Buch lesen: «Одиннадцатое августа»

© Олег Кот, 2019

ISBN 978-5-4496-7307-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Матушкины бриллианты

Ложный сустав

Шёл Великий пост. На вечерних воскресных службах читалась Пассия о страданиях Христа. В тот день читали отрывок из евангелия с упоминанием благоразумного разбойника.

– Людмила! – показываю взглядом на хромого мужчину, медленно идущего по направлению к нам. – Ложный сустав! Такие формируются при перебивании голени.

Людмила Степановна удивлённо смотрит то на меня, то на бедно одетого мужчину под сорок с белым, как мука, лицом. Употребив немалые усилия, он, наконец, дохромал до нашего угла, перегнулся через перила и приложился к иконе.

Этого мне хватило, чтобы продолжить.

– Когда распятого раба нужно было снять с креста, а он всё ещё был жив, перебивали скрещённые голени. Одна нога оставалась на гвозде, а другая теряла точку опоры. Начиналась судорога, удушье и несчастный вскоре умирал.

Главный осведомитель благочинного мрачно взглянула на меня: «И как это всё донести в пятницу? Прости Господи! С каким уродом связалась».

Забыв о своих «медицинских» комментариях, встал со «стульчика Марии» и идя вслед за человеком, которого на самом деле когда-то сняли с креста подобным образом, услышал сущую ахинею.

– Проклятая мариупольская психушка. Истязатели, палачи с дипломами. Отлежал месяц, выпустили без копейки, а ехать до Белой Церкви. Нужно всего двенадцать рублей пятьдесят копеек на общий вагон. Подайте! Прошу вас! Мне некуда идти.

Благоразумный разбойник, фреска собора Снетогорского монастыря. 1313 год. На этой фреске хоть какое-то сходство есть с тем человеком, что пришел на Пассию в Никольский собор Мариуполя: мука на лице и измождение.

С этими словами тощий хромец повернулся ко мне и протянул руку. Поразило меня не то, что «псих» просил в храме (запрещено категорически), а то, что перед выходом из дома я вдруг услышал голос с иконы.

– Возьми с собой ещё гривну двадцать пять. Отдай.

Сумма, которую я взял с собой, была десятиной от стоимости просимого на билет.

Получив деньги, этот человек внимательно посмотрел на них, словно слово «десятина» были написаны на них невидимыми чернилами. Удостоверившись, что это так, вышел из собора. Он доковылял до прихожанки, повторил ей те же слова и получил ещё гривну или две. Не глядя положил в карман и пошёл дальше. Тут открываются церковные ворота и на своей разбитой машине въезжает батюшка Михаил.

Завидев тачку молдавского попа (тот сбежал из Красного – Приднестровье), хромой направился к ней. Пока он ковылял, отец Михаил вышел из машины, прихватив с собой барсетку.

– Священник! Подайте на дорогу, нужно всего двенадцать пятьдесят на общий вагон – доехать до Белой Церкви.

– Вы знаете, – тут отец Михаил открыл барсетку и внимательно стал рыться в бумажнике. – У меня сегодня нет таких денег. Если можете, придите завтра в это время.

«Вот и очная ставка для страшного суда! – подумалось мне. – Сколько он денег заколачивает на чужой территории, втихую отбирая требы у своих коллег плюс приходской поток»!

Благоразумный разбойник на дьяконской двери иконостаса. Иконописец Московского кремля никогда не видел реального разбойника. Поэтому он писал то, что считал нужным.

Нищий с белым лицом и невыразительными чертами лица остался безмолвен. Он только внимательно посмотрел на батюшку. Как легко ослепнуть от шальных денег! Десятки у того точно была в кошельке. Но он предпочёл пройти мимо, как священник и левит из притчи Господа о самарянине. Те прошли мимо искалеченного странника.

Так наш храм посетил тот, кто висел рядом с Господом и в отчаянии от рек пролитой крови, завопил:

– Помяни меня Господи, когда придёшь во царствие Твоё!

Небесные гости

Подходит ко мне однажды голодный мальчик и просит есть. Всё дело происходило в соборе святого Николая, где с ноября 2001 года стоял на подсвечнике блаженной Ксении Петербургской. Стоишь не пропуская служб. Огарки выносишь, подсвечники драишь, лампадки гасишь после отпуста и всё это по благословению схиархимандрита Зосимы, Никольского монаха, духовника двух епархий.

