Исчезающий миг современности

Редактор Николай Колос

Дизайнер обложки Николай Колос

© Николай Колос, 2023

© Николай Колос, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-5089-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Я точно не могу сказать, что меня сподвигло написать эту книгу. Первоначально я хотел написать небольшой рассказ и рассказать в нём как в моё время голодали дети. Я, тоже будучи ребёнком, в далёком 1936 – 1937 году голодал вместе со всеми.

К общему несчастью всем казалось нормой, что все мы испытываем вечное чувство голода. Всем хотелось есть, но есть было нечего.

Например нам с сёсрами утром давали по одной небольшой картошке в мундирах, грамм по пятьдеся хлеба и соль. В обед мы ели какую-то юшку примерно с одной картошиной на каждого и с добавлением каког-то ещё бурьяна, и грамм по сто хлеба. На ужин нам давали по пол стакана подсолнечных семечек. И всё!

В воскресенье тётка, или мать вдобавок ко всему варила пшённую кашу на воде. Давали по приличной порции, плюс два варёных яйца.

Так раз в неделю поддерживали наш растущий организм. Так жили все, или почти все. Скорее почти все, потому, что когда мы проходили по деревне, то чувствовали дым, пахнущим жареным салом. Мы были даже удивлены, что кто-то мог себе позволить есть шкварки.

И это при том, что у каждого были огороды! Но, урожаи были маленькие и часть их (большую часть) мы обязаны были отдать на процветание страны.

Я, это говорю без сарказма! Конечно страна должна прцветать и мы узнавали из газет сколько к концу года было добыто угля и наплавленно чугуна и стали на душу насенления. Это значит, что и на нашу душу. Мы должны быть горды!

Я написал насколько страниц и бросил рукопись в ящик. И только года через три нашёл случайно эту рукопись.

Но уже появились другие мысли. Были изданы уже мои четыре книги. И подумал – может и хорошо, что я в детстве сидел голодный, иначе я бы без сарказма смотрел на современную сытую молодёжь. И вообще на век потребления. На век, когда человечество хочет потреблять больше чем нужно для его биологического существования и развития.

Наверно отсюда и все неприятности – вырвать у ближнего со рта кусок пожирней и побольше. Или не поделиться с голодающими.

С современной точки зреничя я могу быть и неправ. Но пушки то ведь нужны для двух целей – не отдать, или отобрать!

От чего ушли – к тому пришли!

Неадертальцы тоже жили точно так. Догоняли, чтоб отобрать, и убегали, чтоб не отобрали! Читал я много научных трудов о образе их жизни. Усвоил.

И, найдя начало своего рассказа, я решил преобразить его в своеобразную повесть, но написать его немного юмористично, немного осуждающе, и немного надеясь на лучшие отношения между людьми.

Я хотел рассказать как я понимаю и воспринимаю добро и зло. Свои суждения я высказал немного в искажённом виде, поэтому и назвал свою повесть гротеском.

Судить вам.

Глава 1. Опекуны и опекаемые

Дети ели варёную пшеницу. Миски были деревянные, замусоленные, Бог знает, когда мытые. Ложки тоже деревянные, со всех сторон обгрызенные. Самый маленький держал ложку зажав ее в кулаке и неуклюже черпал ею небольшую порцию каши. Пшеница вываливалась на немытый деревянный стол и застревала в зигзагообразных щелях. Тогда он бросал ложку и ел кашу руками. Самый старший ребёнок (это была девочка) ела молча, жадно, поглядывая на братьев, выковыривала уроненную младшим братом пшеницу и клала ее себе в рот. Тот глядел вначале с улыбкой, потом с укором. Девочка чувствовала его укор, ей было стыдно, но она хотела есть.

Зато средний брат, (названный брат), а ему было лет шесть, был более ухоженный, более умытый, иногда старался восполнить урон младшего брата и совал свою ложку с кашей ему в рот.

