться.
 
 
Оставить на войне бушлат,
Прошитый яростью и гневом,
Непониманием: чего верхи хотят,
Каким мы им не угодили делом.
 
 
Сложить уставший автомат,
Который кровью смыть пытался
Вину шевроном на плече солдат.
По обе стороны окоп изрядно нахлебался
 
 
Дерьма, обмана, лжи и зла,
Где правды нет, а если есть – у каждого своя.
Молчанием ягнят затягивая,
                  склеивая изолентой рот,
С поднятою рукой кулак кричит за фронт.
 
 
Скрываясь за спиной судьбы,
Укутывая страх пелёнкой лицемерия,
Не для себя, а для того, кто прожил жизнь,
                  тебе под стать в отцы,
Переводя удар, он прожил век,
           ему нужнее стрелы возмездия.
 
 
Да, все вернутся без сомнений и потерь
И на щите, и со щитом, с куском железа.
Из золота иль серебра тугая канитель,
Кому на лоб бумажка и псалом,
       другому аксельбант в погоне слева.
 
 
Вернуться в мир с войны
Живым, по обе стороны души,
Принять себя, быть принятым собой
Таким, как, может быть, тебя принять
               другим уже не смогут они…
 

02.04.2023

Не пишет боец

 
С фронта давно не пишет боец,
Между боями совсем времени нет.
И если просто форму зашить и сапоги,
Хуже, когда латать приходится мышцы свои.
 
 
Взять карандаш и листок бумаги,
Но руки дрожат, и не выводится буква.
Иной раз морозы или дожди
Лишь в голове и мыслях – домой письма.
 
 
Выйдет в поле и вскинет руки.
К небу глаза, но дышать не может.
Мама опустится враз на колени:
«Господи!» – и крест на себя наложит.
 
 
Последний тот бой – выжил лишь чудом.
Пуля прошла мимо, и осколки легли рядом.
Ещё один товарищ пал на землю замертво.
Смертельный суп в котле – из убитых варево.
 
 
С фронта давно не пишет боец.
Радист доложил: связи с миром нет.
Обливается кровавым потом луна.
Осталось немного, развязка близка.
 
 
Выйдет в поле и вскинет руки.
К небу глаза, но дышать не может.
Мама опустится враз на колени:
«Господи!» – и крест на себя наложит.
 

22.01.2024

Сергей Байбородин (Шаман)
Журавли¹

Памяти моего боевого друга Зенита

Тревожную тишину разрезал противный свист мины. Ударившись о землю недалеко от дома, у которого укрылись бойцы разведгруппы, она разорвалась с оглушительным треском, подняв столб дыма вперемешку с комьями земли. По стене дома и по ветвям стоящего рядом дерева смачно зашлëпали осколки.

– К бою, по местам! – скомандовал командир группы с позывным Зенит.

Группа занимала неплохую позицию среди наваленных друг на друга толстенных, в два-три обхвата, тополей. Сырая и мягкая древесина тополя практически не давала щепы при попадании в неё осколков, пуль, что было большим преимуществом этого дерева, поскольку при взрыве щепки становились дополнительным источником поражения. К тому же брёвна надёжно маскировали и защищали от дронов.

Разведгруппа, командиром которой был Зенит, получила задание провести разведку боем на околице села Волчанки, где организовала оборону 57-я ОДШБр ВСУ. Помимо него, в группе было пять человек: Гром, Петля, Муха, Кум и Серый. Они должны были спровоцировать противника на огонь, чтобы обнаружить его огневые точки для последующего нанесения удара артиллерии.

На исходной позиции парни из миномётки кинули несколько мин с дымами. Они под прикрытием дымовой завесы, скрытно, как он думал, по оросительному каналу миновали пустырь, отделяющий их от крайней улицы, и обосновались на взгорке у полуразрушенного дома. Было понятно, что их обнаружили, и как будут развиваться события – известно только небу.

Пятачок, на котором закрепилась группа, в одно мгновение превратился в филиал ада на земле. Били одновременно 82-й и 120-й миномёты, СПГ. Ухали один за другим разрывы миномётных снарядов. Хлёстко, со звоном взрывались гранаты СПГ. Было впечатление, что всю огневую мощь обороны вэсэушники обрушили на этот несчастный клочок земли. Причём били прицельно, куда надо, а значит, знали координаты.

– Дрон, наверное, срисовал нас всё-таки, когда по меже двигались, – обратился Зенит к Мухе, занявшему позицию справа от него.

