Buch lesen: «Оскар Квист. Дело №1. Потерянное время»
© Mr & Mrs Pumpi, 2018
ISBN 978-5-4490-4200-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Дебора обожала игру в прятки. Когда Даниэль приехал забирать ее из дома бабушки Аурелии, она так умело схоронилась под диваном, что насилу ее сыскали. Вот и теперь она пряталась в тени огромного рододендрона. Отсюда ей было видно все вокруг: и дом с террасой, утопавший в кущах оливковых и мандариновых деревьев, и тропинку, извилисто сбегавшую вниз к самому океану, и Софию, вышедшую босиком на вымощенную камнем площадку перед домом. Сама же она оставалась невидимой для посторонних глаз.
София уже несколько раз за утро выходила из дому в поисках Деборы и, прикрывая ладонями глаза от солнца, окидывала взглядом сад и прислушивалась.
Пару раз она даже позвала ее по имени, однако Дебора даже не шелохнулась. Скоро София не выдержала и снова скрылась в прохладных недрах виллы: каменные плиты двора уже успели как следует раскалиться на солнце.
Воздух дрожал от стрекотания кузнечиков. Волны нехотя накатывали на песчаный пляж у подножья холма, а чуть дальше у пристани покачивала мачтой белобокая яхта.
Деревца уншиу недавно отцвели, и среди их сочно-зеленой ароматной листвы уже успели завязаться ярко-оранжевые плоды. Эти растения, появившись в Китае, за многие столетия смогли проделать путь сперва в Японию, а оттуда, благодаря вездесущим иезуитским миссионерам, добрались и до Испании.
На веточку кустарника почти над самой головой Деборы уселась горлица. Птица не заметила никого внизу и стала спокойно чистить перья. Одно пуховое перышко плавно опустилось прямо Деборе на нос. Дебора не выдержала и чихнула. Горлица встревожилась и, склонив голову набок, стала вглядываться сквозь листья. Дебора замерла и старалась не дышать, чтобы не спугнуть ее. Вдруг горлица взмахнула крыльями и, коротко хлопнув ими за спиной, перелетела на крышу дома.
Вилла оказалась жилищем с романтическим прошлым. Построена она была, судя по дате, выложенной на мозаичном полу прихожей, в 1890 году. Над парадной дверью красовался герб, в центре которого была изображена оливковая ветвь с сидящей на ней птицей.
По рассказам старой хозяйки, этот дом в два этажа был построен неким пастором Розеусом, который, по всей видимости, был одним из священников в Капилья Дас Ангустиас – барочной церквушки восемнадцатого века с одним нефом и невысокой колокольней, украшенной часами. Он-то и решил возвести себе скромную обитель на берегу океана, чтобы отдыхать от неустанных молитв за свою паству. Хоть и божий, а тоже человек.
У Даниэля была на этот счет своя теория. Первый владелец дома представлялся ему не служителем церкви, а совсем другим персонажем. «Скорее уж этот пастор был вовсе не пастором, а ученым-орнитологом, потому что Pastor Roseus в переводе с латыни означает „Розовый Скворец“. Это не должность и не фамилия человека, а вполне романтичное название самой виллы», – утверждал он.
Но на старуху все эти доводы не возымели никакого действия. Ей казалось, что любая привязка к Святой Матери-Церкви, нежели к какой-то (пусть и божией, но пернатой) твари, значительно больше повышает стоимость виллы. Посему София и Даниэль решили не нервировать пожилую даму, а просто заплатили запрошенную цену, предоставив ей право пребывать в собственных иллюзиях.
Кем бы ни был человек, построивший виллу «Розовый Скворец», он знал толк в выборе мест для возведения архитектурных сооружений. Живописный океанский вид с холма, поросшего корабельными соснами и рощицами самшита, ласкаемыми лучами солнца и умываемыми животворным дождем, давал ощущение полнейшей свободы и благоденствия тому, кто его созерцал, а бездонное ночное небо и мириады огней Млечного Пути были способны подарить покой самой метущейся душе.