– Дядь Олег! Дядь Олег!

– Ну, чего ты орёшь?

– Дядя Олег! Я есть хочу!

– Есть хочешь? Иди к батюшке Николаю. Видишь, стою на подсвечнике. Поэтому благословили завтракать на кухне каждый день, а я туда не ходил ни разу. Скажи ему, чтобы тебя покормили вместо Олега. Понял? Дуй на кухню.

Обычно такое поведение у священства называется «быть добреньким за чужой счёт» и вызывает дружный приступ желчи.

Мальчик, у которого ещё две сестрёнки, уходит. Пока его нет, шарю в своих карманах. Пусто. Служба кончилась, свечка поставлена, молебен заказан, денег нет. Прошло не более двух минут. Подходит женщина, суёт мне три вареных яйца. Улыбается, просит взять, хотя знает, что я ничего не беру у старушек в храме. Скрипя сердцем, беру почему-то одно яйцо. Прошло ещё минут семь. Возвращается мальчик. Смотрю на него с интересом.

– Ну, нашёл ты батюшку Николая?

– Ага. Да только там толстая тётка с ним была. Жирная такая. Я кушать прошу, а батюшка отвернулся к стене и молчит, как глухой. А она на меня как вызверится и говорит: Да ты что, нам самим тут нечего есть. Иди отсюда. Мы тут все голодные ходим.

– Так и сказала? – не веря собственным ушам, переспросил его.

– Так и сказала. А сама стоит и смеётся, – подтвердил мальчик.

Гляжу, а на глазах у него слёзы.

– На вот тебе яйцо.

Кладу ему яйцо в руку. Мальчик просиял и его как ветром сдуло. Прошло минуты три. Прибегают две его маленькие сестрёнки и кричат:

– Дядя Олег! Мы есть хотим!

Развожу руками, ища глазами ту старуху, а её и след простыл. Сам с досады на свой идиотизм чуть не плачу. Ну почему я не взял, скот безмозглый, три яйца вместо одного?

Свято-Николаевский кафедральный собор (Мариуполь) на Новоселовке. С этим удивительным собором связаны большинство рассказов этой книги. Attribution-ShareAlike 3.0

С этой кухней, находящейся рядом с панихидной, были связаны ещё несколько похожих и страшных по своей чёрствости моментов.

Где-то в мае девяносто шестого у нас в храме появился батюшка, отец Владимир. Сидел однажды после причастия у панихидной, поджидая его после треб. А тут как раз поминки по работавшей в храме женщине. Собрались все свои да наши. Вошла Вера Николаевна, бывшая когда-то церковной старостой и подружка той «жирной» старухи. Увидев меня, говорит, улыбаясь:

– А чего это ты не за столом? Ты же наш, свой. Иди помяни со всеми. Там и место есть.

– Да нет, Вера Николаевна. Я не ваш.

А сам думаю про себя: «И уж точно не свой!»

Улыбаюсь ей в ответ, но за стол не иду, понимая, что у половины рот перекосит и борщ прокиснет только от одного моего появления. Тут в дверь входит три человека – женщина и двое мужчин. Они встали напротив двери, ведущей в кухню и вид у них был просящих покушать людей. От троицы исходила такая тишина и покой, что невольно мой взгляд остановился на бедно, но очень чисто одетых, людях.

Изнутри эти трое были неземные. Как глянул на них, так и забыл, для чего и пришёл. Царство небесное, хоть помоями тухлыми облей, всё равно благоухать будет! А с кухни, словно что-то учуяв, выплывает Катерина Григорьевна.

– Нет ли у вас трёх кусочков хлебца? – обратилась к ней женщина, от которой исходила удивительная тишина.

– Да откуда у нас хлеб? Нам и самим-то есть нечего, – выкатив глаза, отвечает ей батюшкин бухгалтер.

Только успела она это сказать, распахивается настежь кухонная дверь и красный от натуги Андрей, брат диакона-азербайджанца, тащит огромную кастрюлю, набитую с верхом румяными и аппетитными пирожками.

– Андрей, гони их в шею! Чего они здесь ходят? Нам и самим есть нечего. Гони их! – со стоном напустилась на него Екатерина Григорьевна.