Но такая попытка терпела фиаско, потому что бдительная рука сестры перехватывала ложку и вываливала содержимое обратно в его миску. Дело в том, что если младший брат и старшая сестра ели пшеницу, даже не посоленную, то каша среднего – была сдобрена мёдом и чесноком, и порция более внушительная. «Нельзя – говорила сестра – мы тоже хотим с мёдом и чесноком, поэтому быстрей выздоравливай»! А чуть погодя добавляла:

– Жирей! … Мы ждём и терпим! – При слове «терпим», на глаза девочки наворачивались слёзы.

Маленький добавил:

– Ты пойдёшь на органы, а усатый дядя нам заплатит. – Сестра тут же стукнула его ложкой по лбу и крикнула:

– Помалкивай! Мачеха говорила, чтоб не разглашать услышанного! И чтоб навек забыть такое слово! И вообще – не подслушивай, что мачеха с дядей говорит! Ябеда!

Средний, шедший на органы, будем звать его Янко, громко рассмеялся, вложил кашу в рот и посмотрел на синяк младшего брата от ложки сестры. Потом взял пальчиками комочек каши с мёдом и засунул в рот младшему. И тоже засмеялся.

Дверь скрипнула и в комнату, скорее это был сарай, вошли двое. Мужчина и женщина. Мужчина высокий худющий и согнутый как покрученное коромысло. Но, видно, жилистый. Ходил пружинясь, поэтому изменялся по вертикали – то уменьшался, то вырастал. Его нос напоминал крючок коромысла, и был очень красный и чуть облезлый на кончике. Под ним торчали чёрные усы, под усами пухлые красные губы, потом очень выпяченный и тяжёлый подбородок с редкой щетиной. Он посмотрел на Янка, губы его растянулись в две змеи и порозовели.

Губы думали, что изображают улыбку. Будем его называть дядя Гыба. Может у него было другое имя, но так называл его маленький. Дядя Гыба погладил шершавой, с выкрученными пальцами рукой Янка по головке и сказал —

– Скоро, скоро! Молодец! Скоро всё будет хорошо! Я принёс ещё баночку мёда и пучок чеснока. —

Вслед за дядей Гыбой подошёл к Янку чёрный пёс, что зашёл вместе с компанией, и лизнул ему щёку. После своеобразного поцелуя пёс сел рядом и тихонько заскулил. Янко дал ему облизать свою ложку. Пёс радостно завилял хвостом и заскулил ещё больше.

Женщина стояла молча. – Как изваяние. Как египетская пирамида и что-то переваривала в своих пирамидальных катакомбах. Её руки были опущены и толстыми пальцами, сведенными в замок, доставали до низа живота. Там они и покоились, одновременно поддерживая огромный живот, чтобы не вывалился. От большого живота и опущенных рук, халат сильно задрался впереди, полы разошлись и показывали красные, все в буграх и разводах, толстые, но очень сочные ляжки. Выше живота, где положено по рождению быть талии, двумя буграми нависала, так сказать, женская грудь, и закрывала оную. – Талию.

Грудь так распирала халат, что норовила вывалиться в промежутки между пуговицами. Пуговицы еле сдерживали напор.

Ещё выше покоилась, вернее выпячивалась жировыми складками пунцовая шея, потом маленький вросший в шею подбородок, дальше – толстым бубликом губы. Выше – похожий на маленькую картофелину нос, над ним очень близко посаженные друг к другу, горели чёрным пламенем маленькие глаза и ещё выше узкий, с глубокой морщиной, лоб. Из-под грязной косынки, возле уха выбивался неряшливый клок чёрных волос.

«Бублик-рот» вдруг зашевелился. —

– Сил моих нет! – вырвался из бублика басовитый, но женский голос – всё для них, да для них! Сама не доедаю! Всё отдаю! Отец их, во-время нечистая сила взяла его, ничего не оставил, всё пропил»! —

Маленькие глазки с укоризной прошлись по детям. Но вдруг, через полминуты пропищал ещё детский, но довольно твёрдый голос:

– А хата, а корова, а лошадь, а козы» … – и оборвался. Последовала громкая затрещина и вырвалось проклятие —

– Молчи, зараза! Гром тебя порази! … Представляешь… вся в отца, глаза бы её не видели»! —

Она обращалась к дяде Гыбе. Тот примирительно ответи»:

– Терпи, скоро всё образумится… Господь терпел и нам велел. Голосок у дяди Гыбы был ласковый, каждая его буковка, как бы была смазана техническим мазутом с примесью мёда, а всё предложение оптом посыпано сахарной, чуть подмоченной пудрой.

