Buch lesen: «Отверженный»

Schriftart:

ISBN 978-5-4496-8047-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

От конца к началу

Глава I. Лиэс

Тихое солнечное утро, бывавшее спокойным даже в таком месте, как королевский дворец, обещало стать одним из самых неудачных в жизни Лиэса. Он, привыкший вставать с первым пением ранних пташек, проснулся, едва над его головой трубно прогремело оглушительное:

– Поднимайся! Скорее!

Чуть разлепив веки, Лиэс с удивлением обнаружил стоящим над собой своего старшего брата, Оруэна. Красивое лицо Оруэна выражало привычную смесь брезгливости и равнодушия: так он относился ко всем окружающим, исключая родителей, но ему упорно рукоплескали, расхваливая его утончённую вежливость и ставя её в пример Лиэсу, чтобы он научился хоть галантности, раз талантов у него нет.

Наклонившись, Оруэн встряхнул его за плечо.

– Лиэс, ты собираешься просыпаться? Ты должен помочь мне!

– Помочь… – неразборчиво пробормотал Лиэс и машинально поднял голову над подушкой. – В чём?

– Сегодня мы едем на охоту, – возвестил Оруэн, задорно сверкая глазами и нетерпеливо прищёлкивая каблуком сапога по звонкому полу. – Поэтому я встал так рано и зову тебя; тебе нужно приготовиться. Мы выезжаем на целый день.

– Но я не собирался никуда ехать сегодня.

Усевшись в постели, Лиэс принялся сосредоточенно протирать глаза кулаками. Охота была любимым развлечением его брата и всей многочисленной толпы молодёжи при королевском дворе, но он этого развлечения никогда не понимал и потому не принимал в нём участия. Наверное, отказ от убийства животных прибавил пару минусовых очков к его образу в глазах прекрасных дам, но уж их мнение интересовало его в последнюю очередь. Привыкший быть один, он никогда не волновался по поводу того, что о нём думают окружающие, поскольку те крайне редко имели счастье о нём вспомнить.

Младший сын всесильного регента Империи, он с самого начала очутился в тени. Его заслонили Принцы, Принцесса и собственный старший брат. Ральмунд, наследник престола, купался во всеобщем поклонении потому, что ему повезло получить Королевский Знак на ладони. Илкай, хоть занять трон ему явно не светило, был любим всеми как долгожданный сын Её Величества Влеоны, обходительный кавалер и талантливый музыкант. Принцессой все любовались как девушкой редкостной красоты, образования и происхождения. Но их всех умел затмить Оруэн. Талантами он превосходил Принцев, но те ему не завидовали, а, наоборот, бежали к нему за советом; дамы теряли головы от его комплиментов и мечтали о том, чтобы когда-нибудь вышить на своём носовом платке свои инициалы, сплетённые с его инициалами; мать гордилась им. И даже требовательный и немногословный отец был счастлив иметь такого достойного преемника.

Лиэсу не повезло обрести ничего из того, чем так легко завладел его брат.

Он был усидчив и прилежен на занятиях, но в реальной жизни боялся сказать «нет», зная по опыту семейных взаимоотношений, что этого слова говорить нельзя – оно табу. Чувствуя его неуверенность, девушки к нему не тянулись, а он сам втайне презирал и их, и себя. Их – за то, что они так легкомысленны, пусты и безнравственны, раз меняют поклонников чаще, чем перчатки, а себя – за слабость и неумение быть элегантным в их обществе. При королевском дворе он чувствовал себя скованно, и только в имении матери, находившемся в сотнях миль от Столицы, мог расслабиться. Там же он и увидел настоящую жизнь, где слова и чувства не оценивались как деньги, там увидел истинную храбрость мужчины, идущего в лес на зверя не ради забавы, а ради удовлетворения насущных потребностей; и истинную любовь женщины – любовь к семье, к окружающим, к нему – застенчивому молодому господину, сидящему рядом молча и восхищенными глазами следящему за кипящей вокруг жизнью. К сожалению, ему не позволяли жить в имении вечно; отец не терял надежды пристроить его на какую-нибудь стоящую должность.

