Buch lesen: «Первая мировая глазами Третьей. Британия против США»

Schriftart:

ISBN 978-5-0062-8613-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Первая мировая глазами Третьей

Британия против США 1861 – 1945, далее всегда.

XIX век закончился в 1914 году, но XX начался в период 1861 – 1871 вулканами русской реформы, поглощением Севером американского Юга и объединением Германии с одновременным оползнем Франции после войны с Пруссией, – и медленно стал наползать на век XIX. Он сокрушал его полстолетия, как одна тектоническая плита другую. В конце XIX века сложилась уникальная ситуация: Британская империя держала сразу три контрольных пакета влияния: в Европе, в Азии, в мире. Но в Европе росла Германия, в Азии – Россия, в мире – США. Британии приходилось бежать сразу три дистанции. Как британцы выиграли спринт, как создавали Ось против США, и почему Россия вынужденно выступает на стороне Англии в её затянувшейся войне с Америкой, рассказывает эта книга.

Часть I. Прелюдия

Современное представление о единстве «англосаксонского» мира не верно, и не верно в корне, то есть в истории. Противостояние по линии Британия – США имело три различных фазы, и третья продолжается по сей день. Чтобы это осознать и не допускать ошибок, при которых РФ суждено играть на стороне державы №2 в её затянувшемся противостоянии с мировым лидером, нужно обратиться к середине XIX века.

Мне представляется корректным сравнение потока истории с геологическим процессом. В случае движения плит мы видим вспышки вулканов и ощущаем землетрясения – сброс напряжения, но сами перемещения плит от нас скрыты. В потоке истории проще всего выделить вулканы-конфликты и землетрясения-войны. Но мы должны понимать, что при этом движется на самом деле. Иначе споры, кто, когда и почему начал Вторую мировую не стихнут. Ясно, что дата 1 сентября 1939 года назначена консенсусом историков стран-победителей и маскирует суть дела. Дата эта политическая, а вовсе не историческая и отдаляет от проникновения в истинную подоплёку. Так, цунами 2004 года получило широкое освещение из-за большого количества жертв среди европейских туристов. 90% времени охали о потерях на курортах, составившие около 1% от общего числа жертв местных жителей в десятках небелых стран.

В этой книге я восстановлю справедливость настолько, насколько это вообще возможно в наше время дымовых завес исторического пиара. Почти во всех случаях, кроме особо оговорённых, я буду использовать «достоверность энциклопедии», то есть сведения либо общеизвестные, либо проверяемые буквально на бытовом уровне, то есть заведомо элементарном и консенсусном. Разумеется, это не означает, что информация почерпнута лишь из исторических обзоров. На источники другого рода, которых в книге умышленно немного, точные ссылки тоже не даются, так как эти сведения не являются принципиальными, на них не строится доказательство, и они носят иллюстративный характер. Эта книга – не монография, а большое эссе. Её стиль подчёркнуто неакадемичен. Даже, антиакадемичен.

Концепция ПМВ и ВМВ как единой 30-летней войны с перемирием не нова, так её рассматривал, например, Черчилль. Но дальше начинается путаница. Вроде бы ясно, что ПМВ осталась не доигранной. Но не доигранной – в чём? Какие-такие империалистические противоречия, имевшие место уже к 1914, остались неразрешёнными? Россию, Германию, Австрию и Турцию убили. Перекроили буквально всё. Так в чём же дело?

Такое фундаментальное противоречие осталось лишь одно: между Британией и США. Только эта партия и оказалась отложена. Из-за этого перемирие и продлилось так недолго. Причём, маскировка фашизма-коммунизма появилась сравнительно поздно, а в 20-е – 30-е истинная ось конфликта торчала у всех на виду. Историческая запутанность истоков 30-летней войны XX века создавалась по итогам Второй мировой искусственно.

