Buch lesen: «По велению рока. Сборник рассказов»

Метрилл – меч, который умет ждать

Часть I

Далеко позади, осталось родное побережье реки, тихие воды и чёрный песок. Восхождение на гору длилось уже вторые сутки, и каждый новый шаг, вздох давался с огромным трудом. Последние метры, сдирая пальцы в кровь, я поднимался к вершине, буквально карабкаясь по остроугольным, скальным трещинам и сколам.

Выбиваясь из сил, я всё же сумел взобраться наверх, оказавшись на узеньком, крошечном плато. Справа и слева скалы вздымались еще выше, теряясь вершинами в облаках.

Сделав глубокий вздох, затем ещё один я закрыл глаза. Ветер трепал мои волосы, одежды и, подобно ледяной воде, жёг кожу. В шуме стихии я нашел покой и, отбросив сомнения, взглянул ещё один последний раз на Родину.

Благословенная богами, земля детей Картлоса, залитая буйной растительностью и освещённая солнечными лучами, навсегда останется в моём сердце, как и всё, что связано с ней, но воля отца небесного будет исполнена. Горе смертным, опечалившим всевышнего, не будет оков, способных удержать его от мщения, и даже прочие боги не уберегут такого глупца.

Впереди ждал пологий спуск к побережью, почти лишенный растительности, лишь пара жалких, скрюченных кустиков, да кое-где поросль каменной травы. Её сухие, жёсткие стебли режут пальцы не хуже кинжала. Осторожно, опасаясь скатиться вниз, двигаясь зигзагами от камня к камню, я продолжил свой безумный путь.

Сегодня утром минула ровно неделя, как я покинул дом и семью, бросил жену и сына, взяв с собой в дорогу только бурдюк воды, да головку сыра. Мне нет прощения… Я его и не требовал, ушёл ночью, молча. Ушёл, потому что знал – понимания в мокрых, напуганных глазах мне не увидеть, и сказать мне им нечего. Лучше так, молча…

Однажды, я видел сон, волшебный сон, прекрасный сон… Когда я проснулся, то хорошо помнил его и, более того, не мог забыть…

С того самого часа, каждый раз закрывая глаза, я вижу утес, а под ним озеро с серебряной водой, незнакомый юноша у самой кромки, а за его спиной сам Арес. Юноша бормочет, глядя на водную гладь, но я не слышу, что именно он говорит. Алые глаза бога пылают ненавистью, гневом и нетерпением, но он ждёт, ждёт чего-то…

Обрывки цепей – оков, навешанных в страхе детьми-смертными, в его руках плавятся и капают, раскалённые яростью божества. Расплавленный металл касался невысокой травы, и та вспыхивала пламенем. Я знаю, чего он ждёт… Да-да, абсолютно уверен в этом, но не могу вспомнить… Лишь одно точно – моя судьба на севере, за краем мира, на том утёсе, в том озере…

Укрывшись от ветра за серой глыбой, я присел. Переведя дыхание, снял с плеча узелок, развязал верёвку и, размотав его, добрался до сыра. Отряхнув соль и специи, отрезал четверть от половины, остальное привесил на место. Пока жевал, разглядывал свою последнюю работу – короткий кинжал, не длиннее ладони с широким, обоюдоострым лезвием, такой будет стоить немало. Как только доберусь к эллинам, продам его…

Спуск по склону продолжался до самой ночи и закончился у берега моря. Поправив тесёмку на плече, я зашагал вдоль него. Где-нибудь по пути обязательно будет рыбацкая деревенька, как бы то ни было – это кротчайший путь в Византий, а уже оттуда на север.

Спустя час прогулки по прибрежной полосе, я окончательно выбился из сил и прилег неподалёку от плещущихся волн. Наблюдая за вольной пляской моря, я тихонько уснул.

Намывая железный песок бесконечно долгими часами, сидя по колено в воде и борясь с дремотой, я собирал его буквально по песчинкам. К полудню, умаявшись, вернулся домой и сразу же спать. Вечером, только жара спала, опять за работу. Два веса отмерил, и в яму для плавки песочек, а над ней печь топлю. Жар нужен ровный, без перепадов, тогда чёрный песок вспенится, станет серебристым и превратится в железо – самый крепкий металл, который знает земля от Египта до Фракии.