– Управлять поместьем Вы не сможете, – часто говорил регент, взглядывая на него поверх бумаг, – Вы совершенно не умеете контролировать.

Именно поэтому Лиэс работал личным отцовским секретарем, ставя подписи и печати на документах. Это злило его поначалу, но потом он и сам решил, что не способен на большее и что от Оруэна куда больше толку, нежели от него. Мать пыталась поддерживать его, но и она часто вздыхала с укором, когда он отказывался от очередного шумного вечера и забирался куда-нибудь в библиотеку с томом целебной магии под пиджаком. Свои внеурочные занятия он старательно скрывал ото всех, зная, что отцу это может не понравиться. Именно отца он боялся больше всех во дворце, ведь тот был главой не только семьи, но и огромного мощного государства, перед его волей склонялись монархи… Поэтому отец не привык слышать возражения, в том числе – и от своего младшего сына. Оруэну тоже ничего не позволялось, но Лиэсу казалось, что тот чувствует себя счастливым. Ведь у него не было никаких причин быть расстроенным.

Оруэн закатил глаза и испустил долгий мученический вздох.

– Если бы я знал, я пришёл бы на час раньше, – вполголоса пробормотал он. – Ральмунд собирает гончих в полшестого утра. Сейчас без пятнадцати пять. Ты же опоздаешь.

– Я не хочу никуда ехать, – слабо отпирался Лиэс.

Оруэн фыркнул, не поворачивая к нему лица:

– Отец приказал вывезти тебя куда-нибудь, раз уж ты сам никуда не ходишь.

Скрывая красноту, ударившую в лицо, Лиэс поспешно отвернулся. Заслоняясь от брата рукавом, он страдальчески поинтересовался:

– Но для чего? Разве отец не приказывал мне быть в его кабинете сегодня в восемь утра?

– Зачем ты ему нужен, – свысока глядя на него, поинтересовался Оруэн, – у него и без тебя довольно помощников. Тебе тоже нужно куда-то выбираться.

Лиэс недовольно глянул на него поверх рукава:

– Так, значит…

– Довольно рассуждений, – оборвал его Оруэн. – Одевайся и идём! Немедленно!

* * *

Светлое утро середины Свикили бодро встречала энергичная компания королевских бездельников – так в глубине души Лиэс презрительно называл друзей наследников престола. Солнце ещё слабо держалось нижним краем за горизонт, небо ещё было покрыто кроваво-красными размытыми полосами, воздух дышал прохладой и сонным покоем, но внутренний двор кипел от движений, возбуждённых голосов и конского ржания. В центре скучившейся толпы охотников на своём изящном вороном коне красовался Ральмунд; его звенящий от волнения голос казался намного громче, чем он был на самом деле. Приблизившись к внешней границе живого волнующегося кольца, которое образовалось возле Ральмунда, Лиэс заметил, что в левой руке он, как всегда, крепко сжимает семихвостую плётку, а на луке седла у него непрочно балансирует начищенное ружьё. Ральмунд не привык обходиться без того или другого; его любимым занятием было хлестать подданных и коней, когда он бывал не в настроении, или даже угрожать им немедленным собственноручным расстрелом. В кровожадности Ральмунда не сомневался никто; в припадке агрессии он мог пригрозить гильотиной даже регенту, швырнуть пистолетом в голову брата или схватить сестру за волосы (правда, с тех пор, как было объявлено о помолвке Принцессы и Оруэна, Ральмунд оставил её в покое и всё зло стал срывать на Илкае). Он был таким жестоким всегда: Лиэсу не составило бы труда вспомнить пару случаев, когда взъярившийся без видимой причины Ральмунд накидывался на учителей, придворных из свиты или беззащитных животных и избивал их до потери сознания. Именно поэтому Ральмунда старались как можно чаще отправлять на охоту: только оттуда он возвращался безобидным и умиротворенным. Но, к сожалению, бешеный огонёк в глубине его светлых, как ледяной панцирь, глаз никогда не угасал полностью, оставаясь молчаливым напоминанием о том, что за зверь сидит внутри него на самом деле.

