Buch lesen: "Василиса с премудростями"

Присказка

В одном небольшом аристократическом государстве правил царь Ириар. Он был красавцем и удальцом, каких еще поискать. Его владения были богаты, а народ на его землях жил счастливо, усердно работал и не мог нарадоваться своему правителю.

Больше всего на свете царь любил свою жену, красавицу Людмилу. Он потакал всем ее капризам и удовлетворял любые прихоти, но с каждым годом все нетерпеливее ждал наследников. Спустя пять лет надежд и всяческих ухищрений царица наконец забеременела. У Ириара родилась дочь, самой красивой и талантливой во всем округе. Маленькую царевну назвали Василисушкой и стали всячески баловать, целыми днями восторгаясь ее прекрасным лицом и чарующим голосом.

У царевны были удивительные волосы. Когда она выходила прогуляться с нянюшками из терема, и солнце касалось ее роскошной густой косы, вокруг расходились переливы, словно это было настоящее золото. А глаза ее казались отражением самого безмятежного неба. Царевна была хороша всем – и телом, и душой. За какое бы дело девочка ни бралась, любое занятие было ей по плечу, все в ее руках спорилось.

Василисушка росла, и ее таланты множились. Она научилась шить и вышивать вещи необыкновенной красоты, выпекать исключительные пироги и другие вкусности, которых никто раньше не видел и не пробовал. А песни она пела так красиво, что у любого насмешника перехватывало дух, и сердце начинало щемить – то ли от радости, то ли от тоски.

Лишь одно омрачало царя Ириара: его супруга никак не могла выносить сына, а значит, наследника не было. Время шло, год сменялся годом, но дело не двигалось с мертвой точки. Потом случилось совсем страшное – царица Людмила сильно захворала неизвестной лихорадкой и слегла. Ириар и Василисушка страшно печалились, но спасти матушку не удалось. Они остались одни, когда царевне исполнилось одиннадцать лет.

С тех пор рассудок царя помутился, ведь теперь он больше всего на свете переживал за свою единственную дочь. Ириар запер царевну в тереме и запретил ей выходить из дому и показываться людям. Жизнь Василисы вроде бы не сильно изменилась: ей по-прежнему дарили наряды и украшения, выписывали заморские книги, привозили учителей из соседних и дальних стран. Но девушка перестала петь, забросила вышивку и танцы. Она целыми днями сидела у окна, изредка умоляя отца хоть ненадолго выпустить ее погулять, чтобы учиться и веселиться, как все.

Ириар оставался непреклонен. Он приказал занавесить окна в тереме магическим пологом и разрешил пускать к царевне только трех проверенных служанок – ему всюду чудились заговоры и попытки покушения. Так царевна просидела взаперти почти до восемнадцати лет, не видя белого света и не зная, чего ждать дальше.

Но летом одного памятного года случилось то, чего Ириар опасался все время: на его царство напал лихой тать. Он погубил много народа, зарубил самого царя, а Василису, не распознав в бледной замученной девушке прекрасную царевну, вместе с другими женщинами отправил к… лютому змею – Горынычу.

Так начались приключения девичьи, начавшиеся за Огненной рекой, в самом темном и таинственном царстве…

Глава 1. Часть 1

Царь Берендей решительно двигался вперед по широкому коридору, который был устлан дорогими заморскими коврами. С ним были его верные советники: маленький округлый Усач и длинный худой, похожий на жердь, Жмых.

Вседержитель тридевятого царства был зол как никогда. Его короткие седые волосы были непривычно всклокочены. Его синие глаза метали молнии. Его губы, и без того тонкие, сжались в едва заметную линию, не оставляя сомнений в настроении своего владельца.

Царь наконец приблизился к высокой двустворчатой двери и смог выместить хотя бы часть гнева, скопившегося в его мечущейся душе. Берендей пнул одну из закрытых створок, ворвался в большую светлую залу словно вихрь и гаркнул на ходу:

– Где он?!

В тишине, которая повисла следом, можно было услышать, как слабое сердце Архипа, верного слуги младшего царевича Ивана, забилось неровно. Он как никто другой понимал, чем может обернуться визит батюшки к сыну, особенно после вчерашней выходки Ивана.