Не успел я опомниться, как проворный азербайджанец ставит в углу панихидной кастрюлю пирожков, и набрасывается на троих нищих, попросивших кусочек хлеба.

– Вываливайтесь поживее. Ну, кому я сказал…, – не дожидаясь, стал хватать их за руки и тащить к выходу. Последней ушла эта удивительная женщина, на ходу ещё раз прося Андрея.

– Подайте хоть кусочек хлеба!

– Ты что, плохо слышишь? Нет у нас хлеба, мы сами все голодные.

И с этими словами вытолкал женщину-тишину на церковный двор.

Ни живой ни мёртвый сижу в углу как молью побитый. Ну и поминки. Нищих выгнали в шею, а сытых накормили!

– Олег, бери пирожок, – вновь появляется Вера Николаевна. – Бери, хоть пирожком помянешь.

– Спаси вас Господи, – вставая и направляясь к выходу, говорю ей. – В следующий раз. Батюшки всё равно нет.

Не дождавшись священника, шёл я по мокрой Новосёловке домой. Вся жизнь человека состоит из очных ставок. Одну из них я сейчас увидел собственными глазами. Тот Свет против этого со счётом один ноль. Он всегда посещает человека, когда его меньше всего ждут.

Не дай Боже так ослепнуть, чтобы Самого Христа в шею гнать! Это Страшный Суд. Всё покажут ангелы-хранители и трёх голодных свидетелей приведут. И никого из батюшек не спросят, сколько они храмов и колоколен отгрохали на чужие чемоданы денег, украденные у полуголодных рабочих.

А третий случай произошёл после слов батюшки Николая, сказанные им на воскресной проповеди.

– Мы кормим всех, – сказал громко, на весь храм, батюшка.

Прошло два дня. Во вторник после молебна ко мне подходят два долговязых юноши и спрашивают:

– Мы с дороги, не ели сутки. Нас здесь не могут покормить?

– А как же! Могут. В воскресенье батюшка Николай сказал на проповеди, что они кормят всех. Идите и попросите их. Знаете, где столовая?

Видя, что они никогда не были на нашем приходе, взял их под руки и вывел из храма, показав куда идти. Прошло минут десять. Ребята приходят обратно.

– Покормили?

Мотают мрачно головами. Нет. Иду вместе с ними прямо в столовую. В столовой повариха говорит:

– Нет-нет. Нам строго-настрого запретили кормить чужих.

Тут появляется батюшка Николай. Наши взгляды встретились. Он опускает глаза и быстро говорит:

– Мы их покормим. Покормим.

Молча выхожу из столовки. Время работает не на нас, а против нас. Жизнь – вздох. Время лукаво, говорит апостол. 2008 год.

Пятидесятый псалом

Владимир, инженер-электрик по профессии, частенько вызывался вместе со мной топать пешком после вечерних служб по чёрным новосёловским улицам. Однажды он рассказал мне историю, в которую очень трудно поверить.

Над ним, этажом выше, жила одинокая женщина лет под девяносто. Однажды он услышал звуки передвигаемого шифоньера и просто испугался. Боясь, что старуха останется калекой после таких подвигов, побежал наверх. Девятый этаж. Звонит.

– Помощь нужна?

– Да нет, спасибо, я сама его передвинула.

И показывает на огромный шифоньер, набитый до отказа одеждой.

– Как вы его передвинули? Я мужик, и то вряд ли сдвину его с места, – удивился Владимир.

– Очень просто. Когда я была совсем маленькой, лет трёх, мой отец принялся учить меня одной молитве. Я очень быстро её заучила, не понимая ни строчки. Он всегда говорил мне:

– Моя доченька, где бы ты не была, всегда повторяй вслух эту молитву по многу-многу раз. Она накормит тебя. Научит как поступить. Не оставит в беде и поднимет в болезни. С ней ты никогда не будешь одинока и всегда Господь Бог придёт тебе на помощь. Кто читает её по многу раз в день, всегда будет здоров и счастлив. Я оставляю тебе её в наследство и завещаю всегда повторять её до конца твоих дней.

– И что же это за молитва такая? – спросил я Владимира.

– Пятидесятый псалом.

