Открыла глаза, быстро привыкнув к сумраку комнаты. Села, спустив ноги на пол. Голые ступни обожглись холодом его каменной поверхности. Резко откинула в сторону колючее одеяло, еще хранившее с таким трудом собранные и сохраненные остатки ночного тепла.

Привычным движением правой руки достала рубаху, грубую, домотканую, сложенную в изголовье аккуратным валиком. Спать на ней хоть и жестко, зато голова не болит. Голая кожа чувствительна, скользящая по ней ткань ощущается, словно крупный наждак.

Первые утренние лучи робко трогают раму окна моей комнаты. Улыбнулась им, чуть прищуриваясь. Эту маску полного и абсолютного благополучия я ношу уже так давно, что даже сама в нее верю.

“Открыла глаза – улыбайся!”

Есть еще пара минут полного и счастливого одиночества. Время, когда рядом нет никого, можно спокойно подумать и собраться с душевными силами. День предстоит очень сложный, мне они еще явно понадобятся. Об этом упрямо напоминала саднящая боль в голом, как коленка ребенка, затылке.

Здравствуй, первый день моей взрослой жизни.

Оправив рубашку, скользнула босыми ногами на пол, проснувшись уже окончательно. Ночи становились все холоднее, на тусклом стекле узкого стрельчатого окна к утру намерзла вода, превращая его в настоящий искристый витраж. Скоро теплые утренние лучи растопят эту блестящую роскошь, превратив ее в грязную лужу, медленно стекающую с каменного подоконника.

А потом придет кто-нибудь из прислуги и вытрет ее куском старой ветоши, я за этим обязательно прослежу.

Как будто бы льдистого чуда и не было.

И о чем я задумалась снова? Прячусь в маленьких мыслях, как мышка в ворохе старых опилок, лишь бы не думать о важном.

Сегодня последний день моей маленькой жизни. Уже завтра все совершенно изменится. Завтра старшая дочь дома Рейн принесет свою страшную клятву. А ей все равно…

Вру себе я, конечно.

Даже роль жены обычного землевладельца, не обремененного титулами и вековым наследием рода мне казалась теперь куда лучше.

Ярко представила себя чинно идущей по узкой улочке Малого Рейна: рядом крупный, степенный мужик, бородатый и светловолосый, с красным мясистым лицом, как у всех, выпивающих крепкий свой эгле¹ каждый второй день имперской декады². Это мой муж, благоверный, конечно. Он несет всякую чушь, пугая грохочущий басом весь земельный квартал, а я только морщусь в ответ, снисходительно слушая. Все эти хаттэ³ на семейных прогулках казались мне внешне похожи, как однояйцевые близнецы.

Они не чурались самой грязной работы, на местном рынке торговались самозабвенно за каждую гле⁴, женились всегда по расчету. В большом доме такого семейства всегда было шумно и оживленно: здесь жили все многочисленные незамужние сестры мужей и такие же тетки, вдовые бабки и прочие бесконечные громкоголосые родственники, окруженные кучей веселых и толстых детишех всех размеров и возрастов.

Вздрогнула. Пару раз я нос к носу сталкивалась с семьями хаттэ, в узких, тесных проулках по дороге в порт и всегда спешила быстренько и незаметно удалиться. Нет, не получится из меня полезной жены и хорошей матери для простолюдина. Пустые мечты и напрасные мысли, мой путь предначертан давно и ничего уже не изменить.

И отчего мне так тошно?

Вдруг внимание привлекла яркая вспышка высоко там, за заиндевевшим стеклом. Ясное небо неожиданно осветилось целой связкой ослепительных молний, и в ту же секунду пошел густой снег. Прямо из воздуха, словно сам свет вдруг замерзал на лету и падал теперь медленно, неторопливо. Невольно залюбовавшись, я встала на цыпочки, потянувшись к окну еще ближе.

