Buch lesen: «Женщины. Поколение Krass»

© Никита ван Лахти, 2024

ISBN 978-5-0064-8563-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Никита ван Лахти
ЖЕНЩИНЫ ПОКОЛЕНИЕ KRASS

Красноярск

2022

ЖЕНЩИНЫ. ПОКОЛЕНИЕ KRASS (по мотивам одноименного романа)

СИНОПСИС:

 
Жанр: драмеди в стиле реализм
Никита ван Лахти
 

30-летний безработный мужчина после тяжелого расставания живет с сестрой в Красноярске.

У него кризис среднего возраста и кажется, что жизнь кончена. Так как уже все потеряно он решает делать, то что ему всегда хотелось – заниматься поэзией, сексом с разными девушками и искать удачу на кастингах в разных проектах.

Накануне ему удается снять клип на свои стихи. Презентация клипа должна пройти на модном в городе событии и герой связывает с этим большие надежды. Однако, показ клипа остается практически незамеченным широкой публикой. Единственным, кто обратил внимание на клип и восхитился творчеством автора – здоровенный лысый провинциальный парень 28-лет, родом из небольшого криминального городка. Этот парень – Дмитрий здесь, потому что всегда мечтал вырваться из своей обыденности. Он сразу предлагает дружбу герою, однако это совсем не то, на что рассчитывал сам герой. Так же герой обращает внимание на одну девушку модель, с которой он пытается флиртовать, кажется успешно. Однако, Дмитрий отвлекает его и он не успевает взять контакты девушки, отчего еще больше досадует.

Герой продолжает попытки раскрутиться как поэт и устраивает поэтические вечера на квартирах. На одном из таких вечером появляется взбалмошная сексуальная 19-летняя поэтесса Тори, которая сразу проникается доверием к герою и на каждой встрече посвящает его во все свои новые приключения.

Герою звонит Дмитрий, предлагая вложиться в бизнес – у него есть возможность выгодно на долгий срок арендовать элитную жилую недвижимость и сдавать её посуточно, но нет средств. У героя тоже нет средств и он желает Дмитрию удачи.

Героя приглашают со своим клипом на местное телевидение. Тут выясняется как герой смог организовать съемки клипа. Он предложил известному в городе, но скандальному и потому лишившемуся почти всех ролей в актеру сняться в клипе, пообещав, что их покажут по тв. Известного актера ради своего пиара согласились снимать оператор и режиссер. Тв тоже стало это интересно.

После выступления в эфире утреннего шоу, вместо творческого успеха, герой наконец получает внимание женщин.

Многие из тех женщин, с кем он знакомиться видели его по тв, а тем кто не видел герой показывает запись.

Для героя наступает время секса с разными женщинами – смешного секса, грустного секса и т. д.

Герой же в промежутках между встреч с женщинами пытается заниматься поэзией.

Вместе с поэтессой Тори герой идет на кастинг известного телепроекта, там встречают Куку – парня как с кино, в татуировках, с дикой прической и дикой уверенностью в себе, который явно побеждает на кастинге.

Герою звонит Дмитрий, говорит, что наконец снял крутой пентхаус и сдает его в аренду по выходным, но остальные пять дней в неделю он простаивает. Дмитрий предлагает устраивает там вечера поэтов.

Герой понимает, что это отличная возможность не только для творчества, но и для встреч с женщинами и быстро берет пентхаус под свой контроль – знакомя Дмитрия с разными женщинами.

Дмитрий ведет бизнес не один, а с массивной строгой брюнеткой, которой он явно нравится, но сам не питает к ней никаких чувств.

Герой планирует в пентхаусе поэтическую мегавечеринку на 100 человек и начинает её организовывать – давая анонсы в сми. На вечеринку большая предварительная запись. Накануне вечеринки звонит Дмитрий и говорит, что все надо отменить, потому что он выходит из бизнеса. Оказалось, что они с брюнеткой фиктивно женаты, за что та обещала Дмитрию 300 тысяч рублей, но кинула его.

Герой звонит брюнетке Ирине, та соглашается провести вечер, но предупреждает, что теперь в пентхаусе новый постоянный жилец.

