– Вот паршивец! Да они какие-то дохлые у меня, еле ползают. Да, Эя! Ты почему, засранец, с сестрой уже полгода не общаешься?
– Поссорились.
– Чего это?
– Да она же чокнулась совсем на своей благотворительности. Всё бегает как квохча с этими-из-за-Стены, помогает. То детей лечит, то жратву им таскает, лекарства там всякие…
– Экая чума рода людского! Изверг просто!
– Не уместен твой сарказм. Вообще не уместен. Ты сам знаешь…
Голос Фирра стал на этих словах надрываться, трагические воспоминания вот-вот готовы были заставить его плакать, но он быстро взял себя в руки.
– Я думаю, сын, она молодец! Кто-то должен думать об этих несчастных-за-Стеной.
Правительство… Подожди секунду… Да чтоб тебя… Гооол! Ууу! Вот это уже интересно! Один-один. А то смотри-ка, сынок папашу выигрывает!
– Правительству нет до них дела, сам знаешь, иначе зачем бы они вообще строили эту бесконечную стену?!
– Вот я и говорю, Фиррчик, никому дела нет. А ведь там тоже люди, дети маленькие, больные. Только такие как Эя их и спасают. Она ж не одна действует, как бишь они себя называют?
– Рука Милосердия.
– Хорошее название.
– Только милосердие – не всё, что протягивает эта рука через стену. Ещё, к примеру, оружие, боеприпасы для террористов-мятежников. А это ведь они сбили тогда ваш с мамой самолёт…
Пару минут играли молча. Первый тайм подходил к концу.
– Теперь вот она их финансирует. Знаешь ведь, на что она всю свою часть наследства растратила. Всё на этих… А полгода назад, как раз на годовщине вашей гибели, и заявляет мне, что надо бы мне поделиться деньгами со страждущими…
– А ты?
– А я? А я спросил – что, сестрёнка, денег им дать на ракеты, чтоб самолёты сбивали?! Она, конечно, обиделась, ушла и вот с тех пор мы с ней не общались. Да я вообще входящие почти всегда блокирую. Не с кем мне говорить и не о чем.
– Ага. Так ты всерьёз думаешь, что Рука Милосердия спонсирует террористов?
– Есть данные.
– Достоверные? А ну-ка, ну-ка, давай… беги, кривоножка… Бей! Ааааа! Пожалуйста, два-один. Будьте любезны.
– В нашем мире достоверного ничего быть не может, но я уверен, что финансируют.
– Интуиция что ли?
– Типа того.
Ещё минуту поиграли в молчании. Первый тайм закончился.
– А скажи, чего ты так злобно к ним относишься, Фирр? Их пожалеть бы надо, а ты только язвишь, да хаешь их.
– Кого жалеть, террористов?
– Да ну каких террористов?! Людей-за-Стеной, конечно.
– Пап, я думаю так – жизнь весьма несправедливая штука. Правда. Вот где справедливость, что вас с мамой больше нет? Помнишь, ты много рассказывал всяких фактов из истории про старинные цивилизации?
– Ну, это ты скорее помнишь. Меня-то уже… Куда ты пасуешь, дубина?! Ну же, догоняй! Дьявол!
– Так вот, я помню, ты говорил, что раньше люди жили в иных общественно-политических образованиях, нежели сейчас. Как же они называлось?
– Государства, Фирр. На! Три-один.
Отец привстал с пола и исполнил несложный танец торжества близкой победы.
– Ничего, ещё почти весь второй тайм играть. Так вот, ты рассказывал, что завсегда одни государства жили за счёт других. Более сильные всегда угнетали слабых в той или иной мере. Смотри, сейчас через себя… Оп-па! Гол!
– Паразит.
– Ага. А то уж сильно ты разошёлся, танцуешь. Ещё ведь были войны, где люди истребляли друг друга просто по признаку гражданства.
– Не только. Ещё могли убивать за веру, за деньги, за территорию. Но это сложная тема, в общем, долго можно говорить… Ты к чему вообще ведёшь? Куда ты бьёшь, мазила?!
