Buch lesen: «Полёт пяти. Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 21»

Павел Амнуэль

Schriftart:

Дизайнер обложки Изя Шлосберг

Редактор Л. И. Моргун

ISBN 978-5-0056-2587-8 (т. 21)

ISBN 978-5-0056-1581-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Павел Амнуэль
_{Собрание сочинений в 30 книгах}
_{Книга 21.}
ПОЛЕТ ПЯТИ

Содержание
Павел Амнуэль. Реквием по научной фантастике

Поводырь
Острова
Полет пяти

_{Все права на электронную версию книги и её распространение принадлежат автору – Павлу Амнуэлю. Никто не имеет право каким-либо образом распространять или копировать этот файл или его содержимое без разрешения правообладателя и автора.}

^{Павел Амнуэль.}
Реквием по научной фантастике

Замечательный итальянский баритон Тито Гобби в своей книге «Мир итальянской оперы» пишет: «Не могу припомнить, случались ли на свете времена, когда не рассуждали бы о „кризисе оперы“. Книги и письма, датированные давно прошедшими годами, содержат те же дискуссии об оперном кризисе. Я лично убежден, что кризис оперы родился вместе с самой оперой».

Если заменить «оперу» на «фантастику», я готов подписаться под каждым словом великого певца. Так же, как живет и привлекает людей в залы опера, несмотря на все «кризисы», фантастика продолжает привлекать читателей, кинорежиссеров и производителей компьютерных игр. В семидесятые годы прошлого века на страницах «Литературной газеты» проводились «круглые столы» с участием тогдашних корифеев жанра, участники говорили о том, что многие темы и идеи себя исчерпали, фантастика становится (стала?) литературой второго сорта, персонажи в фантастике картонные, а сюжеты повторяются, как картинки в калейдоскопе.

Был еще кризис 30-х годов, когда лучшие фантасты (в лице А. Беляева) хотели писать о новых, фантастических по тому времени, научных открытиях, а партия, правительство и лично товарищ Сталин требовали от фантастов откликаться на «социальный заказ» и писать о достижениях народного хозяйства в эпоху индустриализации.

В середине 50-х возник новый кризис, когда фантасты, привыкшие писать именно о достижениях народного хозяйства, поняли, что сейчас можно и другое, недавно запретное. По-старому авторы писать могли, но это стало не нужно, а по-новому не умели.

И в 90-е годы кризис фантастики состоял в том, что по-старому, по-советски, писать уже вроде бы смысла не имело, а по-новому (как?) авторы еще не научились.

Если повспоминать, то на память придут и другие многочисленные кризисы, без которых фантастика в СССР (а потом в России) и существовать, казалось бы, не могла.

На Западе тоже без кризисов не обходилось, причины были иные, но результатом всякий раз оказывалось то, что в фантастике возникало новое направление (поджанр) или становилось популярным направление, существовавшее и раньше, но пребывавшее в загоне.

Иными словами, кризисы в фантастике, как, пожалуй, любые кризисы в человеческом обществе, истории, науке, приводили к выявлению новых литературных тенденций, рождению новых направлений, смене поколений авторов – и фантастика «оживала», хотя на самом-то деле она никогда, со времен своего рождения (когда это было – в древности? были ли фантастикой уже творения Гомера?) и не думала умирать, выходя из перманентных кризисов обновленной и всегда для читателей желанной.

Сейчас, однако, в российской фантастике возникла ситуация, когда речь идет не о кризисе, не о болезни, которую можно вылечить (новыми идеями, появлением новых авторов), а о смерти окончательной и бесповоротной – к счастью, не всей фантастики с ее многочисленными направлениями, охватившими всю литературу, подобно спруту. Речь идет о смерти одного, но недавно очень важного и популярного поджанра (направления, если определение «поджанр» покажется специалистам недостаточно правильным): научной фантастики (НФ). Причем, если лет еще десять назад можно было говорить о клинической смерти, из которой пациента можно вытащить в результате активных реанимационных действий, то сейчас определенно при чтении критических статей, выступлений на форумах в интернете, да и из разговоров с читателями, критиками и издателями создается впечатление, что смерть российской научной фантастики – свершившийся факт, реанимация бесполезна и бессмысленна, тело НФ предано земле, и осталось только соорудить на том месте, где когда-то процветала научная фантастика, памятник, на котором выбить две даты – рождения (шестидесятые годы XIX века, первые романы Жюля Верна) и смерти (конец ХХ столетия). Научная фантастика, так много писавшая о XXI веке, сама в этот век едва вползла на трясущихся ногах и испустила дух на пороге.