С первыми лучами восходящего солнца продолжился и мой путь. До самого вечера, двигаясь по прибрежной полосе, я подошел к небольшой лагуне с серой скалой, уходящей далеко в море.

Неподалеку шумел водопад с кристально чистой, холодной водой. Я решил заночевать прямо тут у подножия, на мягкой, зелёной траве. Короткий перекус крохотным кусочком сыра, после чего пришло время здорового сна уставшего человека.

Пробуждение было немного неожиданным. Вместо голосов чаек меня разбудил грубый, незнакомый мне, нордический говор, а вместо прохладного бриза в лицо уперся мокрый, холодный бронзовый меч. «Вот я дурак беззаботный!» – вдруг подумалось, но сетовать было уже поздно, оставалось надеяться, что меня не убьют на месте.

– Бринг хем тил скипет.

– Хворфор икке баре легге па?

После этих слов обладатель меча резанул мне щеку и несильно пнул в бок.

– Снакк миндре, гьер дет ду сиер! – прикрикнул на него невысокий, крепкого телосложения, норд, судя по всему главный среди этих северян.

– Я, я, олиреди джег.

От сердца отлегло, как только меч был убран от моего лица, снова упав в кольцо на поясе владельца. Бритоголовый, покрытый татуировками, воин бесцеремонно схватил меня за руку, небрежно поднял и потянул к берегу.

В крохотной бухте под скалой со спущенным парусом стоял корабль. Его нос венчал крылатый змей, по бортам красовались разноцветные, яркие щиты, а высоко поднятые вёсла, сохли на ветру. У берега и водопада крутились аж пятнадцать человек, все с оружием и выглядели, как бывалые воины. Похоже надежды уйти живым практически не было.

Среди команды я приметил и нескольких женщин, хотя это было не очевидно, ведь, как и мужчины они были в штанах и рубахах и, судя по всему, имели равный статус с остальными членами экипажа, что для халибов довольно странно. Да уж, обычаи этого народа оставались для меня загадкой, как и причина моего пленения.

Часть команды наполняла бочки водой, другие же ушли к скалам охотится. Лысый толкнул меня в воду.

– Беди и драккар. Ред па драккар лив!

Норд явно указал на корабль и вновь извлек клинок. Я оглянулся, несколько раз быстро кивнул, мол, понял и поплыл к судну. Там меня уже поджидал высокий, длинноволосый, рыжий воин. Он помог забраться на борт и топором указал место в корме между лавкой рулевого и, крепко связанными, запечатанными бочками. Сидя там, тихо, подобно затаившейся в страхе мыши, я ждал дальнейшего развития событий.

На корабле с рыжеволосым мы были одни, но бежать было откровенно некуда, тем более исход схватки с нордом, скорее всего закончился бы для меня плохо.

Лишь спустя много часов, команда с бочками, охапками змей и тушками сусликов вернулась на корабль. Они радовались добыче, переговаривались, иногда смеялись, видимо шутили. Как только всё привязали и рассовали по ящикам, северяне расселись и опустили вёсла. К рулю встал, знакомый мне, рыжий великан, повернул его, и судно, повинуясь воле людей, начало разворот.

Спустя совсем немного времени, мы покинули бухту, поймали ветер и под парусом вышли в открытое море.

Часть II

Я долго не мог уснуть. Миновал день, а за ним другой. Всё это время, наблюдая за возней на корабле, слушая разговоры и короткие перебранки, я пытался понять этих людей, но тщетно. Слова забывались и путались, их значение ускользало.

Море постепенно стихло, парус больше не надувался ветром. Посейдон уснул и в его владениях воцарился покой. Корабль, тихонько покачиваясь, медленно шёл своим курсом. Плеск воды за бортом убаюкивал и, хотя я долго боролся, всё же дал слабину, провалившись в мир снов…

Только что извлечённая железная пена рыже-белого цвета, переливалась алыми красками. Щипцы раскалились, а руки от ожогов спасали лишь плотные, шерстяные рукава. Положив труд многих недель на наковальню, я отбросил инструмент, снял нарукавники и взял клещи. Крепко схватив ими металл, ударил молотом, что есть сил.