Архип быстро прикинул, что к чему, бухнулся на колени, сложил свои полные ладони вместе и ну давай каяться:

– Не вели казнить, царь наш, батюшка, вели слово молвить, благодетель ты наш! – слуга выговаривал каждое слово четко и громко, с подвываниями, не оставляя надежды, что его хозяин успеет проснуться и привести себя в порядок. – Воля твоя на все, да только справедливости ради, просить тебя буду, кормилец милейший! Ничего плохого не сотворили, ничем прогневать не желали, вот те крест! Не гневайся, не злись, а милость свою прояви до нас, грешных!..

– А ну, цыц, окаянный! – Берендей раскусил замысел слуги своего сына. Он молча кивнул Жмыху на опочивальню царевича, а Усачу на кабинет: – Найти и привести Ивана немедленно! А ты, Архип, не забывайся, да из терема выметайся подобру-поздорову, пока я тебя…

– Царь-батюшка! – раздалось хриплое блеяние Жмыха из спальни царевича. – Спать они изволят, поднять сил никаких не хватает. Ай, ай-яй-яй! Пусти, нечистый! Только не в лицо!!!

В следующий миг Берендей замер на пороге сыновьей опочивальни и разглядывал безрадостную картину. Иван сидел на огромной постели в чем мать родила и смотрел на окружающих глазами, красными от недосыпа и количества выпитого накануне. Жмых катался по полу рядом с ним, охал и непрестанно стукался об опрокинутые здесь же лавки. Мужские портки висели на углу большой резной скрыни у стены, рядом с которой лежали остатки старинного зеркала, купленного еще бабкой Берендея. Дорогие ковры, устилавшие пол, были истоптаны глиной и смердели, словно по ним свиней выгуливали… Впрочем, запах скорее исходил от самого царского отпрыска, который уже присосался к глиняному кувшину с водой, заботливо поднесенному Архипом.

– Оооох! – наконец выдал красный в прямом смысле молодец, напившись. – Доброго утра, батюшка. С чем пожаловать ко мне изволили? Снова нотации читать станете? Так обещаю я, не стану больше злоупотреблять вовсе! Вот опохмелюсь сейчас и сразу за ум начну браться, другим примером представляться…

– Молчать!

Внимательный наблюдатель сразу заметил бы перемены, которые отразились на лице и в позе царя-батюшки. В его взгляде не было ни тени сочувствия или понимания, только лишь разочарование и злость. Его младший сын перешел все границы дозволенного и недозволенного, и сегодня Берендей понял, что без решительных действий здесь не обойтись.

– Позвать к нам сюда Олега Бояровича, – приказал царь. – Пусть вернет моего нерадивого отпрыска в человеческий вид и ко мне проводит. Кончилась свобода твоя сегодня, Иван, помяни мое слово. Ты терпение мое расходовал, меры не знал, так познаешь благодарность мою, сын!

С теми словами царь удалился выполнять другие дела, требующие его личного присутствия, а царевич вновь повалился на постель, не осознав пока, чем ему аукнется поведение последних дней…

Спустя несколько часов после вышеозначенных событий, Иван прибыл к отцу на поклон. Теперь царевич выглядел намного свежее, понятливей и серьезней, чем прежде. Олег Боярович, богатырь с двадцатилетним стажем, умел приводить распоясавшихся молодцов в чувства. Так, искупавшись головой вниз в бочке с ледяной колодезной водой, выпив жуткий отвар старого лекаря «от хворей алкоголических и насморка аллергического» и выслушав нравоучения и сожаления в исполнении верного Архипа, Иван в пятый раз отрепетировал про себя речь лучшего в мире сына, приосанился и постучался в святая-святых, отцовское логово.

Это был кабинет царя Берендея, где он проводил изрядную часть дня. Большая светлая комната обставлялась по вкусу вседержителя и хорошо отражала его характер. Всего было в достатке: устанавливали исключительно дорогую, практичную и добротную мебель, рассчитанную на века. По стенам от входа стояли лавки для сидения, которые одновременно служили ларями для хранения различных вещей, и высокие шкафы из красного дерева для бумаг, писем и книг. В переднем же углу, под старинными иконами, находилось золоченое кресло хозяина, перед ним стоял стол, усыпанный избранными книгами, письменными принадлежностями и бумагами различной степени важности. Всю мебель выполняли по специальному заказу Берендея, в том числе особые подставки-ступеньки, расписной стол в центре комнаты и парадные резные стулья с росписью, серебрением и позолотой. Но все вошедшие обращали особое внимание на стену справа, где были изображены сюжетные росписи, напоминавшие о подвигах великих предков нынешнего царя. Ну а в центре другой стены была встроена миниатюрная печь, украшенная мраморными изразцами самых редких пород. Такую Иван и себе в покои сделать хотел, уж больно красиво смотрелось…

– А, пришел… – Берендей отложил в сторону перо, приподнялся в своем золоченом кресле и указал сыну на один из стульев в центре комнаты. – Присядь, Иван, в ногах правды нет. Поговорим.