– К тому, что в то время людям, живущим в продвинутых, обустроенных, словом хороших государствах, не было дела до соплеменников, прозябающих в отсталых и слабых. Взять хотя бы эту, как бишь её!? Африку! Ты говорил, там даже с водой жопа была всегда. Да беги уже, сволочь!
– Да, там были самые нищие государства. Ну а сейчас там вообще пусто как в космосе.
– Так скажи, папа, что изменилось с тех пор в корне? Ничего. Только государств нет. Теперь – вон, Центр и помойка-за-Стеной. Сколько их на планете осталось, семь?
– Девять пока, но один уже почти загнулся. Бей! Ну! Вот косоглазый!
– И по причине этой извечной несправедливости жизни, я и не испытываю особой жалости к жителям-за-Стеной. Смотри – пас-пас-удар-гол. Мяч на центр извольте.
– Да что ж ты! Три-три уже. Ничего, Фиррунчик, сейчас папа соберётся, и тогда держись!
– Я думаю, что раз уж судьба ко мне более благосклонна и повернулась лицом, так чего мне роптать и отвергать дары её?! Буду жить на полную, а уж потом – всё одно – смерть, хоть ты из Центра, хоть из вонючей фавелы.
– Нда-а. Значит, судьба к тебе лицом повернулась, когда наследство от папки-мамки получил?
– Пап, ну как ты… как ты можешь такое…
– Да шучу я. Лови! Оп, не поймал. Четыре-три.
– Подло это. Расстроил меня, отвлёк от экрана, а сам – гол забил. Не честно.
– Знаешь, сын, что я скажу тебе на твою мелкую философию?! Вот было время, когда не было Стены с этой чёртовой Эстакадой на всём её протяжении, не было в башке у каждого придурка-мажора нано-чипсетов, с помощью которых вы в свои игрушки дурацкие играетесь.
– И с тобой, кстати, сейчас я общаюсь благодаря этому устройству.
– Не перебивай. Пас-пас-ещё-и… Мазила!
– Надо было квадратиком.
– Не учи отца и баста. Раньше люди были счастливее, что ли. В большинстве, конечно. А теперь наоборот: счастливых, вас то бишь, сытых, вон, упитанных неслабо (отец кивнул на живот Фирра), вечно под нейро-наркотой, праздных сибаритов, вас – меньшинство. А тех-за-Стеной, гораздо больше. И вы ведь не работаете. Зачем вам?
– Есть трудовая повинность.
– Что? Да это только для тех, кто что-то натворил. Давай, давай, беги… А-аа, тормоз!
– Ну, вообще-то для всех совершеннолетних жителей Центра. Каждый должен отпахать один год. Гооол! Четыре-четыре!
– Сын, ты себя-то сам за дурня не держи. Чего споришь-то сам с собой?! Ты работал? Нет. И дружки твои, мажоры, тоже нет. Не по вам это низкое занятие. Вы просто откупились деньгами родителей. Держи, собака! Пять-четыре.
– Я ж говорю – судьба благоволит, чего брыкаться.
– Судьба? Ну да. Не забывай, сынок, что коли назвался фаталистом, будь готов к фатальностям. А вот людям-за-Стеной, кстати, приходится работать. Ещё как! Чтобы просто выжить. Да что ж ты за дыра такая?! На последней минуте пропустил, гад.
– Гейм, как говорится, о-ва. Пять-пять, папа. Опять ничья.
– Ладно, пойдём, нам пора уже.
– Куда?
Они подошли к двери, из-за которой доносился гул и странные звуки, как если бы кто-то скрёб по дереву. Фирр взглянул на отца, тот был вновь в строгом костюме, только серого цвета, который отлично шёл к его изрядной седине.
– Готов на лёд? – спросил отец, открывая дверь.
– На лёд? – Фирр оторопел, в хоккей ему играть приходилось очень давно. Оглядев себя, он обнаружил, что облачён в хоккейную экипировку полевого игрока. Хват клюшки – левый. Отец, тем временем уже занял своё место у скамейки. Только Фирр подошёл к нему, чтобы продолжить разговор про Эю, как началась игра.
Вбрасывание выиграл центральный нападающий команды-соперника. Понеслось.