– Ещё! Ещё! Я сказал! – кричал на меня отец, – Железо остывает, нужно работать быстро, без промедлений!

Огромный пенный мякиш становился всё меньше, сбрасывая всё лишнее, сминаясь под ударами крепкой руки, – с него сходила грязь. Постепенно он становился твёрже, остывал, приходилось греть его в печи и снова ковать.

Раз за разом, опуская молот, я наблюдал, как железо сдавалось моей воле. Много дней уйдёт, прежде чем этот грязный кусок пены, пропитанный пылью, станет заготовкой.

Пока я, обливаясь потом, молотил железо, отец давал советы, а я внимательно слушал, учился, вникал…

– Мне нравится быть кузнецом, – говорил я отцу, – Но я хочу стать самым лучшим!

– Даже лучше, чем я? – поинтересовался он, а я честно ответил:

– Таким, чтобы моё имя люди никогда не забыли.

– Это достойное желание для мужчины. Я научу тебя всему, что умею сам. Но мужчина еще кое о чём должен думать. Когда я, наконец, увижу невестку и внуков?!

– Думаю скоро… Мы с Шепкхалой обязательно поженимся, вот только накоплю сто драхм и выкуплю её у отца.

– Сто драхм?! Ну-ну, хочешь тот клинок, что я ковал последним…

– Нет, спасибо отец. Я сам заработаю.

Он улыбнулся, хлопнул меня по плечу и крепко обнял. С годами я превзошел отца, стал лучше, чем все кузницы, которых я знал. Мои мечи, шлемы уходили за огромные деньги, я бы мог стать самым богатым кузнецом в округе и моё имя уже знали многие, но однажды ночью я узнал свою судьбу – сон, в котором я видел металл в тысячу раз прочнее бронзы и в сотни раз железа, что ковал мой народ.

Работая с ним, я сумел сотворить чудо. Закончив, я восхитился созданным клинком. В тот же миг, явился предо мной Арес, коротко, благодарно кивнул и принял меч из рук моих. Этот клинок, металл из которого он сделан, остались в памяти навсегда… Я начал ставить опыты, смешивал металлы, окислял, вываривал и прогревал, но ничто не было даже близко похожим на метрилл – так я его назвал.

Главарь что-то гаркнул, люди бросили свои дела и встали к веслам. Немного погодя корабль тронулся с места, вместе с его движением команда начала петь. Рыжий великан за рулем громко говорил фразу, и вся команда задорно её повторяла, протягивая некоторые слова.

Ви кьянер хевент, винке ви дем ер.

Драккар ос ден риктиж, вил ви пики ут виен…

Песня была долгой и не очень красивой, но что-то в ней определённо было. Я внимательно разбирал слава и тихонько пытался подпевать. Длинноволосый рулевой увидел это, лучезарно улыбнулся и стал подсказывать правильное произношение. Его забавляло мое стремление. Улыбаясь во весь рот, он продолжал задавать мотив песни. Под грубые голоса и столь же грубый мотив корабль двигался целый день. Затем пришло время отдыха.

Сохли, поднятые, подобно крыльям, вёсла, а люди ели и ложились спать. Тихонько наблюдая за командой, я не ожидал толчка в плечо и треснулся лицом о бочки, из-за которых выглядывал.

– Джег Ярен, – произнес рыжий, похлопывая себя по груди.

– Джег, – он указал на меня, а потом снова похлопал себя по груди – Ярен.

Я уловил суть и, стукнув себя в грудь, произнес:

– Джег Гурген.

Великан протянул мне руку со словами:

– Хугелиг а мод дег.

Я повторил, чем вызвал широкую, добрую улыбку. Поначалу с огромным трудом, но мы нашли общий язык, а точнее, я начал немного понимать Ярена. Несколько ночей подряд, пока все спали, рулевой учил меня языку нордов. Он делился со мной солониной и соленой рыбой. Мой сыр мы съели еще два дня назад, желудок был пуст и бесцеремонно урчал. Рыжеволосый рулевой спросил меня:

–Ты голоден? Почему не ешь?

Я подумал: «И действительно, отчего вдруг?!» – достал подмоченный, просоленный сыр, половину предложил Ярену – тот не отказался, а потом похвалил моих коз, что дают такое жирное молоко. Естественно мы не наелись, и он угостил меня сушеным мясом. Запивали из моего бурдюка и, как мне показалось – мы подружились.

