Buch lesen: «За три войны до… Реинкарнация Победы – 4», Seite 15
– А ты куда руку тянешь!? – дёрнул меня за локоть Ворошилов, когда я неосознанно поднялся и, в шоке от такого развития событий, тоже проголосовал. – Не дорос ещё! Права не имеешь!
– Я такой же коммунист и гражданин СССР, как и вы, товарищ маршал! – вызверился я. – И мне не всё равно, кто будет у нас во главе! Я бы и тех спросил, что сейчас в сенях и вообще на острове! Враз бы вынесли отсюда шпорами вперёд того, кто не даёт за Сталина голосовать!
– Я не даю за Сталина голосовать?! Да я всей душой за Сталина!! Да что же это!!! – запаниковал Клим, неосознанно уловив мой намёк. Киров, глядя на это, не удержался и заржал. Да и остальные, глядя на растерявшегося наркома обороны, прятали усмешки.
– Товарищ Любимов, прекратите срывать голосование! – потребовал Иосиф Виссарионович, которому сейчас было совершенно не до шуток. – Товарищ Киров, считайте!
– Да что считать-то? Единогласно! – отозвался первый секретарь ВКП (б).
– Действуем по «нулевому варианту». Товарищ Любимов участвует в переговорах с завтрашнего дня. Товарищ Шапошников! Подготовьте к вечеру анализ, сколько японских войск мы можем позволить себе оставить в северной Маньчжурии. Также минимум японских войск на этой территории для поддержания внутреннего порядка. График вывода наших армий за нашу границу, сколько это займёт времени. Справку по Сахалину и Курилам. Какие острова нам остро необходимы, за какие можем поторговаться. Товарищу Кирову подготовить обоснование «нулевого варианта» с точки зрения теории коммунизма и стратегии концентрации. Всем наркоматам проанализировать «нулевой вариант» с профильной точки зрения, подготовить предложения и замечания в письменном виде, – чётко стал раздавать указания Сталин. – Встречаемся в Кремле в 22—00. Совещание объявляю закрытым.
– Мне тоже там быть? – подал я робкий голос.
– Нет, товарищ Любимов, вас введёт в курс дела товарищ Молотов завтра утром, – потеплел вождь лицом и улыбнулся в усы. – Успеете ещё не одну пару штанов просидеть.
Эпизод 5.
Следующие четыре дня стали одними из самых тяжёлых за всю мою жизнь. Каждое утро Молотов с двумя помощниками пересаживался из автозака в мой «Тур» и мы все вместе, с моим прикреплённым в качестве водителя, важно ехали аж двести метров до того места, где с борта «Революции» был переброшен на берег трап. Далее, следуя за провожатым-японцем, мы шли коридорами теплохода и, ровно в 9—00 заходили в подготовленный для переговоров салон. Одновременно с нами, с противоположной стороны, появлялся и Ёнай с тремя дипломатами низшего ранга, проходя вдоль стола ближе к левому борту. Наша сторона, по ходу движения парохода, была правой. Когда мы выстраивались друг против друга, следовали приветствия. После чего все садились и приступали к работе.
В первый день переговоров, пока я ещё не участвовал, стороны уже успели помериться у кого… руки длиннее и дури больше, обменялись всевозможными угрозами и расстались крайне недовольными друг другом. Всё это послужило причиной того, что на ночном совещании у Сталина вопрос «нулевого» варианта был поднят наркомом НКИД в моё отсутствие ещё раз и всё же утверждён. Теперь окончательно. Об этом мне рассказал с утра Молотов перед моим дебютом в официальной дипломатии, наказав помалкивать, сидеть с важным видом, все поступающие мне вопросы и предложения переадресовывать ему. Нечего сказать, ввёл в курс дела! Хотя, этого и следовало ожидать.
