Buch lesen: «Русская прялка»

Schriftart:

Иллюстратор Алексей Германович Виноградов

ISBN 978-5-4493-7079-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Русская прялка

Введение

В современном мире актуальность проблем этнической истории народов различных регионов нашей планеты очевидна. Рост этнического самосознания, повсеместно наблюдающейся в последние десятилетия, сопровождается повышением интереса к историческому прошлому народов, к тем трансформациям, которые пережил каждый из них в процессе своего многотысячелетнего становления. Для представителя современного урбанизированного общества стало духовной потребностью найти корни своего этнического существования, познать многообразные процессы, приведшие к формированию той этнокультурной среды, сквозь призму которой он воспринимает окружающий мир.

Вологодские прялки

М. В. Суров

Одним из интереснейших явлений в русском народном искусстве стали деревянные ручные прялки – древнейшие приспособления для изготовления пряжи. И хотя в процессе прядения основную роль всегда играло веретено, именно прялке суждено было стать символом женского рукоделия, а в обобщенном смысле – и символом женской доли.

В русской традиции пряхам покровительствовала богиня Макошь (Мокошь) – единственное женское божество в составе киевского пантеона Владимира. С принятием христианства функции Макоши перешли к св. Параскеве Пятнице, однако образ ее в севернорусской вышивке продолжал господствовать вплоть до начала XX века.

По повериям, Макошь наблюдала за прядущими женщинами и строго наказывала тех из них, кто осмеливался прясть в посвященные ей праздничные дни или выказывал нерадение. Если пряха дремала, а веретено ее продолжало вертеться, считалось, что за нее прядет Макошь. Отголосок почитания невидимой пряхи Макоши сохранился также в обряде «мокрицы» – жертвоприношения св. Параскеве Пятнице, во время которого женщины бросали в колодец кудель и пряжу.

Вся жизнь русской женщины была так или иначе связана с прялкой. Еще в пятилетнем возрасте ее сажали за маленькую скромную детскую прялочку, на которой она выпрядала свою первую нить. Впоследствии эту нить нередко использовали в качестве оберега. Так, например, перед свадьбой мать опоясывала ею свою дочь-невесту по голому телу, чтобы уберечь ее от порчи и сглаза. За годы девичества она должна была наткать и напрясть столько, чтобы хватило и на приданое, и на красивый костюм, и на подарки родным. Самыми обидными прозвищами для девочек-подростков были «непряха» и «неткаха». Для того, чтобы «привязать» новорожденную девочку к рукоделию, пуповину ее обычно перерезали на веретене (у мальчиков, соответственно, на стреле или топорише).

Когда девушка становилась взрослой, для нее покупали новую нарядную прялку или дарили ей старую, доставшуюся от бабушек и прабабушек. Если отец девушки был мастеровым, он изготавливал ей прялку собственноручно, вкладывая в нее всю свою душу. Довольно часто муж дарил прялку любимой жене, но в очень редких случаях – парень девушке. Принос женихом прялки до сих пор не зафиксирован ни в одной свадебной традиции.

Доминирующую роль играла прялка на знаменитых «посиделках» или «супрядках», которые в Вологодском уезде начинались с «филлиповок», т. е. с 14 (27) ноября и продолжались до самой Масленицы. Церемонии посиделок подробно описаны в этнографических материалах, из которых видно, что к играм и танцам молодежь обычно приступала только после того, как иссякали «уроки», т. е. принесенная из дому кудель для пряжи. Причем в некоторых случаях девушки прибегали к хитрости: «Некоторые славнухи… украдкой приносят с собой уже готовую пряжу, так как заботливые матери каждый раз у возвратившейся с посиденки дочери осматривают, много ли напряла за вечер, а в иной веселый вечер, между тем, не удается и преслииыто в руки взять».

Прялка на посиделках выступала своего рода «визитной карточкой» девушки, поэтому ее украшению придавалось особенное значение. «Девичий быт всегда разукрашен и декоративен, – пишет В.С.Воронов, – прялка, стоящая рядом с пряхой, украшала ее наравне с одеждами, бусами и лентами».