Раб Божий Иоанн

Трудно одиноким старикам жить в дороговизне промышленного Мариуполя. Пока работал Иван Гусак сталеваром, от друзей и родни не было отбоя. Но вот выгнали и его на «почётный» отдых и остался он наедине с новой своей судьбой – нищетой украинского пенсионера.

Дома не любил сидеть этот общительный и сердечный человек. Да и что делать в квартире, где только старый телевизор и пустые кастрюли. Вдобавок ко всему, жена, повариха в столовой, умерла перед его выходом на пенсию. Домом сталевара очень скоро стали городские улицы и бульвары. Мерил их пешком одинокий Иван по много часов день. Гулял и прогуливался, аппетит нагуливал. Дома-то есть всё равно нечего.

Однажды, солнечным ноябрьским днём, к неприкаянному старику подошла высокая и красивая незнакомая женщина. Приветливо улыбнувшись, она обратилась к нему так, как будто знала его много лет.

– Иоанн, почему вы не поёте в церкви? У вас такой красивый тенор, а вы дома сидите.

– Э! – нисколько не удивился этому простодушный Иван. – Кто меня туда возьмёт? У них там хористы по нотам поют, а я нотной грамоты совсем не знаю. По слуху пою.

– А если вас матушка Тамара возьмёт, вы будете ходить в церковь и петь на хоре?

– Конечно, буду, – с недоверием согласился он.

Веры в такое запредельное счастье у никому не нужному Ваньки, как звали его все во дворе, не было. Развернувшись в обратном направлении, спеша пошли они вдвоём в собор Николая Угодника. Но, видно, подслушал их лукавый и вздумал перейти дорогу доверчивому тенору.

Женщина шла очень быстро, Иоанн едва поспевал за ней. На скользкой дорожке поскользнулся и сорвался головой вниз неуклюжий Иван. Новосёловский овраг под дорогой был весь усыпан острыми камнями.

– Быть бы мне на том свете, если бы эта высокая женщина одним мизинчиком не подхватила меня и тут же поставила на дорожку. Она такая сильная, – с уважением добавил Иван.

До этого я слушал его вполуха, но тут уставился на него, как на полного идиота.

– Иоанн, ты не спросил эту женщину, как её зовут?

– Нет. – мотает тот головой.

– И тебя совсем не удивило, что пожилая женщина, такая же, как и ты пенсионерка, удержала тебя на одном пальце и даже не изменилась в лице? Ты же, конь педальный, весишь килограмм восемьдесят, а в сапожищах все девяносто.

Смотрю, Иван и вовсе смутился, голову опустил. Ему, так и оставшемуся в душе семилетним ребёнком, такие каверзные вопросы совсем не приходили в голову.

– Ну ладно, что дальше-то было? Вы дошли до храма и?

– На пороге стояла и ждала кого-то матушка Тамара. Эта женщина подошла к ней и стала что-то говорить. Матушка улыбнулась мне и говорит:

– Пойдёмте, я вас послушаю.

– И чего дальше?

– Меня взяли в церковный хор, – с гордостью ответил мне Иоанн.

Так несчастного и никому не нужного старика Божья Матерь привела за руку в церковь и оставила на попечении матушки Тамары. Но, как это сплошь и рядом бывает, счастье долго у нищих не задерживается и уходит в неизвестном направлении. Прошло месяца четыре и заболел на глаза новоиспечённый хорист.

Сделали ему операцию. Наложили повязку на глаза, но после уже не взяла на хор раба Божьего Иоанна матушка Тамара, а отправила его во второй дивизион. На клирос. Бесов гонять. Но это уже совсем другая история.

Как Иван Гусак попал в путы Свидетелей Иеговы

С одиночеством мало кто находит общий язык. Скорее наоборот, стараются от него избавиться всеми известными способами. Самый простой – жениться или завести себе гражданскую жену. Женился и Иоанн на пенсионерке чуть младше его. Только вскоре выяснилось – новая половина Гусака Свидетельница Иеговы.¹ И вот началась у молодожёнов совершенно новая жизнь, как две капли воды похожая на старую.

Прошёл «медовый месяц» и молодая женушка перестала пускать к себе нового супруга. По многим причинам. А вместо себя оставила аккуратные стопки «Сторожевой башни» и «Пробудись!». Мол, хочешь стать свободным? Читай! Пробуждайся, а не возбуждайся!