На второй день нарком НКИД, сразу же во время приветствия выразив надежду на достижение почётного для обеих сторон мира, направил диалог в конструктивное русло. Внимательно наблюдая в этот момент за Ёнаем Мацумото, я заметил, как тот незаметно с облегчением выдохнул. Если б он сейчас был наедине сам с собой, думаю, не смотря на возраст, пустился бы в пляс. Конечно, с японской стороны требование вывести РККА за Амур выглядело бы странно. А теперь Молотов сам предложил для предотвращения любых конфликтов между нашими странами развести войска так, чтобы они не могли друг до друга дотянуться. Как ни странно, принципиальные вопросы решались довольно-таки быстро. А вот «мелочи», бывшие крайне важными, выработка формулировок, торги по поводу границ, допустимого количества войск, не скрою, выносили мне мозг так, что после дня переговоров чувствовал себя измотанным, будто вагоны разгружал. Не ожидал, что дипломатическая работа такая тяжёлая. Сперва ещё и беспокоился из-за того, что не доверял наркому НКИД. Зная, что он противник «нулевого» варианта. Но Молотов оказался товарищем жёсткой партийной дисциплины и выполнял именно ту задачу, которую ему поставили, без попыток проявить личную, разумную или нет, инициативу. Хотя… кое в чём, что в «нулевом» варианте не оговаривалось, он пытался советско-японское сближение ограничить. Например, полтора часа спорили, приводя различные доводы, как мирный договор обозвать. Ведь наши страны, формально, не воюют. Молотов настаивал на формулировке «о взаимном нейтралитете», которая обрубала всякий путь к дальнейшему союзу, на который надеялся Ёнай. Ведь любое улучшение отношений это уже не нейтралитет и повод для пересмотра заключаемого договора. Сошлись, в конце концов, на «договоре о ненападении». Следом пошло государство Маньчжоу-го, с которым мы находимся в состоянии войны. Понятно, что её формально надо как-то прекратить. Но так, чтобы это было юридически верно. В результате сошлись на пункте, в котором император Японии, не являющейся стороной конфликта, велит своему вассалу прекратить неприязненные действия в отношении СССР. Примерно также была обставлена «компенсация» за северную Маньчжурию со стороны Японии. Сахалин и северные Курилы до Симушира включительно, император передавал в дар Советскому Союзу как залог добрососедских отношений. Причём, оборонительные сооружения и батареи передавались нам неповреждёнными, а взамен мы поставляли равнозначное количество пушек соответствующего класса. За территории Ёнай торговался отчаянно, но вынужден был признать, пока существуют точки соприкосновения армий на Сахалине и Шумшу, угроза конфликтов сохраняется. Буферная территория, названная Демилитаризованной зоной, имела южный рубеж, в целом, по КВЖД, лишь на востоке отклоняясь к Корее, а на западе к выступу монгольской границы у Халхин-гола. Таким образом, СССР граничил там только с японскими вассалами, Пу-и и князем Барги, будучи изолированным от, собственно, Китая. Об этом договорились в первый же день. И ещё три дня спорили о численности войск, пограничном режиме, коммунистической партии Японии, борьбе с браконьерством в советских водах, взаимной торговле и мореплавании. Молотов в подтверждение своих требований всякий раз зачитывал список соответствующих «прегрешений» японцев перед нами, что порой занимало не один час. В конце концов, всё, конечно, решили. В северной Маньчжурии армия Японии могла иметь одну моторизованную дивизию, но без бронетехники, и четыре маньчжурских кавалерийских бригады. В случае беспорядков могли быть дополнительно введены до трёх дивизий, с немедленным выводом после того, как кризис будет преодолён. Примерно эти рамки, минимальные и максимальные, очертил Молотову наш Генштаб. В ДМЗ запрещалось любое оборонное строительство и полёты боевой авиации Японии. СССР получал право инспекций ДМЗ без предупреждения на предмет выполнения соглашений.. А вот Ёнаю советовать было некому, да и не нужна ему была сильная армия. Спорил из принципа, выторговав дополнительно те самые туземные кавбригады, подчинённые Пу-и. Легализовать