Buch lesen: «Судьба и ее перипетии», Seite 4

Глава 5. Привет из прошлого.

Глава 5.

Привет из прошлого

В то же самое утро, когда Бернард спал в дежурной комнате полицейского участка, перед тем как отправиться на поиски усадьбы своего дяди, Нэнси пробудилась раньше, чем она того ожидала. И пока он спал, уставший и измученный своим путешествием, она уже порхала по комнате, собираясь в свое кафе. Нэнси относительно отдохнула, несмотря на бессонную ночь по причине дурного сна.

Накануне, перед тем как заснуть с книгой в руках, девушка была уверена, что ее самочувствие с утра будет далеким от совершенства, однако, к ее немалой радости, все обстояло не настолько плохо, и лишь лёгкое покалывание в районе живота напоминало ей о том, что ее организм справляется хуже обычного.

Тогда Нэнси вспомнились слова отца о том, что сон и бессонница накапливаются со временем. Другими словами, чтобы всегда быть бодрым и отдохнувшим, нужно неделю ложиться спать в одно и то же время, до полуночи. И наоборот, чтобы превратить себя в живого мертвеца, нужно оставаться без сна или же ложиться в кровать под утро, так же не один день, хотя куда меньше недели. Как чаще всего, к великому сожалению, бывает в этом мире, отрицательное работает быстрее положительного, и разрушение происходит скорее и легче, чем созидание, так и в этом случае, как мы видим, данный закон не нарушается.

Нэнси встала с постели и подошла к своему трюмо. Она вытащила из выдвижного ящичка щетку для волос и, усевшись на пуфик, стала методично расчесывать свои кудри.

Осознавая, что все же немного опоздает, девушка возблагодарила небеса за две вещи: за то, что она хозяйка кафе, а значит, её опоздание не будет считаться грубым нарушением; и, за то, что она все же додумалась в своё время взять себе двух помощниц, которые и без неё не уронят честь забегаловки, и накормят всех проезжающих мимо путников, дальнобойщиков и туристов. Нэнси так же не останется без прибыли и в такие дни.

Она не спеша привела себя в порядок и стала выбирать платье, открыв свой вместительный дубовый шкаф, у которого отлетела ручка. Саймон частенько обещал ей помочь прикрутить новую, но все время то забывал, то просто напросто не успевал. Нэнси выбрала темно-зеленое строгое платье с золотыми цепочками на поясе, и напоследок, подколов волосы двумя очаровательными зелеными заколочками в виде бантиков, осталась довольна тем, что увидела в зеркале.

За окном вовсю светило солнце, и его лучи попадали прямо в ее комнату: от этого настроение Нэнси было очень даже хорошим! Она напевала песенку себе под нос, когда одевалась, и когда вышла из комнаты, чтобы приготовить себе легкий завтрак. Тревожный сон совсем забылся, и на его место прилетели невесомые, как бабочки, мысли о предстоящем дне. Она думала о закупках, о меню и обо всех рабочих нуждах на сегодня.

Позавтракав, девушка вышла в коридор и, надев шубку, не стала надевать шапку, чтобы не портить причёску, ведь в любом случае, минут через двадцать, а то и меньше, она будет в машине сестры. Нэнси шла по улице к дому Сары и предвкушала, каким будет начало рабочего дня, но тут вспомнила, что ей еще предстоит подсчитать вырученные деньги за вчерашний день. Осознание этого раздосадовало ее, однако снова обратило мысли к Бернарду.

«Интересно, как он там?» – подумала она, вспоминая пустые и темные окна вокзала. Она невольно вернулась мыслями к своему тревожному сну и тяжко вздохнула, помышляя о судьбе этого мужчины.

– Меня не должно это волновать! – строго сказала она сама себе наконец, – ведь на свете множество неподвластных нам ситуаций, и всех людей невозможно уберечь.

«Я помогла ему чем могла», – думала она, – «а остальное уже не моё дело».