– Халим уже на ногах? Эта глупая козочка скоро застудится снова! – знакомый низкий женский голос заставил меня резко вздрогнуть. – Что за наказание мне? А ну быстро в купальню!

И как у нее получалось появляться беззвучно и в самый неподходящий момент?

– Можно подумать там будет теплее… – впереди ожидала суровая процедура, придуманная очень давно, еще самыми первыми колонистами: сперва теплая ванна соленой воды, наполненная из нашего домового источника, а потом мне на голову выльют целую бочку воды ледяной, из верхнего резервуара на крыше. Б-р-р-р-р-р!

Зато, наши дети совсем не болели. И взрослые не простужались, почти. Как сказано в исторических хрониках: после первых десятилетий на теплой планете с недолгой зимой колонисты расслабились, и первая же суровая стужа двадцатилетнего цикла светил едва не унесла жизни всей тогда процветавшей колонии. С тех пор так оно и повелось…

А когда источник замерзнет совсем, уже в середине суровой зимы процедуры в купальнях будут завершаться растиранием снегом.

Никогда я их не любила.

– Можно подумать, тебе хоть раз удалось выйти немытой к столу! – моя старая няня, мой бессменный надсмотрщик и вечный палач, не знающий жалости, громко фыркнула.

Сухенькая, беловолосая и белоглазая, ростом едва ли мне по плечо, она двигалась порывисто и очень быстро. Со спины старая Куста была даже похожа на одного из поселковых мальчишек. Из тех, что шустро помогали на замковой кухне, работая за еду.

Но внешность обманчива: с самого раннего детства все дети Рейнов знали весомую силу ее оплеухи. Чуть позже она знакомила нас и со своим мастерством владения гибким кнутом, неизменно висевшим за поясом этой верной отцовской собаки.

Тихо вздохнув, я покорно поставила ноги в хитросплетение толстых ремешков домашней обуви. Пористые подошвы, выточенные из прочной коры дерева са надежно защищали ноги от ледяного пола.

– Отчего будущая жрица так печальна сегодня? Снова сны? – поджав губы сердито старуха требовательно подала мне длинный холщовый платок.

После вчерашних болезненных процедур нежная кожа на голове все еще очень болезненно ныла.

Вчера мне исполнился двадцать один год от рождения по имперскому календарю. Первое звездное совершеннолетие. Я лишилась последних волос, получив, наконец, зера рода Рейн. Вечное жреческое клеймо и ключ к иллюзорной свободе.

– Хаси, ты видела? Там, в небе что-то…

Накинув на голову плотный платок я поморщилась. Ощущения не из приятных: кожа саднила, а рана на самой макушке будет затягиваться еще долго. Пока зерно примет донора, пуская тонкие нити благословения… Но терпение – главное достоинство любой женщины, этому нас учили буквально с рождения.

– А! Так козочка же не знает! Ужас! Прибыл имперский фрегат, и все гадают, чем нам это грозит. Такой переполох, все бегают, как ошпаренные!

Вот это новость. За всю мою визитов из “большого мира” в нашу забытую всеми богами Вселенной колонию еще не было. Я уже даже думала, что все эти истории о Великой Империи – сказки. Как можно летать между звездами? В голове не укладывалось.

А Куста не унималась. Заправив постель, она привычным жестом заглянула под девичью кровать, словно что-то надеясь найти, провела пальцем по каменной поверхности подоконника, укоризненно покачав головой. Кроме узкого ложа в крохотной комнате не было ничего, совершенно. Даже простой лавочки. Меня с детства учили жить скромно. Роскошь женщину лишь развращает.

– Они, говорят, страшные как тараканы! – с неподдельным ужасом в голосе произнесла няня. – Только бы не добрались до нас!