– Он, падла. Ты видел, как прицельно бьют? Уроды. Видать, скинул цифры арте.

Справа с пригорка злобно залаял АГС, плюясь остервенелой пеной своих паскудных гранат. Бойцы больше всего не любили его за то, что ранения от ВОГ всегда сложные. Тонкие извилистые осколки очень плохо извлекались и часто навсегда оставались в теле раненого бойца немым свидетельством войны, регулярно напоминая о себе болью.

Первые гранаты легли метрах в пятидесяти от ук-рытия.

– Пристреливаются суки, – сквозь зубы процедил Зенит. – Сейчас скорректируются, и жить нам, сколько продержимся.

– Что будем делать, командир? – с тревогой спросил Муха.

– Кобыле хрен приделаем и за мерина продадим. Откуда я знаю?

– Зажали нас, ни назад ни вперёд. И там, и там мёртвая зона. Выбраться под таким огнём шансов нет. Ляжем тут все.

– Не каркай, братуха, и не хорони себя раньше времени, – ободряюще подмигнул Зенит, – час-полтора осталось, и стемнеет. Даст Бог, продержимся, а потемну парами попробуем выскочить.

– Дрон, наш проводник, видел, где мы. Может, помощь будет или арта наша в ответку сработает.

– На може нет надëжи. Помощи ждать нам неоткуда. Сюда сейчас даже мышь не проскочит. Маякни Куму с Серым, чтоб правее метров на десять ушли – сидим сильно кучно.

Муха знаками показал бойцам сменить позицию и вопросительно повернулся к Зениту. Тот внимательно изучал прилегающий участок.

– Поставленную задачу мы выполнили, хлопцы вон все карты открыли. Будем теперь решать задачу, как выбраться отсюда, – ответил тот на его немой вопрос.

Обстрел не прекращался. Небо почернело от дыма разрывов, в воздухе стоял терпкий смрад тротила. Слева заработал крупнокалиберный пулемёт. Пули с хлюпаньем впивались в стволы деревьев, но бойцы по этому поводу особо не тревожились. Толстые брёвна тополей пробить пулемёту, даже крупнокалиберному, не под силу.

Другое дело АГС: пристреляется точнее и гранаты начнут сыпаться в расщелины. Если его не заткнуть, он рано или поздно достанет всех…

От дыма, гари и адреналина ужасно хотелось пить. Зенит сунул руку в разгрузку, где обычно носил небольшую фляжку с водой. Карман был пуст.

«Выронил, наверно?» – подумал он.

Потом вспомнил: когда собирались, он, набрав воду, поставил фляжку на стол и стал надевать разгрузку. В это время в комнату вбежал Кум и сказал, что всю группу срочно вызывает к себе Змей – командир роты. Второпях он и оставил её на столе, о чём сейчас жалел.

Разведрота 132-го полка 53-й ОМСБр квартировалась в селе Кринице, что недалеко от Волновахи. Село совсем небольшое, в нём даже магазина не было, только лавка передвижная. Когда он вспомнил про воду, шагая по улице к командирской хате, купить её было негде. Потом в суете сборов и вовсе забыл об этом.

Метрах в семи был удобный выступ, откуда можно было отработать по АГС, но для этого надо было перелезть через брëвна и открыться на пару секунд. Левее заняли оборону Гром с Петлёй.

– Гром, прикройте меня. Где Петля?

– Двести Петля, осколок прямо в висок, под шлем, даже не ойкнул. Вон он у камня.

– Принял, давай сам. Две длинные, две короткие.

– Подсоби Грому, – повернулся Зенит к Мухе, – на раз-два – ноль.

– Лады, командир, сделаем.

– Раз-два – ноль, – скомандовал Зенит и, согнувшись в пружину, обхватив руками пулемёт, прихватив запасной короб, перекатился через бревно и броском кинулся под выступ.

От напряжения лоб покрылся испариной, спина под бронëй стала липкой от пота.

«Стареешь, брат, – с ухмылкой подумал он про себя, – на покой тебе надо. Дай Бог, выберемся отсюда, больше ни ногой на войну!»

Заняв позицию под выступом, установил пулемёт, упëр сошки в выступающий из земли валун и замер на секунду в ожидании, выискивая глазами цель. Сейчас уже он был охотником, выслеживающим свою добычу, и решал, как ему лучше накрыть расчёт.

В бою часто время замедляет свой бег либо совсем останавливается. Порой тебе кажется, что ты непозволительно долго принимаешь решение, а по факту проходит лишь мгновение.