Но чем навязчивее она говорила себе эти слова, тем навязчивее к ней подкрадывались тревожные мысли, которые то и дело шептали ей, что в этом мрачном здании вокзала могли оказаться опасности для ослабевшего от голода и холода мужчины. Вспоминались жутковатые истории, как местные бродяги устраивали разборки за свои территории и за их, нажитое скитаниями, имущество.

Эти мысли еще сильнее угнетали Нэнси, заставляя ее думать о том, что ее сон был неспроста, что на вокзале могли оказаться люди, способные на все, способные причинить одинокому мужчине зло. Они твердили ей о том, что, если зло будет причинено, то исключительно по ее вине. Внушали ей о том, что она должна была довезти этого мужчину до адреса и сдать прямо в руки его дяди.

Она рассердилась на саму себя, а заодно и на мужчину, за то, что он так не вовремя набрел на ее кафе, и довел ее до состояния, в котором она потеряла столь дорогой ей покой.

Она незаметно перешла на размышление о самой личности этого человека. Девушка размышляла о том, что могло привести его сюда, в это поселение, к дяде. Даже когда она садилась в автомобиль, и когда ехала по той же дороге, по которой они вместе ехали ночью, она все еще вспоминала об этом человеке.

Вспоминала, как он обвинял ее в небрежном отношении к мужчинам, невольно припомнив его влажные глаза и покрасневшую руку, которая быстрым движением смущенно вытерла эти глаза.

Мужские эмоции и слезы, в целом, вызывали в ней необыкновенное ощущение, не поддающееся описанию. Они всегда трогали ее сердце. Она любила эмоционально открытых личностей, тех кто не боится высказать свои чувства в красках и имеет достаточно чувствительное сердце, чтобы исцеляющие его слезы появлялись на их глазах. Эти качества искренне восхищали ее.

Будучи десятилетней девочкой, она наблюдала за отцом, и чем больше она смотрела на него и на его поведение, тем больше ошибочно убеждалась в том, что мужчины не чувствуют так же глубоко и трепетно, как женщины.

В то время она думала, что их обиды всегда продиктованы не сердечной болью, а лишь неудовлетворенным и лишенным всякого достойного чувства, эго. По ее наблюдению, обиды и неудачи вызывали у мужчин гнев и ярость, тем самым уничтожая всякое сострадание в ее собственном сердце и рождая в нем ответный гнев.

Но, когда она смотрела на своего брата Саймона, который не отвечал на неудачи гневом или яркостью, и с детства не скрывал боязливо своих слез, когда ему было действительно тяжело, то была в растерянности от такой разительной перемены. И, несмотря на то, что Саймон был старше ее, она всегда тянулась к нему, чтобы поддержать его. Она была очарована его трогательной натурой и очень уважала в нем чувствительность и искренность. Она гордилась своим братом.

Когда Нэнси доехала до работы и затем приступила к ней, то совсем забыла о ночном посетителе и о всем, что с ним было связано. Его образ и та короткая ночная встреча, казалось, выветрились из ее головы, и место заняли другие заботы. Не вспоминала о нем она и тогда, когда ехала обратно и ложилась спать, и в эту ночь он не беспокоил ее во сне – сны ее были связаны с отдыхом за морем и полетами над ярко зелеными полями и густыми великолепными лесами. Она летела на перегонки с молодыми оленями и смеялась в голос, купаясь в лучах солнца.

Однако, уже наутро следующего дня, не сразу, но как только Нэнси вышла из дома, прямо по дороге к дому Сары, незнакомец, оставленный ей на вокзале тогда, снова возник в ее мыслях. Она снова тревожилась о его судьбе, пытаясь припомнить черты его лица и его имя. Почему-то люди, увиденные ночью, запоминаются гораздо хуже, чем когда ты встречаешь их впервые днем. Может быть, это бывает не у всех, но у Нэнси была такая проблема или особенность.

«Бенджамин, нет, не так… Беннет? Бенедикт?» – перебирала она имена созвучные с её ускользающими воспоминаниями, как раз в то время, когда проходила мимо старой усадьбы с флюгерами. Ее мысли были так сосредоточены на этой бесполезной попытке вспомнить имя мужчины, что мыслительный процесс отражался на ее лице. Казалось, она обдумывает план по спасению мира.