Возле Ральмунда, как обычно, крутился его брат-близнец Илкай – верный спутник и постоянная груша для битья. Илкай был тих и мирен, словно кроткий ягнёнок в первые часы после рождения, но на охоте и он терял человеческий образ, становясь неконтролируемым и кровожадным. Увидев однажды, как Илкай с лицом, уродливо искажённым злобным торжеством, швыряет тушу подстреленной оленухи на растерзание своим гончим, Лиэс и к нему почувствовал отвращение.

– Ты хоть стрелять умеешь? – шёпотом спросил его Оруэн, пока передние ряды охотников, увлечённые созерцанием Ральмунда, не заметили их появления.

– Естественно! – оскорблённо отозвался Лиэс, но Оруэн, кажется, даже не услышал его ответа.

Один из придворных, самозабвенно рассматривавший ружьё наследника, решил отвлечься, и, отвернувшись, наткнулся на них взглядом. Уже в следующее мгновение прочие головы стали вытягиваться к ним, и нестройный шелестящий шёпот, произносящий различные слова, слился в один вздох: «Он?!»

Конечно, Лиэс знал, к кому это относится. Прикусив губу, он постарался сделать лицо как можно более невозмутимым и унять дрожь в пальцах. Но эти колкие пристальные взгляды преследовали его, и вскоре за ними рванули вопросы. Первым заговорил старинный приятель Оруэна, Сомер Мо, в силу своего благородного происхождения и достаточного богатства не занимавшийся ничем полезным:

– О, Лиэс! Большая честь увидеться с Вами…

– Да, и для меня тоже, – пробурчал Лиэс, старательно увиливая взглядом от заинтересованно вглядевшихся в него лиц.

Сомер настолько воодушевился, что даже подскочил к обоим братьям, обошёл изумлённо застывшего Лиэса по кругу, полюбовался на ружьё, висящее у него на плече, затем отступил на пару шагов назад, сложил руки на груди и заключил в своей привычной манере:

– Это означает, что сегодняшняя охота станет для нас воистину незабываемой! Нужно немедленно оповестить об этом Его Высочество, идёмте!

Проворно ухватив Лиэса и Оруэна за руки, Сомер целеустремлённо заскользил к величественно возвышавшейся на коне фигуре Ральмунда. Им не приходилось пробиваться сквозь толпу: перед ними расступались сами, не забывая, конечно, пробуравить спину Лиэса взглядом и что-то пробормотать потрясённым голосом. Эта толпа действовала на него угнетающе, он с тоской вспоминал мрачный холодный отцовский кабинет и в отчаянии твердил себе, что даже там было бы лучше, чем здесь.

Когда Сомер достиг своей цели – то есть Ральмунда – ему пришлось немало потрудиться, чтобы привлечь к себе августейшее внимание. Ральмунд был занят: он с сосредоточенным видом прицеливался в шляпу одного из своих приближенных, дрожавшего с ног до головы, но не смевшего пикнуть о пощаде. Одно такое слово взбесило бы Ральмунда, и он с удовольствием произвёл бы убивающий выстрел.

– Ваше Высочество! Ваше Высочество! – звонко закричал Сомер и даже подёргал коня Ральмунда за отпущенные уздцы.

Не сводя пристального злого взгляда с цели, Ральмунд изогнул бровь, и его губа недовольно подалась вверх, словно у скалящегося зверя.

– Ну что тебе нужно, идиот?

– Вашему идиоту, Ваше Высочество, – смиренно отозвался Сомер, – хотелось бы показать Вашему Высочеству, сколь оно проницательно, если Ваше Высочество посмотрит вниз!

Ральмунд недовольно вздохнул и, дёрнув плечом, с силой нажал на курок. Оглушительный треск раздался словно внутри сознания Лиэса, в воздухе растеклась тонкая дымная пелена, а тот придворный, в которого целился Принц, пошатнулся и неуклюже осел на разогретые солнцем камни под общий смех окружающих. Его вычурная шляпа, украшенная ярко-алым пером, мягко спланировала чуть в стороне, демонстрируя всем желающим небольшую дыру в своей верхней части, возвышавшейся над головой всего на пару сантиметров. Лиэс невольно дрогнул: ему представилось, что это он сейчас стоял на месте того человека и это в него целился безжалостный Ральмунд.