Минуло четыре дня пути, а вокруг, по-прежнему, бескрайнее море и волны. На корабле я вовсе не чувствовал себя пленным, казалось всё идет наилучшим образом, ведь я двигаюсь в нужном направлении. Хотя где-то глубоко внутри меня звенела тревога. Размышляя над тем, что меня ждёт, я тихо и плавно уснул…

Когда Шепкхала родила Дараила, я плакал от счастья, мой сын был здоров и крепок! Лучшего подарка я и не мог желать. За три года, пока рос мальчик, я сделал десятки мечей, кинжалов, щитов и шлемов. Как только Дараил немного научился бегать самостоятельно, он обосновался со мной в кузне и, ни уговоры, ни ругань матери не заставили его изменить решение. Я показывал ему чудеса превращений, магию огня и волшебство человеческих усилий.

Работая молотом, я поглядывал на сына и в какой-то момент вспомнил, как сам, будучи вот точно таким же карапузом, наблюдал за отцом, о том, как восхищался его умением и силой. Для меня он был Гефестом, кующим молнии самому Зевсу…

– Шао, ас эс ди Дунау! Гурген, ты когда-нибудь бывал тут?

Меня разбудил знакомый, жизнерадостный голос норда. Я глянул за борт и невольно улыбнулся. Корабль сопровождала стайка дельфинов, порой они полностью выскакивали из воды, переворачивались белыми животами к солнцу и падали обратно в пучину. В их движениях была какая-то неуловимая грация, от сереньких плавников, режущих морскую волну, веяло спокойствием и безмятежностью, чем-то вечным, незыблемым.

Драккар или «Морской дракон» – так звался корабль нордов, не спеша, шел к берегу.

Сочная растительность покрывала землю, куда только мог достать взгляд, лишь жёлтая, бесконечно длинная, посечённая голубыми венами рек, полоса отделяла два моря Чёрное и Зелёное.

Спустя час, мы вошли в воды Дуная. По словам Ярена, через десять дней мы уже будем в Хигэне на его родине.

– В кого верит твой народ, Ярен?

Зажав руль подмышкой, длинноволосый воин завязал две пряди волос на затылке, собрав в хвост шевелюру, и начал сказ, зайдя издалека, с того, как зародились земля и небо.

– Гинунгагап – пустота была всегда. На её окраине возник Нифльхейм – мир льда и холода, а на другом конце чёрной бесконечности появился Муспелльсхейм – пылающий, огненный мир…

Часть III

Как и говорил северянин, ровно на десятый день тихого и спокойного путешествия по водам Дуная мы вышли к каменистому побережью. Над водной гладью стелился туман, а у берега нас поджидали жители Хигэне.

Перекинув канаты, корабль подтягивали к деревянному пирсу. Команда спешила сойти на сушу, где их радостно встречали родные и близкие. Глубоко в душе я надеялся, что меня забудут. Хоть это и было глупо прятаться за бочками, но я на всякий случай опустил голову ниже борта. Люди постепенно покидали корабль, и я почти поверил в чудо, затаившись в своём убежище, и даже не дышал. Через несколько минут на судне наступила полная тишина, я выдохнул и попытался прыгнуть за борт, но, не успев подняться, услышал смех, нет, скорее, гогот толпы нордов, поджидавших пока я вылезу из укрытия.

Утирая слезы, Ярен подошел и хлопнул меня по плечу:

– Пойдем! Бородатый лис.

Проходя по каменистому берегу, поросшему мхом, я понимал отчего северяне носят штаны и сапоги. Здесь было сыро и промозгло, хотя лето только подошло к концу.

– Скоро согреешься, сейчас будем пировать! – будто услышав мои мысли, всё так же радушно заявил Ярен. Остановившись, он взглянул мне в глаза и добавил, – Тебя будут спрашивать – отвечай честно.

Я коротко кивнул, хотя ещё не очень понимал, о чём он говорил.

На вершине холма, обнесенный хлипким, деревянным частоколом стоял Хигэне. Полсотни жилых домов с низкими стенами и высоченными соломенными крышами, три больших амбара, а в самом центре селения красовался дом конунга Энхеля. Там и должны быть накрыты столы.