Герой устраивает репетицию вечера для поэтов. Там он знакомится с новым постояльцем – Вадиком из Хабаровска, у которого много денег.

Герой рассказывает все Тори, пришедшей на репетицию. Она обещает решить вопрос с Вадиком и действительно после одной выкуренной вместе с ним сигареты выходит с балкона и говорит, что теперь она и герой могут продолжать пользоваться пентхаусом.

Безумная вечеринка проходит по плану. В списке записавшихся онлайн на вечеринку герой встречает модель с показа. Она на вечер не приходит, но теперь у героя есть её контакты.

Тори и герой после вечеринке продолжает пользоваться пентхаусом приглашая туда своих гостей. За все платит Вадик, который ведет себя очень странно – всегда сидит в туалете и играет там на планшете в онлайн казино.

Герой понимает, что пентхаус отличное место для съёмок нового клипа, но нужен новый крутой актер для клипа. Он вспоминает про Куку. Пытается с ним связаться. Куку все знают, но никто не хочет давать его номер.

Герой с Тори продолжают собирать гостей в пентхаус. Наконец герою удается позвать в пентхаус модель с показа. Она приезжает, но со своей строгой подругой, которая сразу заявляет, что будет следить, чтоб с моделью ничего не случилось. Герой проводит ночь в пустой болтовне с моделью, которая не соглашается на секс и в конце концов оба просто засыпают. В пентхаусе есть и другие гости, которых позвала Тори. Героя и модель будят, потому что её подруге плохо после того как она попробовала откуда то взявшиеся запрещенные вещества. В итоге её увозят в реанимацию.

Герой наконец связывается с Кукой и тот соглашается сняться в клипе. Герой планирует съемки.

Герой идет на ночное свидание, в этот момент ему звонит Тори из пентхауса и говорит, что Вадик улетел в Хабаровск и больше не вернется и хозяйка требует, чтоб они немедленно съехали.

Герой думает, как ему организовать съемки клипа, Тори обещает помочь с новой локацией, но постепенно становится понятно, что у нее проблемы с запрещенными веществами.

Герой пытается что-то придумать самостоятельно. Но тут общая знакомая пишет ему, что Кука погиб. Он с друзьями поехал на пикник, был теплый апрельский день, он выпил и уснул на берегу реки, ночью температура опустилась до минуса – типичный для Красноярска перепад температур в это время года – Кука замерз насмерть. Это рифмуется со стихами героя, где персонаж тоже засыпает на берегу. Герой успели снять клип, то это был бы хит и ссорится с Тори из-за того, что она не выполнила обещание, не нашла локацию.

Герою остается только продолжать встречаться с женщинами.

На одном из свиданий героя ждет криминальная подстава – от имени женщины написали гопстопщики, которые грабят пришедших на свидание мужчин. Герой получает ножом в живот и оказывается в коме в больнице.

Там за ним ухаживает странная медсестра.

Герой выходит из комы, на животе у него оказывается колостома.

Теперь герою кажется, что он точно никому не нужен, кроме медсестры. Но после выписки медсестра только водит его гулять по кладбищам.

Герой сидит дома наедине со своими мрачными мыслями. В отчаянии он пишет пост в волонтерскую организацию, которая ухаживает за больными. На объявление откликается молодая 19-летняя девушка и соглашается иногда выходить гулять с героем. Постепенно у них завязываются дружеские отношения. Оказывается, что девушка балерина и у нее нет времени на личную жизнь – т.е. на отношения с выяснениями отношений и ей интересен формат fwb. У них с героем начинаются такие отношения. Герой постепенно узнает о балетной жизни города.

Звонит Тори и приглашает героя в бар, там она говорит, что она пролечилась от зависимости и что она беременна и теперь у нее все хорошо.

Балерина говорит герою, что нашла себе молодого человека и теперь они с героем просто друзья.

Герой вновь остается один, но после отношений с балериной он теперь верит, что он может быть кому-то нужен. Он увидел промо идеальных отношений и верит в будущее. Кризис среднего возраста миновал.