В одном из интервью (http://www.astrel-spb.ru/content/view/238/57/), отвечая на вопрос «Как Вы думаете, какое будущее ждет отечественную научную фантастику?», Б. Н. Стругацкий сказал:

– Откровенно говоря, жанр НАУЧНОЙ фантастики (литературы о судьбах научных открытий и о перспективах науки) меня интересует не слишком. У этого жанра, без всякого сомнения, есть свои вершины и свои (блистательные!) образцы, вроде «Голоса Бога» или «Штамма АНДРОМЕДА», но в так называемой Большой Литературе жанр этот своей ниши не отвоевал, – просто потому, что Большая литература это, все-таки, по определению, книги о судьбах людей, а не идей (пусть даже самых поразительных).

И еще:

Связан этот процесс и с коммерциализацией издательского дела, с одной стороны, и с общим разочарованием публики в возможностях и обещаниях науки, с другой. От науки перестали ждать чуда, а ведь большинство читателей ищет в науке не знаний, не открытий, не взрывов необычайных идей, а именно Чуда – магических знаний, волшебных открытий и самых что ни на есть доступных идей, вроде скатерти-самобранки или панацеи от всех болезней. Боюсь, что по этой именно причине будущее НФ нового расцвета не обещает.

Б. Н. Стругацкий назвал, как минимум, две причины гибели отечественной НФ. В эпикризе обычно упоминают три главных причины, явившихся непосредственной причиной смерти НФ, которая всю свою жизнь была отягощена тяжкими хроническими болезнями.

***

Причина первая.

Наука? Это очень сложно!

Наука, породившая в фантастике направление (поджанр) НФ, стала и виновницей смерти. Во времена Жюля Верна и позднее, в первой половине ХХ века, было достаточно просто объяснить читателю и заинтриговать его самыми передовыми научными идеями, Новые идеи, предлагавшиеся фантастами, тоже были, хотя и парадоксальными, но достаточно легко описываемыми. Аппараты тяжелее воздуха, путешествия во времени, парадокс близнецов, параллельные миры, киборги, клоны – эти и многие другие идеи поражали воображение, но были понятны читателям и способствовали популярности НФ. А в наши дни как (и зачем) объяснить в литературном произведении устройство 11-мерной Вселенной, как рассказать об идеях современной молекулярной биологии, квантовой физики? Во времена Жюля Верна НФ брала на себя задачи и научной популяризации, сейчас, когда существует научно-популярная литература, читатель больше не хочет, чтобы НФ играла еще и просветительскую роль.

Иными словами, современная наука настолько сложна, что не может более быть предметом художественной литературы.

Более того. НФ была хороша тем, что авторы не просто рассказывали об уже существовавших в науке идеях, но придумывали свои, то и дело опережая науку, будоража фантазию ученых. Можно сколько угодно спорить о том, случайными ли были сбывшиеся предсказания фантастов, результат от этого не изменится: ведь были же такие предсказания, были и у Ж. Верна, и у Г. Уэллса, и у А. Беляева, и у И. Ефремова, и у Г. Альтова…

А сейчас не то что новое в науке предсказать – даже существующие идеи попробуй-ка объяснить на пальцах и, тем более, в тексте, претендующем на художественность!

На старом же багаже научных идей далеко не уедешь. Увидев в очередной раз в тексте, как персонаж НФ открывает дверь и переходит в параллельную вселенную, читатель поднимет очи горе, вздохнет «сколько ж можно» и отложит книгу. Конечно, и сейчас герои фантастики очень часто открывают дверь (ворота, портал и т.д.) и попадают в иной мир, но подобные идеи перешли из ведомства НФ в другие поджанры: космическую оперу, боевик, даже в фэнтези.

Для НФ нужны новые идеи. Где их взять, если наука так сложна?

Вот НФ и скончалась.

***

Причина вторая.

Наука? Ах, она бяка!

