Buch lesen: «Восточный ларец»

От издательства

Восток «обосновался» в русской литературе очень давно. Описания его имелись еще в древнерусской литературе. Так, в одном из памятников читаем: «Иса – рух аллах, алейхн салам. Алла акбер». Подпись – Ходжа Игасуф Хор о сан п. Истинное же имя автора этих слов – Афанасий Тверитянии, сын Никитин. «В то же лето 6983-е от сотворения мира (1475 от рождества Христова) обрели мы написания Афанасия, тверского купца, что был в басурманской Индии четыре гада, а ходил, сказывает, с послом великого князя московского Ивана и от великого князя Михаила Борисовича Тверского и от владыки (священника) тверского Геннадия за море. И тот Тверитин Афанасий описал путь хожения своего…», – говорится в средневековой Софийско-Львовской летописи.

«Хожения за три моря» – так назвал свое повествование Афанасий Никитин. Путь русского купца пролегал через столицу татар Казань, по реке Волге, через Золотую Орду и Астрахань и Персшо, а кз Ормузда – Персидским заливом по морю в Маскат, оттуда – морем в Чаул и далее – Джунар и Билар. Подобных «хождений» в заморские земли у россиян было немало – купцы и паломники, военнослужащие, сопровождавшие посольства. Некоторые из них оставили свои дневники и таким образом продолжили традицию описания «хождений». «Хождение в Персидское царство» купца Федота Котова в 1623 голу, путевой дневник монаха-странника Василия Григоровича-Барского «Странствования по святым местам Востока» (первая половина XVIII в.), рассказ о путешествии из Оренбурга в Бухару капитана Егора Мейсндорфа в 1820–1821 годах – эти и другие произведения будили воображение тех, кто по каким-либо причинам не мог покинуть родную землю, занимался творческим прудом и получал вдохновение из книг и событий окружающей жизни, искал ответы на насущные вопросы бытия.

В эпоху Екатерины, присоединившей Крым, на русский язык Был переведен Коран. Стихотворцы Российской империи славили победы над чурками, и первым из них был Гаврила Державин, гордившийся происхождением от золотоордынского мурзы Багрима. Он трогательно писал: «Татарски песни из-под спуда как луч, потомству сообщу…»

Мусульманская культура стала одним из источников вдохновения А, С, Пушкина, Во время южной ссылки (1820–1824) поэт соприкоснулся с жизнью черкесов, крымских татар, арнаутов, с бытом мусульман, населявших окраины, сравнительно недавно присоединенные к империи. «Подражание Корану», «Талисман)), «Из Гафиза» – далеко не единственное обращение Пушкина к восточному миру. Тема Востока звучит в поэмах «Кавказский пленник», «Бахчисарайский фонтан».

Восточные сюжеты нашли отражение и в творчестве В. Г. Бенедиктова («Калиф и раб», «Письмо Абдель-Кадера»), А. И. Полежаева («Гарем», «Черная коса», «Султан»), М. Ю. Лермонтова, причем герои Ислама органично соседствуют у него с христианским миром.

Следует отметить, что в русской поэзии довольно редко встречается излюбленная европейскими поэтами формула противостояния Запад – Восток. Для отечественных стихотворцев более характерны поиски взаимопонимания и контактов – культурных, бытовых, военных…

За Лермонтовым к Востоку обратили свой взор Л. К. Толстой («Крымские очерки»), Я. П. Полонский и А, А. Фет. Яков Полонский даже написал драматическую поэму «Магомет» и создал цикл стихов на исламские мотивы – «Татарская песня», «Карнавал», а стихотворения «Из Гафиза», «Похищение из гарема» и «Одалиска» стали шедевром поэзии Фета.

Весь золотой век русской литературы пронизан восточными образами, мелодиями татарских и кавказских несен. В 1835 голу Н. В. Гоголь издал сборник «Арабески», в который вошла статья «Ал-Мамун» о багдадском халифе (813–8 33), много способствовавшем развитию науки и просвещен ил в своем государстве. Но, может быть, самое заветное слово об Исламе сказал Л. Н. Толстой в «Хаджи Мурате».

Интерес Толстого к Востоку был, конечно, не этнографический, а духовно-поэтический. Его и в молодости привлекали песни горцев, их пословицы, а также сказки народов Востока, включая «Тысячу и одну ночь». Высоко оценивал писатель и Коран. В его дневниках 1895–1910 годов неоднократно упоминается пророк Мухаммед.