ПРОЛОГ

Много всего написано о любви в Париже, Чикаго, Нью-Йорке. Буд- то бы 99 процентов её мировых запасов сконцентрировано в этих горо- дах. Конечно, сама любовь есть всюду и везде, но если верить мировой литературе, то в этих мегаполисах в любви высочайшая удельная доля романтики.

Возможно, так и было. До XXI века.

Но под конец прошлого столетия её концентрация там превысила предельные значения. Произошло что-то типа ментального взрыва, невидимого, но мощного, как разрыв звезды, разнёсшего обогащён- ные атомы любви по всей планете, и мельчайшие её частички осели на экранах ваших смартфонов. И теперь достаточно лишь прикоснуться к этой пыли, смахнуть её пальцами – и вот уже образуется романти- ческая история.

Но всё же так не везде.

Посреди России, в тысячах километров от её западных и восточ- ных границ, находится город-миллионник. Далёкий, холодный, по-се- верному суровый. Город, где в поисках любви всё ещё приходится вру- баться в самые недра жизни. Сексуальная революция добрела до этих широт изломанной и искалеченной так, что, вернись она в таком виде в Америку или Францию, её вряд ли бы узнали.

Макдоналдсу, чтоб добраться сюда из Москвы, потребовалось 28 лет!

Приложения для знакомств справляются быстрее, но и им сложно тут адаптироваться и закрепиться.

В этом городе вообще никому не бывает легко. Но ему есть что поведать о любви!

Этот город – Красноярск.

МОЙ ГОРОД

ГЛАВА 00

Я сижу за круглым столом у своего окна, вид из которого обычно шикарный – новый центр, всё в неоне, в огнях, настоящий маленький Вегас. Но сейчас же он, этот вид, сжался до размеров прокуренной комнаты или, скорее, турецкого хамама, в котором клубы холодного пара, остуженные до минус 25, скрывают ночь. На улице непривычно тихо: ни потока машин, ни шума…

Через час всё вспыхнет. Эта ночь новогодняя, та самая, в которой мне наконец-то удалось избежать соблазнов и суеты, иллюзий и на- дежд и вместо всего этого заниматься тем, чего я действительно хочу. А таких настоящих желаний у меня было всего два – либо предаваться любви под бой курантов и вспышки фейерверков, либо наконец сесть за стол и написать всё то, что хочу, что должен успеть записать.

Так что сейчас я за круглым столом у окна с видом, который мож- но принять за остуженный хамам…

КАЛИНИНА

В пятницу всё сразу пошло не так. Проснувшись пораньше, пото- му что Тори обещала забрать меня в полдень, я прождал её весь день и вечером лёг спать. Она разбудила меня звонком, пообещав скоро заехать за мной и, как всегда, всё объяснить.

Когда мы ехали в такси, она поведала, что оказалась безнадёжно влюблена в кого-то, кто ею не слишком интересуется, из-за чего её не- рвы пришли в полное расстройство и не выдержали бы больше ни дня без успокоения, на поиски которого она потратила всё сегодняшнее время. И в доказательство того, что ей всё же удалось героическими трудами найти нужное средство, она продемонстрировала мне свою кисть, на тыльной стороне которой по-над веной чернел синяк.

Квартира была двухкомнатной. Я устроился в спальне у компью- тера и, убедившись, что уже никто не придёт, всю ночь прослушал музыку. Тори же болтала по телефону, лежа в гостиной на диване, и в полшестого утра попросила меня сходить с ней за сигаретами.

Мы вышли, и самое время рассказать, в каком районе находится дом Тори, я и она. Это улица Калинина. Представьте себе лежащий на боку полумесяц – на одном его конце окажется мой дом в микрорай- оне Северном, а на другом – то место, где мы сейчас. Раньше, чтоб до- браться из одного конца в другой, нужно было проехать через центр по всему изгибу, на что могло уйти часа два, позже же проложили прямую дорогу, словно прошив порталом и стянув эти два края друг с другом.