– День добрый, батюшка. – Царевич поклонился своему родителю и направился в указанном направлении, снова прокручивая в голове слова о раскаянии и усвоенных жизненных уроках. Начать, пожалуй, следовало издалека, с проявления заботы… – Плохо выглядишь, кормилец наш, никак здоровьице снова шалить стало? Отдохнуть бы тебе хоть денек-другой от суеты этой…

Берендей не понял сыновнего порыва, не оценил заботы. Батюшка нахмурился пуще прежнего, сжал кулаки и стал смотреть на младшенького совсем волком. Иван замолчал, сожалея, что не прихватил Архипа – тот бы непременно подсобил в такой непростой момент.

– Ты о здоровье моем побеспокоился никак?! – Царь поднялся с места, выпрямился, показывая весь свой немалый рост, и, зло сощурив глаза, продолжил свою обличительную речь. – А когда Настасью, единственную дочь кузнеца, соблазнить пытался давеча, тоже обо мне пекся?! Он утром ко мне захаживал, суда требовал… и справедливости! Все наше царство-государство только на тебя и работает, люди злато-серебро в казну собирают, а я его разбазариваю, откупаюсь от озверевших отцов! И ты мне скажи, сколько же нужно выпить, чтобы на Настасью позариться?! Или она в твоем вкусе? Любовь у вас может, и ты жениться хочешь?

Тут Иван смутно припомнил крупную рябую девицу с мелкими черными глазками, и испуганно замотал головой.

– Вижу, что думать начинаешь, о чем я толкую! – продолжил Берендей свою речь. – Да что с тобой говорить? В одно ухо влетает, из другого вылетает! Только и знаешь, как с девицами уединяться, да свои бесстыжие глаза заливать! Довольно с меня всего этого!

– Да что я сделал такого? – Царевич не сдержал праведного гнева. – Ну, отметил немного с братьями, так ведь и повод был!

– Это какой же?

– Десять лет со дня изобретения квакши!

– Чего?!

– Квакши! Ею сапоги чистят. Очень полезная вещь.

– Ах вот оно что. Эдакий ты историк, оказывается! – Несмотря на спокойный голос Берендея, Иван заметил, что левый глаз батюшкин слегка дернулся. Это был весьма нехороший признак… – Братья твои, Святополк и Яромир, отметили не меньше твоего, да только все по домам разбрелись. К женам! Они не устраивали драки в кабаке, не приставали к девицам со срамными предложениями, не нападали на иностранного посла за «косые взгляды в свою сторону», не…

– Сейчас вспоминаю, – перебил Иван отца, – он и впрямь тип неприятный: косился на меня так странно, почем мне было знать, что это посол?

– На одежды его посмотреть! – Голос царя некрасиво сорвался на визг, после чего он закрыл лицо руками и хорошенько его растер, припоминая с горечью: – Ты зуб ему золотой выбил! Семейную реликвию. А глаза… У посла косоглазие врожденное. Теперь он только стонет, требует вернуть зуб и домой назад просится! Наш обьещал помочь, чем сможет… Авось, оклемается.

Иван виновато опустил голову. Он не хотел никому плохого. Просто так получалось…

– В общем так, сын, – Берендей вздохнул и обессиленно упал назад в свое позолоченное кресло, показав царевичу на вскрытое письмо: – У меня проблем и без тебя хватает. На северных границах Полов разбушевался, хочет себе кусок моих земель оттяпать. На западе мор неизвестный начался, того и гляди оброк собирать не с кого станет. А с юга и вовсе тать неизвестная расползается, скот жрет, на людей нападать стала… Думаешь все?! Ан нет. Давеча на болотах девка крестьянская пропала, что по травы ходила. Народ лютует. Ну а ты…

– А я больше не стану пить и драться без разбору, вот прям слово даю!

