Buch lesen: «Большие истории маленького Вовки»
БОЛЬШИЕ ИСТОРИИ МАЛЕНЬКОГО ВОВКИ.
ИЛИ ЖИЗНЬ В ДЕРЕВНЕ ЛУКОМОРЬЕ.
Глава 1. Секрет домового
Тук-тук, тук-тук стучат колеса. Тук-тук, тук-тук- вторит в такт Вовкино сердечко.
В вагоне зябко. Длинный, похожий на большую гусеницу поезд, скользил по бескрайнему лесу, перелетел по высокому мосту через сверкающую речку. Пыхтел и гудел, забираясь на гору. Вовка сидел внутри гусеницы и ему было совсем не страшно. Ну, если совсем немножечко. Вот, если слезть с большой, жесткой полки на пол, встать крепко ногами и не держаться за маму, то страшно. Потому-что поезд- гусеница стучит и вздрагивает всем своим железным нутром, раскачивается и громко гудит.
Мама улыбается, тихонько спихивает Вовку со своих колен и подсаживает к окну.
– Смотри, сынуля, какая красота. – Вовка сопит, упирается. Ему совсем не хочется слезать с теплых маминых рук. Окно большое, с толстыми стеклами, и очень холодное. Вовка ткнулся носом, сморщился от боли, но реветь не стал. Напротив, через приколоченный стол, на такой-же скамейке сидела девчонка. Она была чуть постарше его. Смешные косички топорщились за ушами и были накрепко привязаны к голове огромными белыми бантами. Она забралась с ногами на скамейку, уселась на корточки у окошка и смотрела на Вовку, смешно морща свой курносый нос. Реветь Вовке расхотелось. Он смотрел в окно на мелькающие кусты и старался не поворачивать голову в сторону девчонки. Только глазами косил и важно хмурил брови.
Мамы разговаривали в полголоса, обсуждали свои взрослые дела. Вежливо соглашались по любому вопросу друг с другом и устало вздыхали, поглядывая на часы. Второй день в пути. Все устали от дорожной суеты, вынужденного приличия, от знакомства с попутчиками. Хотелось побыстрее сойти с трясучего поезда, встать на твердую землю, и облегченно вздохнув, расслабиться, наконец, от вежливого общения с незнакомыми людьми.
Оранжевое солнце, похожее на круглый мяч, долго прыгало по вершинам деревьев, а потом спряталось за далекую гору и стало темно и холодно. Вовка посидел еще немножечко у окна, потерся щекой о холодное, черное стекло и сладко зевнул.
Тук-тук, тук-тук… Вагон качал полку с Вовкой, маму с приколоченным столиком и смешную девчонку с косичками. Маленький путешественник прикрыл глаза только на минуточку… и проспал весь остаток пути до утра.
Женя погладила рукой пушистую макушку сына. Вовка крепко спал, улыбался во сне и не хотел просыпаться.
–Да не буди ты его,– попутчица с дочкой стаскивала поклажу с верхней полки.– Бери его на руки, я твою сумку прихвачу. Наташа, собирайся побыстрее, что ты копаешься?
Женщина довольно крупных размеров, руки сильные, характер решительный. Уверенно сгребла свои и чужие сумки с узлами, при этом умудрившись крепко ухватить и дочку за руку.
Женя бережно подняла спящего сына с полки. Растерянно оглянулась по сторонам- не забыла ли чего в спешке, и попутчики всей компанией дружно двинулись к выходу. В тамбуре тесной кучкой толпились пассажиры. Волновались, покрикивали на сонных детей. Толкали замешкавшихся, больно задевали баулами и не извиняясь проталкивались ближе к еще закрытой двери. Женя прижимала к себе спящего Вовку и очень боялась отстать от соседки, которая, ничуть не смущаясь, нагруженная поклажей, проталкивала путь к выходу. Время от времени она покрикивала на дочку, незлобно отругивалась от потревоженных, недовольных ее прытью, пассажиров.
Поезд, лязгнув железными колесами, устало вздохнул и, наконец, остановился. Все засуетились еще больше. Поднажали и вытолкнули едва успевшую открыть дверь, проводницу наружу. Привыкшая ко всему девушка в служебной помятой форме ловко выпрыгнула из вагона.
– Выходите, граждане, выходите! Прибыли вовремя. Не толпитесь, всех выпущу, никого обратно не повезу… Женщина, осторожнее, у вас столько сумок, вы весь проход перекрыли.