Для тех, кто, может, только знакомится с городом, дорисую, что в двух остановках от начала улицы Калинина ближе к центру нахо- дится небольшая улица Северная, которая своим названием даёт нам отличные географические ориентиры. От этой улицы берёт начало проспект Свободный – один из самых уютных для меня районов, он от начала и до торгового центра пролегает параллельно Калинина, примерно в километре от неё, и только затем круто сворачивает вле- во, уходя из города в лесной массив.

Мы с Тори бредём уже две остановки по Калинина, тянущейся по окраине города, безнадёжно отрезанной от всего остального железной

дорогой, складами вдоль неё и, будто этого недостаточно, небольшой речкой, – эта улица словно лоскут, по верхнему краю оторванный от трепыхающегося на ветру полотнища. Я не помню, чтоб у меня рань- ше был повод углубляться в эту территорию, – сейчас же ощущение, что попал в городской посёлок. Редкие супермаркеты и магазины не решаются работать по ночам, а попадающиеся на пути жестянки ки- осков с фанерами вместо стёкол хоть и содержат на себе рекламу то- варов и кое-где надписи, свидетельствующие о их круглосуточности, остаются безучастными, отзываясь лишь пустым гулом на мой стук.

Мы петляли среди разномастных строений – кирпичных пяти- и панельных девятиэтажек, редких тут ещё новостроек – семян со- временного города, словно бурными потоками ветра перенесённых сюда с других районов и рандомно проросших то тут, то там, сосед- ствующих с общежитиями и резко врубающимися в частный сектор; брели сквозь утреннюю дымку от одной закрытой двери к другой, и я чувствовал за нас двоих нашу неприкаянность и неуместность здесь. Тори было всё равно, со мой, казалось, была только её оболоч- ка, а она сама шла где-то в глубине своего сознания, пробиваясь там через бесконечные снега белого шума. Лишь раз она остановилась на гравийной дороге меж деревянных домов, смотря вдаль, будто забыв цель, и сказала:

– Здесь очень похоже на Мариинск.

Тогда я повернул нас обратно. Мне хотелось в тот город, который я знаю.

СЕВЕРНЫЙ. ЗЕЛЁНАЯ РОЩА

Этот дом, на верхнем этаже которого находятся четыре пентха- уса, и в одном из них мы – я и Дима, располагался в том же районе, что и мой, но на его другой, юго-восточной окраине, в преддверии не столь благополучного района Зелёная Роща. Своими 18 этажами и высоким шпилем он как бы являлся сторожевой башней на границе. На другой стороне дороги, за широким перекрёстком, но уже в Роще, тоже стояла свечка – из грязно-коричневого кирпича с обшарпанны- ми балконами. Большинство домов там, расположенных на большой площади, тянущейся к югу до обрывистого берега Енисея и к востоку до гигантского алюминиевого завода, находящегося в черте города, являлись старыми серыми панельными пятиэтажками. И да простит меня мой земляк, решивший прочитать эту книгу, за то, что следу- ющие несколько строк потрачены на описание того, что ему и так известно, но вдруг сиё произведение попадёт в руки какого-нибудь заезжего, любопытствующего о наших краях и его жителях индивида. Так вот, сами жители района говорят «в Роще те, кто попроще»,

и отражается это в спортивном дресс-коде, но, чтоб не спутали с пра- вильными спортсменами, он, обычно, разбавляется атрибутами в виде бутылки пива или сигаретой, которые здесь стреляют и пере- стреливают друг у друга намного чаще, чем в других районах города. Местных девушек можно узнать по на пол длины волос, отросшим корням, которые принято красить только по особым случаям. И в це- лом характерно, что все друг друга знают хотя бы в радиусе одного квартала, хоть контингент здесь не сказать что неизменный. Он ак- тивно разбавляется студентами, любящими его за недорогое жильё, и жителями ближнего зарубежья, предпочитающими его по той же причине. Однако с новичками здесь принято знакомиться и приоб- щать их к традициям.