Во второй половине XIX столетия Михаил Михайлов перепел стихи великих суфийских поэтов Руми, Саади, Джуми. И. Л. Бунин постоянно носил с собой сборник стихов Саади. Б таких стихотворениях, как «Ночь аль-Кадр», «Священный прах», «Сатана Boiy», поэт становится пылким исламским мистиком. Странствующему дервишу, умудренному суфию уподобляется в «Персидских мотивах» и Сергей Есенин.

Почти все русские поэты, писавшие о Востоке и Исламе, были глубоко верующими людьми, православными христианами. Они, конечно, помнили о боевых столкновениях в период татаро-монгольского ига, о русско-туредких войнах, кавказских сражениях. Но, воспаряя мыслью над прошлым и не отбрасывая его, они с интересом, вниманием и доброжелательством вглядывались в лицо данных Богом и историей соседей. Они видели в нем много привлекательного для своих соотечественников.

Вниманию читателей предлагается сборник «Восточный ларец», куда вошли стихотворения русских поэтов XIX–XX веков. Поэты – особые люди, наделенные даром складывав слова в красивые, а потому долговечные формы.

Благодаря их таланту мы можем яснее прочувствовать всечеловеческое единство разных мировых культур, Рассмотреть за романтической экзотикой простых людей дальних стран. Полюбить придуманный стихотворцами Восток, и отчасти понять настоящий, реальный. Приятного Вам чтения!

В. А. Жуковский
Лалла Рук

 
Милый сон, души пленитель,
Гость прекрасный с вышины,
Благодатный посетитель
Поднебесной стороны,
Я тобою насладился
На минуту, но вполне:
Добрым вестником явился
Здесь небесного ты мне.
 
 
Мнил я быть в обетованной
Той земле, где вечный мир;
Мнил я зреть благоуханный
Безмятежный Кашемир;
Видел я: торжествовали
Праздник розы и весны
И пришелицу встречали
Из далекой стороны.
И, блистая и пленяя –
Словно ангел неземной,
Непорочность молодая
Появилась предо мной;
Светлый завес покрывала
Отенял се черты,
И застенчиво склоняла
Взор умильный с высоты.
 
 
Все – и робкая стыдлив ость
Под сиянием венца,
И младенческая живость,
И величие лица,
И в чертах глубокость чувства
С безмятежной тишиной –
Все в ней было без искусства
Неописанной красой!
 
 
Я смотрел – а призрак мимо
(Увлекая душу вслед)
Пролетел невозвратимо;
Я за ним – его уж нет!
Посетил, как упованье;
Жизнь минуту озарил;
И оставил лишь преданье,
Что когда-то в жизни был!
 
 
Ах! не с нами обитает
Гений чистый красоты;
Лишь порой он навещает
Нас с небесной высоты;
Он поспешен, как мечтанье,
Как воздушный угра сон;
Но в святом воспоминанье
Неразлучен с сердцем он!
 
 
Он лишь в чистые мгновенья
Бытия бывает к нам
И приносит откровенья,
Благотворные сердцам;
Чтоб о небе сердце знало
Б темной области земной,
Нам чуда сквозь покрывало
Он дает взглянуть порой;
 
 
И во всем, что здесь прекрасно,
Что наш мир животворит,
Убедительно и ясно
Он с душою говорит;
А когда нас покидает,
В дар любви у нас в виду
В нашем небе зажигает
Он прощальную звезду.
 

Ф. Н. Глинка
Голубице
Из псалмов Давида

 
Ах, голубица! голубица!
Зачем и я – не то, что ты?
Зачем мне так тесна темница
И недоступны высоты?
 
 
Как слабы смертного усилья,
Коль их бессмертный не скрепил!..
Когда б твои златые крылья
И посребренье между крыл,
 
 
Я б полетел к горе Сиону,
Где вечно светит благодать,
Чтоб, к горнему прильнувши трону.
От дольней жизни отдыхать.
 

Илия – Богу

 
Мы ждем и не дождемся сроков
Сей бедственной с нечестьем при:
Твоих зарезали пророки»,
Твои разбили алтари!..
Проснись, Бог сил, заговори!
Нет места для твоей святыни,
И я теперь, жилец пустыни,
Я плачу пред тобой один!..
А ты им терпишь, властелин
Земли, морей и облаков!
Ты терпишь от своих рабов!!!
 

Бог – Илие

 
Не сокрушайся, мой пророк!
На всё есть час, на всё есть срок;
Пускай, кичась, растет порок:
Буль зло добру в святой урок!..
Но не грусти! Твой господин
Здесь не совсем еще один:
Не все пошли к Ваалу в сети!
Есть тайные у Бога дета,
Есть тайный фимиам сердец,
Который обонять мне сладко!..
Они бегут ко мне украдкой,
И я являюсь втайне к ним;
И их лелею, просветляю
Высоким, истинным, святым!
 