Отношения в буйной паре участников, формировавших мировую повестку, прошли стадию бузотёрства со стороны США, серьёзный, но короткий этап противостояния равных и по окончании ВМВ перевернулись песочными часами до стадии «палки в колёса» со стороны Британии, а, если называть вещи своими именами, террористической эпохи. Это напоминает жизнь, когда подросток пакостит взрослому из глупости, получая в ответ порцию розог, потом взрослые дядьки более-менее по правилам умничают в боксе, а напоследок постаревший маразматик строчит поклёпы и поджигает дверь зрелому племянничку, отжавшему дом.

Когда-то во второй стадии в политический лексикон затащили словечко «англосакс», призванное маскировать истинные отношения в семействе мафиози. Живые обитатели коммуналки орали друг на друга и плевали в кастрюли, но пугало «Англосакс» выглядывало из бойницы дома, чтобы конкуренты не подумали чего доброго, что в семье неурядицы, и её можно расколоть по линии «сын на отца». Это сработало настолько хорошо, что и сегодня картонному менту кладут деньги в обе руки, просто проезжая мимо.

В конце XIX века в мире на короткое время сложилась уникальная ситуация: Британская империя (БИ) держала сразу три крупнейших пакета влияния: в Европе, в Евразии, и в мире. Под влиянием я имею в виду совокупную мощь, состоящую из культуры, политики, дипломатии, экономики, технологий, финансов, военной силы, шпионажа и т. п.¹ Термин «преобладающее положение» долго и путано пытался разъяснить Черчилль, комментируя «соглашение о процентах», делившее юго-восток Европы.

Тогда же в совокупном руководстве БИ (там, к слову, минимум два лагеря и в редком стечении исторических обстоятельств бульдогов можно ненадолго увидеть, прежде чем они снова заметутся под ковёр) возникло осознание трёх более-менее срочных вызовов: в Европе – Германия, в Евразии – Россия, в мире – США. На тот момент вызовы только формировались, но уже были видны контуры. При этом БИ приходилось бы бежать сразу три дистанции: спринт против Германии, среднюю против России и стайерскую против США. Ничего этого одновременно сделать было нельзя из-за ограниченности ресурсов (хотя и больших).

Я называю противостояние США и Британии войной по той же причине, по которой конфликт между СССР и США назван «холодной войной». Более всего англо-американская война напоминает борьбу за доминирование внутри крупной преступной группировки, и я, признаться, уверен, что это больше, нежели просто аналогия (в конце концов, частные мафии – это всего лишь дозволенные отражения крупной государственной). После окончания горячей мировой войны никакое вооружённое столкновение между этими странами невозможно в силу громадного перевеса США, но умная игра на ослабление Америки может привести к существенному выравниванию шансов. СССР и РФ вольно или невольно балансируют между центрами сил, с большим или меньшим жертвенным рвением выступая на антиамериканской стороне.

Не верно и представление о том, что Британской империи больше не существует, её преобразование в Содружество и создало современную империю, возглавляемую Великобританией. Это, очевидно, не значит, что страны Содружества ринутся в бой по приказу, как это было в Мировой войне, однако на политическом поле они в нужный момент демонстрируют завидное единство. Нередки заявления британских премьер-министров от имени всех стран Содружества (карт в колоде более полусотни, есть свои короли и республиканская шваль). Ни у кого в мире таких сплочённых дисциплинированных альянсов нет. Там дружит треть мира.

Основные фигуры на стыке веков

Германия

После роспуска Священного Союза – успешной политической системы, существовавшей в том числе для предотвращения слияния германских земель в национальное государство – интенсивнее всех развивалась Пруссия, – и она находилась у Британии под самым боком. Насильственное объединение феодальных карл с родословными от сотворения мира, развитие технологий, сравнительно высокий уровень культуры (сравнительно с БИ, Россией и США – не с Францией), молниеносные победы в войнах в числе пр. и др. с Австрией за Германию и с Францией за лидерство на континенте, сырьевые колонии в Африке и, наконец, железная дорога Берлин – Багдад делали её, вероятно, самым жёстким соперником. Перехватив контроль над сердцем Османской империи, эта страна готовилась разрезать БИ поперёк Ближнего Востока, вырваться к Индийскому океану и попутно заполучить свою нефть. Германская империя могла обогнать Британскую уже к 1920 году навсегда.