– Так уж и страшные? – я нетерпеливо топталась возле двери, ожидая старуху. Без сопровождения выходить из комнаты было запрещено и опасно. Сколько раз в детстве я представляла себе страшных монстров, бродивших по замку ночами, привидений и призраков, поджидающих нас за дверью? Но причина была куда более прозаична: старые замки, вырубленные в монолитах древних скал витолита за ночь заполнялись продуктами его разложения и буквально гудели от сгустков энергии. Чтобы выйти утром из комнаты, нужен был проводник, расчищающий дорогу своим поглотителем. На уроках природоведения еще одна детская сказка рассыпалась, как кучка сухого песка.

– Глупеньким маленьким девочкам все бы не верить старухе.

Куста с трудом отодвинула толстую полированную дверь и сняв с пояса тонкий стальной кнут, бросила его быстро вытянувшийся хвост в коридор. По стенам посыпались белые искры, пол под моими ногами слегка даже вздрогнул.

– Эк сегодня все зарядилось. Я хожу второй раз, а он все не уймется! —

Проворчала старуха, а мне оставалось гадать, кто такой этот “он” и почему “не уймется” Впрочем, фантазия у всех белоголовых богатая. В их страшных сказках кого только не было…

Можно идти.

Уже в коридоре я оглянулась на узкое окно за спиной. Имперский фрегат. Интересно, какой он? Очень жаль, что пустовавший многие годы Большой внешний порт находился от нас в трех ночах пути. Мы только издалека его видели, все рейсы в столицу принимал Малый порт. А здесь – глухая провинция. Озера, леса, рудники, несколько древних замков, малюсенький городок и большой шумный порт, живущий своей бурной жизнью, мало прайд задевающей.

Придется довольствоваться глупыми слухами и досужими сплетнями.

Как обычно.

_______________________

¹ Эгле – крепкий алкогольный напиток, полученный из продуктов брожения почек дерева са.

² имперская декада – 10 имперских суток или 12 земных дней

³ Хаттэ – обращение к землевладельцам рожденным вне прайдов (состоятельным простолюдинам)

⁴ Гле – самая мелкая денежная единица мира Лигла, представляет собой медную чешуйку с имперским гербом. ите писать текст новой главы

Сова

Сова. Имперский фрегат 27-313, класса A- IIV.

– Вторая суточная вахта четвертого имперского месяца пятьсот семьдесят третьего года эры всеобщего благоденствия! – громко прохрюкал над бедной инспекторской головой звучный голос искусственного сознания. – Светлых мыслей, инспектор! – тот, кто его создавал, знал толк в утренних пытках. – Добро пожаловать в суровую реальность, капитан.

Аверин поморщился, как нейропатической боли.

– Петрович, я просил будить меня по земному календарю.

Спорить с системами управления – крайне дурная привычка, присущая многим землянам. Среди многих вредных привычек и пагубных наклонностей капитана, эта – далеко не самая неприятная.

– Твоя просьба не несет никакой смысловой нагрузки, инспектор Аве-рин.

Бесполезно.

Кристаллический мозг его нового корабля отличался редкостным высокомерием.

Порождение мира Габры, лежавшего в центре звездной системы Шедар, искусственный интеллект, заключенный в эффектный кристалл был последним словом нейротехники. Система дарила массу новых возможностей в управлении сложными техногенными организмами.

Таких, как корабли эксадальнего следования – плод многолетней работы технических гениев. Настоящее чудо природы.

Все так.

Только все эти новейшие кибер-мозги отличались чудовищными характерами. “Системы несут след создателей”, как говаривал классик-землянин. Аверин был настоящим землянином.

– Это мой корабль, моя экспедиция, и мое настроение напрямую влияет на ее эффективность! – капитан произнес эту сложную фразу и потянулся. – А будешь спорить со мной, – переведу в экономный режим. Так понятней?

Только землянин мог дать имя искусственному интеллекту. И только Аверин додумался обозвать эту сволочь “Петровичем”.

Скатываться с круглого ложа совсем не хотелось, но до начала его вахты оставалось короткая четверть земного часа.