– Не боись, красавица, не застряну! А ну, народ, поднажали, прибавили скорости! Наташка, ногами переставляй, что я и
тебя тащить буду? Бабуля, что застыла? Прыгай живее.
– Да где ей прыгнуть? Тут вона как высоко. Пока до платформы долетит, скорую придется вызывать.
– Может МЧС сразу с лестницей!
– Будет прикалываться, руку подайте пожилому человеку. Высоковато, конечно.
– Девушка, давайте ребенка подержу. А вы спрыгивайте пока. Где же вдвоем то.
– Граждане, поезд отправляется. Заканчивайте выгрузку!
Народ заволновался еще больше. Началась неимоверная суета и толкотня. Задние ряды напирали, передние тормозили перед высоким спуском из вагона.
Женя растерянно замерла у двери. С сыном на руках не спрыгнуть. «Ноги переломаю и себе, и ему». Чьи-то крепкие руки из тамбура выхватили Вовку. Толпа тут-же выдавила ее в дверь. Едва не упав, Женя прыгнула с крутых ступенек на землю. Шальной поток людей подхватил ее и потащил вдоль вагона.
– Сына, сына отдайте! – Женя закричала что есть мочи. Рванула обратно к двери.
– Эй, ты, мамаша! Ребенка забери! Мне его что ли оставишь?
Люди кричали. В вагон уже лезли новые, свежие, выспавшиеся пассажиры. Они торопились протиснуться в поезд к своим местам. Торопились затащить баулы, чемоданы и сумки.
Дурная толкотня. Проводница едва успевала вырывать из потных рук билеты.
– Быстрее, граждане, быстрее! Поезд отправляется.
– Сына, сына отдайте!
–Чей ребенок остался в вагоне? Заберите. Орет, оглушил уже.
– Да вон тот мужчина оставил его в углу тамбура и спрыгнул. Я видела.
– Эй, мужчина, вы ребенка оставили!
–Да нет, это ребенок не его. Я видела, его девушка на руках несла к выходу.
– Ну, да, я и говорю, это ее муж у нее из рук сына вырвал, а ее с поезда вытолкал. И сам убежал.
– Поезд отправляется. Я закрываю двери!
– Сына, сына отдайте!
Дверь тамбура захлопнулась. Поезд тяжело вздохнул и тронулся с места.
Состав медленно, будто нехотя отъезжал от платформы. Женя растерянно стояла, с каждой минутой все больше осознавая степень трагедии.
–Ой, беда! – Женя закрыла лицо похолодевшими ладонями.
–Мама, я не хочу здесь стоять, я пить хочу.
Женя разлепила мокрые ресницы. На пустом перроне возле нее стояла знакомая троица.
Пыхтевшая, нагруженная своими и чужими баулами соседка по купе. За ее юбку вцепилась дочка с косичками. А эта дочка- умница крепко держала за руку Вовку. Вовке совсем не нравилось стоять в паре с курносой девчонкой. От шума и вокзальной суеты он уже оглох и очень устал от незнакомых людей, которые толкали, тащили и дергали его со всех сторон. Этот день Вовка запомнит на всю жизнь. Страх и нелюбовь к поездам и вокзалам останется у него навсегда. Такова детская память.
– Давай-ка, матушка моя, двигать к дому, – пропыхтела спасительница. – Да, возьми же, хоть что- то. Все руки оттянула этим чемоданом. Не хотела его брать, очень громоздкий, как сундук, ей богу. Нет, сватья настояла на своем: бери, мол, больше влезет. Ох, зараза, тяжелый.
Женя бросилась к сыну целовать и обнимать, мять за плечи, хватать за руки. Потом затискала Наташку. И надолго прилепилась к попутчице, крепко обняв ее необъятную талию.
– Да, будет тебе. Что ты так переполошилась? Своих не бросаем. Неужто ты думала, я мальчонку оставлю? Еще чего! Наташка молодец, вся в мою породу. Как увидела, что вы в беде, схватила пацаненка за руку и ну тащить за собой из вагона. Я ведь вон какая большая, как танк. Попробуй меня сдвинь с места! А дочка у меня привыкшая к поездам. Твердо усвоила: от мамки ни шагу.
– Спасибо, родные вы мои. Что бы я без вас делала?