По своей конструкции русские деревянные ручные прялки делились на корневые (копылы) и разъемные (составные). И те, и другие состояли из двух главных частей – вертикальной лопасти, на которой укреплялась кудель, и горизонтального донца, на котором сидела пряха. Соблюдая некий фальшивый «кодекс приличия», ученые до сих пор не решались назвать прялочное донце тем именем, которое в ходу у подавляющего большинства жителей севернорусских деревень. Я же считаю, что в этом случае ложная скромность только мешает делу и искажает пресловутую «научную объективность», которой так кичатся корифеи науки. Реальность же такова, что во всех деревнях Вологодчины (да и не только) местные жители называют прялочное донце «поджоп-ницей», и ничего «неприличного» в этом слове я лично не нахожу. Корневые прялки вырезались из целого куска дерева: донце – из корня (копыла), лопасть – из «прямизны» (древесного ствола). Почти все прялки, бытовавшие в Вологодской губернии, относились к этому древнейшему типу.

Первоначальную классификацию русских прялок привел в своем знаменитом альбоме А. А. Бобринский. Он разделил их на восемь типов: шесть – по географическим признакам и два – по технике обработки. В. С. Воронов также принял за основу классификацию А. А. Бобринского, но изменил, некоторые названия и сократил количество типов прялок до семи: ярославский, вологодский, ярославско-костромской, архангельско-вологодскии, поморский, мезенский и тверской. Авторы каталога «Русские прялки» предпочли более длинный список: городецкие, ярославские, костромские, новгородско-петербургские, тверские, вологодские, олонецкие, северодвинские, мезенские, поморские.

Ни одну из этих классификаций нельзя назвать достаточно полной и объективной, поскольку точные границы бытования того или иного типа прялок определить практически невозможно, а, стало быть, любые наименования таких типов являются всего лишь условными.

Настоящее исследование не ставит перед собой цели описать все разновидности русских прялок и ограничивается теми их видами, которые бытовали на территории бывшей Вологодской губернии. Разумеется, ученые не преминули подвергнуть классификации и вологодские прялки. Вот, например, к какому «сенсационному» выводу пришла одна из исследовательниц, О. В. Круглова: «Теперь можно утверждать, что вологодской прялки как единого типа не существует. На территории Вологодской области бытует много разновидностей прялок. Назовем их: это тарногские, кулойские, нюксенские, Никольские, тотемские, прялки Печенги, Погорелова, Бирякова, Чучкова, Толшмы, Совеги, прялки грязовецкие, с. Шексны и новгородские».

Можно не сомневаться, что после очередной экспедиции Государственного Русского Музея (ГРМ) на Вологодчину список этот увеличится еще на несколько наименований, поскольку в каждом из перечисленных выше районов наверняка найдутся две-три деревушки, прялки которых хоть чем-то отличаются от соседских. Одним словом, работы у ученых непочатый край, и одному богу известно, сколько еще диссертаций на эту тему в ближайшие годы будет защищено…

После тщательного анализа я разделил вологодские прялки на три основных вида: вологодские, грязовепкие и тотемские. Кроме того, косвенное отношение к Вологодчине имеют прялки Мезени и Северной Двины: оба эти района в свое время входили в состав Вологодчины, а изделия мастеров Палашелья, Борка, Пермогорья и Ракулки широко бытовали в пределах Вологодской губернии.

Грязовецкие прялки

Впервые грязовецкие прялки были воспроизведены в альбоме А. А. Бобринского без указания их географической принадлежности. Сам автор отнес их к шестому типу и назвал «прорезными». Более полувека прялки эти оставались безымянными, пока, наконец, экспедициями Загорского музея 1968—69 годов не был обнаружен район их бытования. Первый же их адрес был получен еще летом 1966 года: деревня Обериха Грязовецкого района Вологодской области.