С усталым видом уложив ружьё обратно на луку седла, Принц обернулся к Сомеру:

– Давай, говори, я…

Не докончив фразы, он осёкся, и его неестественно большие зрачки сделались ещё больше. Они едва помещались в радужной оболочке, от которой осталось только еле приметное тёмно-голубое кольцо. Проскочила секунда – и эти зрачки сузились, сделавшись тонкими, как лучинка, и Лиэсу вдруг показалось, что внутри них он увидел взбесившегося медведя.

– Как, ты тоже не устоял перед охотой, а, Лиэс? – хриплым голосом спросил у него Принц. – Вот и славно… будет нам хорошая компания…

– Ваше Высочество, – тут же вставил своё слово Сомер, – помните, как Вы говорили мне вчера, что охота будет незабываемой? Я спросил у Вас, почему, но Вы не ответили; зная, что ответ придёт сюда самостоятельно! Что может быть увлекательнее, чем обучение новичка, Ваше Высочество?

– Не в том была причина, – криво усмехнулся Ральмунд и, грубо выдернув из руки Сомера поводья, нетерпеливо прищёлкнул ими, – а ты это знаешь. Садитесь все на коней и поехали уже, достаточно мы тут стояли!

И опять зашумел и закипел внутренний дворик, вокруг замелькали вспрыгивающие на нетерпеливо храпящих коней дворяне, их носящиеся из стороны в сторону слуги, зарычали гончие, зазвенела сбруя, зашелестели полы одежды, понеслись громкие крики и приказы. Совершенно растерявшийся в этом водовороте, Лиэс очнулся уже на своём коне, куда его бесцеремонно затолкал Оруэн. Громко протрубили трубы, нетерпеливо залаяли натасканные гончие. Ральмунд вскинул голову к небу, словно искрящемуся золотыми капельками солнечного света, приставил ладонь ко лбу козырьком и, привстав в стременах, крикнул:

– Отпирайте ворота!

Послушно застонали петли, побежали назад, накладываясь на ровную белокаменную дорогу, длинные чёрные тени. В окружении свиста и гиканья егерей, ржанья, лаянья, криков и возгласов высыпавшего навстречу народа и королевского общества они двинулись на охоту. Ральмунд, оторвавшись от остальных, ехал парой метров впереди, по правую руку от него величаво выступал конь Оруэна, по левую – конь Илкая. Лиэс держался ближе к брату, с недоумением и постепенно возрастающим интересом оглядываясь вокруг. Ему уже тоже не терпелось узнать, что их ждёт в Заповедном Лесу – части огромного Королевского Парка, где могли охотиться только избранные.

– Смотри, не наделай глупостей, – шёпотом предостерёг его Оруэн.

– Я попытаюсь, – машинально согласился Лиэс, и их кони стремительно разошлись, оставляя между собой ровные белые камни и скользящие следом тёмно-синие тени.

Глава II. Амисалла

Праздник шестнадцатого дня рождения Амисаллы начался для неё, как только в дверях её комнаты послышалось тонкое взбудораженное пение:

– Просыпайся, сестра, просыпайся… Утро встало давно во дворе… – тянул звонкий мальчишеский голос.

Амисалла зевнула и медленно приоткрыла один глаз, но тут же снова сощурилась, прячась от встававшего за окном солнца. С порога послышался сдавленный смешок, и затем – голос девочки, выводившей:

– Просыпайся, сестра, улыбайся…

– Ведь шестнадцать сегодня стукнуло тебе, – подхватил мальчик.

– А это значит, что ты совершеннолетняя! – перебивая его, крикнула девочка. – Давай! Ты же не хочешь проспать свой день рождения?

Амисалла перевернулась в кровати и, каждой клеточкой тела вбирая в себя свежесть утра, решилась расстаться с удобной подушкой. Линна и Лиордан, её младшие брат и сестра, стоявшие на пороге на цыпочках, разразились громогласным хохотом.

– Посмотри на себя! – смеялась Линна, едва удерживаясь на ногах. – Ой, ты только взгляни!! Ну взгляни же, как смешно!

