Buch lesen: «Дьявол и сеньорита Прим»

Книга издана с разрешения Sant Jordi Asociados, Barcelona, SPAIN

Originally published as O Demфnio e a Srta. Prym by Paulo Coelho

Copyright © 2000 by Paulo Coelho

© Богдановский А., перевод, 2008

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

* * *

И спросил Его

некто из начальствующих:

Учитель благий! что мне делать,

чтобы наследовать жизнь вечную?

Иисус сказал ему: что ты называешь

Меня благим? Никто не благ,

как только один Бог.

Евангелие от Луки 18:18–19

От автора

Самая первая история о Разделении появилась в Древней Персии. Она гласит, что бог времени, сотворив Вселенную, увидел: несмотря на царящую вокруг гармонию, не хватает чего-то очень важного – не хватает спутника, вместе с которым можно было бы наслаждаться всей этой красотой.

Тысячу лет бог молится о рождении сына. История умалчивает о том, к кому же мог обратиться всемогущий, единственный и верховный повелитель всего сущего. Тем не менее он молится, и вот в конце концов молитва его услышана.

Однако, осознав, что скоро получит желаемое, бог времени раскаивается в содеянном, ибо понимает, что нарушится очень шаткое равновесие. Но слишком поздно – дитя, которое он выносил во чреве, уже на пути в этот мир. Только и удается богу слезными мольбами добиться того, чтобы оно разделилось надвое.

Если верить этой легенде, рождаются у бога времени близнецы: во исполнение молитвы его – Добро (Ормузд), а в результате раскаяния – Зло (Ариман).

Встревоженный бог делает все возможное, чтобы первым из чрева вышел Ормузд, который, удерживая и обуздывая Аримана, не даст брату натворить бед во Вселенной. Однако Зло, как известно, проворно и хитро, а потому в самую минуту родов ему удается опередить Ормузда и первым увидеть свет звезд.

Опечаленный бог времени принимает решение дать Ормузду союзников – и создает он род людской, который будет биться рядом с ним, чтобы не дать Злу-Ариману возобладать и взять власть над миром.

По персидской легенде, род людской сотворен как союзник Добра и, в соответствии с традицией, в конце концов одержит победу. Но много столетий спустя появляется другая легенда, и из нее мы узнаем противоположную версию – человек есть орудие Зла.

Полагаю, большинство читателей знают, о чем идет речь: в райском саду, наслаждаясь всем, что только можно себе вообразить, живут мужчина и женщина. Для них существует один-единственный запрет: эта супружеская чета ни в коем случае не должна познать, что такое Добро и Зло. Господь Вседержитель говорит им: «От дерева познания добра и зла не ешь…» (Книга Бытия 2:17).

Но вот в один прекрасный день появляется змей, который ручается честным словом, что это познание – гораздо важнее самого рая, а потому супругам необходимо им обладать. Женщина поначалу отказывается, говоря, что Бог пригрозил им за ослушание смертью, однако змей обещает, что ничего подобного не случится. Совсем наоборот – в тот день, когда они познают Добро и Зло, они станут богоравными.

Еву удается убедить; она пробует запретный плод сама и дает кусочек Адаму. С этой минуты прежнее равновесие в Раю нарушено: супруги изгнаны оттуда и прокляты. Однако при этом Бог произносит загадочную фразу, в которой полностью признает правоту змея: «Вот Адам стал как один из нас, зная добро и зло».

И в этом случае (в точности как в легенде о боге времени, который молит о чем-то, сам будучи самодержавным и полновластным властелином) Библия не объясняет, с кем разговаривает единственный Бог и почему он – если он единственный – произносит слова «один из нас».

Как бы то ни было, род людской от самых своих истоков обречен двигаться в вечном Разделении между двумя противоположностями. И нас с вами обуревают те же сомнения относительно наших предков, и эта книга, написанная мною в попытке их прояснения, использует кое-какие легенды, возникшие во всех четырех сторонах света, но рассказывающие об одном и том же.