Как и все вологодские прялки, грязовецкие были корневыми, т. е. вырезанными из целого куска дерева (донце – из корня, лопасть – из ствола). Район их бытования довольно обширен – от Вологды до границы с Ярославской и Костромской областями. Широкая и массивная лопасть грязовецкой прялки, идущая от донца под прямым углом, округло сужается в верхней части и венчается небольшим гребнем, нижняя часть которого почти в точности повторяет верхнюю округлость лопасти. Сам гребень имеет характерный горизонтальный срез с городками.

О. В. Круглова выделила три разновидности грязовецких прялок: западной, восточной и центральной частей района. Различаются они между собой как по характеру резного орнамента, так и по некоторым особенностям формы. Лопасть прялки центральной части района украшена мелкой сквозной резьбой в форме ромбов, квадратов, лунниц, подковок и «слезок». Прялки западной части отличаюся более вычурной формой ножки, в центре композиции которой помешен двуглавый орел (в более ранних – розетка), поддерживаемый стилизованными конскими головами. Основание лопасти украшено прорезными столбиками-колонками с развернутой над ними полурозеткой. В более ранних западных прялках доминировала трехгранно-выемчатая резьба, в поздних – пропильная техника, совмещенная с очень яркой раскраской и кистевой росписью. Еще одной отличительной особенностью западной прялки являются узорные боковые срезы ее лопасти (у «центральных» и «восточных» они ровные).

Прялки восточной части Грязовецкого района выделяются иным завершением гребня: верхний срез его украшен двумя узкими сквозными прорезами, напоминающими глаза кошки или разрез глаз восточного человека. По выражению О. В. Кругловой, «на верху лопасти… словно завязан бантик с двумя симметричными сквозными петлями». В более ранних восточных прялках в центре лопасти вырезалась солнечная розетка (солярный знак), в более поздних изображался рельефный двуглавый орел. Еще одной особенностью восточной прялки являлся прорезной декоративный узор в центре ножки, по силуэту напоминающий самовар. И в этом случае прорезная техника соседствовала с цветочной росписью и яркой раскраской.

По своей форме грязовецкие прялки очень близки к буйским и ярославским теремковым. Главное отличие между ними – завершение гребня: у грязовецких он имел горизонтальный срез с городками, у буйских – три характерных «рога», у ярославских – высокий остроконечный «кокошник».

О. В. Круглова высказывает предположение, что именно форма грязовецкого «копыла» явилась исходной для вологодского типа прялок вообще, но версия эта представляется мне весьма и весьма спорной (о чем мы поговорим ниже).

Роспись на грязовецких прялках имеет более позднее происхождение: самая ранняя из таких прялок датируется 1856 годом. Однако художественные традиции грязовецких росписей могут быть отнесены к 18 веку, в чем убеждают два расписных тябла из бывшего Павло-Обнорского монастыря, ныне находящиеся в московском музее «Коломенское», колористическая гамма и стилистические особенности которых очень близки росписям грязовецких прялок.

Чаще всего грязовецкие прялки окрашивались в зеленый или голубовато-зеленый цвет, на котором помешались цветочные росписи с преобладанием желтого, красного и синего цветов различных оттенков. В отдельных случаях использовалась золотая краска, которая придавала прялкам особую колоритность. «Образ цветущего, позлащенного солнцем луга с его многотравьем, столь характерным для природы вологодской земли, – пишет Т. М. Олейник, – явно вдохновлял мастера, двигал его рукой, слагавшей как бы случайно брошенные мотивы в общую ритмически организованную, но в целом свободную композицию».

В глубокой архаичности грязовецких корневых прялок не приходится сомневаться, хотя прорезные узоры и росписи на них появились значительно позже. Наиболее ранние прялки были покрыты трехгранновыемчатой резьбой – одним из самых древних видов резьбы по дереву, мотивы которой уходят в глубокие языческие времена.

Описывая декоративные узоры грязовецких прялок, многие исследователи делали туманные предположения относительно их языческого содержания, однако сопоставить их напрямую с русской мифологией и попытаться расшифровать древнейшую символику этих узоров отважился только В. М. Василенко. Именно он впервые сравнил форму грязовецкой прялки с таинственным образом богини Макоши: «Эти прялки поразительно похожи на схематизированную женскую фигуру и вызывают в памяти фигуры богинь на северных полотенцах I половины XIX века. …Можно предположить, что перед нами образ (правда, уже достаточно зашифрованный) загадочной славянской богини Мокоши, богини, охранявшей женский труд, а после принятия христианства передоверившей свои права и обязанности Параскеве Пятнице».