компартию японцы отказались наотрез, но согласились предоставлять выявленным и арестованным коммунистам, в присутствии советских дипломатов, право выбора. Либо выезд на территорию СССР, либо суд и срок, согласно законам империи. Положение распространялось и на уже брошенных в застенки членов КПЯ и сочувствующих им. Браконьеров, нарушителей территориальных вод сумевших уйти, но чья вина в нарушении границ была доказана, японцы обязались преследовать даже в своих портах, взимая крупные штрафы в пользу СССР, а советские военморы получали право останавливать «залётчиков», встретив их повторно, даже вне тервод. В случае, если при этом квитанция об оплате штрафа не предъявлялась, судно арестовывалось и отводилось в советский порт. Впрочем, те же правила устанавливались и для советских браконьеров. В вопросе военных преступников министру флота не удалось сделать практически ничего. Наши войска захватили исследовательскую базу, которую японцы успели сжечь перед бегством. Но, во первых, сгорело далеко не всё. В подземной тюрьме подопытные, в основном, задохнулись от дыма. Да и вивисекторы убежать смогли недалеко, угодив в плен к нашим танкистам. Надо ли говорить, какое впечатление произвёл объект 731? Молотов резко отказался считать изуверов, служивших на нём, военнопленными и заявил, что они будут преданы суду в Хабаровске. В единственном, в чём не было разногласий, так это в том, что стороны прекращают участие в любых соглашениях, направленных друг против друга, и обязуются не заключать таковых впредь.
Каждый вечер наша четвёрка, распрощавшись с оппонентами, ехала в Кремль на доклад, где подводились итоги и ставились задачи на следующий день. На этих совещаниях, кроме Сталина и Кирова, присутствовали только «силовики». Даже Берия был там только потому, что его ведомство устроило тайную аудиотрансляцию переговоров и вообще всего, что происходит на «Революции», в «онлайн» режиме, что давало нам некоторые преимущества. В целом, советское руководство ходом переговоров было довольно. Но мне, с подачи товарища Ворошилова, несколько раз высказывали, будто бы я потакаю японцам. Конечно, сидеть куклой я просто по своему характеру не мог и, когда Ёнай в особенно тяжёлых случаях, обращался именно ко мне, давал ответ, который бы мог максимально удовлетворить обе стороны, а не «нагнуть» японцев, как практически всегда это делал Молотов. Под конец переговоров, когда последний вопрос, касающийся порядка и сроков подписания и оглашения договора был решён, я вообще попал в двусмысленное положение. Ёнай Мацумаса проводил нас до трапа и в этот момент один из помощников поднёс ему длинный свёрток пурпурного шёлка.
– Господин Любимов, – сказал адмирал, – в качестве признания ваших исключительных заслуг в деле достижения взаимного мира, позвольте преподнести вам подарок.
Он сделал всего одно незаметное движение и ткань будто сама собой развернулась у него в руках, явив моему взгляду японский меч в лакированных чёрных ножнах.
– Это тати мастера Мурамаса, – сказал японец. – Его несравненные клинки были запрещены сёгуном Токугава из-за того, что в них заключены демоны, жаждущие крови. Владельцы были обязаны под страхом смерти сдать своё оружие. Молодой хозяин этого меча не был казнён и не сдал своего клинка людям сёгуна. Он бесследно исчез и род его прервался. Земли отошли во владение императора. Много столетий спустя, во время Великого землятрясения Канто, в древнем саду камней сдвинулся огромный валун. Под ним слуги обожаемого Тенно нашли этот великолепный клинок. Вручаю его вам, как человеку, имеющему довольно мудрости и воли не только обнажить меч, но и вложить в ножны.
Подарок был символичным, но не на это в тот момент я обратил внимание. Камень, меч, бесследное исчезновение. Эта цепочка сразу выстроилась у меня в мозгу, заставив без разговоров принять оружие, хотя от любого другого подарка я бы, скорее всего, отказался. Очень уж это было похоже на мою историю. Меч с демонами. Мой-то тоже, ох как не прост. Знаю, что даже просто держа его поблизости, становлюсь более резким, чем обычно.