У входа в дом стояла стража, требующая оставить оружие всякого входящего. Я с готовностью отдал кинжал – свой последний шанс на обретение свободы, добровольно передав его в руки пленителей. Рыжий снял с пояса и отдал оба узеньких, почти тупых топора на длинных, изогнутых рукоятях. Будь они из халибского железа – пробили бы любой доспех. Быть может, если останусь жив, я подскажу Ярену, как сделать оружие лучше.

В центре помещения в небольшом углублении горел очаг, у дальней стены на красивом, резном кресле рядом с супругой восседал властитель, с суровым видом наблюдавший за происходящим. «Не иначе о нашем прибытии знали с ночи», – подумал я, наблюдая за женщинами, суетливо бегающими взад и вперед, заполняя столы яствами. И как они успели всё так быстро приготовить?!

Ярен усадил меня рядом с собой и сразу же принялся за еду. Первой пострадала тушка какой-то птицы. Здоровая ручища оторвала сразу половину, частью он поделился со мной. Северянин с удовольствием набивал рот, бросая остальное рядом прямо на стол. Схватив пучок зелени, он опять-таки разделил его между нами и, отправив зелёные стебли в большой рот, удовлетворенно захрустел ими.

Женщины в платьях с низким подолом и длинными рукавами разливали желтый напиток по кружкам.

Как только все расселись, Энхель поднял человеческий череп-кубок и заговорил:

– Судя по тому, что вас вернулась шестнадцать человек, на другом конце моря есть берег, и там живут люди. Тогда давайте выпьем за ваш удачный поход!

Я поднял кружку и выпил со всеми.

Пир длился до позднего вечера. Гантараф в красках расписывал путешествие, именно его судно привезло нас сюда, и именно ему я обязан тем, что не умер при первой же встрече с северянами.

Столы ломились от яств, звучали грубые песни и конечно не могло все обойтись без задорных игр. Норды пили наперегонки, кто выпивал первым – бил в лицо соперника, или, укрываясь за большими, деревянными, яркими щитами, соперники метали друг в друга малые топоры. Слава богам, тут не было проигравших.

Застолье подходило к завершению. Постепенно, неспешно переговариваясь, все разошлись. Все, кроме меня, конунга и ещё нескольких, вполне трезвых, воинов. Двери зала закрылись и Энхель, пристально уставившись на меня, спросил:

– За время пути ты научился понимать наш язык, это так?

– Да, – коротко ответил я.

– Где живет и как зовется твой народ?

Я немного замялся с ответом, Энхель тут же отдал молчаливый приказ. Повинуясь его жесту, ко мне подошли двое нордов. Воины в клепаных, кожаных куртках и шлемах-полумасках, бросив чёрно-рыжие щиты, схватили меня, несколько раз ударили головой о стол и, скинув на пол, волоком подтянули к трону вождя, поставив на колени. Я, наконец, осознал, где и в качестве кого здесь нахожусь, хотя долго не замечал этого.

Конунг задавал еще много вопросов, а, выяснив, что я кузнец приказал:

– Ты будешь ковать для мня оружие.

Широко улыбнувшись, я смерился с участью, с тем, что умру здесь и сейчас. Гордо воздев кверху голову, я ответил:

– Я лучше умру!

– Ты уверен? – Энхель скривил лицо и с сожалением потребовал, – Приведите псов.

Один из воинов подошёл ко входу и передал кому-то приказ. Через минуту послышался собачий вой и рык, и в зале показалось двое воинов, удерживающих свирепых животных на короткой привязи. Конунг кивнул, и держатели псов отдали команду: «Взять».

Ужас овладел мной целиком, пожалуй, такого страха раньше я никогда не испытывал. Поддавшись оцепенению, тело сразу же стало холодным и липким, зато сразу почувствовалось, как обострились слух и зрение, отчего легче не становилось.

Псы рвались с поводков, душа себя, они зависли в нескольких дюймах от моих плеч и бешено лаяли, брызжа на меня слюной. Ощущая их теплое, веющее смертью дыхание, я невольно начал дрожать, горло сдавил спазм, и воздух отказывался идти в легкие. К такой смерти нельзя быть готовым, и я был к ней не готов.