– Амисалла, а ты всегда встаёшь такой растрёпанной? – поддержал Линну Лиордан и схватился за притолоку, содрогаясь от хохота. – Давай позовём художника, он напишет твой портрет и потом будет показывать всем твоим женихам?

– Не смешно, – фыркнула Амисалла и потянулась за зеркальцем, лежавшем на прикроватной тумбочке.

Но, найдя зеркало и вглядевшись в него, она поняла, почему Линна и Лиордан так веселились. На неё глядела усталого вида девушка с глазами, обведёнными синими кругами, её лицо в обрамлении всклокоченных и сбитых в огромные шары тёмных волос, которые походили на колючий куст, было неестественно бледным. Амисалла нахмурилась – отражение ответило ей тем же.

– Лови! – закричал Лиордан, и на колени к ней шлёпнулась расчёска.

– Мы не будем мешать тебе приводить себя в порядок, – прибавила Линна, – пока мы пойдём есть мамино печенье!

– Да, конечно, бегите, – растерянно отозвалась Амисалла.

Оставшись одна, она высунулась из-под одеяла окончательно и, спустив ноги на пол, снова придирчиво стала изучать своё отражение. Вот ей исполнилось шестнадцать лет – в это время большинство девушек Хевилона выходит замуж и обзаводится семейным гнездом. Амисалла нахмурилась ещё сильнее и, запутавшись расчёской в волосах, принялась немилосердно драть их, выдёргивая блестящие под светом солнца пряди и морщась от боли. Одна её подруга, Мир, давно помолвлена и сыграет свадьбу через полгода – когда ей тоже исполнится шестнадцать. Вторая подруга, Иссаэла, вышла замуж два месяца назад и с тех пор мало виделась с Амисаллой – теперь у неё были свои заботы. И друзья-мальчишки почти все тоже, как назло, либо женились недавно, либо планировали свадьбу.

Амисалла раздражённо вздохнула и показала зеркалу язык.

– То ли я какая-то странная, – вслух сказала она, – то ли это они странные, но мне замуж совсем не хочется. Ведь и нет же никого рядом… Пока есть время, можно учиться, охотиться… даже в университет поступить… В университет в Империи… заграница… новые люди и обычаи… столько всего интересного…

Рассуждая вслух, Амисалла принялась одеваться к завтраку. А, пока она это делала, за окном один за другим оживлялись соседствующие дома, наполняясь звуками, светом и движениями. Она ненадолго остановилась у распахнутого окна, и, высунувшись из него, глубоко вдохнула, стремясь урвать последние капли нетронутой свежести в зачинающемся утре. В её семье все вставали задолго до рассвета, за исключением неё – она была единственной, кто, проводя целую ночь на ногах, не мог ограничиться двумя-тремя часами сна. Именно в ночные часы Амисалле работалось лучше всего; просиживая над своими тетрадками и учебниками, она надолго запоминала материал. А в профессии, которой она намерена была начать добиваться сразу после оглашения оценок при выпуске из пансиона, хорошая память и глубокие знания были необходимы.

Хевилон давно испытывал настолько острый недостаток в хороших врачах, что даже приглашал их из-за границы, что из-за сопутствующих непомерных расходов совсем не нравилось Короне. Поэтому Его Величество Дув Третий принял беспрецедентное решение: разрешить девушкам посещать курсы медицинского факультета наравне с мужчинами. До этого в Хевилоне не было ни одной женщины-врача. Их и сейчас было мало, но это Амисаллу не смущало; она, наоборот, давно уже мечтала стать исключением. И все вокруг в неё победительно верили.

Чувствуя себя королевой нынешнего дня, Амисалла вприпрыжку побежала из своей комнаты. Дверь в её комнату осталась распахнутой, и гуляющий по коридору сквозняк лениво пошевеливал занавески.

В кухне уже слышался скрежет и грохот, перекрываемый весёлыми голосами. Амисалла неосознанно поправила на голове наколку и вошла, чтобы мгновенно застыть от счастливого изумления.

– С днём рождения! – одновременно прокричали родители, Линна, Лиордан и три её лучших подруги, словно из ниоткуда возникая перед нею и раскрывая ей объятия.