Тщетно она пыталась вспомнить его имя, и тогда, когда свернула на улочку, где жила ее сестра с ребёнком и мужем. Так и не припомнив его, Нэнси переключилась на более насущные проблемы, которые не замедлили появиться.

Дело в том, что Саре именно сегодня понадобился автомобиль, и это значило, что Нэнси придется ехать на общественном транспорте. Эта перспектива здорово подпортила девушке настроение, несмотря на то, что Сара заверила ее, что к закрытию кафе освободится и непременно заберет ее. Нэнси Ланстер не привыкла добираться до работы на общественном транспорте и потому была раздражена. К хорошему быстро привыкаешь!

После этого девушку посетила еще большая уверенность в том, что ей нужен личный автомобиль, а потому нужно было как можно скорее научиться копить средства, а не тратить всё сразу, как обычно у неё это выходило. Также, ей следовало бы брать поменьше выходных, но на это она не была согласна. И потому оставался для нее существенным лишь первый вариант.

Хорошенько подумав, Нэнси решила не поддаваться унынию, и сказав себе знаменитую сразу – «все что не делается, всё к лучшему», бодро пошагала в сторону, где останавливался общественный транспорт.

Тем же ранним утром, выспавшийся в уютной, мягкой постели, Бернард успел собрать часть последнего урожая, починить и покрасить почтовый ящик, с трепетом привинтив к нему заранее заказанную дядей у плотника табличку со своим именем рядом с именем «Чарли Миллер», прежде чем сел за завтрак.

Дядя все еще спал. Бернард не беспокоил родственника. Он не был знаком с новым расписанием дяди, да и старое не помнил, ведь тогда, когда он был ребёнком, то не следил за временем.

После завтрака в одиночестве, Бернард сидел в беседке, все так же один, с чашечкой кофе, и смотрел по сторонам с довольством и любопытством. Он смотрел то в чащу сада, то на открытый участок улицы за изгородью. Его настроение было легкое и светлое, мысли перескакивали с одной на другую и не задерживались в голове надолго.

Мужчина был по-настоящему счастлив снова, прямо как тогда, в полицейском участке, когда полисмен Стивен накормил и напоил его, составил ему компанию и дал ночлег. Он не без удовольствия заметил, что к концу путешествия, все чаще ему улыбается удача и все чаще он начинал чувствовать себя особенно счастливым.

Погода снова была яркой, солнечной, хоть и довольно прохладной. Но Бернарду было так тепло в своем пальто, что он решил, что не станет докучать дяде до поры до времени, спрашивая у того для себя верхнюю одежду потеплее. А ещё лучше – решил он – со временем приобретет теплую одежду сам, за собственные деньги! Вот только освоится здесь снова, найдёт где подзаработать, а там и до зимы недалеко: хочешь – не хочешь, а сменить гардероб придется.

Другими словами, он как обычно решил отложить заботу о своем собственном здоровье до того момента, когда оно поставит его на колени.

В мыслях, конечно же, он не сформулировал это решение таким образом. Его отговорка была проста: «Пока вполне терпимо, а значит, когда будет не в моготу, тогда и подумаю над этой проблемой».

Так, около часу, Бернард сидел и вдыхал свежий, ароматный и, как будто даже дрожащий, воздух, который очень напоминал воздух ранней весны, и от всего этого сердце молодого мужчины жаждало любви. Он удивлялся, как дивно устроен человек и как чутко, тонко и восхитительно ярко реагирует организм на погоду. Он размышлял о том, как интересна и прекрасна порой жизнь, и о том, как мало мы ценим такие моменты в суете дней.

Вдруг он заметил фигуру, двигающуюся по дороге, которая пролегала мимо усадьбы дяди, и в этой фигуре было что-то слишком знакомое. Он напрягся, привстал, опершись о резные деревянные перила, резко вздрогнул, когда почувствовал, как неприятно прилипает брючина к коже, и понял, что пролил остатки кофе себе на колено. Он взглянул на пятно, с досадой цокнул языком, после чего снова посмотрел в сторону фигуры, которая стремительно проходила, как раз мимо изгороди, в этот момент.