Упругий рывок, разворот и Макар на ногах. Прыжок, кувырок в воздухе через голову и подход на руках к полукруглой двери бокса, где размещался санузел капитанской каюты.

Пальцем ноги нажал на мягко утопающую в гладкой поверхности ручку, снова кувырок и Аверин уже на ногах.

Этот нехитрых гимнастический ритуал после недолгого сна быстро позволял ему восстанавливать координацию. Док его не одобрял, но изменять своим привычкам инспектор не был намерен.

Да, шервовы⁵ жабры, вот такой он упертый козел, и совсем не скрывает своих очевидных достоинств.

– Список медицинских рекомендаций можешь сразу же выкинуть в… – Макар категорически не приветствовал нецензурную лексику на корабле. Штрафовал экипаж, сам был сдержан. Приходилось мимически дополнять все им сказанное. Взмах руки, средний палец, направленный в сторону унитаза. Петрович все понял, он привык к капитану Аверину. И научился молчать своевременно. – Туда же отправь назначенный мне рацион. И попрошу без комментариев.

Только нотаций от каменюки на прочной подставке Макару еще не хватало, конечно.

– Как скажешь, инспектор Аве-рин. Через два с половиной часа по имперскому…

– Земному. Мой корабль – мои правила. Напоминаю: ин-спек-тор я только при исполнении миссии. Сейчас – капитан. Будешь спорить со мной…

– Есть, так точно.

И Петрович обиженно замолчал.

Инспектор на корабле был почти богом. И капитаном, и командиром, и вождем разношерстного аборигенного племени.

Космический аппарат класса A-IIV, способный выходить в пресловутые Сумерки и перемещаться вне времени и пространства с легкой руки землян вся галактика называла “фрегатами”. Мало кто помнил историю этого слова, но оно прижилось. Жители этой зеленой планеты вообще отличались богатым воображением.

Фрегат A-IIV 27-313, под предводительством землянина Макара Аверина ныне бороздящий просторы галактики, сошел со стапелей крупнейшей верфи Сафара чуть более года назад.

Элегантное, строгое и лаконичное судно отнюдь не блистало подчеркнутой роскошью круизного лайнера. Проект IIV был разработан и строился для специальных задач: после глобальных реформ в современной Империи исполнение новых законов требовало проведения дотошной и кропотливой инспекции населенных миров.

Для чего в кратчайшие строки и была построена целая армада боевых кораблей сопровождения и отдельный флот внешней разведки, к которому и относилась Аверинская “Сова”.

Назвал судно свое капитан самолично и все согласились, конечно. Мало кто рисковал спорить с невыносимо-упрямым инспектором. Так фрегат стал “Совой”, а флот обзавелся очередной чисто земной традицией: давать собственные имена кораблям. И уже очень скоро в космосе появились многочисленные “Крокодилы”, “Бабуины”, “Удавы” и прочие представители почему-то земной флоры и фауны.

Сова.

Полностью автономный корабль, целый мир в бездне бескрайнего космоса. Система искусственного управления, исключительно гуманоидный экипаж (на чем бесстыдно настоял неугомонный Аверин), группа универсальных ядроидов. А еще: собственная экосистема, биостанция, запасной биореактор – подобного ни на одном фрегате флота пока еще не было.

Инспектор мог смело гордиться “Совой” и ее экипажем: за прошедший год единственным неприятным происшествием на “Сове” стала отставка их доктора. Но тут ничего не поделаешь: харанец Мэгрин внезапно влюбился, как какой-то мальчишка и вернулся в свой мир, выбрав путь патриарха, отца и супруга. Против такого решения даже Аверин не смог ничего возразить. Знал бы он, чем обернется поспешное и необдуманное решение, последовавшее за отставкой…

– Ей, барышня. Вы на что там, обиделись снова? – Макар нарочно дразнил “дух корабля” разными старинными словечками и вообще находил очень забавным такой стиль общения с… этой самой фигней.