Книга «Дьявол и сеньорита Прим» завершает трилогию «И в день седьмой…», куда входят «На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала» (1994) и «Вероника решает умереть» (1998). Все три рассказывают об одной неделе из жизни обыкновенных людей, которые внезапно оказались перед лицом любви, смерти, власти. Я всегда считал, что самые глубинные изменения – и в человеческой душе, и в жизни общества – происходят в очень сжатые сроки. В тот миг, когда мы меньше всего этого ожидаем, жизнь бросает нам вызов, чтобы проверить наше мужество и наше желание перемен; и не позволяет сделать вид, будто ничего не происходит, или отговориться тем, что мы еще не готовы.

На вызов надо ответить незамедлительно. Жизнь не смотрит назад. Неделя – это срок более чем достаточный, чтобы решить, принимаем мы свою судьбу или нет.

Буэнос-Айрес, 2000 г.

1

Вот уж лет пятнадцать, как старуха Берта каждый день выходила из дома, садилась у дверей. Жители Вискоса знали, что так оно и ведется у людей пожилых – они думают о прошлом, вспоминают молодость, созерцают мир, к которому почти уже не принадлежат, ищут, о чем бы потолковать с соседями.

* * *

У Берты, однако, были иные причины сидеть у дверей. И в то утро, когда увидела она незнакомца, который, поднявшись по крутому склону, медленно направлялся к единственной в том городке гостинице, поняла – дождалась. Сколько раз она его себе представляла, а он оказался совсем другим: в поношенной, чтобы не сказать обтрепанной, одежде, обросший, небритый.

И сопровождал его дьявол.

«Муж мой оказался прав, – подумала она. – Не сидела бы я тут, никто бы ничего не заподозрил».

Берта не очень-то умела определять возраст и потому прикинула, что новоприбывшему должно быть лет сорок-пятьдесят. «Молодой», – подумала она, и ход ее мыслей понятен лишь тому, кто доживет до ее лет. Она спросила себя, долго ли он у них пробудет, и, затруднившись с ответом, все же решила, что недолго, раз у него с собой лишь маленький чемоданчик. А скорей всего – переночует и пойдет дальше, следуя своей стезей, Берте неведомой, да и не интересной.

И все же не пропали впустую годы, проведенные ею на пороге дома в ожидании его прихода, ибо за это время она научилась ценить красоту окрестных гор, которых прежде и не замечала по той простой причине, что родилась здесь и привыкла к пейзажу.

А приезжий, как и следовало ожидать, вошел в гостиницу. Берта подумала было – не поговорить ли со священником об этом нежелательном появлении, но решила, что не стоит: не станет тот ее слушать, скажет, мол, выжила старуха из ума.

Что ж, тогда остается лишь ждать, что дальше будет. Ведь дьяволу, чтобы натворить бед, много времени не надо – так ураганы, лавины, шквалы в мгновение ока валят деревья, посаженные лет двести назад. Тут осенило старуху: оттого лишь, что узнала она про зло, которое сию минуту вошло в Вискос, положение дел особенно не изменилось: дьявол приходит и уходит, и вовсе не обязательно, чтобы кто-нибудь пострадал от его присутствия. Дьяволы постоянно бродят по свету: иногда – так просто, чтобы узнать, что там творится, а иногда – чтобы подвергнуть испытанию ту или иную душу, но при этом сами они весьма переменчивы и решения принимают без всякой логики, повинуясь единственно удовольствию вступить в схватку с достойным противником. Берта полагала, что ничего особо интересного или примечательного в Вискосе нет и больше чем на сутки городок не может привлечь внимание кого бы то ни было, а уж князя тьмы – и подавно.

Она попыталась было придать мыслям своим иное направление, однако давешний незнакомец никак не выходил у нее из головы. А небо, еще совсем недавно чистое и ясное, начало между тем хмуриться.