Она привыкла, что её так любят и к ней так внимательны, но лишнее подтверждение этому не надоедало никогда. Хлопая восхищёнными глазами, она сновала взглядом по сторонам и повсюду натыкалась на цветы. Зная, как она любит лютены, мать специально для неё не жалела денег на покупку семян и времени – на уход за ними, когда Амисалла была в пансионе и не могла помочь. Сладковатый, пряный аромат заполонил её ноздри, проникая в мозг, обволакивая сердце мягкой радостью, которая была едва ли не мягче, чем сжимавшие её объятия дорогих людей.

– Как же выросла, Амисалла! – восклицала мать, прижимая её голову к груди и поглаживая по волосам.

– Сегодня это – твой день, – прибавлял отец, терпеливо дожидавшийся своей очереди взъерошить ей волосы и полюбоваться ею со всех сторон, – день твоего совершеннолетия.

– Да, – с мягкой улыбкой согласилась Амисалла и с наслаждением вдохнула знакомый с глубокого детства аромат материнских духов.

– Амисалла, гляди, что я тебе принесла! – с гордостью выкрикнула её подруга Эвра, протягивая длинные серёжки, сплетённые ажурной нитью и переливавшиеся под светом солнца, словно облитые росой. – Собственноручная работа!

– Какая красота! – восхитилась Амисалла, хотя она никогда не носила серёжек и в жизни не прокалывала ушей, и Эвра это знала (но не оставляла надежды, что она когда-нибудь воспримет намёки всерьёз).

– А вот моё! – вмешалась другая подруга, Энноя, и продемонстрировала аккуратный ежедневник, обтянутый кожей, с выглядывающей между страниц фиолетовой резной закладкой. – Справочник студентки медицинского факультета, тебе наверняка пригодится!

– Да, спасибо… – отвечала Амисалла, пытаясь растолкать подарки по карманам, не ударив случайно никого из обнимавших её. – Очень… хорошая вещь…

– Держи, держи ещё! – Биллестия, тоже выбравшая себе необычную работу в химической лаборатории, настойчиво предлагала плотно запечатанный, чудовищных размеров светло-жёлтый пакет с аккуратно выведенной надписью: «Самой лучшей подруге».

– Что это?

Линна и Лиордан, стоически выжидавшие своей очереди подойти с поздравлениями и подарками, заинтересованно потянулись к пакету, но Биллестия ловко выдернула тот у них из-под любопытных носов и подняла выше, так, чтобы видеть его могли лишь старшие.

– Там всё для конной экипировки и… – Биллестия заговорщицки блеснула глазами, – новейшее ружьё.

– Ружьё?! – недовольно взглянули на неё родители Амисаллы.

– Биллестия, надо же было до такого додуматься! – в сердцах воскликнула мать. – Откуда ты это вообще взяла?

– Госпожа Виллиэн, да тут и искать не надо было, – Биллестия с невинным видом развела руками, – из Империи их завозят тоннами.

– Интересно было бы узнать, кто, – ядовито проговорила госпожа Виллиэн.

Биллестия с готовностью изобразила свою самую очаровательную улыбку:

– Вот увидите, стреляет отменно! А Амисалла не промахнётся, она меткая, вы же знаете!

Родители обменялись долгими говорящими взглядами, которые объяснили им многое, остальным – ничего. Наконец, госпожа Виллиэн глубоко вздохнула и, улыбнувшись, взмахом руки вернула Биллестии своё расположение (лицо Биллестии сразу просияло).

– Идёмте завтракать, – предложила она, – и лучше на террасу. Сегодня замечательная погода.

* * *

Завтрак растянулся на несколько часов. Амисалла, Биллестия, Энноя и Эвра болтали взахлёб так, словно не виделись уже несколько лет; Лиордан и Линна играли в догонялки вокруг дома. А господа Виллиэн, позабыв о своём недоверии к таинственным имперским поставщикам оружия, с разрешения Амисаллы испытывали её ружьё на заднем дворе, где детей не было. Судя по резким хлопкам и одобрительным возгласам, изредка долетавшим до их слуха, испытание проходило успешно, и ружьё не дало осечки ни разу.