Конунг, отвернувшись, потребовал:

– Проучите его.

В этот же миг, ощутив резкую боль, я осознал, как только что одним движением мне срезали левое ухо и скормили собаке. Пес радостно захрустел человеческой плотью, а по моей щеке, стекая на серую хламиду, бурым пятном лилась горячая кровь.

Повинуясь воле властителя, животных увели, но в моей голове по-прежнему звучал непрерывный, хищный лай, заставляя то и дело невольно вздрагивать. После, меня отвели в какой-то дом, уложили и строго наказали хозяйке за мной присматривать. Женщина отмыла запекшуюся кровь, напоила меня и начала чем-то смазывать то место, где ещё совсем недавно было ухо. Почти не чувствуя боли, лишь сильную усталость, я быстро уснул…

Предо мной храм – высокие, белые колонны и густая тень под сводом крыши. За спиной обрыв и, медленно проплывающие, облака. Я сделал шаг, как вдруг мощным, ветряным порывом меня сбрасывает с кручи, и я лечу вниз, набирая скорость, всё больше и больше, пока не засиял, подобно звезде. Не успел я насладиться полётом, как обрушился на землю, повалил, поджёг деревья, разворотил землю.

Из лесного пожара вышел Арес и бросил мне под ноги кусок бесформенного метрилла, я не мог его не узнать. Спустя миг, я уже во всю молотил металл в кузне. Девять дней я создавал меч для бога, и только закончил работу, как за дверью послышался волчий вой. Выглянув, я увидел заснеженный лес, лай звучал с юго-востока, и я побежал в противоположном направлении. Отчего-то я знал куда идти.

Тёплые одежды нордов согревали тело в суровые дни и ночи. На четвёртые сутки я вышел к морскому побережью.

Выбиваясь из сил, я подбежал к лодке и начал сталкивать её воду, ощущая, как следом несётся стая белых волков с алыми, алчущими именно моей плоти, глазами.

Отплывая всё дальше от берега, я чувствовал близость своей судьбы и слышал волчий вой…

– Хей, хвордан хар ду дет? – разбудил меня Ярен, – С одним ухом ты даже более мужественно выглядишь!

Попытался он пошутить, но было не смешно.

– Что со мной будут делать дальше?

Великан улыбнулся и закивал головой.

– Да-да, именно за этим я и пришёл.

– Надеюсь, не чтобы второго пса покормить?!

Рыжий поднял брови, откровенно удивляясь моим словам, видимо не знал, куда именно делось мое ухо.

– Ты будешь работать кузнецом. Конунг уже отправил корабль на закупку всего необходимого, но я не об этом хотел поговорить. Гурген, если ты примешь нашу веру, то станешь одним из нас – свободным человеком. Я назову тебя своим братом и, клянусь Одином, тебя больше никто не обидит! Соглашайся, друг, я знаю это непросто, но так нужно… Рабов не защищают законы.

Пересилив себя, я согласился. Ярен хлопнул меня по плечу и ушёл за медным браслетом погибшего брата.

Женщина, что ухаживала за мной, была стройна, белокура и, по-видимому, одинока. Украдкой, она с интересом разглядывала меня. Принеся кашу с рыбой и кусок тёмного хлеба, хозяйка завязала ненавязчивый разговор.

– Мне кажется, я пересолила кашу, попробуй.

Зачерпнув немного жидкой, разваренной каши деревянной ложкой, я снял пробу и подтвердил:

– Не сомневайся, пересолила.

– Вот, как так, готовишь, пробуешь-пробуешь, переживаешь, стараешься, а под конец – пересолено! Что я за хозяйка безрукая? Кому я такая нужна, хоть топиться иди…

Женщина обреченно присела на лавку напротив обеденного стола и заплакала навзрыд. С трудом, впихнув в себя кусок, ставший поперек горла, я оставил трапезу, присел рядом и обнял ее.

– Да откуда такие мысли у тебя-то, успокойся. Да, каша пересолена, но она вкусная, а с хлебом так вообще объедение.

– Правда?! – она перестала рыдать, прижалась ко мне и спросила, – А я тебе нравлюсь? Взял бы ты такую в жены?