«Что тут особенного, – подумала Берта. – В это время года всегда так». Никакой связи с появлением незнакомца, чистое совпадение.

Тут она услышала отдаленный раскат грома, а следом – еще три. С одной стороны, это означало, что дождь собирается, но с другой, особенно если вспомнить бытовавшие в Вискосе поверья, – можно было истолковать и так, что прозвучал голос разгневанного Бога, недовольного тем, что люди стали безразличны к Его присутствию.

«Наверное, я должна что-нибудь сделать. Ведь, в конце концов, тот, кого я ждала, только что пришел».

Несколько минут она присматривалась и прислушивалась к тому, что происходило вокруг: грозовые тучи все ниже нависали над городом, но больше не грохотало. Берта, как добрая, хотя и бывшая католичка, отметала всякие поверья и суеверья вообще, а уж местные, уходившие корнями в древнюю кельтскую цивилизацию, в лоне которой и возник в незапамятные времена городок Вискос, – тем более.

«Гром – это всего лишь явление природы. Если бы Господь вознамерился обратиться к людям, он нашел бы иной способ, попроще».

Покуда она размышляла об этом, снова – и теперь уже совсем близко – грянул гром. Берта поднялась, забрала свой стул и вошла в дом, чтоб под дождь не попасть, но сердце ее вдруг сжалось от смутного страха, определить причину которого она не могла.

«Что же я должна сделать?»

Снова ей захотелось, чтобы незнакомец поскорее покинул их городок: она слишком стара, чтобы помочь себе самой, Вискосу, а главное – Господу Вседержителю, который, если нужда возникнет, без сомнения, выберет Себе для поддержки и опоры кого-нибудь помоложе. Все это – пустые бредни: муж ее от нечего делать любил выдумывать всякую всячину, чтобы помочь ей время скоротать.

Однако она видела дьявола – и уж в этом не было у нее ни малейшего сомнения.

Дьявола, принявшего обличье человека из плоти и крови, в одежде странника.

2

В одном доме с гостиницей помещались: продуктовый магазин, ресторан, где подавали блюда местной кухни, и бар, куда захаживали жители Вискоса посудачить о погоде или о том, что нынешней молодежи нет никакого дела до жизни деревни. «Девять месяцев – зима, три остальные – каторга», – говаривали они, разумея при этом, что всего лишь за девяносто дней надобно вспахать и засеять поле, вырастить и собрать урожай, скосить и скопнить сено, остричь овец.

* * *

Все местные знали, что живут в мире, которого больше нет, но при этом упрямо не желали соглашаться с тем, что они – последнее поколение земледельцев и пастухов, столько веков обитавших в здешних горах. Рано или поздно появятся в их краю машины, и скотину будут разводить вдалеке отсюда, кормя ее по-особому, и какая-нибудь крупная иностранная фирма, купив городок, превратит его в горнолыжный курорт.

Такая судьба уже постигла все окрестные городки, один только Вискос сопротивлялся. Дело, наверно, было в том, что сильны были в нем чувство долга перед прошлым и память предков, некогда живших здесь и втолковавших потомкам, как важно сопротивляться до последнего.

Приезжий внимательно прочел регистрационную карточку, соображая, как ее заполнить. По его выговору здешние люди догадаются, что прибыл он из какой-то южноамериканской страны, и потому решил написать «Аргентина» – ему очень нравилась ее сборная по футболу. В графе «Домашний адрес» он указал «улица Колумбии», припомнив, что есть в Южной Америке такой обычай – в знак уважения давать улицам и площадям названия соседних государств. А имя себе он одолжил у одного знаменитого террориста, жившего в прошлом веке.

И двух часов не прошло, как каждый из 281 жителя Вискоса уже знал, что приехал к ним чужестранец по имени Карлос, что родом он из Аргентины, а живет в Буэнос-Айресе, на славной улице Колумбии. Вот оно, преимущество крошечных городков – безо всякого усилия с твоей стороны всем все про тебя известно.