Читатель разочаровался в науке и не хочет больше читать о ее якобы великих достижениях. Действительно: «Радио есть, а счастья нет». Кто виноват? Наука, разумеется. Чем больше ею восхищаешься, тем больше она разочаровывает. Сто лет назад люди этого еще не понимали и радовались достижениям науки, как дети – новой игрушке. Но в ХХ веке человечество резко повзрослело (чему способствовали две мировые войны) и поняло, что наука – не только радио, телевидение, холодильники, компьютеры, телефоны и много чего еще. Наука – это также атомная бомба, новые болезни (вот не было раньше СПИДа, а появился!), реки, в которых дохнет рыба, города, где нечем дышать. К тому же все великие открытия в науке уже сделаны, и фантасты об этом рассказали. Что принципиально нового открыла наука в последние десятилетия? Ничего. Или такое, что никому, кроме горстки специалистов, не интересно (см. причину 1). Сами ученые говорят, что наука кончается, почитайте хотя бы книгу Д. Хоргана «Конец науки», она и на русском языке опубликована.

Еще полвека назад ученые (точнее, журналисты от их имени) обещали, что вот-вот каждый сможет слетать на уик-энд в космос. А на самом деле? Одну-единственную космическую станцию через несколько лет затопят, потому что не хватает денег на эксплуатацию. Ученые обещали новые источники энергии – где они? Бензиновые двигатели как были сто лет назад, так и остались. Ученые (точнее, фантасты от их имени) обещали если не бессмертие, то жизнь продолжительностью не менее 120 лет. И что? Недавно умерла самая старая жительница планеты, дожившая аж до 115 лет – пяти лет не дотянула до «естественного» срока.

В общем, сплошное разочарование от науки. Разве разочарованные в науке люди станут читать НФ?

Что происходит, когда читатели от какого-то направления литературы отворачиваются и перестают покупать книги? Сначала издатели перестают эту литературу издавать – спрос рождает предложение, отсутствие спроса предложение губит. А потом и авторы перестают писать – зачем же, если на издание рассчитывать не приходится?

Вот НФ и скончалась.

***

Причина третья.

Наука? Нет, человек!

НФ скончалась, потому что была больной от рождения, будучи внебрачной дочерью Большой литературы от ее временного союза с наукой. Из-за этого НФ страдала многочисленными болезнями, литературе не свойственными, – например, синдромом безумного рассказчика: с маниакальным упорством стремилась говорить не о человеке, а о чем угодно другом: физике, ботанике, геологии, астрономии… Из-за этой своей родовой травмы НФ никогда не была полноправным литературным направлением, поскольку смыслом литературы является человек, а в НФ главными героями были научно-фантастические идеи.

Отягощенная таким числом хронических болезней, НФ не могла прожить столько, сколько живет Большая литература. Естественно, что НФ скончалась, и надо еще радоваться, что она сумела прожить почти полтора века – нам бы столько…

* * *

А теперь подробнее.

Вообще говоря, я не очень понимаю разделения литературы на Большую (видимо, реалистическую) и Малую (фантастика, детективы, триллеры, женские романы и много чего еще). Везде есть свои вершины и свои провалы. По каким общим критериям сравнивать, скажем, упомянутый Б. Н. Стругацким «Голос Бога» С. Лема (блистательный образец НФ) и другое, тоже замечательное, произведение Большой литературы – скажем, «Легенды Невского проспекта» М. Веллера? Общее между ними, по-моему, лишь то, что оба произведения написаны словами на бумаге.

На мой взгляд, любое литературное произведение, к какому бы направлению оно ни принадлежало, нужно оценивать индивидуально, принимая во внимание особенности таланта конкретного автора и особенности жанра (направления) – никому ведь не придет в голову использовать одинаковые «мерные линейки», оценивая два таких произведения Л. Н. Толстого, как «Крейцерова соната» и «Царство Божие внутри нас», хотя написаны они одним автором и в одно время.

С другой стороны, я готов согласиться и с тем, что многие, в том числе гениальные, произведения НФ Большой литературой не являются. Свидетельство ли это качественной ущербности НФ, свидетельство ли это того, что НФ – литература второго сорта?