– Благодарю, господин адмирал, – сказал я, принимая оружие и заворачивая его обратно в шёлк, – это очень ценно для меня.
А на подведении итогов я получил взбучку! Как же, Ёнай никому больше ничего не дарил, а тут такое внимание! Явно неспроста! Маршал Ворошилов исходил подозрениями, как змея ядом. Если бы не Берия, сожрал бы меня наверняка. Лаврентий Павлович спас, упрекнув Клима в том, что он мне просто-напросто завидует. «Трансляцию» они слушали все вместе и о мече знали. Вот только дарить его предполагалось японцами изначально именно наркому обороны, знавшему толк в шашках и саблях, чтобы да, подкупить его. Хоть немного. А тут Любимов подсуетился и перехватил!
– Да, товарищ Ворошилов, пока всех империалистов в капусту не порубит, шашку в ножны вкладывать не умеет, – пошутил Сталин, одновременно польстив Ворошилову. – Но вам, товарищ Любимов, надо быть скромнее. А то, создаётся впечатление, будто вокруг вас всё вертится. Будто нет ЦК, Совнаркома, РККА, всего советского народа. Коммунистам не к лицу принимать личные подарки от посланников японского императора. Можно, но только от лица всего народа СССР. А вы что? Это очень ценно для меня! – передразнил он мои слова в конце. – Отнимать у вас вашу сабельку не будем, но на будущее имейте в виду!
– Я не просто так принял этот подарок, – принялся я выкручиваться на ходу. – А с целью иметь повод подложить свинью нашим закадычным западным врагам и связать их в будущей войне Японией как можно дольше. Ведь на всякий дар прилично будет отдариться? Вот и хочу тоже вручить японцам меч. Если вы разрешите, конечно. Нам от этого, ни тепло, ни холодно, а вот хозяевам индокитайских колоний…
– Что вы имеете в виду? – насторожился Иосиф Виссарионович.
– На Плещеевом озере у товарища Кузнецова учебная база палубной авиации… – начал я объяснять свою задумку, которую можно было провернуть за те два дня отдыха, которые мы взяли, чтобы привести себя в порядок перед церемонией подписания. Я боялся, что мне будут возражать, но Сталин только кивнул, выслушав мои расклады, и разрешил действовать.
Эпизод 6.
Утором в субботу я, вооружившись подарком, на гребном баркасе подошёл к «Революции» и выразил желание пообщаться с адмиралом Ёнаем Мацумото. Поняв через переводчика, чего я хочу, японские морпехи засуетились и министр флота Страны Восходящего Солнца, свежий и при полном параде, в мундире, с регалиями и наградами вышел ко мне буквально через пятнадцать минут.
– Доброе утро господин адмирал! – приветствовал я его. – Не в наших обычаях оставаться в долгу. У меня тоже есть для вас подарок. Но, чтобы его вам получить, придётся совершить небольшой перелёт. Если желаете, можете взять с собой двух сопровождающих. Но предупреждаю, дело может занять целый день.
Ёнай раздумывал совсем не долго, но попросил дать ему время собраться.
– Не переживайте, господин адмирал, место, куда мы прилетим, достаточно далеко от любых посторонних глаз и вас там ждут именно как министра флота, – успокоил я его и сделал прозрачный комплимент. – Мундир и оружие вам исключительно к лицу.
– Хорошо, – ответил тот, – но мне всё равно надо сделать распоряжения. Это займёт пять минут.