Он пригляделся и с удивлением заметил, что это была та самая девушка, хозяйка кафе, которая позавчера вечером подвезла его до поселения, перед тем ощутимо испортив ему настроение своим грубым поведением. Он хотел было выкрикнуть ей приветствие, но слова словно застряли в горле. Он отчего-то смутился, увидев ее задумчивое выражение лица, и ощутил, как его сердце от волнения забилось намного быстрее, почти как при приступе тахикардии, но на этот раз трепет его был приятным и вовсе не пугающим.

И дело было не только в том, что это быстрое биение сердца отличалось от приступа ровностью ударов, но и в том, что вместе с кровью, разбегающейся в приятном волнении по венам, восхитительное, не поддающееся описанию, ощущение из центра груди охватило его целиком, когда он смотрел на эту девушку. В это мгновение он чувствовал себя намного моложе, совсем юнцом, не достигшим совершеннолетия.

Любуясь ее темными прекрасными кудрями, которые переливались на осеннем солнце, он невольно заметил, что девушка была без шапки. И хотя он не помнил ее в шапке, все же это удивило его, ведь он тут же вспомнил, как она оглядела его тогда в автомобиле, и пожурила, за то, что он тоже ходит без шапки.

Из дома потягиваясь вышел дядя Чарли в бежевом халате, прямо на неизменную тельняшку.

– Кого это ты там выглядываешь? – поинтересовался он у племянника, подходя к беседке и опираясь на один из ее столбцов.

– Увидел девушку, которая довезла меня до вокзала, – ответил тот, не глядя на дядю, и продолжая гипнотизировать удаляющуюся фигурку взглядом. Чарли проследил за взглядом Бернарда, но девушка уже завернула за угол и скрылась.

– Надо было окликнуть ее и пригласить на чай, – дядя Чарли почесал бороду. – Поблагодарить, так сказать, за помощь…

– Не думаю, что ей это нужно, – задумчиво ответил Бернард и перевел взгляд на дядю. Тот пожал плечами и, шагнув внутрь беседки, сел рядом с ним.

– Сегодня можешь отдохнуть, Берни, – сказал он, помолчав. – Погуляй по нашему поселению, вспомни былые времена, если хочешь, или же выспись хорошенько.

– Нет, дядя, – добродушно улыбнулся ему Бернард. – Спасибо, конечно, но лучше мне продолжить работу и сегодня, а не то, боюсь, разленюсь тут у вас совсем. – Он хлопнул дядю по плечу, и они вместе вдруг рассмеялись, после чего Бернард обеспокоенно спросил: – Вам не холодно?

– Нисколько! А ты молодец, малыш! – одобрительно выразил своё восхищение трудолюбию племянника дядя Чарли. – Ну смотри, я предлагал, если что. И не переживай за меня, это я так закаляюсь: не больше пятнадцати минут без дублёнки в ноябре каждое утро, и в декабре будешь чувствовать себя отлично!

Бернард с сомнением хмыкнул и демонстративно закутался.

Весь оставшийся день молодой человек работал не покладая рук. Он прерывался лишь на то, чтобы поесть и принять ванну. Ближе к ужину он чувствовал в своих мышцах приятную усталость и гордился собой, вполне заслуженно, так как никогда не занимался подобной работой до вчерашнего дня. Тем не менее, он сделал всё качественно и добросовестно, и, самое главное, ему невероятно понравилось это дело!

Ужин был легким, в приятной компании и уютной обстановке. Погода была до сих пор довольно приятной для ноября, и дядя Чарли выставил в сад деревянный стол, а также пару старых кресел. Следом он внес на подносе суп по-итальянски, собственного приготовления, который был разлит по двум железным мискам. К нему прилагались пара ломтиков ароматного хлеба и чайник с чаем из различных трав, собранных сегодня собственноручно Бернардом в саду.