Ученый обращает внимание и на традиционный узор грязовец-ких прялок в виде полумесяца (лунницы), но, к сожалению, не может подвергнуть его правильной дешифровке: «в мелких рисунках лунниц и в их играющем узоре слышатся отзвуки узорочья XVII века… Кажется, что лунницы сверкают, как бесчисленные лики луны – на просвет зрелище получается очень впечатляющее».

Исследователь был в двух шагах от разгадки, но сопоставить мифологические сюжеты с данными археологии ему, вероятно, просто не пришло в голову. Изображения лунниц на грязовецких прялках в точности повторяют форму древнерусских амулетов-лунниц 11—12 веков, во множестве встречающихся в слоях этого периода. Академик Б. А. Рыбаков полагает, что они были «подражанием привозным восточным образцам IX – X вв., украшенным тончайшей зернью» и «изображали… небосвод с его двумя небесами, нависающий над землей», но совершенно исключить лунарную символику все-таки не решается.

Между тем следы лунного культа обнаруживаются не только в древнерусских браслетах и подвесках-амулетах, но и в русской традиционной одежде, в частности, в знаменитом кокошнике – праздничном головном уборе замужних женщин. И хотя в народных представлениях луна и месяц обычно ассоциировались с загробным миром, во многих фольклорных текстах солнце и луна нередко связываются родственными узлами (брат и сестра, муж и жена), причем в женской ипостаси тут, как правило, выступает солнце, а в мужской – луна (месяц). Учитывая этот фактор, В. П. Даркевич допускает, что древнерусские подвески-лунницы вполне могли быть «символом супружества».

По народному поверью, в день Ивана Купалы (24 июня) Солнце «выезжает из своего чертога на встречу к супругу Месяцу», а сам этот день считался днем брачного союза между двумя божественными светилами. Согласно многим славянским преданиям, от этого брака родились звезды.

Многие древнерусские ритуалы и земледельческие обряды напрямую связывались с фазами луны: «молодой» месяц благоприятствовал началу посева плодов, растущих над землей, а «старый» – тех, что растут под землею, полнолуние способствовало земледельческим работам, на старый месяц заготавливали зерно и мясо на зиму, рубили лес и косили траву, лекарственные травы старались собирать в первой половине месяца, тогда как заниматься лечебной магией предпочитали во второй, веря, что убывание месяца повлечет за собой и убывание болезни.

По фазам луны было гораздо удобнее считать время, нежели по солнцу: само слово «месяц» в его нынешнем «календарном» значении красноречиво говорит о том, что луна в свое время была в почете и являлась «золотой стрелкою на темном циферблате неба».

Лунная символика связывалась с культом Космической Коровы (Быка), восходящим в глубочайшую древность. «Рога месяца уже влекли за собою мысль о рогатом животном, – пишет А. Н. Афанасьев, – и русские народные загадки […] изображают его то быком, то коровою». Очень часто упоминается месяц и в русских заговорах: «месяц ты красный! звезды вы ясные! солнышко ты привольное, сойдите и уймите раба Божьего (от запоя)», «Месяц, ты Месяц, серебряные рожки, златые твои ножки! сойди ты, Месяц, сними мою зубную скорбь, унеси боль под облака», «батюшка светел месяц, золоты рога тебе на стоянье, а мне на здоровье», «месяц ты красный, сойди в мою клеть» и т. д.

Едва ли древнерусские амулеты-лунницы являлись простым «подражанием привозным восточным образцам IX – X вв.», как это утверждает Б. А. Рыбаков. Культ небесных светил является самым древним культом в истории человечества.