Псалом 136

 
Б стране изгнанья – в Вавилоне,
При дальних, неродных реках,
Мы по родном своем Сионе
Грустили молча и в слезах.
 
 
На серебристых ветках ивы
Повесил каждый свой орган,
И с струн их отзывы плаксивы
Срывала буря чуждых стран.
 
 
«Зачем для песен Иеговы
Вы жизнь не взбудитс в струне?
Играйте!» – говорят нам. «Что вы?
Как нам играть в чужой стране?..
 
 
Забудь меня, моя десница.
Когда тебя забуду я,
Иерусалим – царей столица, –
Святая родина моя!
 
 
Припомни, Бог, как сын Элома
Наш град неистово громил:
И меч и пламень б лом из дома,
Как лютый вихорь, разносил!..
 
 
О, б ком дух мести Бог возбудит
На злую Вавилона дщерь,
И от кого терпеть ей будет
За то, что терпим мы теперь?
 
 
Блажен, кто стоны преселенцев
Послышав, на тебя пойдет
И плачущих твоих младенцев,
Взмахнув, о камень расшибет!..»
 

К. Н. Батюшков
Мадагаскарская песня

 
Как сладко спать в прохладной тени,
Пока долину зной палит
И ветер чуть в древесной сени
Дыханьем листъя шевелит!
 
 
Приближьтесь, жены, и, руками
Сплетяся дружно в легкий круг,
Протяжно, тихими словами
Царя возвеселите слух!
 
 
Воспойте песни мне девицы,
Плетущей сети для кошниц,
Или, как сидя у пшеницы,
Она пугает жадных птиц.
 
 
Как ваше пенье сердцу внятно,
Как пегой утомляет дух!
Как, жены, издали приятно
Смотреть на ваш сплетенный круг!
 
 
Да тихи, медленны и страстны
Телодвиженья будут вновь,
Да всюду, с чувствами согласны,
Являют негу и любовь!
 
 
Но ветр вечерний повевает,
Уж светлый месяц над рекой,
И нас у кущи ожидает
Постель из листьев и покой.
 

Подражания древним

2

 
Скалы чувствительны к свирели;
Верблюд прислушивать умеет песнь любви,
Стеня под бременем; рьянее крови –
Ты видишь – розы покраснели
В долине Йемена от песней соловья…
А ты, красавица… Не постигаю я.
 

А. С. Пушкин
Подражания корану
Посвящено П. А. Осиповоа

I

 
Клянусь четой и нечетой,
Клянусь мечом и правой битвой,
Клянуся утренней звездой,
Клянусь вечернею молитвой:
 
 
Нет, не покинул я тебя.
Кого же в сень успокоенья
Я ввел, главу его любя,
И скрыл от зоркого гоненья?
 
 
Не я ль в день жажды напоил
Тебя пустынными водами?
Не я ль язык твой одарил
Могучей властью над умами?
Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот, и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.
 

II

 
О жены чистые пророка,
От всех вы же и отличены:
Страшна для вас и тень порока.
Под сладкой сенью тишины
Живите скромно: вам пристало
Безбрачной девы покрывало.
Храните верные сердца
Для нег законных и стыдливых,
Да взор лукавый нечестивых
Не узрит вашего лица!
 
 
А вы, о гости Магомета,
Стекаясь к вечери его,
Брегитесь суетами света
Смутить пророка моего.
В паренъи дум благочестивых,
Не любит он велеречивых
И слов нескромных и пустых:
Почтите пир его смиреньем,
И целомудренным склоненьем
Его невольниц молодых,
 

III

 
Смутясь, нахмурился пророк,
Слепца послышав приближенье;
Бежит, да не дерзнет порок
Ему являть недоуменье.
 
 
С небесной книги список дан
Тебе, пророк, не для строптивых;
Спокойно возвещай Коран,
Не понуждая нечестивых!
 
 
Почто ж кичится человек?
За то ль, что наг на свет явился,
Что дышит он недолгий век,
Что слаб умрет, как сляб родился?
 
 
За то ль, что Бог и умертвит
И воскресит его – по воле?
Что с небя дни его хранит
И в радостях и в горькой доле?
За то ль, что дял ему плоды,
И хлеб, и финик, и оливу,
Благословив его труды,
И вертоград, и холм, и ниву?
 
 
Но дважды ангел вострубит;
На землю гром небесный грянет:
II брат от брата побежит,
И сын от матери отпрянет.
 
 
И все прел Бога притекут,
Обезображенные страхом;
И нечестивые падут,
Покрыты пламенем и прахом.
 