Вот так дружной компанией они и добрались до автобусной остановки. Вскоре пути их разошлись. Женщина с дочкой вышли намного раньше. Наскоро попрощались, помахали руками вслед автобусу. Женя смотрела сквозь пыльное стекло на удаляющуюся фигуру грузной женщины и в сотый раз благодарила бога за доброго ангела- хранителя в ее образе. А Вова, сплющив нос на окне, провожал взглядом тонкую девчонку с косичками. Он был рад, что, наконец, его оставили с мамой вдвоем. На запястье до сих пор остался красный след от цепких рук Наташки. И чего эти взрослые такие беспокойные? Хоть девчонка и была не на много старше его, Вовка все одно ее причислил ко взрослым людям. Просто она вела себя так-же, хоть и была еще ребенок. Молчаливая, улыбающаяся, будто уже знает в этой жизни много больше мелкого пацана. Зазнавака, одним словом.
Сумерки звездно- серебристой вуалью накрывали землю. Уставшие, но довольные, что все долгие дороги позади, путники сошли с автобуса и потопали по узкой тропинке к деревне с интересным названием Лукоморье. В потемках очертания домов, бань и кособоких сараев были размыты. Чуть похолодало, Женя вытащила из сумки теплую курточку и бережно прикрыла тощие Вовкины плечи.
–Сама надевай, замерзла, ведь! – Вова недовольно повел головой.
– А ты не мерзнешь?
– Я мужчина. – Смешно хмурил брови сын.
– Ну- ну. – Женя старательно скрывала довольную улыбку.
Вовке, конечно, было холодно, но совсем чуть-чуть. Он шагал и трава холодная, сырая слегка хлестала его по ногам. Но он не капризничал и не просился к маме на ручки. Так было интереснее и веселее пробираться сквозь густые заросли высокой травы. Представлять себя великим путешественником, продирающимся сквозь джунгли непроходимые. Вот сейчас из черных кустов как выскочит зверь невиданный, да как зарычит нечеловеческим голосом. Жуть, как страшно!
– Миу!
– Ой, мама, кто это?
И снова чуть погодя, «Миу!». Да так жалобно и тоненько, как струнка на скрипочке. Впереди на лунной тропинке съежившись сидел маленький котенок. Грязный и мокрый. А уж тощий, как тряпочка костлявая.
– Смотри, какая животинка нас встречает. Хороший знак, когда кошка на новоселье. Возьмем с собой? – В ответ Вовка радостно закивал головой. Прижал хлипкое тельце котенка к себе. Тот мелко трясся то-ли от страха, то-ли от радости. Так добрались до нужного дома. Едва нашли калитку в темноте и озираясь, нет ли злой собаки, поднялись на крылечко. На осторожный стук в дверь выглянул сосед из дома за покосившимся забором. Видимо на тот момент он стоял на своем крыльце, курил.
–К кому это, гости ночные? С добром, аль с худом?
– С котом мы. -Женя устало сняла косынку с головы. – Нина Ивановна здесь живет? Что-то не открывает. Спит уже, наверно.
– Спит, да, верно, спит. – Древний дед подошел к забору. Помолчал, достал сигаретку, закурил. – А вы кто ей будете?
– Ее внук Владимир, а я – невестка Женя. Нина Ивановна нам бабушкой приходится. Мне свекровью. Наверно, не стоит ее будить, поздно уже. Мы из далека, добирались долго.
– Да, похоже, очень долго. – Дед покряхтел, потоптался валенками с дырявыми калошами по мокрой траве. – Померла ваша бабушка еще той весной, как раз на пасху. Святой человек, царство ей небесное. Дом так и стоит. Я присматриваю малость. Подкошу иногда, подтоплю печку. Собак отгоню. А одни что? Хозяин- отец ваш где?
Женя грустно улыбнулась:
– Одни мы теперь. «Хозяин» наш отцом больше быть не хочет. На волю вольную его потянуло. Ушел он от нас другую семью создавать. Я и не знаю где он сейчас. Два года, как дверью хлопнул. А потом и квартиру попросил освободить для новой жены. А нас с Вовкой отправил по месту прописки его, – Женя кивнула в сторону притихшего сына, – Он здесь родился, в этом доме у свекрови в первый наш год совместной жизни. Тут его и прописали тогда. А у меня ни дома, ни квартиры, ни кола, ни двора. Приехали сюда, думала свекровь приютит на время. Теперь не знаю, что и делать.
– Как, что делать? Дом, значит, ваш, коли внук прописан. Заходи да живи. Я вчера топил, тепло еще. А утром, опосля, что и порешаем. Открывай и заходи с богом.