В этом, между прочим, и заключалось намерение новоприбывшего.

Он поднялся к себе в номер, разобрал чемодан – достал оттуда кой-чего из одежды, бритвенный прибор, запасную пару башмаков, витамины, предупреждающие простуду, толстую тетрадь, в которой делал свои записи, и одиннадцать слитков золота весом два кило каждый. Утомясь от напряжения, от подъема и от тяжелого груза, он тотчас уснул, но все же сначала припер входную дверь стулом, хоть и знал, что каждому из 281 жителя Вискоса можно доверять.

А наутро он выпил кофе, оставил у портье одежду, чтобы ее выстирали, снова положил в чемодан золотые слитки и двинулся по направлению к горе, высившейся к востоку от деревни. По дороге увидел он лишь одну местную жительницу – какая-то старуха, сидя у дверей своего дома, проводила его любопытным взглядом.

Он углубился в чащу леса, подождал, пока уши привыкнут к тем звукам, что издавали насекомые и птицы, к шуму ветра в ветвях, лишенных листвы. Он знал, что в этом месте кто-нибудь может за ним незаметно наблюдать, и провел в праздности и бездействии чуть не целый час.

Уверившись, что тот, кто паче чаяния следил за ним, теперь уже ушел прочь, не узнав ничего такого, о чем можно было бы рассказать соседям, чужеземец выкопал ямку у подножия скалистого валуна, формой напоминавшего букву «Y», и спрятал там один из слитков. Поднялся по склону еще немного, еще час просидел, делая вид, будто глубоко погружен в созерцание природы, и увидел другой валун – этот был похож на орла. Он выкопал еще одну яму и положил туда десять оставшихся слитков.

Первой, кого увидел он на обратном пути в Вискос, была девушка, сидевшая с книгой на берегу одной из тех многочисленных речушек, что на какое-то время образуются в здешнем краю от таянья ледников. Почувствовав его присутствие, она подняла глаза, но сейчас же снова углубилась в чтение: матушка ее, вне всякого сомнения, в свое время внушила ей, что с незнакомцами заговаривать не следует.

Однако почему бы незнакомцам, попавшим в чужую страну, не попытаться свести дружбу с местными жителями? У них есть на это право, и потому он, подойдя поближе, сказал:

– Добрый день. Жарко нынче не по сезону.

Девушка молча кивнула.

– Мне бы хотелось кое-что тебе показать, – настойчиво продолжал тот.

Девушка, как человек воспитанный, отложила книгу, протянула ему руку и представилась:

– Меня зовут Шанталь. По вечерам я работаю в баре той гостиницы, где вы остановились. Я еще удивилась, что вы не стали ужинать: ведь отель получает свою прибыль не только от сдачи номеров, но и со всего того, что потребляют постояльцы. Вы – Карлос, приехали из Аргентины, живете на улице Колумбии, весь город уже об этом знает, потому что тот, кто приезжает к нам не в охотничий сезон, привлекает к себе всеобщее любопытство. Лет пятидесяти, волосы с проседью, взгляд человека пожившего и много пережившего. Что же касается вашего приглашения… Спасибо, конечно, но все окрестности Вискоса я знаю как свои пять пальцев, так что скорее уж мне стоило бы показать вам такое, чего вы никогда не видели. Но ведь вы, наверно, очень заняты.

– Мне 52 года, и зовут меня не Карлос, и все, что написано в регистрационной карточке, – неправда.

Шанталь растерялась, не зная, что на это ответить. А чужеземец продолжал:

– И показать я тебе хочу вовсе не достопримечательности Вискоса, а такое, чего ты не видела никогда в жизни.

Шанталь не раз читала о том, как девушки следовали за незнакомцем в чащу леса, а потом пропадали бесследно. На мгновение охватил ее страх, но тотчас исчез, сменившись жаждой приключения. Да и потом, этот человек ни на что дурное просто не решится – она же только что сказала ему, что весь Вискос знает о нем, пусть даже сведения, которые он дал о себе, не соответствуют действительности.