Вернемся к упомянутым выше «Голосу Бога», «Штамму «Андромеда», добавим к списку «Создателя звезд» О. Стэплдона, «Экспедицию Тяготение» Х. Клемента, «Плутонию» В. Обручева, да и из того же С. Лема можно выбрать еще десяток названий – «Кибериаду», «Мнимую величину», «Мир на Земле»… В этих и многих других произведениях НФ герою-человеку действительно уделяется «неоправданно» мало места, и практически весь авторский талант тратится на рассказ о судьбах тех или иных научных идей, прозрений, открытий. Конечно, «своей ниши» в Большой литературе эти замечательные произведения не завоевали и завоевать не могли (авторы к тому и не стремились) по той простой причине, что это другой вид литературы. Можно назвать эти книги НФ-эссе, НФ-очерками или придумать специальное название для обозначения именно такого направления в НФ. Выше я взял слово «неоправданно» в кавычки именно потому, что авторы перечисленных произведений ставили своей целью показать судьбу НФ идей, и судьбы персонажей интересовали их лишь постольку, поскольку соотносились с судьбами идей, занявших место главных героев. Герои-люди вместе с их судьбами занимали на страницах этих произведений ровно столько места, сколько нужно было авторам.

Это идет в разрез с принципами и смыслом Большой литературы? Конечно. Ну и что? В литературе есть много уважаемых жанров – очерк, эссе, трактат. Читатель волен выбрать – читать ли ему «роман о жизни» или «размышления о судьбах мира». Разумеется, оценивать «Голос Бога» в тех же критериях, что «Тихий Дон», попросту бессмысленно – так же, как спрашивать, кто сильнее: слон или кит.

Немного отступая, скажу: меня всегда удивляло страстное стремление астрологов назвать то, чем они с тем или иным успехом занимаются, наукой. «Астрология – древняя наука», «Астрология – наука о влиянии неба на людей»… Астрологи очень обижаются, если им говорят, что их сферу деятельности можно в лучшем случае назвать лженаукой, а в худшем – занятием, ничего общего с наукой не имеющим. Видимо, слово «наука» представляется им пропуском в некий храм, куда войти могут только посвященные. Между тем, наукой астрология действительно не является, поскольку ее принципы не отвечают основным критериям – фальсифицируемости, верифицируемости и пр. Тем не менее, множество людей пользуется астрологическими предсказаниями, с упоением читает астрологические книги, знает и интерпретирует свои зодиакальные знаки. И замечательно, если это занятие помогает кому-то в жизни, привносит психологический комфорт. Да, не наука это, и что с того?

НФ, в которой главным героем является идея, а не человек, – не художественная и, тем более, не Большая литература. Согласен. Это обстоятельство как-то принижает собственную, оцененную в правильных критериях, ценность перечисленных выше и многих других произведений? На мой взгляд – нисколько. Путь критики придумают для них иное, внехудожественно-литературное название. И пусть оценивают «Голос Бога» в тех критериях, какие верны для оценки произведений именно этого поджанра.

НФ – направление чрезвычайно широкое. Если на оси отложить далеко слева точку «только идеи, а человека очень мало», а далеко справа точку «главное – человек, а идеи глубоко вторичны», то в спектре НФ можно отыскать произведения, заполняющие всю эту длинную ось.

Конечно, прав Б. Н. Стругацкий, и художественная литература (Большая, Малая, Средняя – всякая) – это книги о судьбах людей. Если бы люди жили в пустоте, на этом можно было бы поставить точку. Но человек – животное общественное, а творческого человека невозможно описать вне его дела – его идей, мыслей, разработок. Судьба творческого человека складывается в подавляющем большинстве случаев не в кругу семьи, а на его рабочем месте, каким бы оно ни было. Авторы Большой литературы часто, повествуя о жизни героя (выдающегося ученого!), ограничиваются рассказом о том, какие вокруг него плелись интриги, как его «подсиживали» на работе, как его бросала (или не бросала) жена и так далее, не говоря (или говоря вскользь) о том, в чем, собственно, его работа заключалась. Меня такие произведения (пусть даже великолепно написанные) оставляют равнодушным, поскольку мне ничего не известно о самом главном в жизни героя. Я понимаю, что он львиную часть времени думает о своих идеях, и именно эти идеи приводят к конфликтам. Но если автор о конкретных идеях своего героя не рассказывает, как я могу верить во все остальное? «Он всю ночь думал о магнитных катушках и к утру решил…» Это – достоверность образа?

Чем в свое время «взяли» читателя романы А. Хейли? Это была бы весьма посредственная литература, если бы автор рассказывал о своих героях вне их работы. Именно потому, что А. Хейли пишет о людях на конкретном рабочем месте, его книги становятся явлением. Книги – о людях, это Большая литература. Но чего бы эти книги стоили вне конкретного производства, порождающего конфликты?

