Buch lesen: «Обрывки кинопленки. Рассказы»

© Наташа Корнеева, 2020

ISBN 978-5-0051-8742-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РАЗНОЦВЕТНЫЙ ЗВЕРЬ

Я бегаю по комнате. Комната маленькая, но мне кажется большой. И всё в ней большое. А я – маленькая – премаленькая. Но шустрая. На мне тёплые шаровары, свитер и толстые вязанные носки. Мне мешает круглый стол. Он стоит посредине и занимает всю комнату. Приходится пробегать под столом. Это не очень удобно, потому что есть стулья. В комнате много чего лишнего. Например, кровать и диван, а ещё огромный и толстый светлый шкаф. Но в нём есть интересные колокольчики. Если потопать посильнее рядом со шкафом, или попрыгать сильно-сильно, то они начинают звенеть.

Но сейчас я занята серьёзным делом. Я слушаю голос. Он мне давно знаком..Почти всегда он добрый. Но сейчас другой: громкий и резкий. Мне не нравится, поэтому я топаю ногой и слушаю колокольчики.

На полу, рядом со мной, сидит лохматый разноцветный зверь. У него огромные жёлтые глаза, но я не знаю, что такое жёлтые, и поэтому думаю, что у него сразу есть и солнышко, и луна. Мне смешно. Так безудержно смешно, что запрыгиваю на кровать и начинаю подпрыгивать, а она, с каждым прыжком, подбрасывает меня всё выше и выше.

Вдруг по полу побежали белые и холодные облака. Они забрали разноцветного зверя и спрятались под кровать. Я пытаюсь заглянуть туда и отыскать солнышко и луну. Но у меня ничего не выходит. Падаю с кровати на пол. Мне больно, но не плачу. Ищу зверя по комнате. Его нет нигде. Тогда бегу к мохнатому ковру, который стоит от пола до потолка, а за ним, я это знаю точно, живут холодные облака.

Отодвигаю в сторону и вижу коричневую стену с ручкой. Ручка высоко. Я отпускаю ковёр и попадаю в пещеру, узкую и высокую. Мне страшно, но любопытно. Стою какое-то время, потом приподнимаюсь на носочки и пытаюсь ухватить ручку. И тут стена отъезжает в сторону и я вижу много-много белых, холодных облаков. Они лежат повсюду, огромные и красивые. Встаю на них ногами и лечу.

А прямо передо мной лежит на облаках разноцветный зверь и смотрит на меня, но не видит и навсегда улетает далеко далёко… Я плачу.

ЦИММЕРМАН

– Всё! можно выбрасывать. Хотя… Я бы не стал. И даже забрал бы себе, но у меня вся мастерская завалена. А инструмент хороший. Дерево натуральное. Звук какой! Мммм… Но износился бедняга. Вот, смотрите – колки не держат..стёрлись. Надо всё менять.

– Сколько это будет стоить?

– Тысяч семьдесят. Не меньше. Оставьте его. Пусть стоит. Может быть потом как-нибудь…

– Хорошо. Пусть стоит. Знаете, он нам бесплатно достался. Всего год прослужил.

– Старый он. Очень старый. Собран хорошо. Просто замечательно собран. Рояльный звук. Это редкость для пианино. Так что оставьте. Места у Вас хватает. Жаль его…

– Где же мне инструмент искать? Даньке заниматься нужно.

– Посмотрите объявления в интернете. Там, конечно, хлам в основном. Но Вы найдёте. Я знаю. Только без меня не покупайте. Звоните, как что-то наклюнется. Посмотрю, проверю состояние. До свидания.

Костя – настройщик от бога. Фортепиано для него – живой организм. Я стояла возле огромного чёрного инструмента, на котором было написано: «Урал». Да, жаль. Надо срочно искать новый. Даньке необходимо заниматься ежедневно. Сын учился в музыкальной школе второй год.

Я открыла ноутбук. Зашла на сайт. Набрала нужную информацию и стала монотонно читать объявления. Хороший инструмент стоит дорого, а денег у меня мало.

«Циммерман. 5000. Срочно. Переезд». Ошарашено, в десятый раз перечитывала я. Не может быть! Шутка? Розыгрыш? Скорее всего, опечатка, забыли нолик дописать. Рука сама потянулась за телефоном. Два часа ночи. Звоню.

– Да? – голос бодрый, добрый.

– Доброй ночи. Извините, – начала я.

– Вы по объявлению? – перебили меня вежливо, но настойчиво.

– Да..

– Пианино продаётся. Циммерман. Состояние отличное.