Вскоре Иван вообще перестал заходить в комнату жены. Первым делом супруга выписалась из своей квартиры и прописалась на площади мужа. Потекли годы. И вдруг Иван стал замечать, что в квартире стали пропадать вещи. Вначале исчезли золотые кольца первой жены. Затем испарилась новая стиральная машина, а вместо неё появилась точно такая, только старая и нерабочая.

О! Это было только начало трудного дня. «Пропал» даже серебряный полтинник с изображением Николая II, который Иван подарил сам себе, будучи у меня в гостях.

– Ой! Это мне! Спасибо, как я рад! – и не дожидаясь моей реакции, положил себе в карман.

Когда из квартиры вынести было нечего, кроме грязной посуды и пустых банок для консерваций, Нина принялась трясти своего «заблудшего» мужа.

– Иван! Давай сходим на наше богослужение. И у нас поют. Будешь петь! Тебя у нас сразу оценят. Пойдём, Иван! Там так хорошо, ты даже не представляешь. Да и идти ближе.

Но Иван ни в какую. Лиха беда начало. Перекуковала всё-таки своего благоверного активистка Иеговы и в один из богослужебных дней привела его за руку в залу царств.

Поклонение в зале царств. Португалия. Точно такую же картину увидел и Иван Гусак в мариупольской зале царств.

Пришли. Уселись поудобнее, а никаких песнопений нет и в помине. На небольшую сцену перед всеми вышел молодой парень. Аккуратный костюмчик, галстук.

Сначала не обратил на него внимания Иоанн, а когда тот начал читать доклад, обомлел от ужаса.

– Нин! Где у него голова? Голос есть, а головы нет. Где голова у него? – уже во весь голос заявил Иван своей жене.

– Ты что? Ненормальный? Всё у него есть! Это у тебя головы нет. Сиди тихо, слушай, не мешай!

Но Иван ещё раз внимательно поглядел на докладчика – головы у того действительно не было. Стоит молодой человек в отглаженном костюме, галстук повязан, а выше, где должна быть голова, как у всякого человека, ничего нет. Пусто, голос есть, а головы нет.

– Да ты что, Нина, разуй свои глаза! Неужели ты ничего не видишь? У него же головы нет!

Тут Ивану совсем стало плохо от увиденного. Не понимая, что он делает, с испуга завопил на всю залу царств.

– Где у него голова? Ужас какой-то! Кто ж его без головы выпустил на сцену? Это же безобразие! У человека должна быть голова! – зашёлся криком испуганный пенсионер.

Больше терпеть такого идиота никто не захотел. Подняли за белы рученьки молодые парни и вынесли из зала царств. А Нина, сгорая от стыда за своего недотёпу, осталась.

На этом попытки жены украсть единственное сокровище у своего супруга прекратились. Не позволил Бог забрать душу Иоанна и отдать её в преисподнюю. А рассказ о безголовом проповеднике на другой день перекочевал ко мне.

– Иоанн! Может, тебе и вправду всё это показалось? – спросил я старика.

– Да ты что! – горячился Иван. – Бумажку перед собой держит, говорит, а головы-то у него нет. Безголовый он. Одни плечи, а дальше ничего нет. Только голос. Человек-то безголовый совсем попался! Понимаешь? Я чуть с ума не сошёл. Впервые такое увидел.

И обиженный на весь белый свет пошёл восвояси.

Как Божья Матерь спасла хориста от зелёного змия

Много бед пришлось перенести за свою жизнь рабу Божьему Иоанну. На третьем курсе десантного училища разбился во время прыжка с парашютом. Госпиталь. Списали через месяц. Закончил техникум. Пошёл в сталевары. Перед самой пенсией обварился во время выброса раскалённого металла. Спину буквально выело жидкой сталью, а все компенсации за него получил кто-то другой. Обычное дело для мариупольского комбината Ильича.

Впереди его ожидали всё новые и новые беды и разочарования: родные дочери забыли о нём, новая жена ждала только смерти, чтобы завладеть двухкомнатной квартирой, в церкви выгнали с хора и отправили на клирос. А на клиросе какое пение. Одни слёзы там, а не пение.