– Да знаю я, чего оно стоит, слово твое! Нет уж. Бери с собой Олега Бояровича, Саву и Даньку малого, да ступай к болотам. Что-то там нечисть ищет, а найти не может. Ты должен принести мне это, во что бы то ни стало! Не нравится мне происходящее, ох не нравится…

– Так Саву-то зачем брать? Он же хлипкий, как соломинка, да еще и того, с головушкой не дружит.

– Зато слова заветные знает и практикует! Ты вот ухмыляешься, а он меня два раза от смерти неминуемой уводил уже. Придерживайтесь все рядышком. Там, на болотах что-то совсем нехорошее, и я должен быть во всеоружии, когда оно нападет в открытую!

Иван только кивнул отцу и опрометью бросился вон из кабинета. Его глаза загорелись от предвкушения хорошей драки. Кулаки зачесались, а ноги сами понесли к оружейной комнате, за заговоренным мечом и доспехами. Наконец-то подвиги впереди ждали!

– Разберемся, что там за нечисть по нашим землям разгулялась! – приговаривал царевич, на ходу разминая плечи и шею. – Отведаете скоро силушки богатырской! Дайте мне только до болот добраться, уж я вам устрою…

* * *

Четверо всадников бодро приближались к дубовой роще, раскинувшейся на юге Берендеевых земель. Первыми ехали, судя по одеждам и телосложению, два могучих богатыря – Иван да Олег. За ними следовал очень худой и темнокожий парень – Данька малой. А замыкал шествие маленький щуплый мужичок с глупой улыбкой на невзрачном лице – то есть Савелий. Эта компания при ближайшем рассмотрении вызывала ряд вопросов у любого, кто их встречал на пути. Крестьяне провожали удальцов недовольными взглядами, долго потом решая меж собой, зачем понесло в рощу столь разномастную четверку…

Иван же очень спешил свершить важный подвиг и вернуться домой к вечеру. Ночь обещала быть необычайно звездной и светлой, как и всегда, впрочем, в праздник Купала.

Именно сегодня многие местные красавицы отправятся на Студеную реку: плавать, жечь костры, да прыгать через них полуголыми! Разве мог порядочный холостой царевич пропускать столь важные мероприятия?

Глава 1. Часть 2

Но только мужчины въехали в рощу, как их кони остановились словно вкопанные и наотрез отказались идти дальше. Как богатыри ни ругались, как ни уговаривали, животины не двинулась с места.

– Придется идти так, своими двоими, – подвел итог Данька малой и двинулся вперед, показывая пример другим.

– Вот ведь какое невезение, – недовольно проворчал Иван, стаскивая с боевого коня меч и вещмешок с самым необходимым. – Тогда давайте двигаться скоренько туда да обратно, очень уж батюшке невтерпеж узнать, что же здесь происходит. Хорошо бы к вечеру сегодня обернуться.

– Никак этого не получится, – тихо прогнусавил Сава, буровя Ивана своими черными как смоль глазками. – Мы-то воротимся, а вот ты не успеешь на Купалову ночь, царевич.

– Это что еще значит? – Царский сын подбоченился и недовольно насупился. – Ишь, чего удумал, каркает мне здесь, вещун недобрый! А ну, рот на замок и бегом на болота! То же мне, ясновидец в пятом поколении!

Сава безразлично пожал узкими плечами и пошел за Данькой, даже не глядя на взбешенного царевича.

– Да ты не кручинься так, малец, – Олег Боярович участливо похлопал Ивана по плечу, чуть не переломив тому ключицу. – В боевых походах разное бывает, дело это непредсказуемое. Главное – настроиться на хороший лад. А Сава мало ли что говорит, он плох на голову, все то знают. Мне вон предсказал, что обернусь вороном и полечу домой, позабыв друзей. Я – вороном!

Высказавшись, богатырь неуклюже раскинул огромные руки и замахал ими, подражая крыльям, а затем, откинув голову назад, громогласно расхохотался, словно все сказанное жутко его веселило.

Царевич тяжко вздохнул, покачал головой, глядя на возрастного богатыря, и отправился следом за первыми двумя путниками.

Никому не ведомо, долго ли шли боевые товарищи, но как только они начали уставать, у Даньки малого под ногами захлюпало – значит, пришли к болотам.

– Отдохнуть бы нам малость, да перекусить, – вновь подал голос Сава, усаживаясь на землю и вынимая из-за пазухи домашние пироги, замотанные в тряпицы.