Россия

Потенциально Россия после реформ 1861 года и союза с Францией плюс отличные отношения с США обогнала бы БИ в Евразии. Выход на пушечный выстрел к Индии и прокладка дороги в Китай делало бы БИ архаичным лоточником в «сердце мира». Как Германия Ближний, так Россия подреза́ла Дальний Восток Британской империи. Сближение с падающей Францией открыло доступ к выгодным займам, технологиям и – передовой системе инженерно-технического образования (Германия так же переняла её у Франции). В противостоянии Британии время играло за Россию. У России имелся бонус: единственная из всех ключевых держав она вышла на новый уровень контролируемо, т. е. не в результате действия внешних сил, а спланированно и без войны. Это произошло благодаря ноу-хау Александра I – новому типу национальной администрации, достигшей расцвета в период Александра II и сумевшей провести сложнейшие реформы быстро и без крупных потрясений.

Британия

Для находящейся на пике могущества, но стремительно теряющей превосходство Британской империи Китай был не только желанной добычей, но спасением. Объект добычи №2 – арабский Восток стал критичен только после осознания фактора нефти. Отбиться одновременно от Германии и России было невозможно. Нужно было расчленять их по отдельности. Проблема в том, что Россию и США можно было ослаблять, оттеснять и придерживать (время ещё было), а вот Германию надо было раздавить, потому что та стояла уже при дверях. Давить такую силу мирным путём не могло быть и речи (в Европе шёл как раз обратный процесс, и время играло уже против БИ), а военным сделать это в одиночку не представлялось возможным. Германия приступила к строительству океанского флота для обеспечения связности с колониями. Нужны были зависимые компаньоны. Но столкнуть в войне Россию с Германией было непросто – по этому разлому почти не имелось напряжений. По отдельности России и Франции было недостаточно, поэтому БИ не противилась франко-русскому союзу, выгоды от которого в Европе превышали невыгоды на Дальнем Востоке.

БИ воевала против сильнейшей континентальной державы – таков принцип, который защищают многие историки. Это, конечно, не верно. Так же не вполне верно утверждение, что БИ воевала за баланс континентальных сил. А верно вот что: БИ организовывала действия против той державы, на стороне которой играло само время, то есть против державы, развивавшейся более быстрыми темпами, чем она (что не отменяет того, что это может выглядеть, как война против сильнейшего на континенте или как выравнивание баланса). Впрочем, это правило на 100% верно для любой великой державы или тесного альянса. С конкурентами, которые развивались медленнее или с равной скоростью, БИ предпочитала вступать в союзы, не только для того, чтобы силами этой державы подавить ускорившегося врага, но и чтобы изнутри размягчить их, замедлять развитие. Таков и современный негласный пакт с США. Интересно, что БИ локально оказывала помощь в развитии союзников, но только в крайне узком, специализированном сегменте и в обмен на войну против своего врага. Наиболее явный пример – Япония в конце XIX века. Более скрытый – передача ядерного секрета СССР.

Франция

Франция временно оказалась в изоляции (со стороны России это можно рассматривать, как месть² за Крым) и вне игры после молниеносного поражения один на один от Пруссии, после чего плавно перетекла под крыло России. БИ отодвинула Францию от её Суэцкого канала, а Фашодский кризис окончательно продемонстрировал всему миру, что эта страна рассматривалась БИ как номинальная великая держава и не конкурент где бы то ни было. Под угрозой применения силы БИ полностью заблокировала продвигаемый министром иностранных дел Франции Аното переход Дакар – Джибути, разрезавший надвое владения БИ в Африке. Подавление Франции в колониях невоенными средствами было лишь вопросом времени, которое играло против этой страны, и это подавление проводилось повсеместно. Дело Дрейфуса, организованное ставленником Ротшильда Фердинандом Эстергази, было инспирировано с одной лишь целью – поставить крест на начавшемся сближении Франции и Германии. Немыслимый ещё недавно союз с Россией был для неё единственным вариантом сохраниться в клубе.