В общем-то, и мой район – Северный, который принято считать если не элитным, то образцовым по оснащению, изначально задумы- вался как продолжение Рощи, только чуть более современное. Тут се- рые пятиэтажки меняются на белые девятиэтажные панельки. Одна- ко пока он строился, время переломилось, и с другой стороны район

встретился с новейшей Взлёткой, воплощающей в себе представление о жизни нового русского человека.

На территории Северного эти два архитектурных потока, движу- щиеся друг другу встречь, столкнулись, и, как это бывает в природе, более свежий пошёл понизу, оставляя на своём пути кирпичные дома различной планировки и облицовки, а более старый и затхлый ушёл своими типовыми панелями вверх, прижатый к железной дороге. Чёт- ко посередине этих двух потоков идёт главная артерия Северного – улица 9 Мая – широкая, восьмиполосная и не засыпающая ни на ми- нуту. Однако вряд ли кому-то в городе (кому-то ещё) придёт в голову как-то разделять этот район, потому что для каждого его двора харак- терно благоустройство, освещённость, своевременный ремонт дорог и относительная чистота, чего не скажешь о многих других частях го- рода. Мой дом в панельный части Северного, на самой его западной границе, и из своего окна, у которого, как вы помните, я сейчас сижу и пишу этот текст, я не вижу ни одной панельки, вместо этого пять торговых и один автоцентр, освещённых неоном вывесок; купол ле- дового дворца, первую башню города* и множество высоток, проре- занных вертикальным светом фасадов и с красными огоньками крыш. Но вернёмся к тому мне, который сейчас в пентхаусе.

* Первая башня – на момент написания книги самое высокое здание города. Высота 118 м.

ПЕНТХАУС

Дима сварил нам кофе, и мы поднялись наверх в красную комнату.

– Давай кальян покурим.

– Я же не курю.

– Точно, а почему, кстати?

– Не хочется как-то.

– А ты пробовал вообще?

– Нет.

– Так давай. Может, тебе понравится!

– Не, не буду.

– Почему так категорично? Или у тебя принципы такие – не пить, не курить?

– Не то чтобы. Просто я вот помню по своим школьным годам – выпьешь водку или пива, и рождается ложное ощущение жизни. А за- чем оно, когда вокруг столько всего настоящего? Конечно, есть люди, которые умеют совмещать. Но про себя я понял, что либо одно, либо другое.

– Ну кальян – это же так, лёгкое.

– Из лёгкого мне вот хватает кофе.

– А я себе сделаю, если ты не против.

– Пожалуйста.

Мы расположились на полукруглом с бархатной бордовой обив- кой диване. Когда кальян был готов, Дима спросил:

– Слушай, а что там с фильмом, который ты собирался снимать? Вопрос был неудобным, но у меня на такие случаи уже была заго-

товлена легенда.

– Видишь, все требуют сценарий, а я сейчас слишком занят, чтобы его писать.

– А чем ты так занят? Ты же говорил, что на работу тебе не надо, вот так вот, постоянно ездить.

– Я книгу пишу.

– Ох ты! И о чём она?

– О нашем городе, о его жителях, о нас.

– Я, конечно, понимаю, что не конкретно о нас, но всё-таки, что в нас может быть такого интересного, чтобы об этом писать? Мы же ничем не выдающиеся, с ничем не примечательной жизнью.

– Знаешь, во Вьетнаме есть деревня на воде, где-то в Австралии поселения туземцев, которые строят дома на деревьях, в Бангладеш город проституток. Уверен, тем, кто там обитает, их жизнь кажется абсолютно банальной. Но туристы со всего мира едут смотреть. Ког- да-то я тоже думал так, но потом понял, что это взгляд туземца, кото- рый не выезжал за пределы своей деревни и считает, что его привыч- ки привычны для всех людей мира либо не интересны им.

Когда я учился в школе, по радио шла заставка: «Если вы нас слы- шите, значит вы в Красноярске», – мне это звучало как издевка! Кто- то сейчас в Милане, Амстердаме, Токио, в Питере, наконец, а я, сука, в каком-то Красноярске. Потом мне попался рассказ Соломона Бело- ва. Ребёнком он с отцом едет через весь город в стужу, вьюгу в раз- битом трамвае через бесконечно долгий, холодный, грязный город, точь-в-точь Красноярск тогда. Как думаешь, что это был за город?

