Rezensionen zum Buch «Ольга Берггольц. Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы», 13 Bewertungen

Замечательная, удивительно интересная книга о героине, которая вызывает во мне неоднозначное отношение. Наталья Громова, знаток ранней советской литературы – я бы даже сказал, советской литературной «тусовки» – создала картину полифоничную, объемную, выпуклую: главная героиня находится в центре повествования, но окружающие её персоны также обладают своим голосом, своей жизнью – они связаны с Ольгой Берггольц, пересекаются с ней, влияют на её судьбу. Сами дневники Ольги Берггольц часто скучны из-за копания в себе, вызывают раздражение. Но положенные в основу повествования Натальей Громовой, избавленные от повторов, обретают новые живые краски.

Отдельно, конечно, надо отметить то, как показана литературная тусовка: все эти РАПП, ЛАПП, ЛО СП и пр. бюрократические объединения, где уже не литература главное, а чиновники в литературе, делящие «гранты по талантам». Смешно и печально. Обыденным является донос в ОГПУ, НКВД – как способ литературной борьбы. Всё это показано в книге с избытком.

И немного о главной героине – Ольге Берггольц.

Категорически рекомендую книгу всем, кто интересуется началом Советской литературы: познавательно, поучительно – и, главное, восхитительно интересно, благодаря Наталье Громовой.

Ольга Берггольц никогда не принадлежала к числу любимых моих поэтесс, но ее судьба была мне интересна. Захваченная вихрем Революции, фанатичная коммунистка, которую так долго пришлось пережевывать зубам репрессивной советской системы... Говорят, что чем тверже прут, тем тяжелее его сломать, но и сломается он громко, с хрустом, невозвратно. Так, кажется мне, было и с Берггольц: она столь долго находила оправдания арестам и чисткам, так была верна Партии, что пришедшее наконец осознание надломило ее. Она не смогла уже выпрямиться. Я говорю это не в осуждение, потому что всегда задаюсь вопросом, какой бы была...

На долю Ольги Федоровны выпало страшное: репрессии 30-ых, годы войны в блокадном Ленинграде, мятущаяся "оттепель", потери, потери, потери - в семье, любви и дружбе... При этом Наталья Громова свою героиню не идеализирует, говорит без скидок, без купюр. Много, разумеется, цитирует (дневники Берггольц изданы, их можно прочесть и отдельно), погружает в атмосферу советского литературного быта по самую макушку, так что даже душит, накрывает, но интереснее не выныривать. Рекомендую поклонникам жанра и любителям истории советской литературы.

Отличная книга!. Впрочем как и все, что выходят из-под пера Натальи Громовой. Так увлекательно описать судьбу человека в контексте эпохи, соединяя дневниковые записи, воспоминания современников, документы. Это особый талант. Стараюсь читать всё у Громовой.

Очень интересно и позновательно! Открыла для себя много нового и о особенно про блокадный Ленинград Спасибо за труд.....

К этой книге отношение у меня сложилось неоднозначное.

Написана она о сильной, талантливой Женщине, Поэте, в своем творчестве сумевшей отразить пережитое многими (и лично Берггольц): веру в революционные идеалы, ужас репрессий, блокаду…

Однозначно, книга интересная, живая. Заслуживает пристального внимания.

Но вот такта автору не помешает. Осталось у меня ощущение, что автор с нескрываемым удовольствием смакует личные подробности жизни Ольги Федоровны, часто не удерживаясь от явного осуждения ее поступков, вводимо, с высот своей абсолютной правильности.

Ощущение не слишком приятное. ИМХО.

Ольга Берггольц и представить не могла, что в отсутствие Ахматовой она станет голосом великого города.

А я не могла представить, что во время подготовки мероприятия к юбилею поэтессы, настолько проникнусь её жизнью, судьбой, творчеством. И прочтение одного сборника Ольга Берггольц - Никто не забыт, и ничто не забыто никак не пойдёт в сравнение с работой Натальи Громовой. Сборник собран из каких-то клочков, обрывков, подцензурный и совершенно не отражающий масштаба личности автора – Ольги Берггольц. Книга же, прослушанная мной в потрясающем исполнении Елены Греб, особенно сильно впечатлила меня поэзией. Стихотворения были прочитаны с той единственно правильной интонацией, которая пробирает тебя до дрожи. Рождает внутри пронзительное чувство переживания. К некоторым отрывкам книги я сразу же возвращалась, чтобы перечитать их по второму, третьему кругу.

Я удивилась, когда узнала, что Ольга Берггольц не только поэт, она так же писатель, журналист, сценарист. Она – человек, в ком взращенный социализм был выбит тюремными пытками. Жизнь и смерть. Испытания, выпавшие на долю этой женщины, перемололи и выплюнули, лишив её возможности стать матерью: мне очень страшно было читать про все её выкидыши на поздних сроках беременности. «Теперь уж навеки, теперь до конца / незыблемо наше единство. / Я мужа тебе отдала, и отца, / и радость свою − материнство». Одного за одним хоронить своих детей. И своих мужей. И своих друзей. Сталинские репрессии. Дело писателей. И это после всего, через что прошли жители блокадного Ленинграда.