– Хватит работать, малец! – крикнул Чарли и кивком подозвал его к столу. – Отдыхать тоже надо! А то отошлю тебя обратно. Свалишься еще тут у меня. Я до сих пор помню, что у тебя не слишком здоровое сердце. И твоя мать мне писала каждый год твоей жизни, что ты проходишь обследования и там у тебя далеко не всё идеально. Она писала, что тебе нужно соблюдать режим и много отдыхать.

– Пустяки, – смущённо отозвался Бернард, но бросил то, чем в данный момент занимался, и подошёл к дяде, потирая руки. Про себя он размышлял, не без удивления, как его мама узнала о его визитах к врачу и о том, что состояние его здоровья ухудшилось после изнуряющей работы на фабрике. Вслух же он как можно небрежнее добавил: – Она склонна преувеличивать, когда речь идет обо мне.

– Пусть будет так, – пробормотал дядя, явно не поверив молодому человеку, и пододвинул тому тарелку супа. Попутно он отхлебнул что-то из фляги и добавил: – Но работать так много я тебе не позволю. Я серьёзно!

Чарли посмотрел в глаза своему племяннику проникающим, насупленным взглядом, и Бернард заметил, что из взгляда его исчезли все шутливые искры: глаза дяди глядели слишком серьёзно, и Бернард не выдержав, опустил свои.

Пес Доктор прибежал почти сразу же, как только его хозяин с гостем приступили к ужину, и залез под стол. Бернард заметил, что пес уплетает там аппетитный на вид кусок мясного стейка и усмехнулся.

– Дядя, а когда вы решили завести собаку? Как давно он у вас?

– О, Доктор еще молодой! – с энтузиазмом откликнулся Чарли. – Ему только три года, и я ни разу за это время не пожалел, что взял его. Знаешь, он ведь чистокровный бобтейл, то есть, староанглийская овчарка! Но я купил его за пятьдесят долларов, потому что он был плешивым щенком и в первый же день перезаразил и меня, и кота соседки. Сейчас, со старым Маркизом все в порядке и со мной, как видишь, тоже, а также все отлично и с этим проказником. – Дядя протянул руку под стол и с любовью потрепал пса по голове под аккомпанемент глухого рычания того.

– Он любит поворчать, но никого в этой жизни еще не кусал! – пояснил это рычание дядя. – Только это секрет! Если кто узнает, перестанут его бояться, и тогда станут совершать набеги на мои груши.

Бернард хохотнул в ответ и тоже погладил пса, но глухое ворчание того все же напрягало молодого человека, и он вскоре убрал руку.

Втроем они хорошенько поужинали, в дружелюбной тишине, убрали стол и кресла, после чего разбрелись кто куда. Дядя Чарли отправился на крышу посмотреть в телескоп на звезды. Сначала, Бернард хотел присоединиться к нему, но увидел, прямо за изгородью, в соседнем саду высокого крепкого вихрастого мужчину в одной рубахе и холщовых брюках.

Мужчина подвязывал ветви яблони, а на плечах у него сидела девчушка лет пяти: на ней было коротенькое яркое пальто, которое выглядело как кукольное. Она бесстрашно откидывалась назад, держась одной рукой за рубаху мужчины, ногами цепляясь за его шею. Девчушка заливисто смеялась каждый раз, когда повисала вниз головой, а мужчина обеспокоенно одергивал её, заставляя сесть прямо, и обхватить его голову ручонками.

Бернард с интересом стал наблюдать за соседями. Он всегда мечтал о своих собственных детях, но хотел, чтобы детей ему родила любимая женщина, которой к его сожалению, в его жизни еще не появлялось. Он не мог вспомнить, чтобы кого-то он серьезно и крепко любил, несмотря на то, что нравились ему многие.

Частенько, в пору юности, приятели, усмехаясь, говорили ему, все как один:

– Для того чтобы вступить в отношения, нужно не бояться знакомиться и посещать хоть что-то еще кроме школы!

Однако, он и не боялся. Нашему герою было не до знакомств, он был занят учёбой, как он сам рассказывал своему дяде, а также, совершенно другими заботами.