В фантастике этот фактор становится гораздо более существенным. «Двадцать тысяч лье под водой» – это о чем или о ком? Это роман о подводной лодке или о судьбе капитана Немо? На мой взгляд – конечно, о человеке, о Немо. Но чего бы роман Жюля Верна стоил без идеи «Наутилуса», без описаний (которые многим сейчас кажутся излишне длинными и вообще ошибочными) корабля и подводного мира? В спектре НФ роман занимает, на мой взгляд, положение где-то посреди оси – без Немо нет «Наутилуса», без «Наутилуса» нет Немо, и оба главных персонажа представлены настолько полно, насколько это позволял талант Жюля Верна, как литератора и выдумщика.

А «Человек-невидимка»? Это роман о явлении невидимости или о судьбе Гриффина, открывшего и использовавшего невидимость? Конечно – о человеке, о Гриффине, но чего бы стоил этот роман без детальной проработки научно-фантастической идеи? «Человек-невидимка», в отличие от «Двадцати тысяч лье под водой», в большей степени «человечен» и в меньшей степени является «романом идей», поэтому на нашей оси окажется справа от центра, хотя и далеко от того конца, где герой-человек попросту подавляет НФ идею.

Рассказ Г. Альтова «Порт Каменных Бурь» я бы расположил на оси симметрично (относительно центра) «Человеку-невидимке» – ближе к левому концу отрезка. Да, НФ идеи здесь на первый взгляд являются главными персонажами рассказа, не будь идей об управлении движением галактик, о шаровых скоплениях, как концентратах разумных миров, не было бы и рассказа. Но разве не запоминается Зорох – космический капитан, человек, персонаж, «автор» этих замечательных идей? Я очень давно не перечитывал рассказ – возможно, перечитав, был бы разочарован, но ведь факт: до сих пор помню Зороха и его идеи. Именно в такой последовательности.

Более того. В НФ есть идеи – и идеи. Собственно, как герои – и герои. Персонажем НФ может стать такой человек, как капитан Немо. Или Гаттерас. Или Зорох. Личности, которых помнишь всю жизнь. Но есть среди героев НФ и люди «вторичные», не интересные хотя бы потому, что автор не сумел дать им характер, и персонаж получился похожим на тысячи других, известных читателю не только из НФ, но, прежде всего, из произведений Большой литературы.

С идеями то же самое. Есть в НФ идеи удивительные, новые, меняющие представление об окружающей реальности – новаторские НФ-идеи вроде Машины времени (Г. Уэллс), хроноклазма (Д. Уиндэм), мыслящего океана (С. Лем), гомеостатического мироздания (А. и Б. Стругацкие). Есть идеи (их большинство) вторичные или мало интересные, но хотя бы свои, авторские. И есть идеи, взятые из современной науки и техники, – они тоже, будучи талантливо представлены, могут «держать» сюжет и выявлять характер центрального персонажа. Это тоже одна из точек спектра НФ – научно-популяризаторская фантастика, в советское время популярная (произведения А. Бабата, В. Комарова и др.), затем незаслуженно забытая, а сейчас возрождаемая в произведениях А. Первушина.

И так далее. Оценка конкретного произведения, непременно учитывающая все его особенности (в том числе жанровые), – дело критика. Возможно, тщательный разбор покажет – да, в этом конкретном опусе идея задавила героя, это плохо, нарушено равновесие, автор с задачей создать полноценное художественное произведение справился плохо или не справился вообще.

Но где такие критики, где такая критика? Куда проще и привычнее – навесить ярлык.

В НФ очень много произведений, где идея есть, а живого героя нет (они расположились в крайней левой точке оси НФ). Еще больше произведений, где нет ни толковой идеи, ни героя. Но это проблема не жанра, а автора. Нужно отметить, что автору, посвятившему себя НФ, талант необходим двоякий: литературный и научный. Способность создать «живого», достоверного героя и способность придумать достоверную, новую, интересную научно-фантастическую идею. Много ли таких авторов в НФ? Мало, конечно, и большая часть НФ произведений – это средние или плохие, а то и графоманские тексты, не отвечающие критериям ни литературы, ни науки. Но ведь и в Большой литературе именно такие тексты – средние, плохие, а то и просто графоманские – составляют большинство. Закон Старджона применим к любому виду человеческой деятельности и к любому литературному направлению – Большая литература не исключение. Возможно, закон Старджона вообще является универсальным законом природы, и применить его можно даже к тому, что создал совсем иной, гениальный Автор… Впрочем, это тема для другого разговора.