– Некогда нам перерывы делать! – Иван снова стал закипать, в сотый раз сожалея, что позвал с собой этого умалишенного. – Сейчас Данька найдет нужную тропку, и двинемся дальше. Может, та пропащая девка еще жива, тогда сможем помочь ей.

– Нет ей больше спасения от тьмы местной, а вот тебе подкрепиться нужно, – не унимался черноглазый, протягивая царскому сыну пирог. – Поешь, не брезгуй. Шутка ли: одному бродить по болотам без еды и воды.

– Да я тебя сейчас!..

– Остынь, Иван, – Олег Боярович преградил путь царевичу. – Прислушайся лучше к здешней округе. Какая-то нехорошая тишина здесь: ни пения птицы, ни шелеста листвы… А где наш Данька? Куда подевался, бестолочь?

Богатыри стали оглядываться по сторонам и кликать своего спутника. Но все напрасно, не было им ни ответа, ни привета. Пропал сын местной знахарки. А ведь он с измальства имел талант – сколько ни хаживал с матерью по весям и болотам, всегда находил верную тропинку домой.

– Может, он воротился назад? – неуверенно предположил Олег Боярович, поглядывая с опаской на Саву, который продолжал сидеть под карликовым деревцем и невозмутимо жевать пироги. – Хотя наверное предупредил бы, если напугался… Столько уже прошли…

– Вернется, – заключил после недолгого молчания царский сын и двинулся к черноглазому предсказателю, чтобы расспросить его, может тот чего увидел, но в силу своего скудоумия не догадался рассказать богатырям.

Ивану оставалось не больше трех шагов до заветной цели, когда сзади послышался неприятный треск и жутковатый шелест. Царевич оглянулся назад, но не увидел ничего нового для себя. Разве что… Не было на прежнем месте русского богатыря Олега Бояровича, зато на земле, чуть поодаль, стоял огромный ворон, склонив голову и медленно расправляя крылья.

– Это что за невидаль? – только и смог вымолвить царевич, медленно пятясь в направлении Савы. Молодой человек впервые в жизни увидел такую ворожбу и испугался не на шутку.

Иван сложил три пальца вместе в богоугодную фигуру, бухнулся на колени и ну креститься, прося себе защиты. А сам второй рукой крепче сжимал меч, не забывал оглядываться по сторонам – пытался вычислить таинственного колдуна. Тут, как говориться, на Богов надейся, да сам не плошай.

Только сердце молодца немного утихомирилось, как ему стали чудиться сзади глухие шаги, словно кто крадется по сухим веткам. Царевич вскочил на ноги, крутанулся на месте и тут же замер, пораженный увиденным. Позади не было больше лесной чащи, не было черноглазого Савы, не было даже тоненькой тропинки, ведущей к дому. Всюду, насколько хватало глаз, теперь раскинулось одно болото без единого островка земли.

– Са-ава-а, – тихо, практически шепотом, проскулил Иван, оглядываясь по сторонам. – Оле-ег, Данька-а!

– Кар-р, – было ему ответом.

Ворон, что совсем недавно мирно сиживал рядом, встрепенулся и полетел восвояси, не оглядываясь. И вокруг повисла мертвецкая тишина, нарушаемая лишь редким бульканьем с болот.

Царевич пригорюнился, шмыгнул носом и почесал трехдневную щетину. Надобно было что-то решать, да только молодцу отчего-то ни о чем не думалось, окромя неприятной ворожбы.

И тут случилось чудо, не иначе: богатырю вспомнилась старая притча о старике, который всю жизнь веровал, жил по чести, и, благодаря этому, мог ходить по воде, словно по мостику. А чем он, Иван, хуже?

Подумав так, царевич прикрыл ясные очи и подумал про себя о том, как совсем недавно (года не прошло) ездил с батюшкой в монастырь Бурьянов и отстоял там целую службу в праведных молитвах (о чем именно сейчас он думать не желал). Так, преисполняясь благости всякой, Иван поднялся на ноги, полный надежд на спасение. И решительность его была сильна, но (на всякий крайний случай) удалец снял кольчугу, отложил меч, и сапоги в сторонку… затем туда же полетела рубаха, да штаны с портками. Вот теперь, оставшись в чем мать родила, царевич приготовился к великому поступку – проверить силу богатырской веры.

Молодец совсем было собрался сделать первый шаг через болото, даже успел занести правую ногу вперед и начал прикрывать глаза, представляя широкую тропинку под слоем тины, как вдруг заметил боковым зрением легкое движение. Отвлекся. Глянул ненароком, кто там.