Когда солнце прочно установилось в зените, родители вернулись из-за дома, и госпожа Виллиэн заметила, что неплохо было бы перекусить. Так завтрак плавно перетёк в обед, отец сходил в дом за газетой и, вернувшись, устроился напротив Амисаллы. Она не сводила с него взгляда: судя по его сосредоточенно сдвинутым бровям и пристальному взгляду, каким он смотрел на неё, он хотел что-то ей сказал, но не мог, пока рядом были её подруги. И те, даже самозабвенно болтавшая Эвра, довольно скоро это поняли и стали прощаться.

– Мы зайдём ещё через пару часиков, хорошо? – уже стоя у ворот дома, кричала Энноя. – Только управимся с делами и пойдём гулять к реке, вы не против?

– Нет, конечно же, нет, – доброжелательно улыбнулся им господин Виллиэн, – мы будем ждать вас!

Весело гомонящая компания, обернувшись чёрными точками, вскоре показалась на гребне холма, возвышавшегося напротив особняка родителей Амисаллы, а затем и пропала из виду вовсе. Она перевела ожидающий взгляд на отца и мать – те сразу сделались намного серьёзнее; такими они никогда ещё не выглядели в её дни рождения.

– Что такое?

Госпожа Виллиэн подалась вперёд, сложила пальцы «домиком» и широко улыбнулась, как недавно ей улыбалась Биллестия.

– Всё великолепно. Нам всего лишь хотелось поговорить с тобой о твоём будущем…

Амисалла инстинктивно отползла дальше по скамейке, с испугом и настороженностью изучая лица родителей. Только по поводу одного вопроса они могли бы нацепить на себя такую торжественность: по поводу её замужества. Но за кем? И когда? Почему? Амисалла была переполнена вопросами, но задать их не решалась и покорно ждала.

– Ты молодец, что собираешься стать исключением и поступить на медицинский факультет, – сказал отец, – но университет, который ты выбрала, мне не нравится.

– Нам не нравится, – тихо уточнила мать, и он поспешно оправился:

– Не нравится нам.

– Но что в нём плохого?! – со злостью воскликнула Амисалла. – Это лучший медицинский университет для девушек во всём мире! Почему я не могу в него поступить?

– Наверное, потому, что он находится в другой стране, причём в достаточно далёкой стране, – тихо сказала госпожа Виллиэн, и глубокая морщина прорезала её нахмуренный лоб.

Амисалла склонила голову набок и строптиво фыркнула:

– Ах, ну конечно; вы считаете, что я недостаточно самостоятельна и не смогу обеспечить себя в Империи.

– Это чужое государство, ты никого там не знаешь; если тебе придётся плохо, тебе никто не поможет! – сурово отпечатал господин Виллиэн. – К тому же, там совсем другой язык и другие обычаи!

– Но ведь вы раньше жили в Империи! – воскликнула она, вскинув голову. – Разве не вы научили меня разговорному языку? И ведь вы как-то справлялись там сами, хотя тоже были одни?

– У меня были друзья, и я была в родном городе, – оборвала её госпожа Виллиэн, – а твой отец служил в армии, там ему давали всё, что ему было нужно.

– Я тоже могу себя обеспечить! Я могу давать уроки хевилонского, танцев, математики, музыки, магии, астрономии, физики, химии; да всего, чему меня учили в пансионе! – возмутилась Амисалла. – Я не пропаду, правда! У меня есть куча золотых украшений, на первое время я могу заложить их, если работы не будет, но ведь я могу быть не только учительницей, я могу заниматься рукоделием, помогать в госпиталях, в монастырях, на рынках…

– Моя дочь – и пойдёт торговать на рынок?! – громыхнул отец, и Амисалла испуганно вжала голову в плечи. – Нет, я такого не допущу!

– Хорошо, не на рынок, есть другие профессии…

– Амисалла, это решено: ты никуда не поедешь.

– Но почему?! Назови хоть одну справедливую причину!!

– Я могу назвать с десяток сотен причин, по которым тебе нельзя туда ехать, – отрезал господин Виллиэн, складывая руки на груди. – Во-первых, тебе негде жить…

– Я могу снять комнату в Студенческом квартале, оттуда до университета всего полчаса пешком…

– Во-вторых, это чужая страна…

– Никакая она мне не чужая! По происхождению я такая же авалорийка, как и вы!