Женя нащупала за косяком ключ. Открыла щелястую дверь. Из сеней пахнуло деревенской сыростью. Совсем темно.
– Мама, тут волки живут? – Вовка с любопытством сунул голову за белеющую большую печку. Стукнулся лбом о стоящий на стуле чугунок. Едва не упал, запнувшись за брошенный поперек прохода веник.
– Да где тут выключатель? – Женя шарила руками по стене, больно натыкаясь пальцами о вколоченные гвозди- вешалки. Электричество, по-видимому, от бесхозного дома было отключено. Найденный выключатель впустую щелкал кнопкой.
Стало совсем темно. Сквозь маленькие оконца едва просачивался сумеречный свет.
– Мы прямо тут ночевать будем? – Вовка присел на краешек старого дивана.
– Наверно. – Женя неуверенно повертела головой, вглядываясь в смутные очертания старенькой мебели. Неказистый шкаф со стеклянными дверцами, круглый стол у окна и промятый диван, на котором примостился Вовка с котенком. Женя безнадежно присела рядом.
– Приехали, называется. Ни свету, ни чаю или воды хотя бы с дороги напиться. До утра доживем? – Она грустно улыбнулась притихшему сыну. – Дед сказал, утром что порешаем.
– До утра- то мы доживем, – Вовка глубокомысленно свел бровки, а вот потом будем жить?
Высказывание прозвучало в данной ситуации очень многозначительно. Есть о чем подумать. Женя прижала Вовку с котенком и прикрывшись курточкой, закрыла глаза.
– Будем, Вовка, жить. И кот нас будет охранять… Если мы его откормим большого и толстого.
– Чем? – Вовка сонно шелохнулся под боком мамы.
– Чем – то очень вкусненьким. Что там кошки любят?
– Я знаю, я знаю! Мышами мы будем кота кормить. В деревне всегда мышей много.
– Ой, сынуля, давай не будем про мышей. Я их как-то не очень люблю. Может, завтра рыбки или молочка у местных поспрашиваем. Хорошо?
– Ладно, -Вовка легонько вздохнул. Помолчал чуток, а потом грустно замети: – Мыши должны в доме быть. А кошки должны их ловить. Иначе зачем мыши в доме нужны?
– Спи, уже поздно.
Вовка лежал, прижавшись к маме. Было тепло и уютно под маминым боком. Котенок пушистым комочком пристроился под ладошкой. Он не мяукал и не цапался. Тихонько иногда вздрагивал тощим тельцем, поднимал голову и таращил глаза в темноту.
Ночная тишина шевелилась в темных углах дома, постукивала в окна ветками кустов. Вдруг скрипнула половица в сенях. Потом еще разок. Котенок тревожно шевельнул ушами, прислушиваясь к шуршанию по стене, удаляющимся шагам.
Спать расхотелось. Вовка выглянул из-за плеча уснувшей мамы. Ловко сполз с дивана. Прижимая Котейку к животу, прошлепал босыми ножками по холодному полу к дверям. Прислушался. Там, за дверью, явно кто-то ходил. Вовка постоял у порога, не решаясь открыть дверь. Вскоре шаги стихли. Стоять на полу было холодно, и Вовка вернулся к маме. Проворно забрался на диван. Прислушался. Было тихо и спокойно. Он прикрыл глаза и незаметно уснул.
Утром было все интересно и весело. Солнце светило, птички пели, мама улыбалась и напевала что-то веселенькое отмывая и наводя красоту в стареньком доме. Вовка уже давно проснулся, облазил все углы, похлопал всеми дверцами, попрыгал на диване и с разрешения мамы оббежал разок вокруг дома. Было здорово залезть с ногами на лавку у крылечка и заглянуть с улицы в комнату через открытое окошко.
– Мама, привет!
– Привет, сынуля! – Улыбалась в ответ Женя.
Вовка, повисев на маленьком подоконнике, спрыгнул со скамейки и побежал сквозь заросший огород к забору. Из соседнего дома на крыльцо вышел вчерашний старик.
– Здравствуй, милок. Как ночевали? – Дед натягивал на валенки свои любимые дырявые калоши. Видно, другой обутки он не признавал. Натянул. Покряхтел. Притопнул ногой.
– Эх, валенки, валенки, не подшиты, стареньки…
– А мы в доме обживаемся. Мама пауков гоняет, а я мышей ищу для Котейки. Он голодный. У вас нет мышей? -Вовка старался просунуть голову между досок. Не пролазила. Тогда он стал карабкаться на забор. Старенькие рейки угрожающе затрещали… и пролет забора с Вовкой рухнул в крапиву.