IV

 
С Тобою древле, о Всесильный,
Могучий состязаться мнил,
Безумной гордостью обильный;
Но Ты, Господь, его смирил.
Ты рек: Я миру жизнь дарую,
Я смертью землю наказую,
На всё подъята длань Моя.
Я также, рек он, жизнь дарую
И также смертью наказую:
С тобою, Боже, равен я.
Но смолкла похвальба порока
От слова гнева Твоего;
Подъемлго солнце Я с востока;
С заката полыми его!
 

V

 
Земля недвижна – неба своды,
Творец, поддержаны Тобой,
Да не падут на сушь и волы
И не подавят нас собой.
 
 
Зажег Ты солнце во вселенной,
Да светит небу и земле,
Как лен, елеем напоенный,
В лампадном светит хрустале.
 
 
Творцу молитесь; Он могучий;
Он правит ветром; в знойный день
На небо насылает тучи;
Дает земле древе сну сень.
Он милосерд: Он Магомету
Открыл сияющий Коран,
Да притечем и мы ко свету,
И да падет с очей туман.
 

VI

 
Недаром вы приснились мне
В бою с обритыми главами,
С окровавленными мечами,
Во рвах, на башне, на стене.
 
 
Внемлите радостному кличу,
О дети пламенных пустынь!
Ведите в плен младых рабынь,
Делите бранную добычу!
 
 
Вы победили; слава вам,
А малодушным посмеянье!
Они на бранное призванье
Не шли, не веря дивным снам.
 
 
Прельстясь добычей боевою,
Теперь в раскаянье своем
Рекут: возьмите нас с собою;
Но вы скажите: не возьмем.
 
 
Блаженны падшие в сраженьи:
Теперь они пошли и Элем
И потонули в наслажденьи,
Не отравляемом ничем.
 

VII

 
Восстань, боязливый:
В пещере твоей
Святая лампада
До утра горит.
Сердечной молитвой,
Пророк, удали
Печальные мысли.
Лукавые сны!
До утра молитву
Смиренно пюри;
Небесную книгу
До утра читай!
 

VIII

 
Торгуя совестью пред бледной нищетою,
Не сыпь своих даров расчетливой рукою:
Щедрота полная угодна небесам.
В день грозного суда, подобно ниве тучной,
О сеятель благополучный!
Сторицею воздаст она твоим трудам.
 
 
Но если, пожалев трудов земных стяжанья,
Вручая нищему скупое подаянье,
Сжимаешь ты свою завистливую длань, –
Знай: все твои дары, подобно горста пыльной,
Что с камня моет дождь обильный,
Исчезнут – Господом отверженная дань.
 

IX

 
И путник усталый на Бога роптал:
Он жаждой томился и тени алкал.
В пустыне блуждая три дня и три ночи,
И зноем и пылью тягчимые очи
С тоской безнадежной водил он вокруг,
И кладезь под пальмою видит он вдруг.
И к пальме пустынной он бег устремил,
И жадно холодной струей освежил
Горевшие тяжко язык и зеницы.
И лег, и заснул он близ верной ослицы –
И многие годы над ним протекли
По воле Владыки небес и земли.
 
 
Настал пробужденья для путника час;
Встает он и слышит неведомый глас:
(Давно ли в пустыне заснул ты глубоко?»
И он отвечает: уж солнце высоко
На утреннем небе сияло вчера;
С утра я глубоко проспал до утра.
 
 
Но голос: «О путник, ты долее спал;
Взгляни: лег ты молод, а старцем восстал;
Уж пальма истлела, а кладезь холодный
Иссяк и засохнул в пустыне безводной,
Давно занесенный песками степей;
И кости белеют ослицы твоей».
 
 
И горем обьятый мгновенный старик,
Рыдая, дрожащей главою поник…
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладезь наполнен прохладой и мглой.
 
 
И ветхие кости ослицы встают,
И телом оделись, и рев издают;
И чувствует путник и силу, и радость;
В крови заиграла воскресшая младость;
Снятые восторги наполнили груды
И с Богом он лале пускается и путь.
 

Талисман

 
Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где лупа теплее блещет
Б сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
 
 
И, ласкаясь, говорила:
«Сохрани мой талисман:
В нем таинственная сила!
Он тебе любовью дан.
От недуга, от могилы,
Б бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасет мой талисман.
 
 
И богатствами Востока
Он тебя не одарит,
И поклонников пророка
Он тебе не покорит;
И тебя на лоно друга,
Or печальных чуждых стран,
В край родной на север с юга
Не умчит мой талисман…
 
 
Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцалуют не любя –
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!»