Если герой НФ получился «картонным» – не потому ли, что нет у него умной, интересной цели в жизни? Может ли быть живым персонаж-ученый, увлеченный идеей «пси-поглощения» с придуманными ad hoc свойствами? Космонавт, для которого «пси-поглощение» всего лишь возможность попасть на другую планету, может стать живым персонажем, поскольку у него главная идея – другая, вот она-то и должна быть настоящей, интересной. Желательно – новой.

Если Большая литература – о человеке, то и в НФ немало произведений Большой литературы. И именно в этих произведениях чаще всего можно найти новые, красивые научно-фантастические идеи. Персонаж не интересен без его идей, идеи не интересны, если нет героя, положившего жизнь на достижение цели.

* * *

Несколько лет назад, говоря об окончательной гибели российской НФ, я привел в качестве тестового произведения повесть С. Синякина «Монах на краю земли», получившую в последнем году прошлого тысячелетия практически все премии фэндома. Мои оппоненты пеняли мне тогда, что я не понял истинного смысла повести; фантастическая идея, мол, там глубоко вторична, это произведение об ищущем человеке – аэронавте Штерне. Судьба человека – вот главное, вот что сделало повесть замечательным литературным произведением.

Я с этим и не спорил. Конечно, «Монах на краю земли» заслужил награду. Проблема была совсем в другом.

Герой повести С. Синякина аэронавт Штерн сделал выдающееся научное открытие: Земля, оказывается, плоская и покоится на трех китах, а небо есть твердь, расположенная на высоте нескольких десятков километров. В общем (и автор не скрывает источника своего вдохновения), – это описание известной картинки из средневековой книги об устройстве мироздания.

Я понимаю, конечно, что С. Синякин не собирался серьезно утверждать, что Земля – плоский круг. Это удачная, на его взгляд, метафора. Нужно было взять какую-то идею, чтобы изобразить ее в качестве открытия мирового значения. Можно было взять другую идею – мировой лед, например. Или теорию флогистона. Или еще что-нибудь столь же «выдающееся» и наукой похороненное.

Извините, но я не верю этому герою и этому сюжету (следовательно – и автору) по той простой причине, что не могу поверить в то, что это – серьезно.

Какие замечательные примеры можно найти в НФ, где герои-одиночки восстают против косности, идут вперед и побеждают (или погибают, но все равно побеждают, ибо в любом случае новое, неизведанное одерживает победу над косным, отживающим): «Мастера» У. Ле Гуин, «Стена мрака» А. Кларка, «Стена вокруг мира» А. Когсуэлла. Уж насколько абстрактнее, казалось бы, юноша Шерван из «Стены мрака», насколько он дальше от реальности, чем жизненно выписанный Штерн! Но Шерван запомнился мне на всю жизнь, и подвиг его запомнился, и идея, ради которой он пошел против соплеменников, запомнилась своей красотой и необычностью.

«Монах на краю земли» окончательно доказал: в современной российской фантастике новые идеи не нужны ни читателям, голосующим рублем, ни писателям-фантастам. Более того: новые идеи не просто не нужны, они вредны!

На мой взгляд, с тех пор (почти десятилетие прошло) ситуация не изменилась. Раньше можно было выбирать – «пациент скорее жив, чем мертв» или «пациент скорее мертв, чем жив». Сейчас ясно: пациент (российская НФ) мертв. Причины названы.

