Мы вышли покурить на 17 лет…

Нет, конечно же, случается, что и в Берлине выпадает снег, тогда немцы бормочут: “Eto zhe, bljat, kakaja-to Sibir”,  но в целом мягкая там зима, с утренним инеем и вечнозелёной травой…

Лариса перевалила за «ягодку опять» и всё больше напоминала состарившуюся лисью шубу. Облезлые, сварливые меха.

К моему столику приблизился опасливый негр, другой, без ушанки, и зашептал: «Ду ю хэв кокс?», а я устало ответил ему: “Poshёl nacher!”

Когда взволнованный чужой трагедией Виталий тосковал: «Вот бы плакатик Юкио Мисимы нам в зал», – Юрич говорил правду до конца: «Плакат достанем, не проблема! Но знай, Виталин, Юкио Мисима был пидор! Так доставать плакатик?!» – и улыбался, глядя, как вытаращенный Виталий плюётся и открещивается от Мисимы, словно от чёрта.

Пробежали вереницей три собаки: вокзальные, феодосийские, пошитые из мехового рванья.

В пионерском лагере «Дельфин» вместо настоящих малышей администрация согнала подростков. Бессовестных, шумных, омерзительного пыльно-копчёного цвета – июльская смена подходила к концу.

Я помню поездку в Непал!.. И гул самолётной турбины!.. Я с трапа случайно упал!.. На потные липкие спины!.. Втроём поднимали моё!.. Внезапно ослабшее тело!.. И только стюард молодой!.. Шепнул мне: «С прилётом, брателло!..» Я раньше в Крыму отдыхал!.. И не был ни разу на Го́а!.. Весь год я, как сука, бухал!.. И мне захотелось другова

пикселей испанского или итальянского производства.

Вчера играл долго! – сочинял Заноза. – Чувствую – не идёт музыка! Так я с досады гитару взял и об пол разбил! Ба-бах, нахуй!.. – Заноза захохотал.

Поставил на землю и засмеялся, показав уродливые, набекрень,