Близлежащие окрестности издревле были заселены людьми. Свидетельством тому были многочисленные дольмены, служившие вместилищами погребений и местами служения древним культам. Здесь даже сохранились две римские дороги.
В Средние века вся жизнь галисийского народа была тесно связана с морем, которое не только снабжало обитателей Речных Низовий своими дарами, но и давало возможность торговать со всеми частями света.
Близость этих мест к славному городу Виго способствовала процветанию его обитателей и в эпоху промышленной революции, а величественные природные красоты и идиллические сельские окрестности привлекали странников со всего света и по сей день. Однако все эти метаморфозы отнюдь не нарушали той атмосферы уединения, которая царила на вилле «Розовый Скворец».
Прежние хозяева – семья с четырьмя детьми – мечтали собрать под одной крышей и внуков, а бог даст – и правнуков. Увы, дети выросли и разъехались кто куда, а пожилая чета осталась наедине с садом, в котором неудержимая растительность отвоевывала себе с каждым годом все новые рубежи, и огромной виллой со множеством коридоров и комнат, давно позабывших шлепанье босых детских ножек по прохладным вытертым дубовым доскам пола.
Старая обитательница недавно овдовела и была более не в силах содержать всю эту великолепную усадьбу в надлежащем порядке, а потому решилась продать опустевшее фамильное гнездо, чтобы уехать доживать свои дни в Больё-сюр-Мер, где прошло ее детство.
Деборе стало скучно, но идти в дом совершенно не хотелось. Хоть птиц в саду больше не было видно, все-таки интереснее было рассматривать небо сквозь просветы в зеленом шатре огромного куста. Однако, когда в небе над океаном пролетел самолет, Дебора поняла: сегодня он приедет. Она что было прыти помчалась в кухню, откуда доносилось тихое позвякивание столовых приборов.
София порхала вокруг обеденного стола и сервировала его. Окна на кухне были широко распахнуты, ветер то и дело трепал занавески и норовил приподнять подол легкого платья Софии, на что огромные маки в вазе посреди стола неодобрительно покачивали своими головками. София, казалось, не обращала внимания на шалости ветра. Лицо ее озаряла улыбка, одновременно безмятежная и полная предвкушения.
– Ну вот, все уже готово! – сказала София, удовлетворенно окидывая взглядом накрытый стол, и, обернувшись к Деборе добавила, – Раз уж и ты заметила самолет, тогда тащи свой поводок! Мы идем гулять.
При слове «гулять» сердце Деборы радостно затрепетало, хвост колечком заходил ходуном, и она со звонким лаем помчалась в прихожую за поводком.
Они вышли на Руа де Портосело и двинулись в сторону парка Монтеферро. Дебора, как заправская ездовая лайка, тащила Софию на буксире, успевая между делом обнюхивать обе обочины дороги. Среди корабельных сосен, из которых в былые времена делали мачты для кораблей Христофора Колумба, и нежно зеленевших папоротников раздавалось пение каких-то пташек, а на нагретых солнцем лужайках стрекотали невидимые кузнечики.
День был такой безмятежный, полный неги и музыки. Она рождалась в голове сама собой! Захотелось скорее побежать домой, сесть за фортепиано и наиграть удивительную мелодию, услышанную в роще, но в то же время так жаль было пропускать хоть один из чудных звуков, извлекаемых Эолом из его волшебной невидимой арфы. Они двинулись дальше, слушая пение ветра, прикосновения которого, словно пальцы античного божества, заставляли сосны трепетать.
Обогнув серую гранитную глыбу монумента на вершине холма, София, увлекаемая четвероногой спутницей, двинулась на юг. Там у обрыва стояло несколько каменных скамеек, откуда открывался прекрасный вид на неразлучную пару островов Эстелас. София присела на теплый гранит скамьи и стала глядеть вдаль.