Тренеру было явно не до Фирра, он его не замечал. Кто-то из ребят со скамейки дёрнул его за свитер – сядь, мол, чего стоишь. Он присел, протиснувшись между одноклубниками. Сосед слева тут же повернулся к нему и, голосом отца, немного с надрывом заговорил.
– Когда наш самолёт сбили, помнишь, была неслабая шумиха. Потом ещё два подбили, в других районах…
Фирр покосился на отца-тренера, тот по-прежнему, стоял полубоком к нему, невозмутимо следя за происходящим на льду.
Сосед продолжал:
– …объявили зоной, не рекомендуемой для проживания. Кажется, метров двести от Стены-Эстакады вглубь трущоб.
– Да, помню. А ты это к чему?
– Да всё к тому же… Смена!
– Чего?
– Смена! Оглох что-ли?! – стукнул по шлему Фирра кто-то сзади и тот, сообразив, быстро перемахнул через борт на лёд. Атака была в разгаре и Фирр (зная почему-то что он крайний правый нападающий) помчался в зону соперника. Бегущий параллельно ему форвард с шайбой, всячески дриблингуя и внимательно следя за тем, чтобы не создать офсайд при входе в зону, поглядывая на Фирра, что-то кричал. Некоторые слова Фирр мог разобрать: "…вообще запретили в этой зоне появляться… поэтому и зачистки постоянные, а ещё…". Договорить одноклубник не смог, так как, войдя в зону соперника вдоль борта и закрывая шайбу корпусом, был жёстко встречен защитником и сбит с ног. Однако шайбу передать он всё же успел. И вот, наш крайний правый на полном ходу мчится к воротам по центру и решает с ходу бросить между двух защитников. Щелчок получился что надо, шайба полетела как снаряд 20мм пушки, но угодив вратарю в грудь, упала перед ним и тут же была накрыта ловушкой. Фирр нёсся к воротам, не сбавляя скорости, и остановился в последнее мгновение, прямо перед голкипером, эффектно засыпав его снегом из-под коньков.
Соперники такое простить не могли и тут же набросились на обидчика своего вратаря. Тот из них, что поздоровее, даже был серьёзно нацелен на драку и стал скидывать краги, между тем говоря:
«…вот и превратили огромную полосу трущоб вдоль всей стены, шириной в двести метров, в "нулевую зону". Ты кому в лицо льдом шаркаешь, падла?"
Фирр не успел среагировать и пропустил хороший хук слева. Потом ещё и ещё. Затем всё же схватил соперника за рукава, стеснив его движения. Дальше драка стала похожа на обоюдные попытки порвать форму оппонента. Судьи решили разнять ребят. Один из линейных, отводя Фирра в сторону, бормотал:
"…а им ведь тоже жить хочется. А жить-то негде! Фавелы перенаселены, каждый дом на счету, а тут эта «нулевая зона»… проживание там считается незаконным, и пресекается полицейскими спец-операциями…"
Главный арбитр объявил о назначении штрафа участникам драки, оппонент Фирра поехал на свою скамейку штрафников, Фирру же, почему-то, указали на выход. Неспортивное поведение? Дисквалификация на весь матч? Непонятно.
Расстроенный, он пошёл на выход, пару раз по дороге огрев клюшкой лёд. Перед входом в подтрибунное, он остановился, ища глазами отца, но его не было видно у скамьи. Фирр пошёл в раздевалку. Отец ждал его в коридоре.
– Ну что ж ты так, сынок?! Не успел выйти на лёд – матч-штраф схлопотал. Ты зачем воротчику в рожу снегом брызнул? Знаешь же – за такое сразу в бубен. Хотя матрас мог бы и дисциплинарный дать.
– Да я, пап… как-то само вышло. Не хотел.
– Ну да ладно. Пора тебе, засиделся ты у меня.
Они действительно сидели снова в гостиной их старого дома, но уже не на полу, а в больших кожаных креслах.
– Надеюсь, ты уяснил мою мысль на счёт жителей-за-Стеной. Это несчастные люди, их жизнь – сплошное выживание, а жить они хотят не меньше тебя. Они вовсе не виноваты, что родились там, а не в Центре и почти не имеют никаких прав.