– А кто вы такой? – спросила она. – Если вы сейчас сказали мне правду, я ведь могу сообщить в полицию, что вы – не тот, за кого себя выдаете. Разве вам это не известно?

– Обещаю ответить на все твои вопросы, но сначала пойдем со мной. Это недалеко – минут пять ходьбы.

Шанталь захлопнула книгу, глубоко вздохнув и чувствуя, как в душе у нее страх перемешивается с восторженным ожиданием чего-то чудесного. Потом поднялась и зашагала следом за незнакомцем, не сомневаясь, впрочем, что постигнет ее очередное разочарование: так уже бывало – и всякий раз начиналось с многообещающей встречи, чтобы вскоре превратиться в несбыточную мечту о любви.

А чужеземец тем временем подвел ее к валуну, напоминавшему букву «Y», показал Шанталь на холмик недавно вскопанной земли и попросил, чтобы девушка поглядела, что же там зарыто.

– Испачкаюсь, – сказала Шанталь. – Руки перепачкаю и платье.

Чужеземец подобрал с земли ветку, сломал ее и протянул Шанталь. Та удивилась, но, решив без спора делать все, что тот просит, принялась копать.

Через пять минут перед ней оказался желтоватый, в комьях налипшей земли брусок.

– Похоже на золото, – сказала она.

– Это и есть золото. Мое золото. Пожалуйста, закопай его.

Шанталь послушалась. Чужеземец подвел ее к другому тайнику. Она снова принялась раскапывать землю, и на этот раз ее поразило, сколько же золота предстало ее глазам.

– Это тоже золото. И оно тоже принадлежит мне.

Шанталь приготовилась было забросать яму землей, однако чужеземец попросил все оставить как есть. Потом он присел на камень, закурил и уставился куда-то вдаль.

– Зачем вы мне это показали? – спросила Шанталь.

Он молчал.

– Кто вы такой? И что вы делаете в Вискосе? Для чего показали мне золото? Разве вы не понимаете, что я могу всем рассказать о том, что скрыто на склоне этой горы?

– Слишком много вопросов сразу, – ответил чужеземец, не сводя глаз с горы и будто не замечая присутствия Шанталь. – Ну а насчет того, чтобы рассказать всем… Мне только этого и надо.

– Вы ведь обещали мне ответить на все вопросы, если я приду сюда.

– Прежде всего, не надо верить обещаниям. А на свете их так много – обещают богатство, спасение души, любовь до гроба. Есть люди, которые считают себя вправе посулить все что угодно. Есть другие – те соглашаются поверить в любые посулы, лишь бы они гарантировали им иную, лучшую участь. Ты относишься к ним. Те, которые обещают и обещания не выполняют, в конце концов становятся бессильными и никчемными. И это же происходит с теми легковерными, что хватаются за обещанное.

Он намеренно все осложнял, ибо вел сейчас речь о своей собственной жизни, о той ночи, что изменила его судьбу, о лжи, которую вынужден принять, потому что правду принять было невозможно. А если он хотел, чтобы смысл его слов дошел до Шанталь, говорить с нею надо было на ее языке.

Однако девушка понимала почти все. Чужестранец, как и всякий мужчина в годах, наверняка думал только о том, как бы переспать с молоденькой. Как и всякое человеческое существо, он был уверен, что за деньги можно получить все. Как и всякий приезжий, он полагал, что провинциальные девушки столь наивны и неискушенны, что согласятся на любое предложение – реально прозвучавшее или подразумеваемое в воображении – хотя бы потому, что оно означает по крайней мере возможность когда-нибудь выбраться из захолустья.