– Не знаю.

– Легендарный Чикаго тех лет, когда ещё творил Аль Капоне.

Этот рассказ примирил меня с действительностью. Потом уже я понял, как устроены некоторые вещи.

Всё просто.

Чтоб было легче управлять человеком, надо оторвать его от своих корней, заставить сняться с места, покинуть свою землю, Родину – растащить веник по прутикам. Знаешь, как это сделать? Надо убедить его, что он живёт посредственной жизнью, и посредственной не по сравнению с Гагариным или Мухаммедом Али, а по сравнению с обыч- ными людьми, просто находящимися в другой точке планеты. Поэто- му в печать выходит много книг о фееричной жизни в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе или где-то там ещё.

Так вот, Соломон Белов дал мне понять, что в гангстерских раз- борках и блестящих вечеринках того самого Чикаго участвовали 5—10 процентов народа.

И чтоб разрушить иллюзию, писать надо о тех 90 процентах, ко- торые находятся на теневой стороне всего этого, потому что они под- вергаются всем тем же испытаниям. Могут схлопотать пулю, потому

что живут в самом опасном городе мира, но при этом их самих никто не боится, они могут смотреть на витрины, украшенные самыми до- рогими вещами на свете, но не могут ничего купить.

И тогда главным критерием героизма становится уникальность и суровость условий, в которых они находятся.

А Красноярск в этом плане феномен. Самый холодный миллион- ник мира! Даже канадские Монреаль и Торонто теплее, не говоря уже о разнице температуры в течение года в 80 градусов. Для большинства населённых пунктов плюс 40 либо минус 40 – это чрезвычайная ситуа- ция. А для нас и то, и другое в пределах нормы. А загрязнение воздуха, по которому мы постоянно боремся за лидерство с китайскими города- ми! Теперь задумайся, что же такого надо иметь, чтобы собрать в таких экстремальных для жизни условиях миллион, сука, миллион человек!

– И что же это?

– А вот об этом я и пишу свою книгу. Узнаешь, когда закончу.

– Ну ладно. А на кого она рассчитана, то есть читать её будут толь- ко тут у нас или по всей России или за рубежом тоже?

– Весь мир будет читать, всем будет интересно! Особенно за рубе- жом, потому что как раз-таки там сейчас огромный интерес к России.

– Наоборот же считают, что мы плохие, санкции всякие вводят.

– Это вообще отдельная тема! Зачем их вводят? Ведь они никак не ослабляют нашу экономику, наоборот даже.

Дело в другом. Люди по всему миру не догадываются, сколько процентов русского в окружающих их вещах. Молчу про нефть и газ! Кроме этого! Дерево – в одном Красноярском крае тайга, превыша- ющая площадь Германии. Алюминий, никель, золото – я уверен, что частица этого есть в каждой второй машине мира, в каждом третьем обеденном столе! И там правительства это поняли, и самое страшное для них, что русские в отличие от немцев или японцев не умеют рабо- тать без чувств. У нас люди делают всё с матами, со страстью, и во всё это вкладывают частицу своей души. И вместе с экспортом ископае- мых идёт экспансия русской души.

– Ну это уже метафизика какая-то.

– То, что я сейчас в пентхаусе, для меня тоже как метафизика, вряд ли я ещё в начале года мог предположить, что буду проводить так ве- чера.

– Кстати, да! Есть такое.

– Я всего три месяца назад не знал, где взять место для своих ве- черинок. А потом одно, другое. У меня есть друг – известный в горо- де доктор арабской медицины, и он серьёзно восточной философией увлекается. Познакомлю вас как-нибудь. Так вот он по этому поводу сказал, что джины мне помогают. Типа вместе тусить веселее, а им не- сложно найти квартиру, там ещё чё-нибудь под это, и вот беспутные джины объединяются с беспутными людьми.

И в принципе я как-то верю в такое.