Синяя толща воды здесь и там вспенивалась, волны тягуче наползали на прибрежные камни, затем лениво откатывались с глухим рокотом. София любила океан. Стоя над обрывом и глядя на бескрайнюю зыбь, она представляла себя верной возлюбленной капитана бригантины, бороздящей Атлантику по пути в родной порт Понтеведры. Эта мысль всегда будоражила ее воображение. Разве можно с чем-то сравнить сладость долгожданной встречи со смуглым, опаленным солнцем южных морей, путешественником? Разве есть что-то упоительнее того, чтобы запустить пальцы в его густые иссиня-черные волосы и, притянув его голову к себе, впиться жарким поцелуем в его соленые от морского бриза губы? При этой мысли сердце тяжело и глухо начинало биться, по телу разливалась истома, а между ног становилось горячо и влажно.
Лай Деборы привел Софию в чувство: собака лежала в позе сфинкса из Гизы, щуря янтарные глаза, вывалив розовый язык между белоснежными клыками и часто-часто дыша.
– Пойдем к воде. Тебя надо бы остудить, а то ты расплавишься, – спохватилась София.
Несмотря на близость океана, июльский зной давал о себе знать. Дебора и ее хозяйка устремились вдоль скалистого берега в сторону дома.
Дойдя по тропинке до небольшого песчаного пляжа за их собственным садом, София притомилась и присела на один из врытых в песок камней. Ветра и прибой тысячелетиями пытались раскрошить этот обломок скалы, но сия битва была еще далека до завершения. Чуть дальше волны и сейчас лизали испещренные трещинами и впадинами валуны, с обеих сторон ограждавшие полосу песка.
Метрах в десяти от берега на волнах отдыхали три серебристые чайки. София спустила собаку с поводка, и та пулей бросилась в воду. Несколькими размашистыми прыжками Дебора преодолела мелководье и, взметнув над собой облачко радужных бликов, решительно ринулась на чаек.
Подпустив собаку почти вплотную к себе, птицы расправили крылья и почти вертикально взмыли вверх. С полминуты они покружили над плавающей под ними собакой и неторопливо взяли курс на скалы Сан Мартиньо. Дебора, вертя головой по сторонам, описала по воде несколько знаков бесконечности и, схватив в зубы кусок деревяшки в качестве добычи, выбралась на берег.
– Только не возле меня! – воскликнула София, но было уже поздно: довольное животное от души встряхнулось, обдав замечтавшуюся хозяйку солеными брызгами.
– Ну вот… Теперь я вся мокрая, да еще в водорослях. Эх, Дебби-Дебби… Какая же ты балда! Дай, я тебя на поводок возьму. Скорее бы Даниэль уже занялся твоим воспитанием.
Дебора Даниэля обожала. Услышав имя хозяина, питомица встрепенулась и со всех лап кинулась бежать с щенячьим повизгиванием вдоль кромки воды. София проводила взглядом собаку, оставлявшую позади себя цепочку следов на мокром песке, которые тут же слизывали набегавшие волны. А на встречу Деборе со стороны переулка уже спускалась высокая мужская фигура с огромным рюкзаком за спиной.
– ¡Ola, miña amor1! – сбросив свою ношу прямо на песок и раскинув руки, словно крылья альбатроса, и озаряя все вокруг пробивающейся сквозь недельную щетину улыбкой, к Софии несся Даниэль!
Она только и успела, что протянуть к нему обе руки, как вдруг закружилась в воздухе, подхваченная вихрем объятий единственного на свете и долгожданного капитана. Собака, обезумевшая от счастья (впрочем, как и всегда при виде хозяина), то вертелась волчком, то прыгала вокруг них и, казалось, жаждала лизнуть в нос их обоих одновременно. В какой-то момент Дебора стреножила Даниэля своим поводком, и тот, увлекая за собой Софию, повалился на песок.
И София, и Даниэль хохотали, катаясь по песку, а заразительно веселый собачий лай только подливал масла в их горячее и искреннее счастье. Их влекло друг к другу, как бывает только с самыми страстными и преданными любовниками. Даниэль сел, а София обняла его сзади и стала целовать его шею.
– Боже мой! Какой-же ты сладкий!
– Это ты моя сладкая, как персик, а я просоленный всеми морскими ветрами сухарь.
– Ну уж позволь мне самой судить: если говорю «сладкий», значит сладкий. Не спорь. Я всегда права.