– Папа, мы же говорили про террористов…
– Мятежников тоже можно понять. Они борются за своё существование, за своих детей… Мы сами поставили их в такое положение. Так что не стоит винить их в нашей с мамой смерти. И, давай, немедленно свяжись с сестрой. Она делает хорошее дело, помоги ей.
– Я свяжусь, но помощь не обещаю, – сказал Фирр, ощупывая распухшую от ударов тафгая скулу.
Отец долго смотрел на него, затем его глаза чуть увлажнились и он сказал:
– Мы с матерью всегда удивлялись – близнецы, а такие разные по характеру… Свяжись с сестрой, Фиррчик. В следующий раз чтобы вместе у меня были…
– Хорошо, пап. Прощай.
Комната была сера, темна и противна. Всегда, после общения с отцом, настроение у Фирра было почти суицидальным и больше всего ему сейчас хотелось забыться под действием нейро-наркотиков. Впрочем, он смог взять себя в руки.
"Поесть бы чего, – услышав урчание в животе, думалось Фирру. – А уж после сразу включу входящие, клянусь". Дав себе эту клятву, он заказал дорогущий и вкусный обед (который он почти всегда не мог съесть полностью), состоявший из стейка из натурального мяса, креветок, яиц и многих других, в силу стоимости, труднодоступных продуктов. От натуральной еды он получал несказанное удовольствие, нередко за трапезой впадая в некое оцепенение. "А ведь раньше, – размышлял он порой, увлечённо пережёвывая нежную говядину, – натуральная еда не была такой роскошью и культа из неё особо никто не делал. Ели да ели. Конечно, Большой Голод всё изменил в корне…". Мало кто из современников Фирра, да и его отца, отчётливо помнил, что это вообще был за «Большой Голод». Почти никто не мог с точностью назвать причину такого дефицита натуральных продуктов. Про алкоголь, табак и натуральные наркотики, говорить вообще смысла не было, всё это стоило сумасшедших денег.
Общеизвестны были лишь банальные факты. Вроде того, что некогда, давно, когда в мире закончилась нефть и все ведущие экономики рухнули, начался страшный дефицит продуктов питания, унёсший жизни почти трети населения планеты. Государства стали распадаться одно за другим под натиском голодных бунтов, замешанных на экстремизме и сепаратистских настроениях. Мир оказался в объятиях хаоса. Но потом, со временем, как-то всё успокоилось…
Когда именно в обиход вошла пища из продуктов вторичной переработки, тоже уже никто не помнил, но она давно стала привычной даже для большинства жителей Центра. Чего уж говорить про тех-за-Стеной?! Чего они там едят – страшно подумать. Но Фирр иногда даже завидовал им, например, когда страсть как хотелось выпить настоящего алкоголя, а денег было жалко. Он слышал разговоры, что якобы за-Стеной умеют делать, причём довольно легко и незатратно, некий суррогатный спирт. Чем не выпивка? При этом, кто-то из его кентов-шизоманов даже хвастал, что, как-то попав за-Стену, пробовал это пойло, и оно было даже очень ничего. Они тогда ещё поразмыслили над тем, как бы было круто организовать поставки оттуда в Центр и, конечно, возглавив эту лавочку, стать Королями "Самогона". Это древнее слово кто-то откопал в старинных записях или видеороликах. Потом уже они узнали, что любое перемещение алкоголя или пищевых продуктов из-за-Стены в Центр запрещено и карается серьёзными санкциями, вплоть до трудовой повинности на целый год! Как заявляют официальные СМИ, во многом в целях профилактики таких вот поставок нередко и проводятся полицейские рейды в Нулевой зоне.
Подкатившая к горлу тошнота заставила-таки Фирра прекратить процесс поглощения пищи. В этот раз он едва смог осилить половину обеда. Развалившись в кресле, он было задремал, но тут же, вспомнив о сестре, раскрыл широко глаза, потянулся всем своим пухлым телом и потёр пальцами левое запястье, активировав МИФ.
Преображение комнаты как всегда произошло мгновенно и незаметно.