Хьельга потеряла мужа две зимы назад, и с того времени ей еще никто не выказал симпатий. В её зелёных глазах плясали огоньки, но мне было совсем не до этого. Я поел и лег обратно на кровать в надежде уснуть. Через несколько часов явился Ярен и, растолкав меня, повел к реке.

Мелкий дождь не прекращался уже полдня, мир был унылым и серым.

– Теперь всё будет хорошо.

– Я знаю.

– Ты, что же и кузнец, и жрец своего племени? – шутя, поинтересовался длинноволосый великан. Улыбнувшись этому предположению, я отрицательно мотнул головой.

– Вовсе нет, но, к сожалению, с богами общался.

– Ты шутишь! Ты видел своих богов и хочешь отречься от них? – Ярен остановился и, внимательно глядя в моё лицо, попросил, – Ответь мне, Гурген.

– Мой бог возложил на меня задачу, и я обрел цель настоящую, стоящую тысячи прожитых лет, и любые жертвы ничтожны на пути. Я оказался здесь и сейчас только потому, что шёл к этой цели. Мне пришлось бросить всё, что я ценил и любил, отказаться от достойной, хорошей жизни ради этого. Я с готовностью приму твою веру, если она нужна мне, чтобы закончить начатое.

Серое небо продолжало поливать землю водой. В нём раздался протяжный раскат грома, и молния осветила мир вокруг. Еще раскат, снова яркая вспышка, дождь постепенно перерастал в настоящий ливень…

– Тору нравится то, что ты говоришь. Он благоволит твоему решению!

Обняв меня за плечо, Ярен вошёл со мной в колышущееся воды Дуная. Вновь приклонив колени, я наблюдал за бушующей стихией, пока мой друг обривал мою голову ножом.

Чёрные, как смоль, кучерявые волосы падали вниз, бурное течение уносило их прочь, а вместе с ними и то, что еще было моим. С волосами, стекающей по лицу и щекам кровью, исчезли последние оковы прошлого. Взяв у Ярена нож, я коротко постриг свою густую, длинную, курчавую бороду.

На скользкие, серые камни вышел уже другой человек, который снял и швырнул волнам хламиду, а следом и сандалии, принадлежащие другому миру.

– Пойдем ко мне, оденем тебя, викинг Гурнар – брат Ярена.

Часть IV

Жерло печи отпылало ярким пламенем, теперь, переливающиеся всеми оттенками рыжего, угли были куда горячее огня. От страшного, нестерпимого жара было нечем дышать, раскалённый воздух обжигал кожу и легкие. Мне пришлось не то, что фартук надеть, я с ног до головы закутался в грубую кожу, а плотная шерстяная ткань покрывала лицо и голову. Под кожаной защитой были шерстяные штаны и рубашка. Подходя ближе к печи, мне казалось, что я вижу, как внутри плавится камень. Длинным клещами я выхватил из углей кусок метрилла, положил на наковальню ребром и ударил молотом – раздался звон. Бросив инструмент, я пошёл к обрыву, нужно было хорошенько подумать.

Девять долгих месяцев – и нет результата, столько пота пролито впустую. Древесный уголь не мог пылать ярче, температура и так была колоссальна, большего нельзя достичь. Как не пляши, но этого мало. Возможно задачи богов не под силу простому человеку. Пытаясь совершить невозможное можно сломаться, сгореть.

Викинги получили настоящее железо – калибуре, как они говорили. Мое оружие было в сотню раз крепче того мусора, что мне приносили на перековку. Быть может это мой предел…

Живучая травка покрывала край обрыва, улегшись на неё, я уставился в бесконечно высокое небо. Голова кружилась от высоты и чистоты голубой вечности, в это же небо каждый день смотрят все люди. Кто-то надеется на него, кто-то ругает, другие молят о прощении, а я просто любовался им.

Давным-давно, уже кажется в другой жизни я так же счастливо прилёг тут, считая, что от моей судьбы меня отделяют дни, ну, максимум, недели – все сложилось иначе.

Чего не отнять у северян, так это умения работать. Руки у них из правильного места растут, трудиться они могут и любят. В помощь Энхель отрядил моего названого брата и молодого паренька Зинхаля. Втроём за две недели мы поставили печь почти у самого обрыва на южной окраине Хигэне. Здесь всегда гулял ветер и совсем не было домов. Несмотря на медный браслет свободного человека на руке, я с самого начала понимал – моя жизнь напрямую зависит от моего ремесла.