– Ух, ты! – Белобрысая, довольная мордашка, расцарапанные коленки, грязные ладошки. Глазенки как зеленый крыжовник.
– Иди сюда, герой. – Дед протянул руку. Помог выкарабкаться из зарослей юному натуралисту.
– Мышей у меня нет. Сам разводи, если хочешь. У меня коза есть Манька. Знаешь, какое у нее молоко вкусное! Пошли, налью баночку. Свеженькое, с утречка доено.
Дед вынес литровую банку, прикрытую марлей. И в бумажном кулечке пару куриных яиц.
– Неси аккуратненько, не разлей. Мамке скажи, пусть к Анне сходит. – Он махнул рукой вдоль пыльной улицы. – Вон в том, желтом доме Аннушка пироги затеяла. Слышишь, как пахнет? Она одна живет, хорошая женщина. Поклонитесь, угостит.
– Спасибо, дедушка. Я скажу маме! – Вовка бережно прижал банку с кулечком и важно потопал через пролом обратно. Так короче.
– День какой сегодня хороший. – Женя умылась, пригладила растрепавшиеся в работе волосы. Вытащила занозу из Вовкиного пальца. Сытый Котейка сидел на коленях и внимательно следил за столь сложной операцией.
– Не больно? – Мама подула на незаметную ранку. Вовка помотал головой, показал коту подлеченный пальчик. Тот лизнул его розовым язычком. Было щекотно и забавно.
Пошли знакомиться с Аннушкой. Котенок остался сторожить дом.
С пустыми руками в гости не ходят. Женя достала из сумки шелковую косынку, почти новую. Аккуратно свернула и положила в карман.
Загребая дорожную пыль босыми ногами, Вовка вдруг вспомнил ночное происшествие.
– Мама, а кто может по ночам в доме ходить?
– Ну, в деревенских домах живут домовые. По- моему, они ночью не спят.
– А что они ночью делают? – Вовка задумчиво поковырял отремонтированным пальцем в носу.
– Сторожат сон хозяев, следят за порядком и здоровьем их, – на ходу сочиняла Женя.
– Значит, домовой не злой?
Мама погладила сына по взъерошенной макушке.
– Какие хозяева, такой и домовой.
Вовка довольно улыбался. Значит у них домовой добрый. Ведь они с мамой не злые. И Котейка не злой. Пусть себе тогда бродит по ночам и хозяйство стережет.
Тетка, которую звали Аннушка была не одна. У окна в красном углу сидел тощий, болезного вида мужичок средних лет. Вовке он сразу не понравился. Во-первых, глаза у него были блеклые, как вода. И бородка топорщилась во все стороны, словно раскрытая пятерня. Взгляд не приветливый, изучающий. Смотреть в глаза ему почему-то не хотелось, будто сам виноват в его бедах и грехах. А вины своей не знаешь. Женя поздоровалась с порога, сказала, что пришли познакомиться с соседями. Аннушка всплеснула запачканными мукой руками. Обрадовалась, будто к ней в гости родные приехали. Засуетилась, не зная в какой угол (красный- то занят уже) гостей усадить. Стала чаем из пузатого самовара угощать. Горячими пирогами потчевать.
Пока женщины разговаривали, мужчины исподлобья молча разглядывали друг друга. Вовка не любил бородатых. А Федор, так звали тощего под иконой, оказывается, не любил детей. Немногим позже, когда Аннушка вышла их провожать на крыльцо, они узнали, что этот Федор недавно вышел из тюрьмы. Отсидев срок за какую-то ерунду (с его слов), он не захотел возвращаться в свой город. Вышел в этом районе и остался тут жить в брошенном домишке на окраине.
– Тихий он каторжанин. Я его иногда чем подкармливаю. Вот сегодня пироги затеяла. Завтра баньку топить буду. И вы приходите. Мне на радость. Федю позднее позову, чтобы вас не пугать. Вижу, неприятен он вам. Ну и ладно. За платочек спасибо, Женечка. Заходите, я всегда рада добрым людям. А в других домах жителей нет. Дачники только. Бывают редко, наездами, шумными компаниями с пьяными девками. Местных давно нет. Слава богу, вы приехали. Живите, у нас хорошо, мальчонку раздолье. Лес далеко, речка рядом.