Я замерла.

– Алло. Вы меня слышите? – голос принадлежал скорее всего пожилой интеллигентной даме.

– Да …А сколько Вы хотите? – закрыв глаза я ждала ответ.

– Наконец-то мне звонит адекватный человек. Вы в курсе, что такое «Циммерман»? Да? Хорошо! Пять тысяч – это, конечно же, шутка.

– А сколько? – что она тянет? Сказала бы пятьдесят и всё. Пойду другой искать.

– А Вам, зачем пианино?

Странный вопрос. Как это, зачем?

– Играть на нём. Зачем же ещё?

– Не скажите! Мне сегодня уже человек десять позвонили. И знаете что они все говорили? Что сию минуту привезут деньги и купят его. Но я им всем отказала!

– Почему?

– Потому что они его не любят! – в голосе появились грустные нотки.

– Вы для себя инструмент ищите?

– Не. Для сына.

– Очень хорошо! Сколько ему лет?

– Восемь.

– Замечательно! И давно занимается? У кого? Что играет? – вопросы задавались чётко, голос помолодел лет на десять..

Я еле поспевала отвечать. Собеседницу мою интересовало всё. Наконец, она сказала —

– Да. Именно Вам я его и продам. Приезжайте завтра с утра. Нет. Лучше в обед. А утречком отправьте ко мне настройщика.. Он должен проверить обязательно. Записывайте адрес.

– А сколько? – хотела уточнить я.

– Да что Вы всё о деньгах да о деньгах! Договоримся. Возьмите тысяч десять – пятнадцать. Мне хватит. Доброй ночи, – и положила трубку.

Кое-как дожила до утра. В 07.00 – рано? Звоню.

– Да, – Костя не спал.

– Костя, я нашла! Представляете, это чудо какое-то! Мне так повезло, так повезло! «Циммерман». Пятнадцать тысяч! У меня адрес есть. Это в центре, рядом с Вами.

Костя рассмеялся, —

– Да Вы что! И ездить не стоит. Кто-то за Ваш счёт хочет вывезти хлам из квартиры.

– Нет. Не думаю. Дама такая интеллигентная. Странная правда, но кто сейчас нормальный. Костя, пожалуйста, посмотрите.

– Хорошо. Только ради Вас. Диктуйте адрес.

Я ждала звонка. Что он скажет? А вдруг и правда хлам?

– Я не верю в случайности и везение. И в чудо не верю. Вы заслужили это. Всё закономерно. Инструмент отличный! Отличный! Колки новые. Столько лет стоял… Клавиши провалились, но это ерунда. Сделаю, прокладки поменяю, и ещё лет двадцать пять прослужит. Вы будете брать? Если нет, то я его забираю за сорок тысяч. А хозяйка не продаёт мне, говорит, что он для Даньки. Но если откажетесь, то продаст мне.

– Костя, Костя, остановитесь! Спасибо Вам огромное! Всё, всё! Уже выезжаю!

Я подъехала по записанному адресу. Кирпичная свечка обнесена высоким металлическим забором. Консьержка, охрана. Калитка на электронном замке. Серьёзный домик. Грузчики подъедут через несколько минут. Пообщаюсь с хозяйкой.

Двери открыла высокая и очень старая дама. Совершенно седые волосы уложены просто, но красиво. Платье, брошь, туфли. Да, мне бы так дома ходить.

– Проходите. Я Вас такой и представляла. Обувь можно не снимать.

Квартира огромная. Всюду коробки, сумки. Действительно, готовятся к переезду.

– Вот он. Смотрите.

Передо мной фортепиано. Кто не знает, прошёл бы мимо. Инструмент более чем скромного вида, небольшой, с камерным звуком. Но это инструмент с генами немецкого инженерного и фортепианного искусства.

Хозяйка наблюдала за мной какое-то время. Потом подошла и подняла крышку, —

– Клавиши Вам поднимут. Это недорого. Знаете, какая история у него? Хотите, расскажу?

– Конечно, если не затруднит.

– Мы с мужем в конце шестидесятых были на гастролях в Цюрихе. Прогуливались перед концертом. Заглянули в магазинчик. А там он – «Циммерман». Муж посмотрел и решил купить. У него были рояль и пианино, но почему-то захотел приобрести и этот.

Так что привезли мы его из Цюриха. Дочка скрипачка. Думали пригодиться фоно. Но она уехала. Сейчас я к ней переезжаю. Старая стала. А инструмент жаль. Хочу его в надёжные руки отдать. Пусть живёт.