Подтащив к себе из дальнего угла комнаты ярлык "ВХОДЯЩИЕ", Фирр сжал его в кулак и презрительно отбросил назад в угол. Сразу же обнаружилась масса информации о контактах, вызовы и сообщения которых были пропущены за время блокировки. Тут же всплыло множество уведомлений о пропущенных новостях и прочей ерунде, избегая которой, Фирр и блокировал входящие. Вся комната пестрила ярлыками, интерактивными окнами и мерцающими надписями. Откуда-то из стены нагло вышла почти голая женщина (в одном браслете на правой руке), села на кресло напротив Фирра, как-то механически положив ногу на ногу и замерла. Вся её голографическая нагота слегка помаргивала, но реалистичность была пугающая и завораживающая. После секундного недоумения, Фирр сообразил, что этот неожиданный похабный стриптиз – просто форма передачи новостей, за настройку которой было однажды выложено много денег, но которой он так до сегодняшнего дня и не воспользовался. Женщина выглядела как-то неопределённо. Впрочем, она была молода и даже хороша собой настолько, насколько позволяли себе вкусы и пристрастия Фирра. Голову её украшала короткая стрижка, а цвет волос разобрать было невозможно, он видимо менялся, в зависимости от морально-этических характеристик декламируемых ею новостей.
Пока Фирр лениво разглядывал чресла ведущей, она, как бы очнувшись, залепетала ласковым голосом:
"Новости специально для тебя, милый. Правительство Центра избегает комментариев о так называемой "проблеме раздутых налогов". Как заявил представитель Правящего Совета, действительный Господин Валл-6666: (цитаты она произносила голосами оригиналов) "Мы сегодня не в состоянии даже косвенно быть ответственными за все последствия наших политических деяний. Налоги? Налоги по определению должны расти. В этом суть экономического развития, а наше Сообщество, как вы знаете, давно стагнирует в этом отношении. К тому же нельзя забывать, что…"
Рефлекс, выработанный годами, взял своё и Фирр на этих словах действительного Господина Валла начал дремать. В полудрёме, он, однако, не отключился от интерфейса и сумел-таки, пошарив по углам комнаты нейро-курсором, найти скрытую папочку. Машинально введя пароль, он тут же активировал содержимое.
"…также и проблема терроризма, – вновь лепетала "своим" голосом бесстыжая ведущая. – Вчера вечером на территории сектора ГС-160 Нулевой зоны За-Стеной террористы вновь совершили акты дегуманизации и мизантропии класса четыре…"
Нейро-наркотик действовал неспешно. Голос новостей был отчётливо слышен Фирру, но самого источника голоса он уже не замечал и обращал на слова этой извращенки мало внимания. Все цвета в комнате стали насыщеннее, нежнее. Все предметы, все голографические ярлыки и надписи МИФа стали вдруг излучать тепло и доброту…
Фирр полуоткрытыми глазами всмотрелся в надписи о пропущенных сообщениях и звонках. Надписи вдруг закрутились объемной, липкой воронкой и втянули его в себя.
"…были сожжены заживо. По сообщениям представителей полиции, от рук террористов погибло свыше пятидесяти гражданских-за-Стеной. В сектор была тут же отправлена группа быстрого реагирования специального подразделения полицейских киборгов для защиты населения…"
Краски хлынули отовсюду. Яркие, невыносимо тёплые краски. Фирр парил над солнечными улицами Центра, над беспечными и такими милыми в своей наивности гражданами Сообщества. "О, Небо! Почему же я не сделал этого раньше?!" – каждый раз, вот так же паря, спрашивал он себя. Забывал, кстати, то самое ощущение мира, побуждающее задавать такие вопросы, он тоже постоянно. Лететь было легко. Даже ещё легче, чем легко. Фирру стоило немного шевелить мизинцем для любого манёвра или ускорения. Он чувствовал, как постепенно растворяется в самом небе, как его нервная система ассимилируется со всем глобальным миром, а сама его сущность умаляется до значимости отдельно взятого атома.