– Аннушка, вы мне про бабушку расскажете? Как она здесь жила, почему умерла. Ведь не старая еще была, что случилось? – Женя давно собиралась задать этот вопрос, но при мужичке постеснялась.
Тетка горестно вздохнула. Мелко перекрестилась.
– Расскажу, милая. Вот завтра в баньку приходите и поговорим за чаем.
Распрощались, раскланялись и пошли домой. Каждый про свое задумался. Мама про скоропостижную кончину свекрови. А Вовка думал, как-бы жить, да поменьше с Федором встречаться. Сверток с еще теплым пирогом грел сквозь тонкую рубашку. С яйцом и луком зеленым.
«Лук сам съем, а яйцо Котейке по – выколупываю. Маме тесто отдам.»– Делил Вовка припасы и довольный подпрыгивал по дорожке.
Вечером решили лечь спать пораньше. Жене на другой день нужно было съездить в районный город закупить продукты, решить наследственный вопрос с домом. И с работой надо было что-то думать. Пока деньги на проживание были. Но на долго их не хватит. Впереди осень, зима. Как быть?
Посидели на нагретом за день теплом крылечке. Молча слушали вечернюю песню соловья. Легкий ветерок шевелил траву. На тропинке Котейка ловил лапами сухой листочек- предвестник скорой осени. Ночи становились все длиннее. Солнце торопилось спрятаться за далеким лесом. Блеклый месяц уже болтался меж нависших туч. «Будет ночью дождь» – Женя вздохнула, перебирая в голове невеселые мысли. Завтра спрошу у соседей что делать со светом. Плохо без электричества, со свечками много не наживешь.
– Бери Котейку, будем домой забираться. Хватит гулять. – Вовка послушно пошел за мамой. Вечерний чай у сумеречного окошка, добрая сказка на ночь, и на мягкий, старенький диван.
–Как хорошо у нас. Правда, мама?
– Правда, сыночек. – Женя обняла Вовку и вскоре уснула.
– Миу! – Котенок тревожно бегал по дивану. Лизнул Вовку в нос. Тот нехотя приоткрыл глаза. Темная августовская ночь. Яркие звезды заглядывают в окна.
– Что тебе? – Вовка погладил Котейку. «Миу!» – тревожился котенок. Насторожился. Спрыгнул на пол и, перебирая лапками, подбежал к двери.
– В туалет хочешь? Что, до утра не можешь дотерпеть? – Вовка сунул босые ноги в тапки и поеживаясь пошел выпускать Котейку во двор. Толкнул дверь. Едва ступил за порог, замер от страха. В глубине темной пристройки ворочалась сгорбленная фигура. Спиной к Вовке, наклонившись кто-то рылся в нагроможденных вещах. Отодвигал ящики, переставлял ведра и старался пробраться к лестнице на чердак. От страха выпучив глаза, Вовка подкрался к черной фигуре. Любопытство взяло верх. Ведь он никогда не видел домовых. А у них домовой должен быть добрым. Мама говорила. Надо посмотреть поближе. Вовка неслышно приблизился, прихватив по пути палку подлиннее. Подкрался и ткнул домового прямо в оттопыренный зад. Тут домовой распрямился, выронил из рук ящик и оглянувшись заорал:
– Ети-и-и… твою…
Напугался, видно. Подхватив полы длинного плаща, он кособоко попрыгал из сеней во двор. Чуть не сбил стоящего с открытым ртом Вовку. Подозрительно запахло.
– Это ты, Котейка, наделал? – Кот возмущенно махал хвостом и долго еще не мог пригладить вставшую дыбом шерсть на загривке.
– Эх, так и не познакомились. – Вовка огорченно вздохнул, подхватил взъерошенного кота и пошел спать.
Погода стала портиться. С каждым днем солнышко все чаще пряталось за лесом и не хотело выглядывать. Тяжелые тучи большим комком висели над домом и грозились пролиться холодным дождем. Зябкий сентябрь.
– Мама, – Вовка, подперев кулаками распаренные щеки, смотрел сквозь запотевшее банное оконце на мокрые кусты. – А почему вода в облаках высоко висит и не проливается? Что-ли они резиновые?
– Нет, сынуля, там такая-же водичка как эта. – Женя зачерпнула ковшиком холодную воду из железной фляги и плеснула на каменку. Вода зашипела и в бане стало горячо от поднявшегося до потолка пара. – Видишь, это вода превратилась в пар, который умеет летать, а потом он снова превращается в капельки воды и льется на землю.