* * *

Все перечисленные причины смерти НФ, как поджанра фантастической литературы, можно назвать географическими инвариантами. На Западе разочарование обывателя в науке, насыщение НФ идеями и ее «отлучение» от «героя» наступили раньше, чем в России. Западная НФ столкнулась с этими проблемами лет 30—40 назад, коммерциализация фантастики на Западе наступила еще раньше – в тридцатые и даже двадцатые годы. Об этом писал С. Лем в своих статьях (например, в «Science fiction – безнадежный случай с исключениями») еще в начале семидесятых годов прошлого века, а затем и в книге «Фантастика и футурология». Естественно было бы предположить, что на Западе (более узко – в американской фантастике) НФ должна была исчезнуть, раствориться в других направлениях фантастики еще тогда, когда в советской фантастической литературе именно НФ была востребована по идеологическим соображениям, не зависевшим от читательского спроса. Как ни странно, при всех кризисах, которые испытывала советская фантастика и которые нашли отражение в многочисленных дискуссиях, одного из реальных кризисов она избежала в силу государственного устройства – кризиса перепроизводства, кризиса, связанного с коммерциализацией фантастики. Несмотря на все разговоры о том, что фантастика в СССР – золушка, что ее издание передано в два-три издательства, а остальные фантастику не замечают, ассортимент фантастики чрезвычайно невелик, число новинок можно пересчитать на пальцах, – несмотря на все это, реальное отношение властей к НФ (а иной фантастики в СССР практически не было) было таким же (или почти таким же), как к Большой литературе. Фантастам дозволялось даже больше, чем реалистам. Автор-мейнстримовец, слишком далеко (как показалось кому-нибудь «наверху») зашедший в критике власти, мог загреметь в лагеря (и гремел – вспомните А. Синявского и Ю. Даниэля) или «добровольно» выслан за границу (В. Некрасов, А. Галич, А. Солженицын). А. и Б. Стругацким за их гораздо более радикальные «Сказку о тройке» и «Улитку на склоне» сильно портили жизнь, отлучали от издательств, цензура свирепствовала – все так, но, к счастью, авторы остались на свободе и писали хотя бы в стол, чтобы потом, когда настали перестройка и гласность, опубликовать такие произведения, как «Град обреченный», «Гадкие лебеди», «Отягощенные злом».

На Западе же именно в те годы бушевал кризис НФ, о котором писал С. Лем и о котором ни читатели, ни авторы фантастики в СССР не имели представления.

Никто, однако (во всяком случае, мне не приходилось об этом читать), из западных критиков не объявлял о том, что НФ умерла, похоронена, процесс ее смерти необратим. Читатель и там был разочарован в науке, не видел в НФ «живых персонажей», но авторы продолжали предлагать новые научно-фантастические идеи и новых персонажей, идеи эти олицетворявших. Что примечательно – издатели и не думали отказываться публиковать НФ. Был спад, пришелся он на 70-е – начало 80-х годов и завершился появлением произведений Л. Нивена, К. Приста, а впоследствии С. Бакстера, Г. Бенфорда, Г. Игана, В. Винджа, Д. Симмонса, Т. Чана и многих других, о которых читатель в России ничего не знает, поскольку этих авторов на русский язык не переводили (под тем предлогом, что НФ умерла, читателю это не нужно, зачем же тратить деньги на перевод и издание книг, которые останутся не востребованными?). И, разумеется, все это время продолжали писать корифеи НФ А. Кларк, Р. Хайнлайн, А. Азимов, К. Саймак (чью фантастику, возможно, нельзя отнести по форме к жесткой НФ, но произведения эти глубоко научны по духу, по мировосприятию).

В СССР (а затем в России) эволюция фантастики отставала от западной по фазе – те же кризисы и смены поколений и волн происходили с опозданием лет на тридцать. Причина была в том, что в свободное развитие жанра вмешивалось государство, тормозя процессы, которые сами по себе произошли бы гораздо раньше.

Лет десять назад, когда российская НФ находилась еще в состоянии клинической, а не необратимой смерти, нужно было проводить реанимационные мероприятия, и покойника можно было еще вытащить с того света. Зачем? Да потому, что существование в общественном сознании НФ не сводится только к наличию или отсутствию небольшого по величине (он и в прежние времена был небольшим – в том числе, на Западе, где «расцветали все цветы») сектора литературы. Интерес читателей к НФ отражает интерес общества к науке. Падение интереса к НФ происходит одновременно с падением интереса к научно-популярной литературе. Но и это следствие, результат, а не причина процесса. Третий из упомянутых выше факторов – падение интереса общества к науке является причиной падения интереса к научно-популярной и научно-фантастической литературе.

Это очень серьезно – в конце концов, не так уж важно, что произойдет с каким-нибудь литературным направлением. Куда важнее – что произойдет с обществом, со страной, где наука не востребована, на науку не выделается достаточно (по современным меркам) средств, не делаются открытия мирового уровня, не производятся (и даже не конструируются) самые передовые приборы и аппараты. Российские ученые предпочитают вести исследования за рубежом, а молодежь неохотно идет в науку, предпочитая изучать предметы, более практичные и прибыльные.