– Как же мне повезло с тобой, Софи. Ну кто еще на всем белом свете сможет так встретить меня из экспедиции?
– Кстати, об экспедиции. Как все прошло?
– Экспедиция… – Даниэль как-то невесело усмехнулся.
София по лицу мужа поняла, что в поездке что-то пошло не так. На миг взгляд Даниэля потемнел, меж бровей пролегла хмурая складка. Он тряхнул шевелюрой, словно прогоняя какое-то неприятное воспоминание, цокнул языком и ответил уже беспечным тоном:
– Хватило с меня в этот раз, наснимался досыта. Команда дерьмовая попалась. Но материал получился эксклюзивный. Весь месяц монтировать предстоит!
София знала, что Даниэль обязательно сам расскажет ей все, когда решит, что пора. Она была единственным человеком, от которого он никогда ничего не скрывал. Просто иногда ему требовалось время, чтобы разложить у себя в голове произошедшее с ним. Да и не особенно ей хотелось слушать все эти байки о странствиях на чужбине. Она просто наслаждалась созерцанием своего возлюбленного: пышущего силой и энергией мужчины.
– Ох уж мне твои чертовы съемки! Будь моя воля, я вообще бы тебя не отпускала никуда. Заперла бы тебя в доме, а гулять водила бы, как Дебби, – на поводке.
– Ну и фантазии у тебя, надо признать! – засмеялся Даниэль.
– Учти, что изголодавшаяся женщина может еще не то себе нафантазировать. А я за эти три недели уже монашкой себя вообразила и сейчас намерена решительно наверстать упущенное. Так что, пока не отработаешь свой супружеский долг, о монтаже можешь и не мечтать.
София приложила указательный палец к губам Даниэля и выразительно подмигнула ему. Тот нежно ухватил пальчик жены своими ровными белоснежными зубами и не менее выразительно подмигнул ответ.
– Господи, ну где сыщешь еще такую жену? Не женщина, а подарок судьбы!
Даниэль усадил Софию себе на колени. Собака наконец-то угомонилась и привалилась мокрым боком к ногам хозяина.
– Расскажи уже, как продвигается твое творчество, – попросил Даниэль.
София прижалась губами ко лбу мужа, потом, чуть отстранившись, с обожанием оглядела каждую черточку его лица и со сдавленной страстью прошептала ему на ухо:
– Какое к черту творчество! В такую погоду оно просто испаряется, и хочется только трахаться с тобой и иногда лопать фрукты, а в перерывах между сексом и едой просто валяться голой с тобой в постели и целоваться. Именно этим мы сейчас же и займемся!
Глава 2
Она ждала этого момента с самого отъезда мужа. Взмокшие после долгожданной близости, любовники повалились навзничь на кровати, пытаясь восстановить дыхание. Закатное солнце сквозь распахнутое окно косыми лучами золотило их обнаженные тела. Повернув лица друг к другу, София и Даниэль блаженно улыбались.
– Софи, спасибо тебе! – промолвил Даниэль.
Голос его звучал хрипло от недавней страсти.
– Что, так классно трахаюсь? – с притворным изумлением спросила София.
– И за это тоже.
Он облизнул пересохшие губы, повернулся на правый бок и, подперев голову одной рукой, другою стал ласкать розовые соски жены. Под его пальцами они затвердели. Ей стало щекотно, и она отвела его руку.
– За что же еще?
– За то, что ты есть в моей жизни. Ты единственный человек на свете, с кем я могу быть самим собой.
– Тебе нужно почаще быть самим собой.
– По-твоему, я обычно сам не свой?
– Ты сам сказал, что настоящим ты бываешь только со мной рядом. Вот только в последнее время ты пропадаешь в этих чертовых экспедициях. Делай выводы.
– Я же документалист, съемки диких мест – это мой удел.
В ответ на это жена пихнула мужа ладонью в грудь. Даниэль откинулся на спину, а София тут же оседлала его чресла. С минуту она гипнотизировала поверженного супруга взглядом, а потом, вскинув бровь и закусив алую губку, выдала:
– Если кто-то подзабыл, то я могу освежить его память: твой удел – быть моим. А значит – быть самим собой, то есть быть подле меня и меня ублажать. Ясно тебе? И никаких возражений!