Вовка ухватился руками за душки тазика с водой и, задержав дыхание, плюхнул лицо по самые уши. Немножко погудел под водой, напускал, сколько мог пузырей, и вынырнул со счастливой улыбкой. Женя закутала Вовку в большое полотенце с головы до ног. Усадила на лавку в прохладных банных сенцах. Пока он, закутанный куколкой, пыхтел и отдувался, быстро сполоснулась водой и, накинув халатик, стала долго сушить полотенцем густые волосы. Вовка изловчился, вытащил из махрового кокона руку и почесал мокрый нос.
– Мама, а наш домовой такой пугливый. Я к нему тихонько подкрался, а он как подпрыгнул, как испугался и убежал. Надо дверь покрепче запереть, а то он так совсем от нас убежит. Кто тогда наше хозяйство будет стеречь?
– Не болтай всякую ерунду. Где ты домового видел? – Женя, наконец, справилась с густой копной волос. Встряхнула головой и строго посмотрела на Вовку.
– Дак ночью в сенях. Котейка на двор попросился. Я вышел, а там он в ящиках наше хозяйство проверял. Я его палкой ткнул тихонько, а он подпрыгнул и убежал. Я и говорю, надо двери крепче запирать.
– Да уж. – Женя задумчиво потерла свой лоб ладошкой. – Надо запирать. Ты знаешь, сын, больше его палками не тыкай. Если он еще явится, то меня буди. Я сама с ним поговорю, хорошо?
– Ну, ладно. Говори с ним, если хочешь. Только он какой-то не разговорчивый и бегает быстро.
От бани до дома Аннушки широкая тропинка.
– Вон смотри. Федор картошку копает. – Женя подозрительно посмотрела вглубь огорода, где, согнувшись долговязый Федя выворачивал комья земли, тряс ветки и собирал в ведро большие клубни. Видно, отрабатывает вечерний чай с баней у Аннушки.
– Странный, неприятный мужик, зачем ты его приваживаешь? – Женя тихонько разговаривает на кухне с Анной. Женщины собирают на стол. Вовку отправили с маленькой корзинкой к Федору за свежей картошкой.
– Почему неприятный? – Аннушка бросила взгляд в окошко. – Просто нелюдимый он, неприбранный. Вот и сторонится людей. Привык один жить, никому не доверяет. А я его жалею. Мне по хозяйству помогает. И я ему чем могу. Прижился тут, никому не мешает.
– Аннушка, ко мне в дом по ночам кто-то ходит, в сенях роется. Вовка в который раз уж видел.
– Да, ну? – Ахнула тетка. – И кто же? Ты-то видела?
Женя развела руками:
– Нет. Я сплю крепко. Теперь сторожить буду.
– Ума не приложу, кому бы понадобилось к вам ночью лезть. – Аннушка задумалась. – И подумать не на кого. Людей то у нас немного: я, старик да Федя. Вот и вся компания.
– Может это Федор чудит? Скажи ему, Аннушка, чтобы нас не пугал.
– Да что ему у вас понадобилось-то, ума не приложу. Вот сегодня после баньки и выспрошу.
Прибежал Вовка. Едва приволок корзину с молодой картошечкой.
–Во, мама, смотри как много! – Он волоком перетащил через порог поклажу, рассыпал по полу белые, розовые и фиолетовые клубни. – Они все цветные, как новогодние игрушки. Сперва картошка была вся одинаковая: грязная, серая, в земле. А Федор ее из шланга намыл. Ух ты! Как здорово! Правда он- волшебник?
Следом за ним зашел Федор. На его бородатом лице была смущенная улыбка. Угрюмый мужик не привык к похвале. Да и с ребенком первый раз в жизни такое веселое общение получилось. Как-то не ладил он с малыми детьми. Даже побаивался их орущих, сопливых и непредсказуемых. Федор наткнулся на неприветливый взгляд девушки. Улыбка сползла с лица, глаза привычно уставились в пол. Потоптался у порога, молча развернулся и вышел из дома. Аннушка вздохнула, взяла корзинку и стала перекладывать картошку в чугунок. Остальное пересыпала в мешок и отдала Жене.
– Берите. У вас ведь нет ничего.
– Спасибо Аннушка. Я собираюсь в город съездить за продуктами и насчет электричества что-то решить надо.
Тетка всплеснула руками:
– Дак, насчет электричества, это к Федору. Он ведь электриком раньше работал, до тюрьмы-то. Ты поговори с ним, а в город – это правильно, съезди. Только автобус у нас редко ездит. Можешь одним днем не управиться.