Вновь глухо залаял АГС. Теперь гранаты ложились на их позиции.

Справа вскрикнул и застонал Муха, но Зенит даже не обернулся. Он хищным взором впился в кусты на пригорке, метрах в семистах, и, заметив характерные дымки, нажал на спусковой крючок.

Разрядив полкороба одной очередью, прекратил огонь, чтобы не перегреть ствол. По трассёрам, которые предусмотрительно вставил в ленту, было видно, что пули ложились точно в цель. АГС замолчал. Для убедительности отпустил в сторону врага ещё две длинные очереди и, только опустошив короб и убедившись, что выполнил задачу, повернулся к Мухе.

– Куда тебя? Сильно?

Муха не отвечал. Свернувшись калачиком, он лежал между брëвен и тихо стонал. Прошипела полька, паскудная мина, которая не издавала характерного свиста и не давала возможности предугадать прилёт. Ударила в бревно рядом с Мухой, тот дёрнулся и затих. Было понятно – он тоже двести.

– Муха минус, – обратился Зенит к Грому.

– Твою мать! А Серый с Кумом как?

– Не знаю, мне отсюда их тоже не видать. Надеюсь, живы.

– Командир, левее меня на десять часов, метров сто – сто пятьдесят, вижу движение. Три-четыре фигуры за трансформаторной будкой.

– С фланга решили зайти хлопцы. Дай по ним карандашом с трубы, пусть остынут.

Зенит только на войне узнал, что у РПГ-7, самого надёжного гранатомёта в мире, есть не только кумулятивные гранаты. Есть, например, тандемные – «Резюме», термобарические – «Танин». А ещё есть осколочная граната – «Осколок ОГ-7В».

На самом деле это достаточно серьёзный боеприпас, напоминающий по форме карандаш с множеством колец. Он несёт в себе до 1000 осколок, и площадь в 150 квадратных метров покрывает сплошным, плотным осколочным полем. Уцелеть под этим полем очень сложно, а если ты не в окопе, то практически невозможно.

– Я тебя прикрою, – сменив короб и развернувшись в сторону Грома, сказал Зенит. – Давай! – открыв огонь по флангу, крикнул он.

Гром привстал из укрытия. Выстрел – и граната, издавая шипящий звук, ушла в цель. Сработал он как надо, осколок лёг аккурат под трансформатор, и, рупь за сто, ребята там этому не были рады.

Место, откуда работали пулемёт с гранатомётом, на той стороне наверняка засекли – нужно было быстро менять позицию.

– Отходи за угол дома, я прикрою, – крикнул Зенит Грому и, прильнув к пулемёту, открыл огонь.

Гром, пригнувшись, насколько это было можно, короткими перебежками скрылся за углом.

В ту же секунду в дерево абрикоса, стоящего у дома, попала сто двадцатая. Она разворотила дерево: оторвав макушку, швырнула её на крышу дома, раскидав вокруг ветви.

Зенит не слышал взрыва, было ощущение, что прямо в голове ударили в колокол. Он почувствовал боль и жжение в левом боку, понял, что ранен. Попробовал перевернуться, но ноги отказывались его слушаться. Ухватив правую ногу под коленом, с усилием перевернул себя. От этого движения потемнело в глазах, и он потерял сознание.

По занятой ими позиции одна за другой ложились мины, перемалывая деревья и смешивая их с землёй, непрестанно долбил пулемёт.

Спустя какое-то время в ответ заработала наша артиллерия. Зычно ухали крупнокалиберные снаряды гаубиц и САУ. Выпью болотной запели в небе снаряды «Градов», перемалывая в кашу линию обороны противника. Сценарий Армагеддона изменился и, усилившись многократно, обрушился на врага. Наступила тишина.

Он лежал на спине, устремив взор к небу, по которому неспешно тянулся журавлиный клин, оглашая окрестности своим курлыканьем. Журавлям не было никакого дела до того, что творится внизу, что там война и гибнут люди. Они летели на север к местам своих гнездований.

«Летит, летит по небу клин усталый, летит в тумане на исходе дня»², – пронеслись в голове слова легендарной песни М. Бернеса.

Отведя взгляд, безучастно посмотрел на лежащий рядом, искорëженный осколками пулемёт. Ему больше не было больно – просто стало как-то холодно и неуютно. Зенит понимал, что умирает, но это его не пугало.

Он знал, куда шёл, был готов к этому. Ему представлялось, что просто уходит куда-то по делу и непременно скоро вернётся.

Тревожно было только за Настюшку, его любимую дочурку.