Но опытный слух в голосе дяди Гыбы различал и перчинку. Перчинка нравилась мачехе, поэтому «бублик» растягивался в овал, изображая улыбку. Оба вышли. Но перед выходом тетя Луза (так будем называть, мачеху) обернулась и погрозила всем троим пальцем.

Юная компания осталась одна, хоть и полуголодная, но счастливая избавлением от взрослых, стала играть с собакой. Собака с удовольствием приняла игру и облизывала их щёчки.

Через несколько дней, когда уже было съедено полбанки мёда и три головки чеснока, когда уже две ночи у них ночевал дядя Гыба, а утром закрывался с мачехой от детей, чтоб позавтракать и уходить по делам, возле их двора прошла нищенка вся в чёрном с головы до ног и с клюкой.

На плече нищенки висела дырявая сумка, а из дырки выглядывал пытливый котёнок.

Дети играли возле дома и нищенка остановилась. Ей явно понравился Янко и она сказала:

– Хочешь поиграть с котёнком»? —

Янко пугливо отступил назад. —

– Не бойся, дурачок, смотри как котёнок высовывает лапку. Котёнок на самом деле высунул лапку и ловил нитку висящую от разорванной сумки. Янко подошёл погладил лапку котёнка.

– А почему от тебя так чесноком пахнет?

– Меня откармливают на органы, – сказал Янко – нужно чтоб чесноком и мёдом»

– На органы?! – удивилась нищенка – Это тебе так сказали?

– Мне сказал младший братик, что на органы, а дядя Гыба сказал, что скоро мне будет очень хорошо. Наверно на органах не так как у нас дома, а лучше. Там много мёда и чеснока.

Из дома вышла тётя Луза и нищенка у неё попросила две, или три корочки хлеба. Тётя Луза стала ругаться! Дескать, ходят всякие побирушки и добавила —

– Вот видишь три дармоеда, где хлеба набраться! —

Нищенка сказала —

– Тогда отдайте мне одного, вон того – и показала пальцем на Янко.

На красивой холёной руке блеснул браслет, но никто его не заметил

– Он мне будет помогать просить и вам что-то перепадёт. Если с детьми просить, то больше подают —

– Ишь чего захотела – огрызнулась тетя Луза – убирайся вон, а вы кыш в дом!.

И ещё тетя Луза долго ругалась матом, но не зло, а так, затухающими волнами. Нищенка, между тем, вынула из сумки котёнка, протянула его Янку и шепнула

– Я к тебе завтра приду, а ты молчи – иначе будет плохо.

Но нищенка не пришла ни завтра, ни послезавтра. У Янко почему-то заныло на душе. Пёс чаще подходил к нему и более жалобно скулил. Когда в банке осталось на день, или на два мёда – к их двору подошёл мальчик чуть старше Янко, явно из чужого села. В кармане его что-то торчало.

– Что у тебя там»? – спросил Янко.

Мальчик вынул пирожок с запеченной свеклой, разломил на три части и сказал —

– Раздай всем.

Когда Янко съел свою порцию, то спросил —

– А у тебя нет больше? —

Мальчик сказал —

– Больше нет… здесь нет. Приходи на мост, что через речку, там у меня в корзине… только приходи один, никому не говори, потом разделишь со всеми —

Янко ответил:

– Это далеко, я туда один не ходил, только с мачехой, когда воровали сено со скирды —

Мальчик возразил —

– Если ты уже воровал сено, то ты герой. Не дрейфь! Приходи, я там буду тебя ждать! – И мальчик исчез.