Острые струи озонированной ледяной воды из потолочного ирригатора бодрили и злили, их уколы разгоняли остатки расслабленности вместе с сонными мыслями.

Да! И зубы Аверин чистил простой зубной щеткой. Никаких лазерных ирригаторов и нано-таблеток и био-жевачек.

Капитан и умывался холодной водой, вот такой вот он ретроград и замшелый ортодокс старого, доброго мира.

– Вы бы уже определились с гендерными предпочтениями, инспектор. И кстати, на виртуальный секс не рассчитывай, я – не такая.

Мак чуть зубной щеткой не подавился от смеха. Все чаще демонстрируемое Петровичем чувство юмора, принимало своеобразные формы.

Так очень скоро он будет рассказывать случайно сгенерированные анекдоты, наверняка очень пошлые, обличая дурное влияние экипажа на искусственный интеллект.

На вакумаллерах⁶ гигиенической комнаты висело обычное, хлопковое махровое полотенце. Раритет и предмет роскоши.

Одна из деталей хрупкого мира Макара Аверина, молодого инспектора высшей категории, известного антрополога и карьериста, конечно.

В последнем никто из его знакомых не сомневался, конечно. Иначе как объяснить его службу во Внешней Имперской Разведке?

Ему было всего лишь тридцать два, но в активе этого слишком еще молодого, даже по меркам галактики, но уже блестяще образованного мужчины крепко стояли великолепные служебные перспективы, карьера, высокое социально-общественное положение. Инспектор первого ранга, капитан, командир корабля и ученый.

И… больше совсем ничего. Вечный вопрос: “Все ли можно купить за хорошие деньги?” для себя он решил, категорически и отрицательно.

В результате, внезапно для всех его знавших, чуть больше имперского года назад Макар принял для себя непростое решение и ясным утром первого весеннего понедельника (по-земному, разумеется, календарю) он прибыл на Деус⁷, и уверенным шагом явился в профильный департамент колониальной инспекции и одним твёрдым росчерком гибкого стилуса подписал свой новый контракт.

Все, назад пути не было.

Ближайшие несколько лет он теперь проведет в теплой компании не в меру обидчивого и разумного (тоже не в меру) булыжника Петра Петровича, небольшой команды головорезов, лично им собранных по всем закоулкам доступных созвездий и пары проверенных в деле ядроидов.

В большем Мак и не нуждался теперь. Главное в это поверить.

– До вахты осталось четыре минуты. Я начинаю обратный отсчет…

И Петрович не договорил.

______________________________________________

⁵ Шерв, шервь – гигантский (от 2 до 40 метров в длину) псевдохищный всеядный червеобразный организм, с высоким уровнем социального поведения и зачатками разума. Эндемик звездной системы Глизе был случайно разнесен людьми по всей галактике, став одним из самых опасных и злостных вредителей цивилизованной части Вселенной…

Распространенное бранное слово, применяемое в самом широком смысловом спектре.

⁶ Вакумаллер – бытовой и\или технический вакуумный держатель произвольного размера и уровня силы сцепления.

⁷ Деус – Центр современной Империи, одна из планет древней планетарной системы Тиамат в созвездии Козерога, вращающейся вокруг звезды Деус (HD 204313)

Нештатная ситуация

Сова. Имперский фрегат 27-313, класса A- IIV.

Потом, уже много позже, раз за разом вспоминая в попытках объяснить себе самому произошедшее Макар задаст еще много вопросов.

Почему не сработало оповещение о разрыве охранного контура безопасности корабля?

Сканеры оптического и акустического обнаружения вдруг словно разом ослепли, оглохли.

Почему обратномагнитный щит пропустил инородное тело, а лучевой заслон ударил с минутной задержкой, фактически не сработав?

Почему, отчего и как вышло…

Но все это будет потом.