Даниэль заулыбался.
– И нечего скалиться. Я, между прочим, серьезно тебе это говорю.
– ¡Si, señora! Слушаюсь и повинуюсь!
София театрально закатила глаза к небу.
– Знаю я твои повиновения! Через месяц опять ринешься спасать очередную ожившую ископаемую лягушку где-нибудь в предгорьях Гималаев. А мне опять останется лишь грезить о моем смуглом капитане.
– Вообще-то я решил оставить операторскую работу.
Даниэль вдруг посерьезнел и, мягко ссадив с себя Софию, поднялся с постели, подошел к окну и оперся обеими руками о подоконник.
София с тайным вожделением уставилась на его крепкие ягодицы, белевшие на фоне загорелых ног и широкой спины профессионального пловца.
Она поймала себя на мысли, что хочет поцеловать именно эту часть его тела, но вслух произнесла:
– Так я тебе и поверила.
– Честно.
– Серьезно?
– Вполне.
– И с какой это стати, позволь полюбопытствовать?
Даниэль набрал было в грудь воздуха, чтобы ответить, но заколебался и с горечью выдохнул.
– Что-то случилось, Даниэль?
Где-то в глубине живота у Софии шевельнулось беспокойство. Еще при встрече на пляже она поняла, что в поездке нечто стряслось. И, раз уж это нечто смогло заставить мужа бросить операторскую карьеру, игнорировать это нельзя было ни в коем случае.
В комнате повисло тягостное молчание. Даниэль продолжал стоять, опершись руками на подоконник. Затем забарабанил пальцами по гладкому лакированному дереву. За пять лет супружеской жизни София вполне изучила язык тела своего избранника. Это дробное постукивание совершенно точно означало, Даниэль не на шутку чем-то расстроен.
Молчание начинало затягиваться, однако София сперва решила повременить с расспросами и дать мужу время собраться с мыслями и выложить все как есть. Даниэль все стоял к ней спиной. Вдруг он понурил голову, и София увидела, как о подоконник ударилась крупная капля.
Даниэль плакал. Этого София вынести уже не могла: она подбежала к нему и обвила сзади руками его торс. Он мягко высвободился, повернулся к жене. По-детски шмыгнув носом, Даниэль растер слезы себе по лицу и улыбнулся.
– Не переживай, любовь моя. Это, видимо, разрядка после долгого напряжения. Поездочка выдалась на редкость драматичной.
– Расскажешь?
– Да, собственно, приключилась со мной самая обычная история, каких, наверное, в горах каждый день по сто штук происходит…
Даниэль подхватил Софию и перенес снова на кровать, а сам уселся, положив подбородок на колени и обхватив их руками.
– Как ты помнишь, в этот раз я хотел найти и отснять в диких условиях снежных барсов, вот и напросился в группу оператором. Эти товарищи собирались заниматься мониторингом численности этих кошек на самой границе Казахстана с Китаем, в Джунгарском Алатау.
Даниэль помолчал, а потом со вздохом продолжил:
– Барсов самих я так и не увидел, только следы на снегу, да экскременты с непереваренными зубами сурков. Видно, что хищники если были в тех местах, то с месяц назад ушли дальше. За все время только медведицу с медвежонком увидел. Они на противоположном склоне ущелья были, какими-то корешками лакомились. Кадры удивительные получились! А вот куда именно подевались барсы, так никто и не смог мне объяснить. Во всей группе по-английски толком никто не разговаривал. Изъяснялись все больше жестами и мимикой. Глупо, конечно. Но кое-как промотались по горам в таком режиме две недели.
– Ума не приложу, отчего тебя вечно тянет во всякие медвежьи углы. Мало ли что там произойти может, тебе в голову это не приходит?
– Просто именно в этих углах только и встретишь исчезающих зверей. Их опасаться особо не стоит, животные в тех краях давно стараются не попадаться на глаза человеку.