Глава 2. Первая встреча профессора и писателя

Профессор крутил педали летательного аппарата, но аппарат, как бы, не летал. Потом снял очки и задумался. В это время они пролетали над Андами. Магнитное поле Анд искривлённое недавно найденными искусственными гравитонами было ориентированно вглубь Земли и представляло собой пробоину, или вернее магнитную яму. Летательный аппарат швырнуло вниз потом подбросило со скоростью света на гребень очередной магнитной волны. Поэтому на мгновение всё исчезло. Реальность появлялась постепенно, как проявление на допотопной фотобумаге под действием проявителя.

Сколько прошло времени на проявление действительности – спорный вопрос. Время могло то сокращаться, то удлиняться, если был пробит, так называемый своеобразный пузырь статичности. Когда всё приняло прежние очертания, на столе лежала тонкая стопка рукописи, профессор крутил педали, а начинающий писатель стоял переминаясь с ноги на ногу.

Наконец профессор заговорил. —

– Видите, молодой человек, в вашем рассказе, на мой взгляд, нет интриги. Он не сможет заинтриговать современного читателя, если будет читать без помощи фэнтези-имитатора. Но поймите – тогда уже будет не ваше эссе, или рассказ, а лишь набросок на его скелет. И у каждого индивидуума из вашего намёка появится его собственное эссе, и довольно скучное. Он должен читать с удовольствием ваше эссе без помощи разнообразных имитаторов.

Молодой писатель хотел задать вопрос, но так и остался с открытым ртом.

– Я вас понял молодой человек. Да я его читал напрямую. А теперь давайте порассуждаем. Что значит откормить на органы? Для современного Гомо-Сапиенс (Homo Sapiens), как его называли до последнего обледенения, органы – это так, плевок в никуда. Ещё наши древнейшие прадеды выращивали их на принтере. А сейчас они растут в любом космическом огороде, причем, на каждой ферме свои органы, для удобства квалификации и подкормки. Вот, например, у вас… сколько раз меняли ваше сердце? —

Писатель сдвинул плечами

– То-то! Ещё жив ваш прапрадед, дай Бог ему здоровья и бесконечной жизни! … Так он для замены свои органы выращивает в собственном рюкзаке! А какой был писатель! Его книги спрессованные до молекулы рассеяны по всей галактике. Вы не ленитесь, пропустите через себя пару тысяч его книг. Жаль, он поменял профессию и сейчас занимается сбором звёздной пыли и отправляет контейнерами к нам, чтобы превратить нашу Землю в экзо-планету и переместить к другому Светилу! Я хочу дождаться этого момента! Жили люди! – «Богатыри не вы»! … мне что-то помнится из обломков первобытной мысли.

– Так я же посещаю самую начальную библиотеку, оттуда и черпаю свои темы. Разве это не чувствуется?

– Чувствуется, но на них есть налёт разных не совсем состоявшихся эпох и не лучших авторов. Мой вам совет. Опуститесь не в библиотеку, а в эпоху. Вот вам билет туда и обратно, с остановкой на желаемом вами этаже развития человеческой цивилизации, так сказать, на полустанках…

И всё растворилось. Накрапывал мелкий дождь, но сквозь тучи проглядывало июньское солнце. – Благодать! Похоже «Молодой человек» нашёл нужный ему пласт времени. Своеобразный этаж.

Есть же стержень вокруг которого крутится действительность, и которую держит он. Мир исчезает. Какая глупость! Не исчезает он же бесследно. Всё остаётся в своеобразных бухгалтерских документах. И не важно кем, чем и на чём они пишутся. Пусть даже на слоях нанесённой земли, или звёздной пыли. Нужно найти эти бухгалтерские записи и проследить. Пусть ничего нельзя изменить, можно только наблюдать и, наблюдая прошлое, строить будущее. Писатель мог только наблюдать. Кто-то должен прочитать эти наблюдения и, если он умный, то отобрав ценные россыпи – действовать.

Хотя, где-то он читал, или вел свои беседы в особо мудрёном обществе, где утверждали, что мир возник из ничего.