– Готов ждать хоть полчаса! – улыбнулся я как можно более открыто. Хотя, с моей-то физиономией этого, пожалуй, делать не стоило. Тем не менее, через пятнадцать минут, выйдя из канала, мы вчетвером пересаживались с баркаса прямо в поплавковую «Стрекозу», присланную наркомом Кузнецовым. Разогнавшись по гидроаэродрому Кожуховского аэроклуба, АИР легко взмыл в воздух и взял курс на север. Мощные моторы легко несли небольшой самолёт сперва над московскими окраинами, застроенными заводами и рабочими посёлками, а потом над лесами, перемежавшимися ухоженными колхозными полями и пастбищами. Наш пилот, лейтенант во флотской форме, видимо заинструктированный до жути, молчал как рыба, поэтому развлекать иностранных гостей в полёте, отвечая на вопросы о том, что мы видели, пролетая на небольшой высоте, приходилось мне. Над Москвой было относительно просто. Слева ЗИЛ, прямо под нами АЗЛК, дальше авиазавод и так далее. А вот в сельской местности приходилось комментировать то, что люди снизу машут нам руками, то, как школьники на спортплощадке занимаются физкультурой и тому подобное. Но постепенно, Ёнай Мацумото, видимо посчитав, что соблюдён минимум приличий и интерес к расстилающейся внизу советской стране обозначен, стал затрагивать более серьёзные темы.
– Ваши просторы огромны, – заметил он, – но крайне редко заселены. На нашей Родине на этой площади проживало бы в десять раз больше населения.
И это про Подмосковье! Чтобы он сказал, полетав над тайгой, как я в мае?
– Вы сделали крайне ценное наблюдение, господин адмирал, – ответил я вежливо. – Нам есть, что осваивать внутри наших границ, не беспокоя своей назойливостью соседей. К сожалению, не многие иностранцы могут оценить это по достоинству. Всякий раз, видя лишь небольшую часть целого, впадают в опасную иллюзию, будто людей на нашей земле настолько мало, что они не смогут себя защитить. Но Россия действительно огромна. Даже то, что мы можем охватить взглядом с высоты птичьего полёта – всего лишь крупица по сравнению с горой. И закалённых бойцов у нас хватит, чтобы до смерти огорчить любого агрессора.
– Я донесу до императора ваше сожаление о том, что Япония в последнее время недостаточно верно понимала свои национальные интересы, ориентируясь на европейцев, – медленно и немного невпопад заявил адмирал. – Но и в одиночку трудно идти собственным путём среди множества врагов. Хорошо, что наши державы встали спина к спине. Но гораздо лучше бы было, если бы могли оказать помощь друг другу в рамках союза. Я знаю позицию СССР по данному вопросу. И если наказание военных преступников, которые, по счастливой случайности все являются представителями армии, единственное препятствие, то… – тут он многозначительно замолчал.
– Вашими основными противниками являются Североамериканские Штаты и, в меньшей степени, Англия. И война между вами начнётся вне зависимости от того, будете ли вы сидеть тихо, или попытаетесь расширить свои владения. Вся эта заваруха, которая завязывается сейчас в Европе, как раз и затевалась, чтобы кое-кто, не будем показывать пальцем, установил своё полное морское, а следовательно, и экономическое, господство над миром. У нас же на континенте хватает проблем с Германией. Крайне сомневаюсь, господин адмирал, что правительство СССР станет заведомо записываться во враги державам, обладающим сильнейшими в мире флотами. Во всяком случае, пока они прямо нам не угрожают. Поверьте, прочный мир между нами – не так уж и мало. К тому же, мне, например, было бы крайне неприятно, если планы людей, втягивающих человечество в чудовищную войну с вероятными жертвами, исчисляемыми десятками миллионов жизней, всего лишь ради жалких власти и денег, удались. И мнение моё разделяют более серьёзные люди. Именно поэтому мы и совершаем наш сегодняшний полёт. Наберитесь терпения, скоро вы сами всё увидите.