За это время Ярен стал мне настоящим братом, которого у меня никогда не было, всегда помогал и поддерживал, делил со мной кров и пищу. Надо признаться, без его дружбы жизнь была бы куда сложнее. С искренним интересом он наблюдал, как я перековывал оружие в тонкие пруты, рубил их на коротенькие кусочки и отправлял в печь. В плавильном чане, помимо металла, были обожженные кости, при низкой температуре железо забирало силу кости. Долгие часы огонь объединял железо и смерть, порой это длилось сутками и кости приходилось менять.

Оружие викингов очень различно, по большей части добыто в бою и далеко не высшего качества. Благо оно, как ни странно, было железным, хотя встречались и бронзовые копья, щиты, шлемы. Я сам первым перекованным топором разрубил пополам бронзовый меч на глазах у изумленных викингов и показал хозяину топора лезвие без единой царапины, оружие получилось ладным. Унгер с выпученными глазами разглядывал острую кромку, вскинул топор над головой и зарычал как дикий зверь:

– Аррр! А-а-а-а! – после чего начал выкрикивать мое имя, а другие северяне вторили ему.

– Гур-нар! Гур-нар! Гур-нар!

– Брат! Гурнар! Ты где?

Ярен нашел меня лежащим в траве у обрыва. Подойдя ближе, он присел рядом, сорвал травинку и, жуя её, неожиданно заявил:

– Тебе нужна татуировка!

– Зачем?

– Чтобы раскрыть свою внутреннюю силу.

– Ярен, ты уверен? Мне кажется…

– Поверь брату! Я знаю, о чём говорю. – Ярен стукнул меня по ноге и добавил, – Нет такого металла, что тебе не под силу, ты справишься.

Рыжий несгибаемый великан торопливо удалился за инструментами для татуирования, заявив, что скоро вернётся.

– Это обязательно сегодня делать?!

– Ага, надо сейчас.

– Э-э-х, спорить с тобой всё равно бесполезно!

– Ага…

Проплывающий надо мной на воздушных волнах орел, писком привлёк внимание к небу. Наблюдая за птицей, я думал обо всем и не о чем, лежал и смотрел в высоту. Тихо и незаметно я задремал под песнь ветра…

Меня оторвал от работы паренек Зинхаль и сказал, что меня зовет к себе Энхель по очень важному делу. Я вошел в дом конунга, но вместо него в кресле сидел большой чёрный волк. Он поведал мне, что несколько недель назад его люди среди лесов нашли, упавший с неба, камень, а в нём обнаружили странный серебристо-синий металл.

– Я хочу подарить тебе его.

Ко мне подошел старший сын Энхеля, тот самый, что лишил меня уха и передал бесформенную каплю, замотанную в тряпицы. Это был метрилл – волшебный метал из сна. В тот миг я понял, что всё так и должно было быть. Зверь задал вопрос:

– Что ты будешь делать с этим даром?

Я ответил то же, что уже однажды говорил Энхелю:

– Сделаю для тебя лучший из всех мечей на земле.

Алые, алчные глаза волка с прищуром уставились на меня.

– Это приятно осознавать. Проси всё, что хочешь, и ты получишь это, друг.

Я кивнул и, подняв голову, оказался уже высоко на вершине горы. Справа и слева – заснеженная пропасть, лишь узкий хребет вел к зданию без крыши. Порывы ветра за малым не сбрасывали меня вниз, крупные снежинки, застилая глаза, таяли на лице. Живым и здоровым я добрался до пяточка земли у домика, оказавшегося кузней.

Заглянув в дверной проём, я увидел хозяина, могучего атлета с буграми мышц, которым позавидовал бы сам Геракл. Правой рукой он поднимал и опускал загадочный механизм, узкое сопло которого, задувало воздух под жерло странной, открытой со всех сторон, печи с широким воздуховодом в размер горна – слово само легло на язык. С каждым нажатием на рычаг мехов, топка завывала, будто разъярённый зверь, взлетали, кружась искры, а угли накалялись добела.