Я и сама раньше неплохо музицировала, а сейчас пальцы окостенели, как на пенсию вышла. В консерватории нашей преподавала всю жизнь. И муж. С концертами, где мы только не были. Он – скрипач, а я – концертмейстером при нём. Умер.

Так что стоял Ваш «Циммерман» все эти годы. Скучал. Ждал Вас. Забирайте. Сына хвалят Вашего и педагог у него от бога.

– Спасибо. Сколько?

– Знаете, я бы его Вам подарила, но мне деньги на переезд нужны. В двенадцать тысяч я уложусь. Есть столько?

– Да. Есть пятнадцать.

– Не надо. Хватит и двенадцати. Сыну купи чего-нибудь. Давай сюда бумажки, – дама протянула обычную картонную крышку от коробки из-под обуви.

Я положила в неё деньги, а дальше…

Хозяйка смотрела мне в глаза неотрывно, словно читала мысли. Перед глазами всё поплыло. Стены стали мягкими и волнистыми, как в кривых зеркалах. Уши заложило. Руки ватные, безвольные, язык не ворочается. Я испугалась. А она всё смотрит и смотрит.

Собрав все силы, я не отводила взгляда и заставляла себя стоять. Откуда-то из далека донёсся голос, —

– А что это ты мне дала?

– Деньги.

– Разве это деньги? Посмотри-ка!

Я не стала смотреть на купюры. Ответила, —

– Да. Это деньги. Двенадцать штук по тысяче.

Дама рассмеялась, —

– Верно! Молодец! Не врёшь. Прости меня. Давай чайку попьём. И вот что. Я тут тебе вещи кое-какие приготовила. Они новые, никто не носил. Тебе в пору будут. Не захочешь носить – отдай кому-нибудь, но не продавай. Поняла?

Я кивнула. От чая отказалась. Приехали грузчики. Унесли «Циммермана» в машину. Дама лично контролировала погрузку. Когда инструмент закрепили по всем правилам, она ушла не прощаясь.

Консьержка проводила её грустным взглядом и подошла ко мне, —

– Забрали значит. Ну и хорошо. Сильно она переживала за инструмент. Надо же, за людей так не переживают. Ох -хо-хо, жалко её. Мужа похоронила, а через два года дочь умерла. Одна она осталась. Старая совсем. Знаешь, сколько ей? Девяносто три годика!

Я ошеломлённо смотрела на собеседницу, —

– Как дочь умерла?! Она к ней собралась переезжать. И вещи упаковала. Денег, говорит, на переезд не хватает. Как же так-то?

Консьержка покачала головой, —

– Так к дочке и собралась. Эх, милая… Вещи все упаковала, что б потом люди не мучились. Она в дом престарелых… квартиру им отдаёт. Да сколько живут в этом доме? Умирать она собралась. Ну, с богом.

С Богом.

ТРУСЫ НА ГОЛОВЕ

– А Гера трусы на голове носит!!! А-ха-ха… Гера, а ты и спишь в трусах? – Корнеша, я тебя убью. Дура!

Восьмой «Д» всей толпой скакал с третьего этажа на первый. Герка бежал где-то в первых рядах. Я свесилась на половину через перила, стоя на площадке третьего этажа. Вообще-то мы с ним жили дружно, но поиздеваться любили. Класс наш насчитывал аж сорок пять бандитов – оккупантов. Пять классов по сорок пять человек! Школа раздавала знания в три смены. Мы учились в третью. А всё потому, что нашу старую и любимую, в которой мы проучились пять лет, закрыли. Старая она была. Во время войны, Великой Отечественной, в ней располагался госпиталь.

Учеников раскидали по соседним средним спец. учреждениям. Мы попали в самое новое. Объединили несколько классов, там мы с Геркой и познакомились, став одноклассниками. Учителя пополнение недолюбливали. Нам приходилось туго, но детки мы были умненькие, дружные, поэтому успеваемость класса радовала родителей и классного руководителя.

А всё решалось банально. Самые «любимые» предметы – алгебра и геометрия. На втором месте – химия, на четвёртом – физика. Одноклассники не то чтобы не хотели делать домашку, а как-то не складывались у них отношения. Поэтому приходили заранее и ждали. Витька и я, которым все эти премудрости давались очень легко, запускали свои тетрадки с разных концов класса, примерно посередине они, тетрадки эти, встречались, класс к уроку был готов. Таким же способом решали контрольные и самостоятельные работы. Главное. чтобы мы с Витькой сидели на разных вариантах, которых было два. Сложностей не возникало.