Была пустота, или абсолютный ноль. Но ноль нейтральный. Он не имел ни знака плюс, ни знака минус. И вот в этом месте и нужен был Бог. Существование противоположности плюса и минуса и был Бог и Антибог. Или противоположность плюса и минуса и есть ум. Он заключён в нейтральный ноль. Пока плюс и минус были равноудалённые от линии икс и равны по силе, до тех пор ноль был нейтральным. И мог существовать бесконечно.

Глава 3. Побег Янко

Янко сказал сестре и брату, что пойдёт за сарай посмотреть как курица выковыривает из земли червей.

– А вы не ходите, потому, что напугаете курицу. Я потом вам всё расскажу. —

Сестра и брат и не думали туда ходить. – Подумаешь невидаль какая! Курица и перед сараем выковыривает червей, тем более, что весь двор состоит из мусорных куч. Мачеха говорила, что никаких сил у нее нет, чтоб убирать двор, а дармоеды дети ни к чему не способны, дай только им жрать деликатесы. И мы убедились в первой главе, что дети едят, в основном, деликатесы.

Янко постоял за сараем несколько секунд, выглянул за угол и незаметно перебежал за раскидистый куст бузины. Сердце его бешено колотилось. Предстоит первый раз в жизни самостоятельно принимать такие серьёзные решения. Убедившись, что никто его не ищет и не преследует, спустился в канаву, которая разделяла соседские огороды. Дно канавы было завалено разным мусором и заросло лебедой и чертополохом. Продвигаться было трудно, но зато можно спрятаться в бурьяне. Канаву он осилил и хотел уже вылезти возле старого вяза. Но, там на грех оказался огромный пёс. Он что-то искал, а освободившись от поисков сел и стал поглядывать по сторонам. Сидел он долго и Янко терял время. Примерно через пол часа пёс отошёл в сторону и лёг возле пропаханной борозды.

Янко припоминал дорогу. Ему нужно было идти в другую сторону, противоположную от собаки. Это хорошо, подумал он. Вышел из канавы и, к сожалению не пошёл, а побежал. Пёс с рычанием, большими прыжками побежал за ним, прыгнул на него и свалил на землю.

Янко хотел закричать, но только еле-еле прохрипел. В глазах всё поплыло и он потерял сознание.

Когда он открыл глаза и осмотрелся Солнце уже было почти в зените. Пес сидел рядом и лизал ему пятки. Их глаза встретились. У пса глаза были добрые и Янко успокоился. Он вспомнил свою миссию и побежал дальше.

Когда он был уже почти у моста, то услышал пронзительный и сердитый лай собаки. Это мачеха со своим компаньоном, уже битых два часа разыскивали Янко во дворе и наконец решили поискать в поле – ведь Янко знал туда дорогу.

Янко видел как вдали пёс на них нападает, а они отбиваются палкой. Наконец они взяли верх, и пёс отскочил. Янко был у скирды не далеко от моста. Он не стал перебегать на мост, а зарылся в солому и наблюдал через щелочку. Он знал – если его найдут, то очень сильно будет избит. Преследователи подошли к скирде и начали раздвигать солому, но в это время услышали приближающий лай собаки. —

– О, опять этот пёс, дай-ка мне палку – сказал дядя Гыба и выхватил её у тёти Лузы. —

Когда пёс подбежал ближе, то они увидели, что пёс гонится за котом. В этом месте дядя Гыба был самым высоким объектом ландшафта. И кот спасая свою шкуру прыгнул на плечи дяди Гыбы, ощетинил свою шерсть и согнул спину угрожающей дугой. Дядя Гыба выбросил палку и хотел оторвать кота, но не тут-то было. Тот вцепился крепко когтями за его одежду, а в кой-каких местах и за податливую шкуру.

Пёс с рычанием стал бегать кругами, чтоб не упустить паршивого кота. Тётя Луза подхватила палку и тоже кружилась вместе с псом защищая дядю Гыбу от вцепившегося в него кота. Когда пёс вступил в поединок с тётей Лузой и её палкой, кот улучшив момент, спрыгнул с плеч дяди Гыбы и был такой. Поединок пса и тёти Лузы продолжался.