«Как она без меня? Кто ей поможет войти во взрослую жизнь? – озадачился он. – Эх, не сдержал я своего обещания, Настюша, не свозил тебя на море, ты уж прости отца, не обижайся, любимая».

Скупая мужская слеза скатилась по щеке.

Силы оставляли его, глаза застилала пелена, голубая, как небо. Навалилась какая-то нечеловеческая усталость, усилился озноб.

Он прикрыл глаза и провалился в полузабытьё. Привиделась его мама Степанида Ивановна, всегда добрая и ласковая женщина.

Вдруг увидел себя мальчиком. Вот он, набегавшись на улице и озябнув до клацанья зубов, прибежал домой. Быстренько скинув пальто и валенки, забравшись к маме на колени, прячется у неё на груди, прижавшись всем телом. От мамы вкусно пахнет домашним хлебом, ему тепло и уютно.

Он открыл глаза, взглянув на небо. Проводил взглядом улетающий журавлиный клин и вновь погрузился в забытьё.

Теперь мама, сидящая у печи, ласково говорила с ним, манила к себе:

– Иди, Санечка, на ручки ко мне, я тебя согрею, а то озяб совсем.

– Иду, мамуля, – отвечает он, делает шаг и проваливается в густой синий туман.

Спи спокойно, солдат. Славен был твой путь!

Владимир Горелкин
Весна

Он шагает по весенним скользким дорогам, теряясь в жидкой тени голых веток кустарников, рыхлых складок рельефа. На десятый день необъявленной войны улёгся звериный огонь адреналина и остался простой холодный расчёт да человеческая осторожность. Бесшумная походка след в след впереди идущему, невесомая тяжесть оружия стали новой привычкой, без которой не жить.

Полуразрушенный дом – «Проверено, мин нет», – можно сделать короткий привал. Одна стена дома обвалилась, обнажив воспоминания чьей-то жизни, протекавшей здесь всего полторы недели назад. Оголённый интерьер вывернул наизнанку в холодный мартовский день своё нутро, превратив её в музейный паноптикум, театр абсурда.

Стол у окна накрыт белой скатертью с заботливо наутюженными складочками, на столе ваза с увядшими цветами. На стене старое семейное фото, чуть ниже глянцевый календарь с образом Божьей Матери.

Он устало садится на единственный уцелевший стул, даже не смахнув с него пыль. Сквозь пустой проём окна виден сад, дальше за ним – поле. На деревьях набухли почки и напоили воздух тонким запахом весны. Над головой вместо крыши одно лишь высокое утреннее небо.

Выстрела он не слышит, неловко падает, завалившись вместе со стулом набок, и так лежит, не мигая, с открытыми глазами, прижавшись небритой щекой к усыпанному сухой штукатуркой полу.

* * *

Она лежит в тёмном подвале на обломках досок и битых кирпичей. Через огромный проём в стене виден утренний рассвет.

Сюда она перебралась неделю назад, вместе с дру-гими жильцами пятиэтажки, после того, как к ним во двор, прямо на детскую площадку, въехали танки. Угрюмые танкисты принялись их окапывать, зарывая в землю по самую башню. Стволы танков упёрлись в пространство притихшей улицы, настороженно замерли.

Она стоит у окна подвала, придерживая снизу обеими руками большой живот, и смотрит фильм про войну. Ей кажется, что сейчас кино закончится, а потом, как всегда, хлопнув дверью, домой вернётся он, весёлый, слегка небритый, обнимет её…

– Отойди от окна, нельзя здесь стоять! – кто-то тянет её за рукав вглубь подвала.

Она слышит грохот взрыва, её бросает на пол, сознание накрывает темнотой.

Она лежит в разбитом подвале на обломках досок и кирпичей бесконечно долго – так кажется потому, что бесконечно долго больно внизу живота и мокро.

Тишина давит нестерпимым звуком и болью в висках. Упавшая стена закончила все разговоры и причитания соседей, оставила только оглушительную тишину да пыль.

Она кричит в эту тишину от боли протяжно и безутешно до тех пор, пока снизу, у ног, ей не отзывается тонкий плач беззащитного существа.

* * *

Трое бегут по весеннему саду. Он большой, сильный, она смешливая и хрупкая. Их пятилетний сын, широко расставив руки, ловит бабочку.

На горизонте клубятся облака.

В самое сердце к нему, непрошеным гостем, когда-то поселилась пуля, теперь ноет глухой болью – как всегда, к дождю.

Март 2022 г.