Однажды уговорили Иоанна поехать в Никольское к схиархимандриту Зосиме (Сокур). Повёз его Игорь, заводской бригадир и давний поклонник батюшки Зосимы. Поехали основательно, с ночёвкой. Утром после богослужения около крестильной собралась толпа в несколько десятков человек. Даже для никольского монаха это было много.

Стоят. Ждут. А батюшка не принимает. Нет и всё. Люди ждут, не расходятся. Многие приехали издалека, с детьми и семьями. Подошли и Иван с Игорем. Прошла буквально минута и дверь крестильной отворилась.

На крылечко вышел сам батюшка. И, не глядя на «дорогих» гостей, подзывает к себе Иоанна.

– Раб Божий Иоанн! Да-да, ты. Иди-ка сюда!

И когда, стесняясь такого приёма, Гусак поднялся на крыльцо, монах продолжил.

– Вот у кого душа простая, бесхитростная, без уловок всяких, чистая, как у семилетнего ребёнка! Как я долго ждал твоего приезда. Идём ко мне, Иоанн! А вам всем говорю: зря стоите, сегодня никого принимать не буду.

Преподав такой показательный урок, каким нужно быть христианину, согбенный монах завёл изумлённого Ивана к себе. Посадил напротив, ответил на все вопросы, дал наставления и надарил целый конверт иконок с фотографиями на память. А напоследок треснул его своей монашеской рукой по лбу. Это являлось у отца Зосимы самым большим благословением, в которое он вкладывал всю свою духовную силу.

От себя добавлю, редко кто сподобился получить такое благословение от никольского страдальца. Многие после него исцелялись от безнадёжных недугов. Видя всё это, Игорь, который на все лады превозносил и восхвалял батюшку, изменился в лице. Его отец Зосима не принял ни разу. После такого конфуза мариупольского хвалителя между Иваном и Игорем пробежала чёрная кошка.

Прошло много лет. Умер батюшка Зосима, состарился в скорбях и окончательно обнищал Иван, а впереди его ждала новая напасть.

Где-то года за три до войны от Ивана всё чаще и чаще стало попахивать. И не горьким мужицким потом от нестиранной рубашки, а перегаром от самого дешёвого винного суррогата.

– Да это мне для здоровья надо. Аппетит повышает, – хорохорился и злился на меня Иоанн.

Никакие уговоры перестать опрокидывать пластиковые стаканчики с молдавской бурдой действия не возымели. Он упрямо отказывался признать, что пропивает свои последние копейки.

Осталось только прибегнуть к последнему оружию, которым когда-то изуродовал всю мою жизнь игумен Борис.

– Иоанн! Мне однажды в лавре преподобного Сергия один прозорливый монах подарил акафист Божьей Матери. Очень сильный, благодатный, настоянный на молитвах монахов, акафист. Помогает в разных бедах и скорбях.

Вижу, Иоанн загорелся. Помня серебряный полтинник, предлагаю.

– Ну что, дать тебе его на время?

Тот радуется как ребёнок, кивает: давай.

Достаю из нагрудного кармана маленькую брошюрку на грязной, ржавой скрепке.

– Только запомни одну вещь, Иоанн! Больше трёх раз его не читай. Понял? Смотри, это самое главное. Запомнил?

Зная, что произойдёт вскоре, если он прочитает акафист, про себя думаю: «А то костей не соберёшь»!

Через три недели Иоанн превратился в еле передвигающийся костлявый футляр от когда-то здорового человека. Поднялось такое давление, что из дома за хлебом выйти не мог. Теперь вместо одной отравы глотал Иван целые горсти другой – пилюли – дары акафиста в честь иконы Божьей Матери «Неупиваемая чаша». А вскоре о болезни Ивана узнали в церкви. Пришли, принесли продуктов, позвали причастить священника. Словом, дело вошло в русло борьбы с опасной хворью. Места для рюмок не осталось и вовсе.

– Спасибо тебе! Этот акафист спас меня тогда. Если бы не он, я бы умер, – сказал мне измождённый старик.

Проверив чудодейственную силу невзрачной книжки на наивном воине Христовом, в день ангела подарил его священнику с проблемами, что оставил в прошлом раб Божий Иоанн. Но к моему горькому сожалению, опытный батюшка так и не нашёл в себе силы читать этот акафист. Следы этой тоненькой книжки после преждевременной смерти протоиерея затерялись неведомо где.