– О, смотри, мальчик на мосту! – крикнул дядя Гыба.

На мосту на самом деле появился мальчик, ожидающий Янко. Преследователи кинулись бежать к мосту. Мальчик прыгнул под мост и спрятался в осоке. Ручей, который перекрывал мост почти пересох, только кое-где в колдобинах сохранилась вода, кишащая пиявками и сплошь покрыта зелёной ряской.

Дядя Гыба занял позицию с одной стороны моста, а тёте Лузе велел перекрыть отступление с другой стороны. И тётя Луза плюхнулась в колдобину, которая была выше её колен. Глубины не было видно, потому, что предательски её скрывала ряска. Тётя Луза смачно заматерилась, и не один раз, и начала искать опору, чтоб выбраться с болота. Опоры не было.

В это время дядя Гыба раздвинул осоку и схватил мальчика за рукав. Мальчик очень больно укусил его за схватившую руку, вырвался, прыгнул в другую сторону, сходу прыгнул на растерявшуюся тётю Лузу, оттолкнулся от неё и молнией вылетел из канавы. Они и не успели рассмотреть его. Мальчик побежал в ту сторону, откуда пришли дядя с тётей.

К Янку подбежал знакомый нам пёс и начал ластиться. У Янка отлегло от сердца. Пёс оказался его другом.

В это время Тётя Луза кричала благим матом —

– Вытащи меня отсюда, а тот паршивец никуда не денется, прийдёт доимой и я ему всыплю. Ишь, с собакой подружился, ну я ему покажу собаку. —

Дядя Гыба знал, что если подойти ближе, то тётя Луза и его может пригласить в гости к пиявкам, тем боле, он был в два раза легче тёти Лузы. Поэтому он воспользовался классическим вариантом – не подходя близко, подал тёте Лузе палку и стал вытаскивать. Стенки колдобины были скользкие и она несколько раз, уже почти выбравшись, опять скользко сваливалась в колдобину, да сваливалась так, что не только её ноги, но и причёска была покрыта зелёной ряской.

Классический вариант вытаскивания из колдобины не дал никакого результата. Наоборот – когда тётя Луза срывалась и падала, то она подымала целый фонтан грязной воды – в результате и дядя Гыба тоже был с головы до ног в ряске и болоте. Мы не знаем пересмотрит ли он свой классический вариант вытаскивания из колдобины фавориток, или нет. Время покажет.

Наконец тётя Луза, с помощью страстного желания жить, вылезла. Оба были в ряске. Ноги тёти Лузы оказались чёрными, как у негритянки. Она подумала – грязь и хотела стряхнуть рукой, но это оказались пиявки. Тётя Луза закатила глаза, вскрикнула и упала в обморок.

Дядя Гыба, хоть и матерился на чём свет стоит, но посидев в раздумье, его маятник отвращения и презрения к старому женскому телу, очень медленно, но качнулся в сторону общечеловеческого гуманизма, и он решил помочь своей подельнице в беде. Задрал её мокрую и грязную юбку, чуть ли не до подбородка, и начал срывать с ног тёти Лузы пиявки. В местах срыва появлялись капельки крови.

Мало мы знаем подлинную женскую душу. Тетя Луза хоть и провалилась с ног до головы в обморок, однако, обморок не коснулся её правого глаза. Он так и остался с открытой щелочкой и мог на сто восемьдесят градусов по вертикали, и по горизонтали фиксировать все действия окружающего мира. Но это и хорошо. Сердце тёти Лузы, благодаря правому глазу, могло обливаться тёплой и радостной кровью каждый раз, когда дядя Гыба наклонялся над её ногами.

Когда все пиявки были обобраны, когда дядя Гыба в этом процессе рассмотрел её ноги при дневном свете, то решил, что – первое – ничего привлекательного в них нет, и второе – ничего отвратительней до сего времени он в своей жизни не видел. Не опуская юбку, он черпнул пару раз ладонями грязной жижи и налил тёте Лузе на лицо чтобы опомнилась. Тетя Луза, хоть и через обморочное состояние, но успела закрыть щелочку правого глаза вовремя.