То была крупная лягушка, местная жительница. Она выскочила откуда ни возьмись полюбоваться на дивное чудо: не каждый день красавчики богатыри захаживали в здешние места да раздетыми ныряли в болота.

Заметив, что русоволосый удалой красавец замешкался и смущенно поставил ногу назад, на землю, лягушка решила подбодрить его кивком головы и махнула передней лапкой вперед: мол, дерзай, я отвлекать больше не стану.

Но удалец не двигался с места. Напротив, замер словно изваяние и не сводил глаз с болотной гостьи.

– Савка, ты что ли? – наконец произнес царевич, недоверчиво хмуря брови. – Подай какой знак, если это тебя заворожили.

Лягушка знаков не подавала. Какое-то время они так и смотрели в глаза друг другу. Пока зеленокожая не оглянулась по сторонам, решая, точно ли молодец обращается к ней? После чего наклонила голову вбок и глубокомысленно произнесла:

– Ты первый человек из тех, кто решил поговорить со мною за прошедшие четыре года. Только я вовсе не Сава. Меня кличут Василисой… с премудростями. Ква.

Богатырь продолжал молчать.

Только подрагивающее веко на его окаменевшем лице выдавало сомнение молодца: ну не верил он в реальность всего происходящего и все тут. Прикрыв глаза, Иван с силой ущипнул себя за плечо, после чего удивленно вскрикнул:

– Больно, итит вашу так его растудыть!

– Еще бы, – хихикнула рядом лягушка, не желающая исчезать из его, царевича, кошмаров. – Не сон это. Так что же с тобой приключилось, горемыка? Заплутал, али специально пришел на наши болота топиться? Любовь с неприятностями вышла, или дракона не смог победить? А может ты… Эй! Куда снова собрался? Неужто так спешишь, что и поговорить некогда? Уважил бы деву прекрасную…

– Это кто здесь дева прекрасная? – хмыкнул царевич, решивший вернуться на путь веры и тщательно всматривающийся в болотную трясину: авось и впрямь где тропка найдется. – Иди-ка ты, зеленая, куда шла. Или сиди молча, любуйся на чудеса! Сейчас я пойду по воде, как по суше.

– А-а, так ты болезный, – понимающе и вместе с тем разочарованно проговорила лягушка и прилегла на брюшко, подперев голову передними лапками. – Тогда мне все ясно. Давай уж, иди, чудотворец, я-то думала, что ты спасения ищешь.

– А ты что же, зеленая, знаешь другую дорогу отсюда к поселку? – как можно безразличней спросил Иван.

А сам весь обмер и превратился в слух: очень уж ему не хотелось сгинуть на болотах, да и холодно становилось стоять без кольчуги.

– Знаю, конечно. Второй год здесь обретаюсь, чего только не видывала, где только не побывала…

– Так говори уже, не томи! Я весь околел, словно и не лето на дворе вовсе.

– Вот уж по тебе не скажешь, что околел, – промурлыкала в ответ лягушка, разглядывая из-под полуприкрытых глаз Ивана во всей красе.

И царевичу впервые в жизни стало неловко.

Молодец скоренько оделся и только тогда выдохнул с облегчением. Вот же бесстыжие лягушки на местных болотах! Закончив с делами, Иван не сдержал злости.

– Ну, чего смотришь? Вижу теперь, что ты заколдованная девица, – проговорил богатырь, стараясь при этом выглядеть как можно невозмутимее. – Несешь всякую ахинею. Умеешь только пустословить без дела! Девка и есть.

– Что?!! – рассерчала Василиса, прищурила глаза и стала поглядывать на молодца, обдумывая, какую гадость ему в ответ сотворить.

А Иван тем временем только шире заулыбался, ни на секунду не испугавшись изменений в новой своей знакомой.

– Эх, правильно мне рассказывал мой верный слуга Архип, будто в голове каждой женщины живет неведомый зверь и заставляет ее чинить мужикам всякие мерзости.