– В-третьих, в Столице полным-полно соблазнов, а для молодой одинокой девушки…

– Пап, я не дура, я смогу разобраться в том, что хорошо и что плохо!

– Дело даже не в этом, – спокойно вмешалась госпожа Виллиэн, – а в том, что многие соблазны сами бросаются на тебя, несмотря на твоё нежелание им поддаваться.

Вспыхнув, Амисалла резко наклонила голову и сцепила побелевшие пальцы. Она не поднимала взгляда, пока звучал неумолимый голос отца, мрачно контрастировавший с теплотой Сээйрского дня, радостными криками Лиордана и Линны вдали и с беззаботным пением птиц под светло-голубым куполом неба.

– В-четвёртых, пока ты будешь там, я не смогу быть уверенным, что ты в безопасности, ведь ты будешь очень далеко от меня… А тебе точно придётся нелегко: в Империи презирают женщин-медиков. И, наконец, ты не поедешь туда потому, что я не знаю никого, кому тебя можно было бы доверить.

– Я самостоятельна, – уныло повторила Амисалла и, расцепив руки, стала горько глядеть в белые доски пола беседки, казавшиеся хрустальными в свете солнца. – Папа, я не подведу тебя. Почему ты мне не веришь?!

– В Хевилоне тоже есть медицинский университет. Почему ты не поступишь туда?

– Потому что там… потому что… потому что… – потерявшись, она забродила рассеянным взглядом вокруг. Та причина, что тянула её в Империю, вовсе не была связана с университетом, но она боялась сказать это родителям, которые, похоже, ничуть не тосковали по своей родине. Едва вытянув из ёжащейся памяти нужный предлог, она даже радостно вздохнула, вскинула голову и воскликнула: – Потому что это лучший университет в мире, как вы не понимаете?!

– Не всё золото, что блестит, – глубокомысленно изрекла госпожа Виллиэн и, откинувшись на спинку стула, поднесла к губам чашку с чаем.

– Ну… да… – осторожно наклонив голову, подтвердила Амисалла. – Но ведь именно имперских врачей приглашают даже к нам, в Хевилон, так не значит ли…

– Амисалла, ты никуда не поедешь.

Наклонив голову ещё ниже, она тяжело дышала в попытке сдержаться и не сделать того, о чём потом очень горько пожалеет. Родители, конечно, видели, как она борется с собой, скрипит зубами и сверкает глазами, но они предпочитали делать вид, будто бы ничего особенного не происходит.

«Они лишили меня мечты всей моей жизни!» – озлобленно подумала Амисалла и пнула ножку стола, но так, чтобы не обратить на это особенного внимания отца и матери. Сосредоточенно изучая вздувшиеся вены на своих сжатых кулаках, она старалась как можно плотнее сжимать веки, моргая: чтобы её воображению не представлялись насмешливо улыбающиеся соперницы по пансиону.

«Ах, бедная Амисалла, нам так жаль, что ты не смогла поступить в университет в Империи… Но пойми, дорогуша, там такие высокие требования к студентам… конечно, твои родители не хотели, чтобы ты разочаровалась и поняла, что ты не самая умная…»

«Ненавижу, – мысленно цедила про себя Амисалла, ещё не определившись вполне, кого и за что она ненавидит, – ненавижу, ненавижу, не смогу вытерпеть! Ну почему же так?!»

– Амисалла? – окликнула её мать и она, вдруг почувствовав позыв воскрешающейся надежды, с готовностью вскинула голову.

– Да?

– Думаю, ты на нас не обижаешься.

Что-то светлое и сильное уныло потускнело и погасло в её душе. Скупо кивнув, она опустила взгляд к своим коленям и пробормотала:

– Конечно, нет.

– Вода! Ты вода! – вдруг прорвав воздух звонким криком, объявившаяся позади Линна набросилась на Амисаллу сзади и повисла у неё на шее.

– Пошли играть! – Лиордан нетерпеливо приплясывал за спинкой её кресла. – Что ты сидишь сиднем с таким мрачным видом; давай лучше проветримся и повеселимся!