Конечно, не все поголовно списывали, но большая часть точно. Так мы доучились до экзаменов. Успешно их сдали и Витька остался в школе, а я поступила в Авиационный колледж.

Перед началом учебного года первокурсников припахивали к разнообразной трудовой деятельности, так называемой практике. На самом же деле они мыли, мели, таскали, красили и т. д. Но всегда находилось одно-два «тёпленьких» местечка. Или писать, или рисовать. Вот и сейчас элегантная дамочка, глядя на нас поверх модных очков, тихо спросила, —

– У кого почерк красивый?

Не успела она договорить, как я уже стояла рядом, —

– У меня самый лучший почерк в мире.

– Да? Пошли со мной. Остальные – на кухню. Всё отмыть! – и шустро двинулась по коридору. Я – за ней.

Сижу. Заполняю какие-то карточки и вдруг, вижу в дверном проёме знакомую кучерявую голову, —

– Герка! Ага, Герка, всё трусы на голове носишь?

Герка глянул на меня, подошёл, —

– Корнешка, я тебя точно убью. А ты что здесь делаешь? – он волновался.

– Практику отрабатываю. а ты? —

– И я. А ты не знаешь, где мне Св-158 найти?

– А ты что ли в 158 попал?

– Ага, а что?

Ну, надо же, какие совпадения!

– Да я тоже в ней! Ура! Герка улыбнулся. Приятно, когда в новом незнакомом коллективе есть родная душа.

Проучились мы вместе четыре года. Герка потихоньку фарцевал. Таскал мне по сносной цене всякие классные вещички. Мы с ним даже в одной секции лёгкой атлетики все эти годы занимались. А после защиты диплома Герка должен был год отслужить в армии. И он, этот оболдуй, написал заявление с просьбой отправить его в «горячую точку». Отправили Герыча в Афганистан.

Мы встретились года через два, случайно. Я откуда-то шла, Герка рулил на классной новенькой девятке.

Он честно мне рассказал о своей боевой одиссеи. В основном про первый свой бой.

– Не поверишь, Корнеша, они как начали бомбить, стрелять – всё! Я залёг и притворился поребриком. Готов был за любой былинкой спрятаться. Страшно – это не то слово. Понимаешь, смерть, кругом смерть и воняет смертью, и за горло она тебя душит. В общем, пролежал я так до самого конца, пока всё не стихло. Так стыдно было перед ребятами старослужащими. Хоть сквозь землю провались. А они ржут и хвалят меня. Говорят, мол, молодец, в штаны не наложил и не сбежал. Многие в первом бою бегут и прячутся. А я может и сбежал бы, только у меня ноги не двигались.

Потом. в очередном бою, Герку контузило и его комиссовали. Поболтали мы ещё немного и разбежались по своим делам. Герка вскоре женился на нашей однокласснице. У нас класс оказался очень «дружный» – пять семейных пар организовали.

Долгие годы мы не виделись с Герычем. Я моталась по стране, как бешеная белка. В 2012 году вернулась в родной город. И решили мы с подружкой собрать наш класс. Лето, тепло. Собрались в летнем кафе в роще. Пришли почти все. А Герки с женой не было.

Они появились в самый разгар гулянки. Геру я не узнала. В молодости он был высокий, худой, длинноногий, с кучей кудряшек крутых. Сейчас передо мной сидел крепкий, почти на лысо бритый и абсолютно седой мужик бандитской внешности. Герка сел рядом со мной и рассказал, что после армии подался в бандиты, преуспел на этом поприще, потом подгрёб под себя сеть кафешек, чем и кормится в данное время. Думаю, что кафешки – это мелочь, но лезть с вопросами не стала. Кафе, в котором мы отдыхали, тоже он курировал.

Потом мы встретились зимой. Отмечали общий юбилей – 50 лет. Герка организовал отдельный кабинет, персонал обращался к нему с особым почтением, закуска и обслуживание – на высшем уровне. Герка грустил. А в конце вечера подошёл ко мне и попросил, —

– Наташка, я семь сорок попросил сыграть, пойдём потанцуешь, а, пожалуйста.

Герка рассказал мне, что несколько лет назад похоронил сына, потом маму и два года назад умер его младший брат от передоза. Отца Геркиного я никогда не видела.

Последняя встреча с Герой произошла летом. Он сам собрал весь класс, пригласил в кафе, которое передал младшему сыну. Весь вечер сидел тихо, пил мало, говорил ещё меньше. Мы с ним толком и не поболтали, так, перекинулись парой дежурных фраз…

Через несколько месяцев раздался звонок, —

– Наташ, ты где? – звонила одноклассница.