Дядя Гыба сел рядом и, не восхищаясь открытыми женскими ногами, стал обдумывать сложившуюся ситуацию. Думал он, что медлить нельзя! Нужно сегодня-же всё решить. Хватит его откармливать, этого недоноска.…

Когда тётя Луза открыла глаза, увидела, что юбка её задрана до самой шеи, то не опуская её, сделала обиженное замечания – дескать стыдно настоящему джентльмену среди белого дня рассматривать ноги дамам выше колен. Дядя Гыба безучастно посмотрел на неё, махнул рукой и сказал. —

– Пойдём. Если что не так, вернёшь ты мне аванс и заплатишь неустойку. Те твои голодранцы не заменят Янку, в них одни кости. —

– Ты, что такое говоришь? Всё будет как в лучших домах! Пойдём, ты же видел, что он убежал в сторону дома. Сначала я ему задам трёпки, а потом можешь забирать.

– Да вот показалось мне, что мальчик не тот, да ещё этот пёс паршивый. Ну пойдём. —Заметил дядя Гыба И они ушли.

В это время, когда вытаскивалось живое тело тёти Лузы из колдобины, мальчики с собакой отбежали на почтительное расстояние, залегли в траве и беспечно наблюдали за разворачивающимися событиями.

Запыхавшиеся дядя Гыба и тётя Луза прибежали во двор застали там плачущих детей. Они просили кушать. —

– Вам бы только жрать – крикнула тётя – где Янко? —

Девочка испуганно сказала, что он ушёл за сарай смотреть червей. Тётя и дядя бросились за сарай. Уже было темновато. Возле стены на корточках сидела скорченная человеческая фигура полу-накрытая мешком. Перед ней огромный петух цвета радуги разгребал мусор. Дядя Гыба подбежал и сорвал мешок. Фигура встала, распрямилась и оказалась очень щупленьким старичком, с трясущейся бородкой. В руке он держал верёвочку, а к верёвочке был привязан петух. Петух оценочно одним глазом посмотрел на дядю Гыбу, и не уделяя ему большего внимания, продолжил, как ни в чём не бывало, грести лапами. Такое отношение петуха Дядю Гыбу возмутило и он хотел подфудболить его ногой, но у петуха была реакция куда более быстрая. Он боком отскочил на безопасное место и вновь стал разгребать землю. А взмах ноги дяди Гыбы не возымел никаких последствий, о чём можно было бы в дальнейшем разговаривать. —

– Где Яноко? – вскричал дядя Гыба. Ему так показалось, что он закричал. Но его так взбесил, мало уделивший его персоне внимания петух, что крик оказался чем-то похожим на блеяние простуженного ягнёнка. Старичок от его крика, даже не вздрогнул.

– Как где? Нету Янко! – ответил он, даже не заикаясь.

– Где он? Говори, или я из тебя вытрясу Янко! – Голос чуть окреп и стал похож на блеяние простывшей овцы.

– Нет Янка. Похоронили его. Ещё когда калина цвела. Нет нашего внучка. Осиротели мы с бабкой. Ато б офицером стал.

– Ты что буровишь?! – уже вмешалась тётя Луза. – старичок пропустил этот вопрос.

– А я здесь червей собираю. Возле нашего сарая все подохли. А без червей как рыбу ловить? А старуха ухи просит. Никогда не просила, а сейчас просит. Не к добру это, наверно… Нет рыбы – ухи не сваришь, – резюмировал он и вопросительно посмотрел на дядю Гыбу, как бы спрашивая – можно ли без рыбы сварить уху? —

Дядя Гыба, похоже, об этом не имел никакого понятия, потому, что вместо ответа ещё раз хотел боднуть петуха, и… опять промахнулся. Петух отскочил в сторону – стервозный был.

Тогда дядя Гыба сорвал со старичка мешок и швырнул его на землю. Старичок оказался менее праворный, а мешок вообще не предпринял никакого противодействия, чем немного успокоил дядю Гыбу.