– А я вовсе не из-за животных переживаю, а как раз-таки из-за людей. Вот с ними-то надо быть начеку. Ты вечно думаешь о людях лучше, чем они того заслуживают, а потом плачешь и этим разбиваешь мне сердце.
Даниэль изумленно уставился на Софию. Ее природное умение чувствовать малейшие перемены в настроении, тембре голоса, жестах окружающих поражали его с самого момента их знакомства. Он был для нее как открытая книга, о чем София в очередной раз ему напомнила. Так и теперь он открыл было рот, чтобы сказать хоть слово в свое оправдание, но, поразмыслив, признал правоту супруги.
– Не знаю, как у тебя это получается, но ты опять угадала.
– Не угадала, а прочитала это все по твоей физиономии. Ты слишком искренний человек и врать не умеешь совершенно.
– Да у меня и в мыслях не было…
– Знаю, любовь моя. За это я так тебя и обожаю. Твою любовь я тоже всегда чувствую. Просто иногда ты хочешь оградить меня от чего-то плохого, чему ты невольно стал свидетелем. Разве не так?
– Так.
– И я бесконечно благодарна тебе за это. Однако ты все равно мне все расскажи. Пока не выговоришься, не полегчает. Мне ли не знать.
Даниэль взял руку жены и благодарно прижал ее пальцы к своим губам.
– А кто был в вашей группе? – спросила София.
Даниэль, ободренный словами жены, продолжил свой рассказ.
– Водитель, специалист по мониторингу, и какой-то молодой парень – то ли практикант, то ли еще кто. Ну и я. Больше в наш старенький джип никто и не влез бы. Не знаю, как вообще эта развалюха передвигалась, да еще по горным дорогам, но, так или иначе, нас занесло к какой-то зимовке, где ютились несколько пастухов с отарой овец. Как мне удалось понять, мы находились неподалеку от места Арканкерген, где несколько лет назад произошла загадочная история с убийством четырнадцати пограничников и одного егеря. – Даниэль потер лоб тыльной стороной ладони. – Поговаривали, якобы один из солдат перестрелял своих товарищей из автомата, а потом сжег всю заставу дотла. Уж не знаю, что там случилось на самом деле, но мне стало слегка не по себе от всех кровавых этих сплетен.
София внимала мужу с настороженностью, ожидая после каждой фразы какого-нибудь резкого и драматичного поворота сюжета. Между тем рассказ Даниэля тек дальше.
– Гнетущее впечатление, среди прочего, на меня производило постоянное и даже назойливое внимание к моей персоне со стороны тех самых пастухов, которые дали нам ночлег. Старшему из них – седому смуглому прокуренному казаху – было лет за шестьдесят. Другому я бы дал лет сорок пять, хотя мне сказали, что ему нет и тридцати. У этого типа был переломан нос, как у боксера, и разило от него, как из выгребной ямы. – Даниэль сморщил нос, будто вновь учуял миазмы. – Глядели оба на меня недобро с самого начала, ощупывали глазами с ног до головы, словно примериваясь, чем бы поживиться, предварительно прирезав меня во сне. Тот, что помоложе и повонючее все время интересовался моей камерой и норовил взять ее в руки. Я жестами дал понять, что этого делать не стоит, потому что техника хрупкая. Ему мой отказ явно пришелся не по вкусу, но тогда меня это мало заботило. Я был занят размышлениями о том, смогу ли я спать под одной крышей с таким вонючим субъектом, и в итоге решил устроиться на ночь в машине, укутавшись в спальный мешок в обнимку с камерой и прочими ценными вещами.
В спальню, цокая когтями по полу, вбежала Дебора и завалилась на пол кверху брюхом возле Даниэля. Тот спустил одну ногу с кровати и бережно погладил ею собаку по розовому животу. Деборе это явно нравилось.
– Ко мне она никогда так не ластится, – сказала София. – Со мной она только в прятки по саду любит играть и сыр выпрашивать.
– Да уж, Дебби с нами просто повезло, что и говорить. А вот в горах собакам приходится несладко…
– Так что же было дальше?
Даниэль снова замялся, но все же решил довести свое повествование до конца.
