Зайдя в кабинет, Ибрагим вежливо предложил мне сесть в кожаное кресло, расположенное перед столом, за которым столь любезно сел он, предварительно достав из стеклянного шкафа слева дорогой марки алкоголь. Он предложил мне расслабиться и выпить, от чего я просто не мог отказаться. Я изрядно устал и не обратил внимание на его странный говор, совершенно неподдающийся египетским диалектам, хоть он и уверял, что родился в Каире и всю молодость прожил именно здесь. Его слова были несколько колки, подавлялись же в них и эмоции, из-за чего невозможно было понять их интонацию. Ибрагим был предельно серьезен и объяснял мне о значимости этой вещи, на которую я так тщетно пытался взглянуть. Увлекшись его рассказами о находке и алкоголем, я перестал вникать в смысл слов и в один момент, кажется даже уснул. Что-то заставило меня проснуться, это было какое-то явление, не похожее ни на какой дурной сон, но пугающее до мозга костей. Немного дернувшись на кожаном стуле, я продолжал слушать его рассказ, упустив всякое желание вспоминать, что мне приснилось. Ибрагим предложил мне выпить еще и продолжить обсуждение завтра, уже с физическим представлением объекта, который он так продолжительно и безостановочно пытался описать. Я, будучи лингвистом с очень скучной, в большинстве своем, работой, ставший уже трижды алкоголиком, естественно, не воспротивился его предложению.
Как же я был слеп в тот момент, что даже не заметил, как он добавил в мою рюмку снотворное, которое могло усыпить даже буйвола. Последней фразой, которую я помню перед тем как отправиться в наполненный загадочных тайн свечений и запредельных красот, и разного рода приятных воспоминаний, и яркого потока воображений сон, были слова:
– “Приятных сновидений, Айзек. Спи крепко и пусть тебе будут не страшны последующие дни…”
Проснулся я, похоже, спустя очень длительное время, чувствуя небольшое облегчение, когда кровь наконец разогнала все снотворное в моих артериях. Даже глаза открыть, как оказалось, стало для меня большим подвигом, и я несколько пожалел об этом, установив зрительный контакт с комнатой, в которой оказался. Вокруг было темно, но зрение позволяло разглядеть стол и сумку на нем. Кроме этого я заметил, как от меня тянется огромная цепь в другую сторону комнаты, и стало очевидно, я заточен. На мне был одет толстый ошейник, который крепился к цепи. Его я нащупал своими дрожащими руками, в оцепенении, надеясь на более благополучный для меня исход. Спустя несколько мгновений я начал шевелиться и мой слух дал мне понять, что стены комнаты широкие, а эхо, волной скользящее по ним, создает жуткую реверберацию. Не буду говорить, что мне стало не по себе. Это было и до того, как я все осознал, но в состоянии шока было неведомо пребывание в каменной коробке, наполненной влажным воздухом и холодом, что в свою очередь породило во мне толику стремления к жизни. В следующее мгновение мои надежды стремительно рухнули, не оставив мне ни единого шанса на спасение. Голос, раздавшийся откуда-то изнутри моего почти бездыханного тела, пытался собрать мои мысли в хоть какую-то связную речь, но я встретился с еще одной проблемой. У меня не было языка.