Конечно же, он сам не был обделен женским вниманием, ведь он был очаровательным, синеглазым, и темноволосым юношей, с крупной, атлетической фигурой, прекрасными манерами, не лишенным стиля и вкуса. Добродушный и веселый.

Одевался он всегда, по возможности, франтовски, и от этого, даже в свои семнадцать выглядел серьёзным, юным мужчиной. Словно в насмешку от самой судьбы, то внимание, что ему оказывали, совсем его не интересовало, и не было ему нужно.

По какой-то странной, жестокой закономерности, он всегда привлекал к себе девушек, к которым его чувства были безмолвны, и сердце его было глухо к ним и их симпатиям, и он вынужден был отстранятся от них. Он чувствовал себя циником и отвратительным человеком в такие моменты, и от этого очень страдал, имея чувствительное и доброе сердце по природе, и не желая обижать людей, которые в нем заинтересованы.

Многие могли бы сказать, что он был привередлив и избирателен, но это было не так. Хотя из-за этого, вокруг него собралось немало сплетен о его черствости и отсутствии эмпатии.

Конечно же, на самом деле, нельзя было обвинять его в этом, ведь он всегда изначально пытался объяснить свои чувства и отношение к той или иной девушке, предоставляя ей шанс остаться добрыми друзьями. Однако, если девушка упорно отказывалась воспринимать его слова всерьёз, ища тайный смысл или теша себя надеждой достучаться до его сердца, то ему ничего больше не оставалось, кроме как закрыться и отстраниться от общения.

В этой истории, больше всего, Бернарда удивляли суждения людей о наличии или отсутствии у него эмпатии, на основе того, что он не проявлял особой заботы к тем, кто был в него влюблен. И судьям тем было невдомек, что прояви он хоть немного этой пресловутой эмпатии по отношению к вышеперечисленным, он бы оказался перед ними в еще худшем положении, ведь всем известна склонность людей воспринимать каждый добрый жест в свою сторону от объекта своей страсти за проявление сильных чувств, как бы этот объект их не отрицал.

Мужчина предпочитал быть честным.

Сейчас же он был счастлив, что оставил все подобные тягостные отношения за спиной и покинул те края. Он дышал свободно без этого обожания. Он никогда не использовал чувства женщин к нему в своих целях, и это делало ему честь.

Вместе с тем, Бернард никогда не навязывался девушкам, которые были ему симпатичны, не это ли настоящее проявление эмпатии? Если девушка давала понять, что он ее не интересует, то Бернард всегда относился к этому с уважением и отступал, поступая как настоящий джентльмен. Возможно, кто-то мог сказать, что он так делал, потому что никогда не любил безрассудно, возможно, отчасти это было и так, но самая основная причина такого поступка крылась в благородстве его души.

Он точно знал, что даже если полюбит по-настоящему и не найдет взаимности в этой любви, он сможет пережить эту боль и отступить. Однако, это разочарование оставит на его душе более глубокий след, в отличие от прежних разочарований.

Его размышления прервал густой мужской голос. Бернард вздрогнул от неожиданности, услышав этот голос рядом с собой, и взглянул на его источник. На него с любопытством смотрел тот самый молодой мужчина, которого он заметил в соседнем саду. Тот прижимал к себе ту самую маленькую девочку, которая тоже с любопытством разглядывала Бернарда, растянув губки в приветливой улыбке.

Мужчина оказался ненамного младше Бернарда, как тогда показалось Бернарду, года на два, и в его облике было что-то неуловимо знакомое.

– Простите, – смутился Бернард, поняв, что был пойман за наблюдением. – Я… засмотрелся на то, как вы и ваша дочь общались.

– Вам незачем извиняться, – усмехнулся вихрастый молодой человек. – Люси заметила вас и сообщила мне. Я подумал, может вам нужна какая-то помощь, вы выглядели потерянным.

– Нет, спасибо, – Бернард мотнул головой и улыбнулся грустной улыбкой, опустив глаза в землю. Он почувствовал холодный порыв ветра и участливо спросил у соседа: – Вам не холодно в одной рубахе? И девочка в таком тоненьком пальтишке!