***

С Димой мы познакомились всего три месяца назад на модельном показе, с тех пор у него многое изменилось – он где-то раздобыл де- нег и арендовал этот пентхаус, чтоб сдавать его посуточно. Но так как желающие снять его были по большей части только по выходным, он предложил мне в свободные дни устраивать там творческие вечера.

До этого я пригласил его на один из квартирников, которые тог- да устраивал, и он, забежав всего на пару десятков минут, всё равно успел зацепить атмосферу, и ему понравилось.

Хотя в тот раз всё шло совсем не так.

Тогда я приехал к Дюше около восьми вечера.

На тесной кухне сидели четверо, и больше в квартире никого не было. Дюша со своим другом, Изаксон и Тима Томат.

– А где все?

– Кто?

– Ну, другие люди.

– Без понятия. Кто ещё должен быть? Я думала, это всё.

Кажется, этих четверых вполне устраивала такая компания, и на кухне мест больше не было. Я пошёл в комнату, сел за компьютер, за- шёл на свою страницу и стал писать тем, кого звал раньше.

Базаркин ответил, что ищет деньги и ещё очень рано, другие либо не отвечали, либо были заняты сегодня.

В итоге я полтора часа просидел один за компьютером, решив, что пора сделать передышку от квартирников. Потом всё же приехали Ева с Диной и сели в углу дивана. Тогда те четверо тоже вышли из кухни.

Через несколько минут позвонили в домофон. В квартиру и сразу в комнату вошёл Базаркин, за ним ещё два парня. Он был в элегант- ном плаще песочного цвета, но слишком лёгком для зимы. Двое дру- гих, среди которых уже знакомый мне Лёха, в чёрных бесформенных куртках. Все они еле стояли на ногах и в целом имели не очень презен- табельный вид.

– Никита-а-а, Никита-а-а! – Базаркин, не снимая плаща, в туфлях прошёл через комнату мне навстречу. – Я всё-таки нашёл деньги.

Он показал глазами на початую бутылку виски в руке. Затем по- смотрел вроде мне в лицо, но взгляд его плыл вокруг меня.

– У нас ещё есть, – он меня обнял и похлопал по спине. – Я при- ехал специально, чтобы с тобой поговорить. Мне срать на эти ваши вечера. Мне нужно с тобой поговорить. Где мы можем это сделать?

– Пошли на кухню, – я повёл его за собой.

– Мне нужно, чтобы ты мне помог. Я знаю, ты можешь это сделать. Знаешь, только стихи твои дерьмо и видео дерьмо, просто дерьмище. Пожалуйста, не снимай больше никогда. Лучше помоги нам. Мне ну- жен будет завод для съёмок, я думаю, в начале весны. Я знаю, ты мо- жешь договориться. По тебе видно, что ты пробивной. По телевизору выступаешь. Можешь не только попросить, но и локтем подвинуть, если надо. Но больше никогда не пиши стихи.

– Ладно, пойдём ко всем. Почитаешь нам.

– Нет, я не читаю. Мои стихи дерьмо, и я дерьмово читаю.

Когда мы вернулись в комнату, там шло довольно живое общение. Вновь пришедшим удалось принесённым с собой алкоголем располо- жить к себе присутствующих.

Я же вернулся к Дюшиному компьютеру.

Там меня ждало сообщение от Димы. Он сетовал, что не сможет приехать, потому что задержался на работе и уже довольно поздно, он потом не успеет на автобус, и денег у него только либо на такси, либо на еду, а ему очень хочется жрать.

Я сразу пообещал, что если он приедет, то его здесь накормят.

– Тогда я согласен.

И только после этого мне пришло в голову спросить у Дюши, есть ли у неё что-нибудь съедобное.

– Только макароны с сыром.

Я передал этот ответ Диме, и он написал: «Пойдёт».

Тем временем собравшиеся принялись упрашивать Базаркина продемонстрировать своё творчество, особенно усердствовали те, кто уже слышал его стихи, но не в его исполнении. Базаркин же раз 50 сказал, что уже давно не исполняет свои стихи на публике и вообще он уже не тот, да и публика уже не та.