За стеклами машины шел мой народ, 90 % из него были здесь ни за что… Чего они удивляются, что я запила после этого? Если б я была честным человеком, мне надо было бы повеситься или остаться там.

Как обидно было слышать, что Макогоненко не смог справиться с Ольгиным алкоголизмом и бросил её. «Врачи тоже не понимают, что лечить во мне нужно не алкоголизм, не запой, а душу. Душа у меня больна, изломана, не срастаются изломы… Излечить ее мог бы только Юра. Но он не видит, что у меня с душой творится. Если б видел, не выталкивал бы меня все время из дома…», – сетует Ольга (запись от 29 декабря 1951 года).

В книге Н. Громовой нашлось место не только Ольге Берггольц и её близким, начиная с деда, перебравшегося в Санкт-Петербург в XIX веке и заканчивая вдовой Михаила Лебединского, племянника Ольги (без которой эта книга не была бы написана), но и огромному историческому пласту: власть и творческая интеллигенция, благодаря дневникам изображённым без прикрас. Например, я, не читавшая Фадеева, была расстроена его самоубийством. Гонения на Пастернака, Зощенко, Твардовского. Страшнейшее дело редакции С.Маршака. Медленное угасание Анны Ахматовой. Я смотрю на книжные полки в библиотеке, и теперь имена на корешках для меня оживают. Это заслуга данной книги. У Ольги есть стихотворение про память: «…И даже тем, кто все хотел бы сгладить / в зеркальной робкой памяти людей, / не дам забыть, как падал ленинградец / на желтый снег пустынных площадей». Как Берггольц своим творчеством, своими дневниками, сохранила эту память, так и Н. Громова передала её мне. И хотя последнее желание Ольги Берггольц о месте похорон не было учтено (так власть показывает своё превосходство), именно её стихотворные строчки высечены на мемориальной стене Пискаревского кладбища:

«Когда-нибудь, — сказала Ольга Берггольц, — всех спросят: а что вы делали в начале пятидесятых? Я отвечу, что пила». Эта фраза звучит как пощечина, как вызов — и как спасение. Спасение ото лжи, от идеалов, в которые уже нельзя верить, и от самой себя. Так начинается книга Натальи Громовой «Смерти не было и нет: Ольга Берггольц» и путешествие в судьбу женщины, которую привыкли называть символом, забывая, что символы тоже плачут.

Берггольц не нуждалась в чистовиках. Ее судьба — черновик, испещренный болью, стыдом и безмерным человеческим достоинством. Громова не вычищает биографию своей героини. Она, как врач на вскрытии, показывает внутренности эпохи, где личное всегда проигрывает общему. От первой страницы книги ясно: здесь не будет пафоса. Здесь будет правда. Это не «глобальная биография» — предупреждает автор. Это опыт прочтения судьбы. Слова «опыт» и «прочтение» здесь ключевые. Громова не создает идола. Она, как археолог, разбирает завалы памяти, извлекая из них Берггольц — не советского идола, а человека из плоти, крови, слез и пепла.

Символ Ленинграда, муза сопротивления, поэт-фронтовик — в советской мифологии у Берггольц была бронзовая маска. А в реальности — камера НКВД, где она потеряла ребенка. Это в дневниках. Это в книге. Это — не вымысел. Наталья Громова цитирует:

Если б я верила в бога, то сейчас бы я думала, что он отнял у меня дочь в наказание за ту жизнь, которую я вела, и что наказание — заслужено мною.

Здесь хочется закрыть книгу. А потом снова открыть. Потому что нельзя уходить на полпути, если идешь вместе с Берггольц.

Религия и советская идеология — два полюса, между которыми разрывается поэтесса. В детстве она слушала молитвы матери. В юности — верила в коммунизм. В зрелости — возвращалась в церковь, как возвращаются домой после изгнания. Она не была верующей, но была — одержимой. Идеей. Словом. Памятью. И Громова ловит этот нерв — «на стыке новой морали и древнего служения». «Я хочу быть в мире с моей страной», — пишет Ольга в 1951 году. А чуть позже признается: «Могла умереть тысячу раз». Страна выбрала оставить ее в живых. Зачем? Чтобы стать голосом трагедии. Или голосом покаяния.

В книге есть сцена, от которой становится тесно в груди: блокада, голод, мороз, а Ольга Берггольц влюблена. Она живет с филологом Георгием Макогоненко. И это при том, что ее муж еще жив. Она знает, что делает больно. Но не может иначе. Все это — в дневниках. В этих страшных, обжигающих тетрадях, которые Галина Лебединская в 2006 году передала Громовой. И та — не сгладила, не спрятала. Она показала.

Ольга Берггольц была не только героиней. Она была женщиной. И женщина в ней — не слабость, а сила. Именно из этой силы рождались ее стихи, в которых нет кокетства, зато есть почти библейская откровенность.