В дверях тихонько кашлянул Федор.
– Я посмотрю, что там у вас со светом. Анна, на сарае у тебя машина стоит. За поленницей я ее видел. Можно выкатить, глянуть.
Аннушка обрадованно закивала головой:
– А и верно. Есть у нас машина. Бывший сосед оставил. Десятый год стоит на сарае. Я и забыла уже. Может, на ходу?
Все отправились смотреть машину. Нашли в углу пыльный автопром – хетчбек породы
«ОКА». Маленькая, зеленая, дровами и прочим хозяйским мусором поцарапанная.
Вовка прыгал от восторга, лез Федору под руки, старательно надувал щеки, помогая толкать машину из сарая.
– Только вот кто вас возить будет? Федора прав лишили давно. Нельзя ему теперь водить. – Анна сокрушенно качала головой.
– У меня были права. – Женя нерешительно провела пальцем по пыльному боку «ОКИ». – Только я давно за рулем не ездила. С учебы не садилась.
Аннушка замахала руками:
– Ну и слава богу! Забирай машину, да и езди. Вам она нужнее чем мне. Только вот на ходу ли? Столько лет простояла в сарае.
– На ходу, – Федор деловито рылся в недрах мотора. – Бензин залить и можно ехать. Хороший хозяин был у этой тачки.
– Хороший. – Вздохнула Анна.
Провозились до позднего вечера. Стало совсем холодно и сыро на дворе, когда мотор недовольно рыкнул, мол, зачем разбудили, а потом послушно заурчал.
– Готово. Получайте агрегат. – Федор вытер руки тряпкой и отправился в почти выстуженную баню. Аннушка побежала в дом, а Женя с Вовкой забрались в машину, хлопнули дверцей и поехали домой очень счастливые и довольные небывалой удачей.
Обиженный Котейка из-под крылечка долго не хотел вылезать. Фыркал, недовольно топорщил усы и глухо урчал. Вовка еле вытащил его, чуть сам не застрял. Наконец все угомонились. Накрепко закрыли двери и ворота, напились чаю с Аннушкиными пирогами и довольные забрались на диван. Женя твердо решила не спать, сторожить всю ночь «домового». Но не прошло и часа, как они с Вовкой сладко засопели, укрывшись теплым одеялом. Ночь прошла спокойно. В этот раз ночной гость не приходил. «Значит, это точно Федя», – решила Женя.
На следующий день с самого утра зарядил дождь. Тугие струи хлестали по крыше дома, аж гул стоял. Вовка сунулся в дверь проверить не смыло-ли их машину со двора. Полюбовался грязной лужей у крыльца. Выставил ногу под струю с крыши. Сапог сразу налило холодной водой до верху. Вовка захлопнул дверь и попрыгал на одной ноге в дом.
– Мам, посмотри, я дождя принес! – Не успела Женя ахнуть, как сын стащил сапог и вылил из него большую лужу.
– А на дворе лужа еще больше. Это я маленькую принес. Правда здорово?
– Правда. – Мама помогла Вовке стащить второй сапог, натянула ему сухие носки и усадила на диван. – Нам, пожалуй, сегодня не выехать. Чем займемся? – Женя достала из шкафа толстую книгу. – Будем учиться читать.
Вовка испуганно покосился на книжку, икнул и тяжело вздохнув, согласился:
– Да, со двора не выплыть и из дома не выйти. А давай на чердак слазим. Посмотрим, что там домовой искал.
Женя задумалась. Да, действительно, вдруг ночной гость что-то знает, о чем мы не знаем.
– Интересно, мама, если мы клад найдем, все нам достанется? – Вовка карабкался по крутой лесенке, чихая от пыли и сгорая от любопытства. Мама осторожно страховала сзади.
– Нет, часть придется государству отдать.
– Тогда надо клад побольше найти. Чтобы нам больше осталось. – Деловито пыхтел Вовка.
На чердаке много нужных и не нужных вещей. Но на крутой клад ничего не тянуло. Долго ползали по пыльному полу, передвигали ящики; обнаружили небольшую течь в крыше, осиное гнездо без ос, коробку со старыми обоями. В углу кособоко лежала огромная старая люстра. Железные витиеватые рожки без ламп густо выкрашены черной краской. Женя с Вовкой решили, что раз теперь у них есть электричество, то и люстра пригодится. Они с трудом сдвинули ее с места. Стащить вниз не смогли.