Ёнай Мацумаса кивнул и замолчал, удовлетворившись тем, что хоть с моей стороны и не было выказано никакого энтузиазма в отношении союза, но факт, что Советский Союз уже предпринимает какие-то конкретные шаги, явно направленные против врагов Японии, его обнадёживал. Я же погрузился в свои мысли. Из «своего» времени я вынес подозрения о том, что Штаты, этот светоч всех благ, демократии, гуманизма, прогресса и прав человека, приложили руку к развязыванию ещё Первой Мировой войны. В начале Второй же их роль для меня была неоспорима. Они же стали, по сути, единственными выгодоприобретателями от этой бойни. И отнюдь не потому, что вовремя сориентировались и вели правильную с их точки зрения политику. Вовсе нет. Война была тщательно спланирована и принесла Штатам свои плоды. При этом, их замысел с самого начала предусматривал двойное предательство. Да, США, действуя совместно с Англией, взрастили Гитлера, вливая огромные средства сперва в его партию, а затем в восстановление германского боевого потенциала. Доказательств этому я уже в этом мире получил предостаточно. Советская разведка работала исправно и, хоть конечно не могла вскрыть все обстоятельства этого дела, но сам факт установила однозначно. Хоть я по роду своей деятельности был обязан знакомиться только с техническими зарубежными новинками, влияние демократий на рост немецкой военной промышленности просто бросалось в глаза. Вплоть до лицензий на авиадвигатели Пратт-Уитни. Всё это делалось в тайне и под предлогом совместной борьбы «цивилизованного» мира с большевизмом. Но это была всего лишь ложь, причём, только первого уровня. Антикоммунистический тайный союз был всего лишь иллюзией для Гитлера. Германия, после того, как она сделает грязную работу, точно также подлежала уничтожению в момент, когда она не сможет сопротивляться, истощившись в борьбе с Советами и уведя свои армии далеко на восток за Польшу. Но это тоже была ложь, только уровнем выше. Иначе, зачем Штаты вкладывались бы в индустриализацию СССР? К примеру, крупнейшие наши автозаводы – все заокеанского происхождения. Нет, быстрое и лёгкое уничтожение Германии США категорически не устраивало. Им нужна была большая и тяжёлая война. Война, в которую будет ещё в самом начале втянута Англия. Я почти уверен, что после встречи Гитлера и Гувера в марте этого года, для первого уже не составляет тайны, что британцы предназначили Рейх на заклание. Зачем же Штаты предали своих «кузенов» англичан? Да потому, что они-то как раз, с равным американскому флотом, и были их первыми и естественными врагами! Таким образом, втянув Британию в битву на континенте, США, не воюя с Альбионом напрямую, становились ему тем другом, с которым никаких врагов не надо. Чем закончилась Первая Мировая для Англии известно. Она потеряла неоспоримое господство на море. Вторая в моём мире была тем же процессом, после которого флот Британии даже в мыслях не мог для себя допустить соперничать с американским. Лондон уже в 1942 году вынужден был подписать Атлантическую хартию, впустив янки в свои колонии. При этом, все издержки колониальной империи в виде бунтов ложились на британцев, оставляя американцам только снимать сливки. Что же тут говорить про остальных владельцев колоний? США в ходе Второй Мировой войны ставили целью и завоевали абсолютное мировое господство на море. Из которого следовало и мировое экономическое господство. Имея его, можно угнетать, ломать любых противников, в том числе и СССР. Именно поэтому для Штатов уничтожение моей Родины в годы ВМВ и не было первоочередной задачей. Россия, рано или поздно, по их представлениям, всё равно упала бы им в руки как спелое яблочко.
Вообще, в моей «прошлой жизни» слова «мировое господство» всегда как-то были связаны с американцами. Уж очень они это словосочетание любили. Даже в их фильмах какой-нибудь злодей непременно хотел мирового господства, а очередной американский супергерой неизменно разрушал его планы. Ни одно государство мира, кроме США, не было так «повёрнуто» на этих двух словах. Что тут сказать, разве вспомнить поговорку «держи вора!»