– Это что за зверь?.. – Лягушка приподнялась на месте, всем ликом своим демонстрируя, насколько царевич может оказаться неправым сейчас. Еще одно неверное слово грозило враз превратить новых знакомцев в лютых врагов, да только Иван был невнимательным собеседником…

– Настроение ваше, девичье! Меняется оно по тысячи раз, и нам за вами не уследить. Вот сама посуди, сколько таких случаев на день можно припомнить? Только что девка сидела улыбалась, преданно заглядывала в глаза, а в следующий миг гоняется за тобой по горнице со скалкой, грозится прибить. А все почему? Показалось ей, что мужик взглянул на нее неправильно, да запах от него не тот, что ей хотелось… Мол, пахнет фиалками, как от Ириньи – соседки, то бишь…

Лягушка ухмыльнулась, слушая такие речи. Она была неглупая, поняла, что богатырь несет околесицу не со зла.

– Ладно уж, замолчи, горе луковое, – болотная жительница махнула передней лапкой и поманила за собой враз смолкнувшего молодца. – Выведу тебя отсель, только ступай за мной след в след, ни на что не отвлекайся, да не оглядывайся. Ты сильно устанешь, но пока я не остановлюсь – и тебе нельзя! Понятно?

– А не шутишь ли ты часом? – насупился Иван, разглядывая вокруг себя болото и думая про загадочную женскую душу.

– Не шучу, – серьезно отвечала ему Василиса. – У тебя осталось мало времени, здесь каждый час проходит за день, так что ты почитай уже полтора дня без еды и воды. Теперь решай сам: веришь мне или, надеясь на чудо, пойдешь сам искать дорогу до дома по болотам.

– Пойдем, зеленая, – кивнул царевич, решившись на отчаянный шаг.

Когда богатырь делал первые шаги в болото и расслышал чавкающие звуки вокруг своих сапог – внутри него, где-то в области ребер, что-то отчаянно сжалось. «Похоже, мое нутро чует беду, – проскользнула мысль в голове Ивана, – а может вернуться? Авось батя не бросит, подмогу вышлет…»

– Не оглядывайся! – тут же проквакала впереди лягушка. – И вообще, пути назад нет, мы вышли на заговоренную тропку. Так что молчи, молодец, да топай за мной, пока не скажу, что пришли.

Царевич шел. Сажени три-четыре уже были позади, а болото все не кончалось. В какой-то момент у Ивана в сознании все начало мутиться, даже затеплилась надежда, что все вокруг сон, и вскоре он проснется в собственной постели, а Архип подаст кушаний разных. Но нет… Стоило царскому сыну смежить веки, чтобы придаться приятным мечтам, как рядом снова расквакалась зеленая бестия:

– А-ну, разинь очи, тетеря! Почти дошли. Эк, вы, мужики, слабый народец… Как вас только земля носит? А еще богатырь.

– Я, между прочим, продумывал стратегии, как быть, если собьемся с пути! А ты только отвлекаешь, – пробормотал Иван пристыженно.

– Если собьемся, так сгинем в болотах. Ни одна твоя стратегия не поможет. Так что открой ясные очи и соберись! Дай мне довести тебя живым до мамушек и нянюшек, передать, так сказать, с лапок на руки.

Добрый молодец лишь поморщился от таких неприятных слов. «Только бы выбраться отсюда, – снова подумал про себя царевич, – а там разберусь. Доеду до дому, все расскажу батюшке, как было… Соберем по окрестностям магов, и пусть разбираются с этими болотами и говорящими лягушками…»

* * *

Долго ли еще держали путь Иван со своей словоохотливой спутницей, коротко ли – то никому не ведомо, да только молодец понял, что идти больше совсем нет сил, как услышал заветные слова:

– Пришли, детинушка, здесь можешь передохнуть и немного оклематься. Да только не засиживайся долго, зря время не теряй. Небось дома тебя уже объявили потерянным… Хм, а может дают какую награду за твое спасение?

– Дают! Еще как дают! – завопил Иван, увидев ясное солнышко да широкое поле. – Сейчас я тебя награжу, зеленая! Эх, спасибо тебе, вот уважила! Я уж и не рассчитывал, что сумеем выбраться!

Прокричав последние слова, царевич в пылу страсти подхватил на руки ошалевшую от таких перемен лягушку и закружился вместе с ней по полянке, приговаривая:

– Как же хорошо жить! Ну, что глаза выпучила, мелочь ты моя путеводительная? Иди я тебя сейчас…

А дальше произошло маловероятное, но очень весомое событие в болотной жизни Василисы. То был поцелуй. Не страстный, не ласковый, не приветственный… Просто внеплановый поцелуй от широты души русской. Но сколько от него приключилось последствий.