Все ответы он, безусловно получит, Аверин известен своим, как говорили земляне, ослиным упорством и невероятной дотошностью. Он проведет доскональное расследование, поднимет все записи посекундно, выдвинет множество правдоподобных гипотез, большинство из которых сам же и опровергнет.

Позже.

А тогда, в короткое невероятно мгновение космические судно класса A-IIV как будто тряпичную куклу встряхнуло и кинуло, словно маленький детский мячик куда-то вперед.

С тихим стоном каким-то загробным отключилась система искусственного тяготения корабля, тяжелым снарядом подкинув инспектора в невесомость и больно ударив о письменный стол.

Все твердые поверхности каюты должны была молниеносно свернуться, утопая в полах и стене, позволяя живым существам избежать неприятных физических травм, но… Все почему-то сломалось.

Потирая ушибленное плечо, Мак прислушался к звукам на судне.

Тишина. Пугающая и неуместная.

Потом снова гулкий удар, откинувший Макара на стену чуть выше кровати. Теперь он оказался готов, и удачно сгруппировавшись, только проехал спиной по пористой обшивке стены. Скольжение получилось не очень приятным. Хорошо еще, с давних лейтенантских времен Мак имел дурную привычку спать в отдельном, “постельном” комбинезоне упругая поверхность которого с отвратительным звуком и затормозила их общий полет.

– Да что происходит, скажите?! – громко рявкнул уже очень злой капитан.

И вот тут все системы оповещения как будто бы разом проснулись, взбесившись. Вой аварийных сирен и дичайшая какофония спецсигналов буквально вынесла Аверина из каюты.

Прекрасно, просто великолепно: пока заорешь, контора не заработает.

Вот напрасно он месяц жалел экипаж после дурдома на Кеплер 1708, где по собственной дурости, а еще общей страсти искать и находить приключения на все выпуклые части человеческих тел, они подцепили грибок новомодный. Тогда еще не карантинный и малоизвестный. Эта гадость вполне симпатично подкрашивала кожу всех гуманоидов под настроение индивидуума. Получался такой человек – индикатор. Мрачный их боцман Стэм гордо блистал темно-синим, а Родий, их химик и вечный романтик – сладенько-нежно-розовым. Месяц потом все ходили по кораблю, очень громко страдая и тихо хихикая друг над другом…

И зачем он сейчас это вспомнил?

В хоре общего шквала звуков Макар четко услышал сигнал, возвещавший об экстренном переходе на аварийный источник питания, одновременно с ним тускло замигал красным светом экстренный вызов на “мостик”, поданный старшим по вахте. Практически сразу погас основной энергетический контур, вырубив общее освещение и перейдя на его аварийную версию.

– Кэп, у нас происшествие, – включилась общая связь и невозмутимый Стэм сухо констатировал очевидное.

– Я заметил! – Макар огрызнулся. – Команду поднять и по штатным местам аварийного расписания. Что с контуром поля?

– А кто его знает… – прозвучало неуставное. Это лишь означало, что даже сам боцман растерян. – Все погасло! – промолчав еще пару секунд, он поспешно исправился: – Утечек не обнаружено, показатели повреждения целостности корпуса в пределах допустимых… э-э-э-э-… норм.

– Вручную включить систему сканирования по отсекам. Вахтенным десятиминутная готовность к докладам, – Макар прижал палец к виску, так активируя микрофон чипа, вшитого прямо над ухом. Другой рукой он пытался поймать перила желоба аварийного спуска в командную рубку. Есть. Почти получилось. С позорной четвертой попытки. А все почему? Ежедневные тренировки ты подзабросил, Аверин. Расплачивайся теперь, каракатица вялая.

Всунув ноги в порядком уже подзабытые рамки утяжелителей он наконец застегнул на груди свой несчастный спальный комбинезон, и сиганул в узкий желоб. Уже через несколько быстрых секунд капитан вынырнул прямо в центре рубки – центра управления и чуткое сердце всего корабля.

Быстрый взгляд на развернувшиеся в воздухе прозрачные ленты галоинформеров, пестревшие показаниями датчиков внешнего контура безопасности.