США

В силу особенностей генезиса США не могли позволить себе классическую колониальную экспансию, но от борьбы за лидерство в мире (но не в Европе и не в Евразии по отдельности) отказываться не собирались. Завоевание Юга (гегемония в Америке), расширение до Тихого океана, строительство трансконтинентальных дорог привело к кратному усилению потенциала этой развивающейся державы. Россией США рассматривались как противовес БИ в регионах, где Россия не имела серьёзного представительства. У США было оптимальное перед финальной гонкой положение: лишённые необходимости расходовать ресурсы для борьбы за Европу и Азию, они сразу могли концентрироваться на схватке за мир целиком, где у них был лишь один глобальный конкурент: БИ. И удушение этого конкурента мирным путём было всего лишь вопросом времени, которое работало на США.

Китай

Единственная не поделённая крупная держава. Не субъект. То есть, бывший субъект – униженный «древней» историей³. Объект жёсткого противостояния и одна из главных причин грандиозной тридцатилетней войны ХХ века.

Япония

Не вполне субъект. Объект манипуляций. Выдвинули – задвинули.

Четыре типа колонизации

Британия – завоевание и торговля с опорой на крупные порты, продвижение своих стандартов; статус колонии и её жителей всегда подчинённый по отношению к статусу метрополии и её жителей; торможение развития колоний, подавление индустриализации, минимум межколониальной связности. Навязывание собственной культуры по «внешнему контуру»: не ходить на четвереньках (в присутствии белых), не гадить (под окнами губернатора). Поддержка глубинных особенностей, но не культурных, а субкультурных («шекспиризация»), особенно в мелочах. Туземные правящие круги интегрируются в британскую элиту с понижением градуса, но ниже британизация блокируется по принципу «много вас». Местная культура развивается по вектору наибольшего, нарочитого отдаления от центральной. БИ – единственная, имевшая и имеющая «белые» колонии: территории проживания белых колонистов и их потомков с принудительно заниженными правами.

Франция – сотрудничество, смешение культур, индустриализация колоний, которые частично могут иметь статус заморских территорий (провинций) с равными правами для граждан, поощрение индустриализации. В культурной сфере медленная трансформация путём образования. Постепенное расширение культурного слоя населения – от элиты до низов, в воспитательном процессе. Местные культуры накрываются колпаком французской, и могут существовать, как частное в целом. Сотрудничество с местными было вынужденным: из прекрасной Франции никто не хотел уезжать, и французские колонии при огромных территориях представляли собой демографическую пустыню.

Россия – полное поглощение колоний с установлением статуса равного или более высокого, чем у губерний в Центральной России, поощрение индустриализации и сухопутной связности, отсутствие заморских территорий. Унификация культуры по французскому образцу.

США – принципиальное отторжение идеи классической колонизации, подчинение территорий при помощи торговли с одновременной угрозой применения силы или применением силы. Игнорирование культуры.

Колонизация в конце XIX века вошла в финальную стадию, для чего эффективнее всего подходила технология государственного национализма, как механизма сверхконцентрации ресурсов для противостояния другим колонизаторам, – а не колонизируемым странам, как это было на предыдущем этапе.

Разумеется, существовали ещё типы испанской, португальской, голландской, германской, японской и даже бельгийской колонизаций, но для рассматриваемой темы это не существенно.

Итак, начали.