Не он первый и, к сожалению, не он последний, кто пытается соблазнить ее так просто и грубо. Шанталь смущало только одно – слишком уж много золота он предлагал ей: она никогда и не думала, что стоит так дорого, и это одновременно и льстило ей, и вызывало у нее ужас.

– Я не ребенок, чтобы верить обещаниям, – отвечала она, желая выиграть время.

– И тем не менее верила и продолжаешь верить.

– Вы ошибаетесь; я знаю, что живу в раю, я читала Библию и не повторю ошибки Евы, которая не хотела довольствоваться тем, что имела.

Разумеется, она говорила неправду и в глубине души уже начинала тревожиться, что чужеземец потеряет к ней интерес и уйдет прочь. На самом-то деле это она заманила чужеземца в ловушку, подстроив эту встречу в лесу и выбрав себе такой стратегически выгодный пункт, чтобы на обратном пути он никак не мог разминуться с нею, – так, чтобы было с кем поговорить, было от кого услышать обещание, а потом несколько дней кряду предаваться мечтам о том, что вот, может быть, придет новая любовь и она навсегда покинет долину, где родилась. Несмотря на многочисленные сердечные раны, Шанталь верила, что еще повстречает человека, которого полюбит на всю жизнь. Было время, когда она отвергала представлявшиеся возможности, считая, что это – не то, что ей нужно, но теперь чувствовала, что время летит слишком быстро, быстрей, чем казалось прежде, и готова была покинуть Вискос с первым встречным, с любым, кто предложит увезти ее отсюда, пусть бы даже она и не испытывала к нему никаких чувств. Шанталь была совершенно уверена, что научится любить его: в конце концов, любовь, как и многое другое, – это вопрос времени.

Размышления ее прервал голос чужеземца:

– Вот я и хочу понять, где мы живем – в раю или в аду.

Капкан захлопнулся.

– В раю. Но даже рай в конце концов приедается.

Это был пробный шар. То, что произнесла Шанталь, на самом деле означало: «Я свободна, я – не прочь». А он теперь должен был бы спросить: «И тебе тоже рай приелся?»

– И тебе тоже рай приелся? – спросил чужеземец.

Теперь надо вести себя поосторожней, не пороть горячку, не спугнуть добычу.

– Сама не знаю. Иногда чувствую, что приелся, а иногда кажется, что мне суждено жить здесь и вдали от Вискоса я бы просто не выдержала.

Следующий шаг: изобразить полное безразличие.

– Ну, ладно, раз уж вы мне ничего не хотите рассказать про это золото, то спасибо вам за приятную прогулку. Пойду на свой бережок читать свою книжку. Спасибо.

– Минутку!

Ага!

– Разумеется, я хочу объяснить тебе, что это за золото, а иначе зачем бы мне тебя приводить сюда?

Секс, деньги, власть, посулы – так она и знала! Однако Шанталь сделала вид, будто ждет потрясающего открытия: мужчины находят какое-то странное удовольствие в ощущении своего превосходства, а того не знают, что в большинстве случаев ведут себя абсолютно предсказуемо.

– Вы, должно быть, человек очень опытный, знающий жизнь и можете меня многому научить.

Вот так и надо! Важнейшее правило – в нужный момент, чтобы не спугнуть, слегка ослабить хватку, погладить по шерстке.

– Вот только странная у вас привычка: в ответ на самый простой вопрос разводите длинные рацеи насчет обещаний или насчет того, как всем нам следует жить. Я с большим удовольствием останусь, если только скажете то, о чем я вас спрашивала с самого начала: кто вы такой и что здесь делаете?

Чужеземец, который до этой минуты продолжал созерцать горы, теперь перевел взгляд на девушку. Ему столько лет приходилось иметь дело с разнообразнейшими представителями рода человеческого, что теперь он мог бы с большой долей вероятности сказать, о чем она думает. Шанталь почти наверняка считает, что он показал ей золото, чтобы поразить своим богатством – точно так же, как сейчас она старается своей юностью и безразличием произвести впечатление на него.