– Ну достали! Ну вы у меня получите! – Теперь уже блеяние дяди Гыбы походило на взрослого барана, но всё рвноо простуженного

Старичок его угрозу принял на свой счёт и взмолился.

– Что ты, что ты? Милый человек, я все черви отдам обратно – и он развернул грязную тряпочку, где извивались пяток жирных, белых потвор и поднёс дяде Гыбе к носу. —

– На бери. Мне чужого не нужно. Я думал, что они ничейные, а раз так, то забирай. —

Дядю Дыбу скрутило в три погибели он плюнул, но не на червей, а в сторону. Он хотел что-то крикнуть, но из гортани послышался только душераздирающий хрип.

Тогда дядя Гыба сжал кулаки, угрожая ими проплывающим тучкам, сверкнул глазами на тётю Лузу – что означало следуй за мной и направился во внутрь двора.

Старичок не желая дожидаться осуществления угрозы, накинул мешок, дёрнул петуха и по молодецки прыгнул через забор. Петух взмыл в воздух. В этом жесте дяде Гыбе показалось, что-то знакомое и он закричал —

– Это он! Держи его! Заходи со стороны ворот! – Окрик был уже довольно качественный, и адресован тёте Лузе. Она выскочила за ворота. А так, как старичку нужно было прошмыгнуть по узкой тропинке, то он не успел и они встретились с тётей Лузой нос к носу. Старичок загундосил —

– Это мой петух, он не съел вашего ни одного червяка. Не успел. По вашей вине я не поймаю ни одной рыбёшки! Придётся варить юшку из петуха! —

Петух смачно клюнул через мешок его по темечку. —

– Во, понимает. Умная птица – и старичок любовно улыбнулся, показывая тёте Лузе гнилые зубы.

Подошёл дядя Гыба.

– Это он? – спросил дядя Гыба, указывая пальцем на старичка. —

– Он. – ответила тётя Луза.

– Наваждение какое-то – сказал дядя Гыба. – На всякий случай снял со старичка мешок и внимательно осмотрел его лысину. Там ничего не было кроме метки от клюва петуха.

– Пошёл вон со своим петухом! – крикнул дядя Гыба. – Хотя нет, дай-ка сюда своего петуха! – Но было поздно. Старичок дал такого стрекача, что ему позавидовал бы чемпион по бегу. Петух привязанный на верёвочке летел за ним следом, подражая самому настоящему Змею.

Парочка вошла во двор. Там по прежнему сидели дети. Но уже не плакали. Только грязные струйки на их личиках, показывали следы горьких слёз. Дядя Гыба подошёл к каждому, взял за подбородок, посмотрел в глаза, ощупал их худенькие плечики и сплошные рёбра, махнул рукой и отошёл. Это их спасло.

– Ладно, иди корми их. Хотя нет!.. Ну не мог же он как под землю провалиться. Он где-то здесь. Нужно идти искать.

– Уже темно, давай завтра. Я уверенна – найдётся. – плаксивым голосом заголосила тётя Луза

– Ничего – мы пойдём с факелами. Чуть передохнём и пойдём.

Янко сидел в куче соломы и дрожал. В конце концов силы его оставили и он уснул. Как не вовремя! Мальчик с собакой подождали пока всё уляжется и пошли на мост. Там они ждали Янко. Подождали час и ушли. Но мальчика томил какой-то зуд.

Он прошёл уже далеко. Постоял, что-то подумал и вернулся. Подождали ещё час. Начало темнеть. Мальчик то отходил метров на десять, то возвращался. В конце концов он махнул рукой и сказал —

– Значит кому-то не повезло. —

Когда они с собакой отошли метров на двести вдали показались два факела. Пёс остановился, взвизгнул, ещё раз взвизгнул и помчался обратно. Что с ним подумал мальчик? И побежал следом. Пёс подбежал к соломе и завизжал. Мальчик подошёл, разгрёб солому и обнаружил спящего Янко. Разбудил его.

Когда они с Янко отошли метров на сто на месте копны соломы взвилось пламя. Это дядя Гыба и тётя Луза подожгли убежище, где спал Янко, чтоб осветить окрестности.