Жар-жар

В повести Олега Клинга органично переплетены физиологичность бытия и духовная составляющая. Любопытно, что категория сексуальности в русской (да и мировой) литературе имеет особое, даже проблематичное место. Недаром Сергей Довлатов отмечал, что есть по меньшей мере две темы, в которых легко обнаруживается писательская бездарность – Бог и секс. Читая Олега Клинга, мы видим, как изящно и без пошлости он подходит к раскрытию этих поистине сложных тем. Но речь не об этом; это лишь то, что одним из первых бросается в глаза, поражая своей откровенностью. Текст Клинга кинематографичен. Воображение рисует проработанные, отточенные образы: места, быта… Центральным в повести оказывается дуализм души и тела, переданный сквозь призму восприятия маленького мальчика, который не понимает: что происходит, отчего такая суматоха, почему рядом нет родных, как и кого можно любить. Одним из главных “героев” повести является язык (вернее, два языка – русский и немецкий). Автор владеет языком искусно; слова наполнены образностью и метафоричностью, что мы видели у Клинга и в других его книгах: “Невыдуманный пейзаж”, “Последнее утро Бабра” и т.д. Резюме: если вы хотите прочувствовать, какой может быть русская литература сейчас, каким языком она может писаться, – вам необходимо читать “Жар-жар” Олега Клинга.

Пронзительная повесть о мире души посреди войны.Сороковые годы прошлого века: маленький мальчик из семьи поволжских немцев переживает трагическую депортацию в Среднюю Азию. Его судьба зависит от случайных по сути людей. Но ему суждено попасть к степным женщинам, в аул и там узнать, что такое жизнь среди мифов и преданий.

Депортация советских немцев в 1941 г. – тема пусть уже не табуированная, но до сих пор болезненная и не самая распространённая. Автору прекрасно удалось раскрыть ее на примере одной маленькой жизни. Герой повести – ребёнок, который в один день из-за военных с громкими голосами оказался оторван от семьи, родного языка и всего того, что было ему знакомо и близко.

Картинами Средней Азии читателя удивить уже труднее, однако автору удаётся и это. В повести нет привычного с советских времён подробного описания аула и всех его распорядков. Читателю предстоит увидеть все глазами ребёнка – напуганного, но смелого и искреннего.

Удивительно, как во время, когда вокруг все заняты собственным горем, маленький герой чувствует Бога в других людях и своем сердце. До этой повести мне ещё не доводилось встречать столь чуткого и при этом краткого описания любви и веры.

Не обладая достаточной компетенцией в вопросах филологии, резюмирую: эта повесть – прекрасный пример литературного текста, который читается за вечер, а мысли о нем не отпускают ближайшие несколько дней.