– Мы вышли только чтобы подвязать дерево, – сказал мужчина снова усмехаясь и прижимая ребенка к себе еще сильнее. – Кажется, вы наш новый сосед? Вы можете пройти к нам, если хотите. Мне кажется, что я вас уже где-то видел.

– Мне тоже кажется, что я вас уже видел, – ответил Бернард и принял приглашение, перепрыгивая через изгородь прямо к ним в сад.

– Сейчас потепление, но оно временное, – сказал сосед, повернувшись к идущему следом Бернарду вполоборота, – пару дней назад зима уже заявила свои права, и мы с минуты на минуту ожидаем ее, так что, вы совершенно правы по поводу того, что сделали мне замечание.

Бернард пожал плечами, так как не считал свою обеспокоенность об этой семье выговором или замечанием.

– Будете ужинать? – спросил хозяин дома, опуская Люси на пол, когда они зашли внутрь, и та побежала на кухню, громко топая ножками.

– Нет, спасибо, я уже поужинал, – ответил Бернард, стягивая с плеч пальто и с интересом осматривая дом.

Тут, внезапно, на него нахлынули воспоминания. Вот он, собственной персоной лет четырех, забегает в этот дом, в котором сейчас мало что изменилось, разве что игрушки в углу коридора стали новее и для девочки.

Вот, в его воспоминании, из кухни на него смотрит красивая высокая женщина, которая улыбается ему и зовет его по имени. Он смотрит на нее с детской застенчивостью, засунув пальчики в рот и чувствует, как лицо его краснеет, щёки и уши пылают, и он готов, то ли расплакаться, то ли рассмеяться от смущения. Его юное сердце стучит очень быстро.

Женщине около тридцати лет, но он не может оторвать от нее свой взгляд. Она напоминает ему одну из принцесс из его любимых сказок, которые они читают с дядей Чарли по вечерам.

– Проходи, малыш, – говорит она. – Джордж и Ричард в своей комнате, сейчас я позову их к обеду. А ты проходи, не стой, мой ручки и садись за стол. И вот, выпей свой любимый томатный сок. Твоя мама говорит, что ты за него готов отдать все свои игрушки, – она мило хохотнула и легонько выпорхнула из кухни, по пути разлохматив и так лохматые, темные волосы маленького Бернарда.

Малыш покраснел еще сильнее и ощутил себя невероятно счастливым от того, что «принцесса» прикоснулась к нему.

Он быстро взобрался на высокий деревянный стульчик и схватил двумя ручками стакан с томатным соком, жадно припав к нему. Далее, воспоминания меркли, ровно до того момента, как в кухню вошли братья – близнецы Джордж и Ричард.

И тут, взрослый Бернард, погруженный в воспоминания детства, глядя на близнецов, вдруг ощущает, что невероятно поражен, потому что кое-что наконец-то понял. Этот образ трехлетних мальчиков мгновенно вышиб его из воспоминаний. Перед ним стоял точно такой же образ, но лет на двадцать с лишним старше.

– Джордж? – спросил он, думая о том, что ошибся в возрасте мужчины. Близнецы были только на полтора года младше Бернарда, и он с легкой завистью подумал, что типаж мужчины перед ним всегда выглядит моложе своих лет.

– Нет, я Ричард. Джордж с женой и мамой живут за морем теперь, а тут живу я, моя доченька и моя жена. Думаю, я вспомнил тебя. Ты ведь Бернард? Тот самый мальчик, что жил тут, когда мы с Джо были детьми.

– Все верно, – проговорил, растерянный от избытка чувств и радости воспоминаний, Бернард. – Вот это да! Сколько лет прошло! Я не ожидал когда-нибудь увидеть вас с братом снова. Как он? Надеюсь, у него тоже все прекрасно!

– Да, Джордж поживает отлично! Только не может пока иметь детей, – последнюю фразу Ричард проговорил с некоторой грустью и взглянул на подбежавшую дочь, та посмотрела на отца в ответ. – Надеемся, что это исправимо.