– Дома.

– Завтра Геру хороним… Сердце…

ЕЙ БЫЛО ДВАДЦАТЬ

Она была какой-то светлой и очень яркой. Говорила мало. Глаза огромные, синие. Не голубые, а ярко – синие. Золотые волосы коротко подстрижены. Хрупкая, невысокая, угловатая, с повадками мальчишечьими. Но в ней чувствовалась такая силища, такая уверенность в себе, что все девчонки нашей группы буквально заглядывали ей в рот.

Умная, начитанная, высокомерная. Любила хороший, дорогой алкоголь, дорогие сигареты. Одевалась абсолютно безвкусно и даже по-дурацки.

Первый курс экономического университета, а в то время института народного хозяйства. Факультет МТС, что расшифровывалось как материально- техническое снабжение и сбыт.

Народ быстро перезнакомился. На потоке четыре группы по двадцать пять человек. Девчонки, в основном, все после школы, а мальчики взрослые – все отслужили, некоторые успели повоевать. Военной кафедры в институте не было, поэтому вчерашние десятиклассники мужского пола сюда не стремились.

Как и полагается, сотня студентов быстренько рассосалась на группки по интересам. Наташка, а её именно так и звали, собрала вокруг себя наиболее влюблённых в неё девчонок и несколько мальчиков из богатеньких снобов. Компания её часто собиралась у кого-либо на квартире, выпивали, танцевали, ну, и, конечно же, секс. Училась Наташка великолепно.

Один из её пажей несколько раз пытался завлечь и меня в их тёплую компанию. Но я, под благовидными предлогами, отказывалась.

На лекциях Наташка сидела на самом последнем ряду, читала книги, спала, занималась чем угодно, но лекции не слушала и не записывала. Как она умудрялась потом сдавать всё на пятаки – уму не постижимо.

На практических занятиях наоборот, всегда занимала первый ряд, очень активно отвечала на вопросы, сама любила задавать что-нибудь заковыристое, чтобы оставить преподавателя в тупик. Преподы её не любили. А ей было плевать на них.

Весна первого курса. Приближалась сессия. Народ рыскал в поисках лекций, учил, готовил шпаргалки. Наташкина компания веселилась во всю.

Как-то я заметила, что звезда наша сидит на практике тихо, смотрит перед собой в пол, на вопросы не отвечает, никаких подвохов не устраивает. Потерянная такая, отрешённая, тусклая.

Мне стало не по себе. Что-то случилось. С компашкой своей не общается, на пьянки не ездит. Хотела подойти к ней и узнать причину, но постеснялась лезть в душу.

Решила узнать у приближённых, которые продолжали ржать, бухать и пользоваться без зазрения совести Наташкиными знаниями.

Одна из девчонок охотно мне поведала, —

– Наташка-то? Да её клещ укусил. Шла домой с работы вечером и подцепила, – девчонка веселилась непонятно по какой причине.

– А клеща проверили? – мне стало жутко.

– Ага, проверили. Энцефалитный гад. Так что скоро киселя попьём. Всё. Отпрыгалась, – такого цинизма я не ожидала. Вот тебе и подруга.

– Послушай, надо же что-то делать. Она умрёт, если не лечить.

– Так она была в больнице. Сказали, что сыворотка -дефицит, как почувствует себя плохо – сразу к ним.

Я возмутилась таким безразличием, —

– Ты дура что ли? И врачи ваши уроды! Поздно потом будет. Сейчас надо. Сколько времени прошло с момента укуса?

– Да неделя, может две. Да что ты пристала? Сама разберётся Не маленькая. И побежала к своим подружкам.

Наташка сидела бледная, напуганная, одинокая. А я не подошла к ней. Я ведь могла достать эту злосчастную сыворотку. Были знакомые, которым это ничего не стоило. Но не помогла, не попросила, мол, чего я полезу, действительно, сама взрослая.

Вечером Наташка пошла в парк выгуливать собаку. Мама ждала её дома. Долго ждала. Потом отправилась искать.

Она лежала лицом вниз на сухой траве, поводок намотан на руку. Собака выла и рвалась.

Вызвали скорую. Наташку возили почти пять часов по городу.

Ни одна больница брать не хотела. Зачем им труп потенциальный?

Потом пристроили кое-как. Она пролежала в коме трое суток.

Пришла в сознание, на несколько минут, увидела маму.

И умерла. Ей было 20 лет.