Часть II. Действие

Увертюра

Священный Союз был первой постоянно действующей международной организацией высшего уровня, предложенный Александром I в качестве удобной лично для себя системы манипулирования игроками. Новизна подхода состояла, однако, ещё и в том, что великие державы обязались действовать как партнёры, то есть, как минимум, не воевать между собой в горячем режиме (а холодные войны, как и шпионаж, конечно, никто не отменял). Можно было блокироваться в голосованиях, но не для поля боя.

Это резко сузило возможности манёвра для всех пяти главных игроков, но больше других пострадала Великобритания, как мировой лидер, обязанный подавлять растущих конкурентов. Можно было бы сказать, что и обратные действия были затруднены так же, но британская метрополия была континенталам явно не по зубам.

До ухода от власти Александра I система беспрерывных Конгрессов успешно, хотя и на пределе возможностей, противостояла новой британской колонизационной стратегии. У лидера мира – единственного – имелось достаточно сил для переформатирования колониальной карты в свою пользу. Океаническая Франция едва удерживала позиции, а Испания, Португалия, Голландия и все три континентальных гиганта оказались вне игры и поэтому с наслаждением портили жизнь Англии. В принципе, Британия могла бы игнорировать все решения Конгрессов, но Александру I удавалось увязывать колонизаторскую повестку с положением дел в раздробленных Германии и Италии. Заинтересованная не менее других в статус-кво этих территорий, БИ была вынуждена ограничивать заморскую военную активность.

Поскольку монархический уровень влияния снова вышел на передний план, а роль МИД и масонов умалились, англичане начали моделировать новый уровень, который условно называется «массы»⁴.

Английская мозаика

Начинать приходилось с себя. Мировая война породила невиданный доселе раскол в британском истеблишменте со времён Славной революции, который выпер наружу в казусе луддитов. По сути, противостояние прорезалось трещиной между сторонниками войны и мира, монархистами и республиканцами, старыми и новыми деньгами. Гигантскими усилиями прорехи в общей шлюпке удалось залатать, этого хватило, чтобы добраться до спасительной гавани – победы в войне, но все понимали, насколько непрочен баланс сил внутри элит. Владетельная земельная аристократия смотрела на «новые деньги» уже не с завистью или подозрением, – она видела их волчий оскал, – и стремилась устранить надолго угрозу республиканизации.

Победу поначалу отметили введением драконовских Хлебных законов (начиная с 1815), они были не просто прямо выгодны лендлордам, но вдобавок финансово обременяли «новые деньги», перекладывая на них рост зарплат фабричных рабочих из-за цен на продовольствие и снижая прибыльность производства. В 1825 послабление вроде бы пришло в виде неурожая, но «старые деньги» нанесли по «новым» ещё один компенсирующий удар, запустив небывалый финансовый кризис, приведший к банкротству тысячи предприятий, значительная часть которых перетекла в руки денег «старых». Сделано это было путём раскрутки дефляционного механизма на протяжении нескольких предшествовавших лет и изъятием банкнот (их выпускали все, кому не лень) для перехода к золотому стандарту, который произошёл в 1821. Растущей экономике, прежде всего промышленному сегменту, денег стало катастрофически не хватать, реальные цены упали, а долги остались номинированными в старых цифрах. Когда частная организация под названием Банк Англии резко подняла процентную ставку, финансовый сектор рухнул и потянул за собой промышленный. Бо́льшая часть разорившихся банков занималась как раз кредитованием средних производств.

В 1830 на фоне смены короля «новые деньги» нанесли ответный и буквальный удар по землевладельцам реинкарнацией луддитов, на сей раз под соусом ломавшего молотилки вымышленного «капитана Свинга». Новый король счёл за благо заменить тори, правительство Веллингтона не получило вотума доверия⁵, и вигов (условно говоря, партию «новых денег») пустили на верхушку власти после очень долгого перерыва. Они, однако, разошлись не на шутку и терроризировали земельную аристократию до решительной победы на выборах 1831 и уже через год провели революционный избирательный закон мимо растерявшихся тори. Вигам, как и ультра-тори, тогда казалось, что закон кратно увеличит их избирательную базу. А уже в 1833 они приняли закон об отмене рабства, что постепенно ещё больше должно было экономически ослабить их противников. «Два на доллар» тори, конечно, взбесило. Это было, по их мнению, нарушением правил игры. В 1831 около двух тысяч пойманных «свингеров» получили суровые наказания от судебной системы, остававшейся в руках тори.