– Кто я такой? Ну, скажем, тот, кто уже довольно давно отыскивает одну истину; теоретически я ее установил, а проверить на практике не пришлось пока ни разу.

– Что же это за истина?

– Она касается природы человеческой. Я открыл, что если представляется нам возможность впасть в искушение, то в конце концов это непременно произойдет. Любое человеческое существо на земле – при благоприятных условиях, разумеется, – предрасположено творить зло.

– А я считаю…

– Речь не о том, что считаешь ты, или что я считаю, или во что бы нам хотелось верить. Речь о том, верна ли моя теория. Ты хотела знать, кто я? Я – промышленник, я очень богат и очень известен, у меня под началом были тысячи людей, я был с ними в случае необходимости жесток, а когда нужно – добр.

«Я – тот, кто въяве испытал такое, что другим людям не привидится и во сне, тот, кто обретал безграничность блаженства и обладал беспредельностью постижения. Я – тот, кто познал рай, считая, что томится в преисподней семейной обыденщины, и тот, кто познал ад, хотя мог бы наслаждаться раем полной свободы. Я – тот, кто всю свою жизнь творил и добро, и зло, и, думаю, никто на свете не подготовлен лучше, чем я, к ответу на мой вопрос о самой сути бытия. И вот поэтому я здесь. И я знаю, о чем ты сейчас спросишь».

Сбитая с толку Шанталь почувствовала, что необходимо сейчас же вновь обрести почву под ногами.

– Вы ждете, что я спрошу: «Для чего вы показали мне золото?» А на самом деле я хочу знать, что делать у нас в Вискосе промышленнику с громким именем и большими деньгами, если ответ на свой вопрос он может получить, порывшись в книгах, поучившись в университете или просто принаняв какого-нибудь знаменитого философа.

Чужеземцу пришлась по вкусу сообразительность Шанталь. Вот и славно: он опять – впрочем, как и всегда – сделал правильный выбор.

– Я пришел в Вискос потому, что у меня созрел план. Я как-то видел в театре пьесу Дюрренматта, ты наверняка знаешь такого?

Это была чистейшая провокация: совершенно ясно, что девушка понятия о нем не имеет, но сейчас же снова примет безразличный вид, словно отлично понимает, о ком идет речь.

– Ну, дальше, – сказала Шанталь с напускным равнодушием.

– Рад, что ты знаешь это имя, но, с твоего позволения, напомню, о какой именно пьесе я толкую, – он тщательно обдумывал каждое слово, добиваясь того, чтобы фраза звучала без преувеличенного цинизма, но с твердостью, присущей речам того, кто лжет сознательно и намеренно. – Действие там происходит в маленьком городке, куда приезжает некая дама, которая раньше там жила, причем приезжает она исключительно с одной целью – унизить и уничтожить человека, в молодости отвергшего ее. В подоплеке всей ее жизни, ее замужеств, вполне осуществившегося стремления разбогатеть лежит одно желание: отомстить тому, кто был ее первой любовью.

«И вот тогда я затеял свою собственную игру – решил прийти в какое-нибудь захолустное местечко, отъединенное от всего мира. Туда, где люди смотрят на жизнь радостно, мирно, сочувственно. Прийти – и попробовать сделать так, чтобы они нарушили кое-какие основные заповеди».

Шанталь повернула голову и стала смотреть на горы. Она поняла: чужеземец догадался о том, что имя Дюрренматта ей ничего не говорит, и теперь с опаской ждала, не спросит ли он ее о заповедях, а она всегда была далека от религии и потому понятия о них не имела.

– В этом городе все люди, начиная с тебя, – честные, – продолжал чужеземец. – Я показал тебе слиток золота, которое могло бы сделать тебя независимой, позволило бы уехать отсюда, путешествовать по свету – словом, дало бы все, о чем мечтают девушки из глухих маленьких городков. Золото останется здесь, а ты, зная, что оно принадлежит мне, если пожелаешь, все же сможешь забрать его. А когда заберешь, то преступишь заповедь «Не укради».