– Я тоже искренне надеюсь на это, – с сочувствием отозвался Миллер младший. Они прошли на кухню, и Ричард принялся готовить кофе для себя и соседа, пока сосед, тем временем, продолжал говорить: – Говорят, что мы продолжаемся в наших детях, хотя я не особо в это верю и совсем не понимаю, как это возможно. Это, несмотря на то, что уверен в утверждении, будто душа заключена в нашей крови. А мы, как известно, разделяем кровь с нашими детьми. Так что все возможно. В любом случае, я очень хорошо отношусь к детям и считаю, что каждый человек, который достоин родить сына или дочь, не должен быть лишен этой возможности.

Сказав это, Бернард на мгновение взгрустнул, но тут же взял себя в руки:

– Ты не скучаешь по брату? Я слышал, что близнецы не могут жить друг без друга.

– Это миф, – улыбнулся мужчина и протянул Бернарду кружку с кофе. Тот взял ее и поблагодарил мужчину. – Тем более, нам совсем некогда скучать, мы и так друг друга навещаем по три-четыре раза в месяц!

– Это замечательно! – ответил Бернард с энтузиазмом, сожалея о том, что не мог навещать также часто своего кумира детства: своего дядю Чарли.

– Как твое здоровье, Бернард? – вдруг спросил мужчина. – Помнишь, как ты напугал нас тогда, когда нам с Джорджем было около пяти лет, а тебе уже около семи, если не ошибаюсь.

– Шесть с небольшим, – ответил молодой мужчина, вспоминая тот эпизод. Он хорошо помнил свой первый приступ тахикардии. – Помню, я и сам испугался тогда: думал, что умру, а потом, со временем, когда это стало повторяться, то уже привык.

– Да, я помню этот день, когда ты почти догнал меня, но я увернулся от тебя и ты упав, не смог подняться. Я сначала решил, что это из-за меня, но понятия не имел, что делать, и только Джордж сообразил позвать твою маму. Он всегда был умнее меня, недаром старше на двадцать минут.

– Это было точно не по твоей вине, – Бернард выдернул себя из тех неприятных воспоминаний. – Я родился таким, но сейчас со мной все более-менее в порядке. Я стараюсь соблюдать все, что мне говорит мой лечащий врач и соблюдать свой режим, особенно после того, как оставил работу на фабрике.

Они еще поговорили немного, вспоминая более веселые моменты из их жизни и не очень продолжительного знакомства. Потом, Бернард с нежностью и осторожностью подержал на руках Люси, представив, каково это быть отцом.

– Не нужно так над ней трястись, – захохотал папаша Люси, наблюдая, как Бернард осторожно поднимает девочку над головой и медленно опускает ее, пока она не коснется своими кукольными пятками его колен. – Она у нас не хрустальная. Ты, наверное, заметил, как она висит на мне, словно обезьянка? Анджелина с ума сходит, когда видит это. Считает, что я ее так учу, но на самом деле я всегда сам жутко боюсь за нее.

– Хулиганка, – беззлобно сказал Бернард, невесомо щелкнув по носу Люси, отчего та озорно захохотала. – Зачем мучаешь папу с мамой?

– Не муцаю, – ответил она и неуклюже щелкнула его в ответ маленькими пальчиками. При этом девочка слегка покраснела, и Бернард сразу понял, что малышка испытывает ту же детскую симпатию, что испытывал он в ее возрасте по отношению к ее бабушке.

Он вдруг подумал о том, что для матери Джорджа и Ричарда тоже не было секретом его детское восхищение и очень смутился от этой мысли.

Передав дочь отцу, он тепло попрощался с ними и отправился в место, которое уже называл своим домом. На часах было около одиннадцати ночи, и он невольно вспомнил про Нэнси. Ему стало интересно, где она и как она сейчас: все еще в своем кафе или же уже дома.

Решив найти дядю, чтобы пожелать тому доброй ночи, он отправился на поиски. Он нашел его все так же на крыше, в том месте, где она была плоская и огороженная кованным ограждением, доходящим до пояса взрослому мужчине. Дядя все так же, как и некоторое время назад, изучал звезды. Он увидел племянника и воодушевившись подозвал его, чтобы показать несколько созвездий в телескоп.