– Электричества в горах на такой высоте нет, а темнеет рано. Скроется солнце за снежным пиком, и мрак сразу наползает на наш лагерь.
– Наверно, там еще и холод собачий по ночам?
– Да, днем припекает будь здоров, а по ночам даже летом снег может выпасть. Пока я размышлял, как мне получше да поудобнее припрятать свою аппаратуру на ночь, меня окликнул наш водитель и позвал в дом. Я было стал отнекиваться, но уж больно он был настойчив. Внутри дома имелась одна единственная комната с голыми выбеленными стенами, пол был застелен разномастными коврами, в дальнем углу лежала куча подушек и одеял. В центре вокруг низенького столика на полу сидели оба пастуха и вся наша команда. Лица их освещались светом керосиновой лампы. Не знаю, что они там в нее залили, но воняла она отвратно.
– Бедный твой нос! – с сочувствием воскликнула София.
– И не говори, любовь моя. Однако это было лишь началом испытаний всех моих чувств. Водитель наш подвинулся, освободив местечко у стола и для меня. Я подсел, мне сунули маленькую фаянсовую пиалу с выщербленными краями. Она наполовину была наполнена мутной бурой жижей. Мне дали понять, что это чай. Я где-то прочел перед поездкой, что казахи специально наливают чая от силы на полчашки. Вроде бы, наполненная до краев чашка означает, что хозяин хочет тебя поскорее спровадить. При этом самому просить долить чаю в чашку считается неприличным. Сказать по правде, меня от одного вида этой жидкости замутило. Оказалось, они туда плеснули прокисшего молока, так что выпить даже полчашки было выше моих сил. Кое-как я пригубил этого «чая» и, сославшись на усталость ушел спать в машину.
– Чует мое сердце, ты нанес страшное оскорбление этим пастухам, которое можно было смыть только кровью! – с преувеличенным драматизмом произнесла София.
– Ты даже не подозреваешь, насколько ты близка к правде в своих предположениях, Софи!.. – с горечью ответил Даниэль.
София снова посерьезнела и стала с нескрываемым беспокойством ощупывать и осматривать супруга:
– Они, надеюсь, не полезли в драку? Не поранили тебя?
– Куда им со мной тягаться! Я их голыми руками придушил бы. Кровь, увы, пролилась, но…
Глаза Софии округлились от волнения, она сжала губы и съежилась, как в ожидании удара.
– …к счастью, не моя, – закончил со вздохом Даниэль.
Из груди Софии вырвался стон облегчения.
– Даниэль, не томи! Мои нервы уже и так на пределе.
Даниэль, притянул к себе жену и прижал ее голову к сердцу.
– Если хочешь, можно забыть эту дурацкую историю.
– Нет уж, рассказывай до конца, а то не смогу уснуть всю ночь.
– Ну ладно, слушай сию печальную повесть дальше. Я забрался на заднее сиденье нашего джипа, залез в спальник, как в кокон, под голову положил рюкзак с камерой и тут же заснул. Спал я чутко, но до самого утра никаких посторонних звуков до моего слуха не доносилось. Еще затемно скрипнула дверь в доме. Я приподнялся и выглянул наружу.
– И кто же там бродил? – с замиранием сердца спросила София.
– Окна джипа за ночь подернулись инеем, и я смог разглядеть только силуэт. Он крадучись двигался мимо машины и, на миг задержавшись прямо возле задней двери, скрылся в тумане. Я готов был поспорить, что это был тот самый молодой пастух с кривым носом.
– По запаху определил?
Даниэль усмехнулся и кивнул.
– Наутро он яростно отрицал свои ночные бдения, хотя я точно знал, что это он ошивался возле машины. А в тот момент я снова лег и, пригревшись, проспал до тех пор, пока наш водитель не сел за руль и не стал прогревать двигатель. Я выбрался из машины, умылся ледяной водой из бочки и сразу взбодрился. За домом были какие-то кусты, и я пошел туда, чтобы отлить, и тогда заметил поодаль двух привязанных к разломанной телеге собак. Они с отрешенным видом лежали, поджав под себя лапы и косились на меня. Кадр был интересный, и я решил сбегать к машине за камерой и заснять их. Я установил штатив, настроил камеру и включил запись. Вдруг в видоискателе я увидел фигуру кривоносого пастуха. Он заслонил собой собак, я поднял голову от объектива и тогда заметил, что у этого мерзавца в руках двустволка.