– Защита полностью активирована, критических повреждений корпуса нет, – раздался низкий голос кристалла-искусственного-интеллекта-Петровича.

– Полный обзор! – Макар уже вывел на себя аварийный пульт управления. Старая, добрая механика в критические моменты всегда была незаменима.

Невысокий и юркий, как ящерица, уроженец жаркой Проксимы-б, главный бортинженер Яхо безмолвно и быстро выскользнул из командирского кресла.

Весь купол рубки медленно становился прозрачным. Иллюзия полного оптического обзора создавалась выводом данных с ковра внешних датчиков, отображавших картину весьма невеселую.

Рядом с фрегатом, формой и хищным блеском ребер напоминавшим острый наконечник древнего копья, замерло небольшое орбитальное судно. Маленький шарик, крохотный, неподвижный и весь какой-то обугленный.

– Сканирование эфира? – месяц вынужденного карантина не мог стереть результат многолетнего опыта работы в команде.

Никакой суеты. Сидящий рядом Стэм, мрачный как ночи его родной планеты Янссен, вывел на ленты кривые Фурье.

– Чисто, – констатировал неохотно Макар, все еще всматриваясь в эту кроху под боком фрегата.

Откуда, скажите, в 5 световых годах от ближайшего обитаемого мира взялось на их голову малюсенькое семейное суденышко? Игрушка, построенная для любителей тихого отдыха, из тех, что пригодны лишь для вращения на орбите тихих курортных экзопланет?

– Не очень! – отозвался молчавший Петрович-кристалл. – В эфире остались следы взрыва на судне, и нашего с ним столкновения.

Прискорбно.

Одна из самых надежных и современных систем, призванная защищать космические корабли от столкновений с физическим телом отчего-то вообще не сработала. Оба контура дали осечку: и щит отторжения и две пушки, автоматические выжигающие все препятствия, возникшие в контуре безопасности корабля.

Это было убийственно. Прямая причина для сворачивания всей его миссии и возвращения прямо на Деус “для выяснения всех обстоятельств”.

О, нет.

Только не это.

Не успел Макар даже как следует ужаснуться, как следующая информация из уст корабельного разума ошеломила уже всех, собравшихся в рубке.

– Их выкинуло нам навстречу из Сумрака. В отличие от них, мы летим, перемещаясь в пространстве. В режиме полета система никак не могла среагировать штатно.

Это физически невозможно.

Вот именно так: невозможно, немыслимо… Вопреки всем законам космической физики.

– На поверхности наблюдаемого объекта фиксируется понижение температуры. Похоже, они успешно там гасят пожар, – старший механик Хич, бесшумно занявший свое место, (главный по всем нужным видам энергий, как он сам себя представлял) уже тоже просматривал данные, издевательски просто мерцавшие прямо над головами сидящих за вахтенным пультом, “на мостике”.

– Спустить первый катер, ядроиды подготовка к выходу через первый отсек.

Макар поднялся из кресла, явно собравшись идти.

– Кэп, вы же не будете… – хрипло пробухтел ему Стэм.

– Принимаешь командование кораблем. В случае не выхода на сеанс связи через контрольное время – на катере запускается автоматическая эвакуация. Сами не суйтесь. Док, подготовить мед. капсулы для возможных эвакуированных. Как видишь, собрался.

– Но… – раздалось у него за спиной тихое и словно бы нерешительное.

Одинокая, тоненькая, словно мальчишеская фигурка их химика Родьки стояла, переминаясь с ноги на ногу и огромными темными глазами взирала на командира.

– Нет, Родий. Прости, но анкете твоей я не верю, ты остаешься. Всем занять свои места. Гес, ты со мной.

12 3 4 Weiter

Солнце краденое

Новый день

Сова

Нештатная ситуация

Andere haben auch gelesen:

Weitere Bücher von diesem Autor