Следует заметить, что лунницы на грязовецких прялках всегда располагались на стояке (лопасти) и никогда – на гребне, в центре композиции которого обычно помешался солярный знак, а в позднейших прялках – двуглавый орел. Солнечная символика, как видим, доминировала и здесь, лунницы же выполняли вторичную роль. Беру на себя смелость предположить, что в изначальном декоре грязовецких прялок был запечатлен лунный цикл, состоявший из 13 месяцев и, стало быть, в наиболее ранних экземплярах этих прялок количество изображенных месяцев-лунниц также равнялось тринадцати (или, в современном трансформированном виде, двенадцати). С течением же времени первоначальное значение этой символики забылось, и традиционные лунницы-месяцы превратились в простой декоративный элемент, как это часто случается со многими древними символами.

Тотемские прялки

Отличительной особенностью тотемских корневых прялок является укороченная квадратная лопасть, венчающая тонкую резную ножку. Фасадная сторона этих прялок украшена трехгранно-выемчатой резьбой. В центре композиции – солнечная розетка, обрамленная плотным геометрическим узором из треугольников и квадратов. Под городками обычно располагается решетка либо круглые сквозные отверстия в несколько рядов. Нижняя часть лопасти украшена двумя крупными сережками, обращенными к стояку.

Прялки этого типа бытовали в районе Тотьмы, в Междуречье, на территории Биряковского и Чучковского сельсоветов Сокольского района, а также Погореловского, Великодворского и Верхне-Толшменского сельсоветов Тотемского района. Погореловские прялки миниатюрнее тотемских, сережки на нижней части их лопасти, как правило, не имеют круглого окончания, под городками нет прорезной решетки, но в целом они повторяют форму тотемских прялок.

Биряковские прялки выделяются разреженностью геометрического узора. Их, как правило, не расписывали, а в более поздних вариантах красили под красное дерево, украшали накладными медными пластинками и инкрустировали кусочками зеркального стекла. Небольшие медные бляшки крепились на петельку и при каждом движении прялки издавали звон. Объяснялось это тем, что украшением местных прялок занималась семья мастеров-гармонщиков.

Междуреченские прялки отличаются слегка суженой книзу формой лопасти, крупными округлыми городками, отсутствием сережек, а также изящной ножкой с фигурными краями. Трехгранно-выемчатая резьба на этих прялках дополнялась кистевой росписью, цветочные узоры которой напоминали ситец.

На территории Великодворского сельсовета бытовали две разновидности прялок – с квадратной и вытянутой лопастью.

К тотемскому типу следует отнести первую. Лопасть ее венчают 4—5 крупных ромбических городков, отделенных друг от друга глубокими круглыми вырезами. Две сережки на нижней части лопасти в точности повторяют форму городков. Ножка прялки слегка сужена кверху.

Прялки Верхне-Толшменского сельсовета имеют оригинальное завершение лопасти тремя крупными городками в форме трилистника или круга. Большие сережки обычно повторяют форму городков. Ножка и лопасть прялки покрыты мелкой трехгранно-выемчатой резьбой. В центре композиции – солнечная розетка.

Неподалеку от Толшмы на территории Совеги, ныне входящей в состав Солигаличского района Костромской области, бытовала еще одна оригинальная разновидность тотемской прялки с фигурной лопастью, городки и сережки которой выполнялись в форме крупных причудливых завитков, напоминающих стилизованные головки коней. Между городками возвышался пятилепестковый цветок. В центре композиции лопасти, украшенной трехгранно-выемчатой резьбой, обычно вырезалась розетка в квадрате.

И, наконец, одной из позднейших разновидностей тотемской прялки являлась так называемая «Соломенка», ареал бытования которой был довольно обширен и охватывал территорию Верхне-Толшменского, Маныловского, Никольского и Великодворского сельсоветов. Основной отличительной особенностью этой разновидности прялок являлись зигзагообразные узоры, выложенные разноцветной соломкой. В центре лопасти – солнечная розетка, наверху ее – четыре городка в виде обращенных друг к другу рожек, внизу – прямо свисающие круглые сережки. Широкое распространение этих прялок обусловливалось тем, что их изготавливали на продажу кустарным способом.