София вскинула руку к лицу и зажала себе рот ладонью, тихо всхлипнув. А Даниэль, словно стараясь побыстрее извергнуть из себя отравлявшие душу воспоминания, на одном дыхании выпалил:
– Пока я сообразил, что происходит и успел что-либо предпринять, этот подонок вскинул ружье и выстрелил одной из собак в голову. Бедная псина рухнула замертво, а вторая собака с воем заметалась на привязи, пытаясь насколько возможно прижаться к земле и не попасть под выстрел. Я бросился к убийце, но нас разделяло метров тридцать, и, пока добежал, грянул второй залп. Вой собаки оборвался, но еще несколько раз эхом отразился от скал.
– Боже… – в ужасе прошептала София.
– Кажется, я орал во всю глотку все ругательства, какие-то только знал. Когда я подлетел к косорылому, тот нацелил ружье на меня. Это было последней каплей: я схватился обеими руками за ствол, отводя дуло вверх. Он стал вопить что-то на своем наречии, пытаясь вырвать ружье. Меня обдало его смрадным дыханием, а потом эта тварь плюнула мне в лицо. Тогда я отклонился назад и с размаху дал ему лбом в нос. Этот fillo de puta2 сразу обмяк и повалился на землю, как мешок с дерьмом. Да это и был мешок с дерьмом.
Даниэль устало выдохнул и умолк. В комнате стало совсем темно, и София уже не могла разглядеть лица мужа. Только белки его глаз смутно просвечивали сквозь густой мрак.
– Бедные животные!.. Представляю, каково тебе было, любовь моя! – София погладила мужа ладонью по небритой щеке. – Откуда вся эта жестокость только берется в людях? По-моему, этот гад просто взъелся на тебя за то, что ты его отшил.
– Мне тоже так показалось.
– А что другие? Неужели они не слышали выстрелов?
– Все они слышали. Защитнички животных! Барсов они сохраняют… Как же! Даже двух собак не смогли защитить от садиста. Точнее, просто побоялись. После этого инцидента мы практически сразу уехали оттуда. «От греха подальше!» – сказал практикант. Водитель наш всю дорогу возмущался и недовольно тыкал пальцами в мою сторону. Практикант с горем пополам переводил мне его тираду. По его словам, пастухи обнаружили ночью в ущелье несколько убитых овец и решили, что это собаки их загрызли. Я сказал, что не верю этим россказням. Как я выяснил позже, такие расправы – обычное дело в тех местах. Собак несчастных просто решили пристрелить, потому что пастухам надоело их кормить. Кормить! Да их вообще никто никогда не кормит. Эти собаки – парии, сами себе пропитание находят. Овец никогда не трогают, роются в отбросах со стола хозяев, ловят крыс и всех, кого могут сцапать. Но овцы для них табу.
– Собственно, об этом я тебе и говорила. Когда ты куда-то надолго уезжаешь, я очень сильно переживаю за тебя. К тому же я становлюсь совсем беспомощная в твое отсутствие.
– Ты же знаешь, что я всегда вернусь к тебе, Софи.
– А вдруг однажды ты снова где-нибудь в горах или в степи наткнешься на такого же ублюдка с ружьем, только выстрелит он не в собаку, а в тебя? Что тогда мне делать? Я ведь даже не знаю, как и где тебя искать.
– Ну, такое вряд ли произойдет. Я ведь решил оставить свои съемки и разъезды.
– Хотелось бы надеяться, но тебе придется доказать это на деле.
– Ты мне не веришь?
– Верю, что ты этого хочешь. Вот только сможешь ли ты усидеть на месте, когда очередной плохой человек на другом конце планеты обидит какую-нибудь животинку. Помнишь, что тебе тогда в галерее сказала Эмилия?