Но была ещё и Япония. Связать и ослабить её континентальными проблемами в такой степени, чтобы её флот сам по себе, как английский, сошёл бы на нет, было мало шансов из-за малой свободы политического маневра в Восточной Азии. Японию американцам пришлось ломать открытой силой. И вот как раз здесь я мог подсыпать перцу под хвост заокеанским империалистам! Сломать их игру и хоть так наказать их за те миллионы жизней, которые СССР будет вынужден принести на алтарь своей Победы, которая, по большому счёту, на данном историческом этапе была бы Выживанием. Янки решили, что смогут задавить силой, рассчитывая на количественное соотношение пять к трём с половиной? А как насчёт качества? Они и без того возились с самураями до тех пор, пока война в Европе не закончилась. А если японцам немного и аккуратно помочь? Затянуть Тихоокеанскую войну до тех пор, пока мы не только не разгромим немцев, но и приведём себя в порядок, а затем взять Микадо под защиту, лишив янки плодов победы? Политические предпосылки к такому исходу закладываются прямо сейчас. Для нас это было бы истинным выигрышем Второй Мировой, а не Выживанием. Я не зря столько трудов положил и всерьёз рассчитывал, что СССР сможет справиться со своей задачей на суше быстрее и меньшими жертвами, мог надеяться, что работы по атомному оружию у нас будут опережать таковые же у англосаксов. Поэтому шансы на сохранение морского противовеса янки оценивал оптимистично и именно этими соображениями поделился с «узким кругом», после чего получил «добро» на демонстрацию.
Эпизод 7.
«Стрекоза», развернувшись над гладью Плещеева озера, в котором отражалось голубое русское небо, плавно пошла вниз и коснулась воды своими поплавками, подняв брызги в которых тотчас же заискрилось всё ещё тёплое в самом начале осени солнце. Наш пилот, погасив скорость, аккуратно подвёл гидросамолёт к одинокому причалу, над которым был натянут тент, расставлены резные скамьи и возвышался стол. На нём блестел начищенной медью огромный самовар, курившийся ароматным берёзовым дымком. Тут же, борт к борту стояли два небольших буксира из той серии, что строилась последние годы с конверсионными газогенераторными моторами М-17. Берег вокруг был безлюден, но отнюдь не пуст. На большом протяжении, по правую руку от нас, из густого подлеска к воде были оборудованы пологие спуски, каждый из пары тонких брёвен. Тут же лежали носами на густой прибрежной траве шлюпки с уложенными внутрь вёслами.
Встречал нас незнакомый мне капитан второго ранга Профатилов, отрекомендовавшийся командиром учебного морского авиаполка. Невысокого росточка, но крепко сбитый летун, который, казалось от возбуждения не мог спокойно стоять на месте, взвалив на меня обязанность поить японцев чаем с баранками, спросил только, можно ли начинать и, получив утвердительный ответ, длинно засвистел в висевший до того на шнуре свисток. Тут же сонная тишина, которую нарушал лишь лёгкий ветерок да плеск о деревянные сваи причала небольших волн, была разорвана рокотом затарахтевших в лесу моторов и, кусты задвигались, открывая перед каждым спуском широкие проходы. По ним обычные трактора-сталиградцы с укреплёнными на них упорными брусьями, стали сталкивать в воду понтоны-раскладушки. Множество народу в белой морской форме, высыпавшего из леса, стало приводить их в рабочее положение и собирать вдоль берега в конструкцию длиной двести семьдесят и шириной пятнадцать метров. При этом в два ряда стыковалось восемь десятков «раскладушек» и ещё дюжина ушла на сборку шести паромов. Вся эта суета продолжалась меньше часа, во время которого я давал пояснения, рассказывая о конструкции «своего» изобретения и его характеристиках. Такая лента, если её использовать в качестве моста, позволяла параллельное движение двух колонн танков, массой до шестидесяти тонн каждый. Но сейчас она должна была послужить другой цели. Именно поэтому на ровной поверхности моста устанавливались дополнительные приспособления в виде проушин и вьющек.