Мне вконец надоело слушать это, и я вмешался:

– Слушай, на прошлом вечере сразу три человека читали твои тек- сты, все хорошие поэты, и всё равно никто не уловил смысл.

Он посмотрел на меня долгим взглядом:

– Ладно, Никита Никитич или как тебя по батьке. Освободи мне место, мне надо найти свои стихи в интернете, я так их не помню.

– Пожалуйста.

Ещё с четверть часа ушло на то, чтоб он нашёл свои тексты и на- строился.

Но затем было нечто. Настоящая экспрессия, слова в его текстах казались освобождёнными от смысла и воздействовали как аккорды, проникая куда-то внутрь тебя.

Ева потом призналась мне, что дрожала всем телом, пока слушала, другие тоже замерли, будто пронзённые, и когда он закончил, повис- ла звенящая тишина, и всем нам хотелось длить её, чтоб насладиться контрастом, и только Дина, в силу своих лет не поняв момента, соско- чила и со словами:

– Кто хочет курить? – потянула за собой на балкон Еву.

И я подумал, что она, очевидно, ещё мала для таких вечеров. Дюшу я попросил проявить себя хозяйкой и заняться готовкой.

Она нехотя пошла на кухню, но справилась быстро, аккурат к Дими- ному приходу.

В зале тем временем в ход пошла вторая бутылка виски и воца- рился всеобщий гвалт. Базаркин спорил с Изаксоном и Тимой из-за Кастанеды, кажется, доказывая, что единственное настоящее медита- тивное средство – это водка.

– Тогда почему ты пьёшь виски?

– Да?!

– Потому что настоящую водку сейчас не найти, кругом подделки!

А я просто пью.

– А можно я себе ещё виски налью? Мне нравится, – это была Дина.

И только Ева имела привычный богемный вид. Она сидела у сте- ны с бокалом виски, во взгляде, устремлённом в потолок, отражались безмятежность и отрешённость, как будто она сейчас парит той синей птицей над привычными человеческими мыслями.

И никто за всем этим криком не заметил появление ещё одного человека.

Мы с Димой прошли на кухню, он взял ложку и стоя принялся есть прямо из кастрюли. А я тем временем рассказывал про планы снять фильм.

Когда он закончил, то сказал только:

– Да, Никитос! Мне это очень интересно, я с удовольствием приму участие. Но сейчас пойду. Может, ещё на автобус успею. Спасибо за жрачку!

Я проводил его до двери, попрощался. Потом ещё раз взглянул на то, в какой шалман превратилось сиё поэтическое мероприятие, и ре- шил, что тоже надо валить. Только не хотелось оставлять всех этих пья- ных мужиков в квартире у Дюши. Я подошёл к ней, отвёл в сторону.

– Я пошёл. Давай попробую увести с собой Базаркина с компани- ей. Ты скажи, что тебе уже спать пора.

– Да не. Всё нормально. Пусть остаются. Весело же.

– Ладно.

***

В пентхаусе мне не хотелось таких камерных попоек, я планиро- вал нечто масштабное, но пока только примерялся, и мы с Димой про- водили свободные вечера в разговорах. Иногда к нам присоединялась его компаньонка Ирина – массивная брюнетка с суровым лицом, на котором изредка появлялась натянутая улыбка. Но в основном мы были вдвоём и говорили о жизни, о городе, творчестве, философии, о патриотизме…

– …Мне сложно для себя определить, что такое патриотизм. То есть вычленить какой-то его неотъемлемый критерий. Вот сто лет на- зад патриотами были те, кто выступал за Советы, и они фактически

разрушили Российскую империю, или белые, которые не могли пре- дать традиционные ценности и защищали самодержавие? Но ведь про большевиков, которые в итоге создали государство, победившее фашизм и запустившее первого человека в космос, невозможно ска- зать, что они не любили страну. Я бы сказал, что патриотизм – это готовность разделить участь своего народа, какой бы она не была. Но ведь, опять-таки, не назовёшь предателями уехавших за границу офи- церов царской армии. Помнишь того деда, который эмигрировал во Францию, но так и не принял никакого другого гражданства? А пом- нишь письма, которые нам давали при рождении?