Один из самых неожиданных эпизодов книги — отношения с Анной Ахматовой. Новый год 1947-го. Ахматову не зовут никуда — за ней идет партийная травля. И только в доме Берггольц ее принимают. Да, сдержанно. Да, осторожно. Но с любовью. Они разные. Ахматова — великая, молчаливая, отстраненная. Берггольц — комсомолка с пламенем в груди. Ахматова не простила ей партийного фанатизма. Но — жалела ее. А жалость — это тоже своеобразная форма любви.

Алкоголизм Ольги Берггольц — не диагноз. Это симптом. Симптом эпохи. Наталья Громова пишет: Алкоголизм — как попытка противостоять тому, что она видит: ложь «ленинградского дела», предательство Зощенко, постановления о журналах.

Это не бегство. Это — крик. Это — способ не сойти с ума. Не случайно и книга названа так: «Смерти не было и нет». Это не про телесное. Это про духовное. Ольга Берггольц умирала каждый день. И каждый раз воскресала — стихом, словом, речью.

Эта книга — попытка вернуть поэтессу себе. Не государству. Не памятнику. А читателю. Женщине. Горожанке. Дочери. Матери. Писательница Наталия Соколовская назвала книгу Громовой «настоящей историей, рассказанной в полный рост». И действительно — мы видим Ольгу Федоровну не с трибуны, а изнутри. Она не принадлежала «узкому кругу». В ней не было аристократизма Ахматовой или трагичности Цветаевой. Берггольц была народной. Поэтому и боль ее — народная. Всеобъемлющая. Плотная. Без возможности дистанции.

«Февральский дневник», который Берггольц писала в блокадные дни, — это, пожалуй, лучшее, что рождено войной на русском языке. Но «Смерти не было и нет» — о другом. Не о подвиге. А о цене. Порой кажется, что книгу писала не Громова, а сама Ольга. Такой эффект достигается не стилизацией, а уважением. Громова не лезет с выводами. Она — медиатор. Она проводит читателя за руку — через тьму, через страх, через предательство — туда, где живет поэзия. «Смерти не было и нет: Ольга Берггольц» — книга о женщине, которой не дали умереть. Чтобы она говорила. Сейчас она говорит снова. И мы должны услышать.

Хороша книга, все понятна. Но она как комментарии к дневникам Ольги Берггольц. Эту одну книгу читать - мало понятного и путаницы, очень советую читать совместно с "Я пишу здесь только правду", будет пространнее! Читать обе книги по годам (в " Я пишу здесь только правду" как личный дневник Ольги Берггольц есть даты и годы), тем понятнее и легче.

Единственный минус в биографии Ольги Берггольц - пропаганда курения и алкоголизма, легкомысленного поведения, несмотря на её славу как муза Ленинграда, блокадница. О курении - "Ох как зашлось всё внутри, - она сказала. - Но тебе-то не понять, ты никогда не курила. Нина, но ты понимаешь, что это такое для курящего человека". Мне стало неприятно.
А теперь напишу рецензию к " Я пишу здесь только правду".

Слушала и думала, вот был писательский кружок, в котором все строчили критические отзывы на произведения друг друга, разоблачительные. Люди писали даже тогда, когда стало понятно, что любая фраза может трактоваться в угоду читающих и привести к непредсказуемым последствиям. Прямо диву даешься, как важно им было высказаться, мазнуть по биографии коллеги черной краской. В 30-е и послевоенные годы идет череда самоубийств. Видимо, обостренное восприятие людей творческих не дает им жить ровно. Кто-то ударяется в алкоголизм, кто-то сводит счеты с жизнью. На фоне войны, голода, попыток построить новую жизнь эти душевные терзания кажутся какими-то фальшивыми и не нужными. Страна стояла перед глобальными вызовами, люди гибли в лагерях, на стройках, от несостоятельности…А потом думаешь, что каждый в своем маленьком мирке борется с личными демонами и уже не скажешь кому повезло больше. Судьба у Берггольц трагичная, жалко, что она, способная вынести тягости блокадного Ленинграда, ударилась в пьянство, в каком-то смысле превратившись из музы в символ. А ведь могла еще жить. Грустно и поучительно, что ли.

Книга очень хорошая. Она прекрасно иллюстрирует слова Д. А. Гранина о том, что на самом деле Ольга Берггольц была «врагом этого позорного режима». Н. Громова солидарна с Ольгой Берггольц. Однако нужно подумать и о другом. Существует огромная библиография (в том числе современная), доказывающая, что социализм сталинских времён не сводился к «позорному режиму»: по сравнению с рабством царизма народ получил огромные блага и не случайно смог победить фашизм. Например, рекомендую книгу Г. Л. Соболева «Ленинград в борьбе за выживание», где показана титаническая работа руководства партии и всех ленинградцев по обороне города (Соболев, как и Берггольц, был родом из Володарского района, но смотрел на него другими глазами). Не думаю, что Н. Громова проявляет надменность по отношению к Берггольц, так как великая поэтесса сама пожелала в своём дневнике обнародовать все подробности своей личной жизни, которые не всегда отвечают идеалу русской женщины, преданной одному спутнику жизни (Николай Молчанов объясняет эту ситуацию, защищая Ольгу). Всем рекомендую книгу Н. Громовой.