До 1832 Палата Общин представляла собой запасной вариант для младшей братии всё той же земельной аристократии, не попавшей в Палату Лордов по причинам наличия старшего родича. Виги получили неслыханный перевес после реформы, но к 1837 разрыв сократился, что позволило землевладельцам (они владели землёй по всему глобусу) подсластить пилюлю и выделить 20 млн фунтов на компенсации примерно сорока тысячам рабовладельцев. Нелишне знать, что крупнейшим акцептором был отец будущего мефистофеля либералов У. Гладстона. То есть, потеряв огромную земельную ренту, сын не увидел смысла далее поддерживать старую корпорацию. Также совсем нелишне знать, что эти 20 млн были взяты правительством взаймы (ну, в сущности, у тех же, кому выплачивались компенсации), и окончательно обслуживание долга прекратилось в 2015.

«Старые деньги» вернули власть в 1841 путём пиар-махинации с так называемыми чартистами, то есть движением сборщиков подписей. Для этой цели была создана фиктивная Лондонская Ассоциация Рабочих. Делали его демонстративно образцово, как бы в ответ на грубый виговский свингизм.⁶ Любопытно, что движение было существенно купировано самим названием, то есть псевдо-революционеров, -бунтарей и -забастовщиков определили сборщиками подписей под «хартиями» очередных вольностей. Несколько лет агитационные хороводы вокруг трудящихся крутили по нарастающей. Сами рабочие, конечно, в гробу видали все политические права, но представив их как будущих потенциальных избирателей, организаторы не на шутку испугали весь истеблишмент: даже виги не предполагали настолько расширять представительство и встречали хартии в штыки. Накопившие популярности лидеры чартистов, получив от ворот поворот, обвинили во всех бедах правящих вигов и бросились бесплатно агитировать за тори. Что изначально и требовалось.

Придя к власти, те, впрочем, с принятием рабочего законодательства не торопились: земельная аристократия имела собственные серьёзные интересы в промышленности и торговле, и предпочитала ограничивать конкуренцию «новых денег» точечным давлением через фабричные комитеты и портовые ячейки.

Нетрудно заметить, что активизация подставного «рабочего движения» тесно связана с эволюцией послевоенных новых и старых денег в британском истеблишменте. Оба лагеря принялись стремительно леветь на глазах, играя на опережение с избирательной системой и тред-юнионами. Массы новых голосов, впрыскивавшихся новыми деньгами в систему избирательную, утилизировались старыми деньгами через систему управления. Кульминации противостояние достигло в правление глыбы Гладстона, когда наследовавшие вигам либералы в два этапа (1884 и 1885) провели радикальный избирательный закон, удвоивший количество голосующих мужчин за счёт сельских обывателей с невысоким имущественным цензом. Ответом коронных аристократов стало создание Фабианского общества.

Забегая несколько вперёд, стоит сказать, что именно с этого момента дни либералов были сочтены. Слишком самостоятельных потенциальных республиканцев заменили в политикуме Соединённого Королевства на чего-изволите лейбористов. И будет глубочайшим заблуждением думать, что лейбористы получились путём эволюции ветви вигов, от которой отпочковались и либералы. Отнюдь. Лейбористы – это вторая ультра-монархическая и ультра-аристократическая партия, маскирующаяся под леваков, как волк на гербе фабианцев маскируется убитой им овцой.