Буксиры тем временем отошли от причала и, взяв конструкцию на буксир, повели её по воде к видевшимся на поверхности буйкам. Первый выполнил свою задачу быстро, поставив один конец моста на мёртвый якорь, а второй, прежде чем выбрать точку, где закрепить свою оконечность, развернул её по часовой стрелке строго вдоль направления ветра, ориентируясь по поднятому на мачте вымпелу. Моряки забегали по стальной ленте, вылавливая пробковые буйки с привязанными к ним канатами промежуточных якорей. После этого шлюпки подтащили на канатах три пары связок полузатопленных бочек и соединили их с протянутыми поперёк моста тонкими стальными тросами. Эта конструкция тоже была не проста. Тросы, если их вытягивать посредине, были отмерены строго до середины второго от конца понтона. Дальше шёл обычный толстый пеньковый канат с узлом, который заведомо не мог бы пролезть в проушину и играл роль ограничителя. Ёнай Мацумото с интересом слушал мои пояснения к происходящему и сам догадался о том, что мы собирались изобразить.
– Это аэродром? – спросил он меня.
– Точно, точнее тренажёр для первичного обучения лётчиков советской палубной авиации, – немного поправил я его. – Отмечу, что тренировки на нём ни разу не привели к человеческим жертвам, хотя аварии из-за того, что такие взлёт и посадка непривычны для новичков, случались. Потому, что неудачники всегда улетали в воду, а утонуть не успевали, спасатели наготове.
– Интересно…
Тем временем из лесу стали выкатывать на руках пикировщики Сухого ПБ-М и палубные истребители И-18. Их моторы как раз успели прогреться, а складные крылья приводились в рабочее положение уже после погрузки на транспортный паром.
– Обратите внимание, господин адмирал, что постройка взлётно-посадочной полосы заняла чуть больше часа. И так долго это продолжалось лишь потому, что личный состав не тренирован. Он собирал ВПП до этого лишь однажды. Ещё весной. При должном упорстве время сборки можно сократить раза в два-три, – заметил я.
Тем временем первый паром с парой истребителей подошёл и пристыковался к взлётке. Тормозные шнуры опущены, И-18 заняли места на старте, выведя моторы на взлётный режим и удерживаясь на месте только башмаками под колёсами шасси да хвостовым стопором, и выпускающий, махнув пару раз флажком, одного за другим отправил их в воздух. В отличие от сборки полосы этот процесс у моряков бы отлажен до автоматизма. Паромы двигались с ритмичностью конвейера, спустя полчаса в воздухе находился уже весь смешанный учебный авиаполк в составе четырёх эскадрилий, поровну, истребителей и пикировщиков. За это время четыре из десяти шлюпок, оставив других дежурить у «водяных тормозов», отошли подальше в озеро и огородили на поверхности воды белыми пробковыми буйками на тросах периметр, очерчивающий контур корабля размером с эсминец. По нему-то и отбомбились, устроившие в небе «вертушку», бомбардировщики Сухого, поочерёдно падая в отвесное пикирование и бросая 250-килограммовые бетонные учебные авиабомбы, дававшие на воде хорошо заметный всплеск. Истребители же кружили выше и в противоположном направлении.
Палубная авиация в любом государстве, которое её имело, была элитой. И наши лётчики были курсантами только здесь, имея уже за плечами богатый опыт и большое число лётных часов с обычных аэродромов. Поэтому садился полк красиво, притирая машины на три точки в самом начале ВПП. Потом, на пробеге, самолёты захватывали выпущенными гаками два-три троса с «водяными парусами» и быстро останавливались. Аэродромная команда, снующая туда-сюда на шлюпках, освобождала и закрепляла посадочные крюки, подхватывала самолёты за крылья и хвосты, помогая рулить в конец полосы, и грузила их на паромы. Тем временем тормозные приспособления уже успевали вновь привести в рабочее состояние. Посадка полка заняла несколько больше времени из-за того, что с «выходного» конца ВПП до берега было раза в два дальше.