Девушка поглядела на него.

– Ну а что касается десяти других слитков, то благодаря этому золоту все жители Вискоса до конца дней своих избавились бы от необходимости работать, – продолжал чужеземец. – Я не попросил тебя забросать слитки землей, потому что намереваюсь перепрятать их в такое место, знать о котором буду я один. Я хочу, чтобы ты, когда вернешься в город, рассказала, что видела золото и что я готов вручить его жителям. При одном условии – они должны будут сделать такое, о чем никогда и помыслить не смели.

– Например?

– Пример приводить не стану, а просто скажу: я желаю, чтобы они нарушили заповедь «Не убий».

– Что? – чуть не вскрикнула Шанталь.

– То, что слышишь. Я желаю, чтобы они совершили преступление.

Тут он заметил, что тело девушки напряглось, и понял, что в любую минуту она может вскочить и уйти, не дослушав окончания его истории. Следовало торопиться, чтобы сообщить ей все задуманное.

– Я даю им неделю сроку. Если к исходу седьмых суток кто-нибудь из жителей Вискоса – не важно, будет ли это бесполезный старик, или неизлечимый больной, или слабоумный дурачок, с которым столько хлопот, – будет найден убитым, то я вручу золото вашему городу и приду к выводу, что все мы отягощены злом. Если же ты украдешь слиток, а Вискос сумеет побороть искушение – или случится наоборот, – это убедит меня в том, что есть на свете и дурные, и хорошие люди, и поставит в затруднительное положение, поскольку будет означать духовную борьбу, исход которой неясен, ибо победу может одержать и та, и другая сторона. Ты-то сама веришь в Бога, в жизнь духа, в битву между ангелами и демонами?

Шанталь ничего не отвечала, и он понял, что рискует: вопрос не ко времени – девушка может просто-напросто повернуться к нему спиной и убежать, не дав договорить. Так что довольно иронии, пора переходить прямо к делу.

– А если мне придется покинуть Вискос вместе со всеми одиннадцатью слитками, это будет значить: все, во что я хотел верить, оказалось ложью. Я умру, получив ответ, который бы мне не хотелось получать, потому что жизнь была бы более приемлемой, окажись я прав и убедись в том, что в мире преобладает зло.

«Хотя при этом я страдал бы по-прежнему, но когда страдают все, легче переносить боль. А если лишь некоторым суждено сталкиваться с великими трагедиями, то, значит, в замысле Творца и Его творении что-то не так».

Глаза Шанталь были полны слез, но, собрав все силы, она овладела собой:

– Зачем вы задумали это? Почему избрали для этого мой Вискос?

– Дело ведь не в тебе и не в твоем городишке: я думаю лишь о себе, ибо в истории одного человека заключена история всего человечества. Я желаю знать, хороши мы или плохи. Если хороши, значит, Бог – справедлив и простит меня за все, что я сделал: простит мне то зло, которого я желал тем, кто пытался погубить меня, те неверные решения, которые принимал в самые важные минуты жизни, и то предложение, которое я сделал тебе пять минут назад. Простит, потому что это Он подтолкнул меня на порочный путь.

«Ну а если мы плохи, тогда все позволено, и я никогда не совершал ошибочных шагов, и все мы уже обречены, и всё, что мы делаем в земной нашей жизни, особенного значения не имеет, ибо избавление от загробных мук не зависит ни от мыслей человеческих, ни от его деяний».

И, прежде чем Шанталь убежала, он успел добавить:

– Может статься, ты решишь не иметь со мной дела. Но в этом случае я сам расскажу всем, что дал тебе возможность помочь жителям Вискоса, а ты ее отвергла. Я сам предложу им то же, что предлагал тебе. И если они решат убить кого-нибудь, то, весьма вероятно, жертвой станешь ты.