Либералы, игравшие в Британии от себя в умеренных демократов, были приговорены; дело тянулось много лет, но паровой каток лейбористов утрамбовал либералов в точном соответствии с другой эмблемой фабианцев – черепахой с девизом «когда бью, то сильно». Сделано было эффективно, но настолько грубо, что аристократы-франкенштейны не сразу решились пустить своё монструозное детище в человеческую жизнь. Республиканское дело в Британии было надолго погребено под руинами старого доброго респектабельного либерализма, ничего общего не имевшего с гоп-либералами нашего времени.

Для сокрытия убийства либералов была намеренно искажена и сущность профсоюзов. А это – механизм, позволявший воровать чужих избирателей-работников, набиравший обороты по мере снижения избирательного ценза. «Аристократы» через головы «промышленников» агитировали за своих кандидатов их рабочих. Забастовка, то есть, саботаж, был банальным отъёмом денег и управленческих ресурсов у конкурентов во власти. Перераспределение денег было не прямым, а через работников, тративших их, в основном, на еду, то есть продукцию земельной аристократии. Вещь это важная, поэтому номинальные основатели фабианства Сидней и Беатриса Уэбб в 1894 издали талмуд «Истории профсоюзного движения», забетонировавший определение тред-юнионов, как объединения работников с целью улучшений условий труда. Хотя у протосоциалистов смысл профсоюзов как агентства по захвату политической власти даже не скрывался, а в тумане оставляли только верхние уровни управления. Не скрывается, впрочем, и то, что лейбористская партия имеет профсоюзные, а не либеральные корни. Осталось только мысленно соединить оба факта.

Лейбористы, украв модные «рабочие» и демократические лозунги под прикрытием старших политических братьев и доскакав с ними до крайнего левого тупика так, чтобы туда не проникли солидные либералы, быстро набрали избирательный вес, и в итоге заняли в общественном и историческом сознании место на их могиле. Рабоче-крестьянство, которое те ввели в политикум для себя, они перехватили путём банальной радикализации и троллинга серьёзных идей. «Старые деньги» после Первой мировой войны, по сути, оккупировали весь политический спектр, играя сразу с двух рук.

Эта короткая глава о ранних английских безобразиях написана не просто потому, что Британия – один из трёх главных персонажей этой книги. Всё-таки положение страны-лидера надо знать, поскольку именно она определяет львиную долю мировой повестки. Все эти технологии могли работать как у себя, в испытательном режиме, так и на экспорт, атомной бомбой. Наиболее сильными игроками с серьёзным историческим опытом представительства были всё те же Британия и Франция, между ними в середине XIX в. и развернулась основная борьба на поле социальных экспериментов.

1.Утверждение о «пакете» влияния является умышленно упрощённым, качественным, необходимым лишь для наглядного усвоения базовых соотношений, но совершенно не принципиальных для дальнейших рассуждений.

2.Место, конечно, важнее мести. Россия, упавшая со второго места на третье после Крымской войны стремилась его вернуть, и Пруссия была как раз кстати. Ту же природу имел факт изоляции Франции от БИ (той не понравилось, что Франция снова вознеслась так, что Наполеон III стал задумываться о месте дяди). Итог Франко-прусской войны: 1 – БИ, 2/3 – Россия/Германия. И Россия имела все шансы твёрдо обогнать Германию с выходом Транссибом в Китай и на Тихий океан, а также в процессе «внутренней колонизации».

3.Анекдот эпохи освоения (то есть присвоения) Китая: Китайский император: – Хотим, чтобы у нас всё было. Европейские волшебники: – Раз, два, три (тысячелетия)! У вас всё – БЫЛО!

4.См. Приложение «Монархи, монахи, МИД, масоны, массы, меньшинства»

5.Вотум недоверия вынесли, по сути, ультра-тори, которые пришли в ярость от проведённого умеренным кабинетом закона о равноправии католиков. Их представитель, прадед У. Черчилля, сам внёс на рассмотрение проект нового избирательного закона. От него ожидали наплыва избирателей-протестантов.

6.Влияние на свингеров приписывали революционной Франции, а чартистов обвиняли в связях с Россией.