"…конечно вызвало сильнейший резонанс… (голая опять говорила не своим голосом, а басила цитатой какого-то очередного чиновника из Правящего Совета) … Постоянные смерти людей, пусть и людей-из-за-Стены, это неприемлемо для нашего общества, основанного на принципах верховенства человеческих жизни и достоинства в иерархии ценностей. Поэтому мы очень серьёзно настроены на радикальное решение вопроса Нулевой зоны. Что? Нет, пока ничего не будем взрывать. Просто мы считаем, что необходимо…"
"Болтовня. Суета. Тщета. Как это всё глупо! – лениво перекатывались жирные до круглоты мысли в голове Фирра, зависшего где-то над Эстакадой. – Ну до чего же этот мир прекрасен, загадочен, а главное добр! Как же он любит меня!"
Он не выдержал и спикировав под самые крыши домов-за-Стеной, помчался вдоль Нулевой зоны.
"…непременно. Речь идёт о расширении Нулевой зоны с двухсот десяти метров до пятисот, а в дальнейшем, о полном сносе всех конструкций зоны, с последующим карантином… Что? Жители? Неужели, вы думаете, что эти… люди не смогут найти себе жильё на такой огромной планете как наша?! Шучу. Думаете, мы забудем о них?! Нет, не забудем. Конечно, у нас есть решение вопроса этих людей… Скажете тоже! Само собой окончательное!".
Лёгкость, с которой он парил над домами, казалась настолько привычным состоянием, что в голове прямо не укладывалось, как это ему вообще приходилось ходить по земле, испытывая муки гравитации (именно муками они сейчас казались). Зачем вообще ему это мерзкое, жирное тело, постоянно чего-то требующее: то есть ему, то пить, то… удовлетворить иные физические потребности?! Вопрос не задавался, он просто как-бы возникал в воздухе, в потоке завихрений от крыльев Фирра, и тут же растворялся. Для чего ему эта хрупкая плоть, постоянно ноющая и вожделеющая чего-то, было совершенно не ясно. Паря где-то над Центром, Фирр вдруг разглядел внизу их старый дом… Рядом с домом три фигурки. Он снизился, чтобы лучше всё видеть. Да, он сразу догадался: это был отец, он и Эя. Они с сестрой совсем ещё дети. Запускают с папой свои игрушечные беспилотники, наперегонки. Тут только Фирр уразумел, что лететь и парить он может именно потому, что и сам выглядит как тот его любимый беспилотный самолёт, с которым он в детстве играл. Он хорошо его помнил, управлять им можно было мысленно-рефлекторным пультом. Ага, а вот, справа сзади второй догоняет. Красно-золотой. Это сестры. Манёвр влево! Вниз! Петля! Оторвёмся…
"…и о котировках цен на основные индексы, милый - голую вновь стало слышно отчётливо, – «Глобальный Сервис Питания» выравнивается после вчерашнего спада, рост 0,044%. По «Единому Индексу ФудСтор» наблюдается снижение, минус 0,05%. По твоим бумагам, дорогой, всё в норме – показатели акций синдиката «Натуральная Еда Не Для Всех» снова растут, плюс 0,011%.
Теперь пару слов о криминогенной обстановке на окраинах Центра и в районах вдоль Эстакады…"
Позабыв обо всём, Фирр резвился в небе вместе с беспилотником Эи. Краем сознания, он уловил как из дома вышла мама (красивая, в зелёном платье в горошек) и позвала детей обедать. И оба они весело, вприпрыжку пошли домой…
Фирр полетел дальше. Он увидел старый запущенный сад, где они с сестрой часто играли. Вон они, сидят под огромным деревом на какой-то ржавой скамье. Здесь они старше, уже подростки. Спустившись совсем низко, он разглядел, чем они занимались. Это была одна из их любимых игр: сестра выбирала несколько картинок на своём мини-МИФе, а Фирр должен был угадать, что на них изображено. Не точь-в-точь, конечно, но хотя бы общую концепцию изображения (транспорт, люди, пейзажи, жизнь-за-Стеной, оружие и т.д.) Брат почти всегда угадывал, а сестренка, не переставая радостно удивляться этой невероятной его интуиции, порой всё же грустно говорила тихим голосом, что тоже хотела бы иметь подобные способности. Но их у неё не было…