Мория

Пролог

Вьюга кружит, кружит, вгрызается, хлещет, сбивает с пути. Будто земля на дыбы, а небо в топь. Сплошной буран. Не видать ни зги. Заледенели шкуры ездовых вóлков, тонут лапы по локоть, а они всё тянут, тащат мой полоз. Я рву их уши свистом плётки – им что птичий гвалт. «Куда ж вы, бесы! Стой, шальные, стой!» А-нет. Вожак наёршил холку, прижал широкую башку – не сдаст. Потуга, ещё, удар – санки вылетели на гладкое место. Озеро! Снег тут разметало, вóлкам едва до косточки. Ветер сильнее, да ну, и тАртар с ним. Я сваливаю с полозьев, достаю нюкло, шесты. Ослабляю упряжь. Волки тянутся, роют снег, ведут носами – ищут ближайший овраг. А я покуда ставлю чумку. Циновка, грейка, два-десять шестов, да шкрурошитые нюкла, да на задку чумке – нут, чтоб ветром не разнагишало. Буде! Закидаю подол снегом и тащу с полозьев жрачку. Размотаю да делю… Не хватает. Истощал запас! А края-свету нет. Дорога до Тушита далека… По бурану лезть – не по травке бегать.

Прячу часть, прозапас. Даю, сколь можно. И себе беру меньше, чем брюхо хочет. Два сухаря да мороженая юшка. Сверху ковыряю мурцу – чтоб выжить. Волки, без драчья, пихают в себя жрачку. Я терплю, жду, когда растопит снег, согреет юшку. Жрать холодное – негоже. Я не волк, моим кишкам тепло потребно. Человек я…

И на том валюсь. Не снявши малицу, не стряхнув кисы. Последней думкой вижу батю, матушку, да слышу свой приказ: «Ларец доставить в кратчайший срок!». Я сдюжу! Довезу!.. И буду дома… Ждите! Я вернусь.

Под эти мысли засыпаю. И вдруг – как удар топором. Волчий грых. Я, взмокший, вылетаю вовне… Ведьма! Стоит, не смеет подойти. А волки круг берут и скалят зубы, рыком кроют…

– Обжжжа!

Осаживаю волков – не по что на Ледяную глотку драть. А она как будто не боится. Обожгла глазищами. Ух, бесовка! Хороша. Глаза до брови – черные, как ночи беспросветной топь. Волосы блестят, уложены под бастынгу, и рясны бисерные пляшут, блестками искрят, играют с вьюгой в «догони-отдай». Сама-то бледная, как снег, и губы почитай что синие, а щеки алые, как мой закат. Зубы белые, как частоколец ровные. Смеется надо мной! Рубаха – рыбьей кожи, ветром облепило груди, лобик между ног, а она как будто и не знает. На ногах – кисы, да бисером расшитые.

Придерживает рясну, чуть сгибается, как будто докричаться хочет:

– Ты замёрз, поди?

Голос звонкий. Девичий. В чернющих волосах сверкает снег.

– Шутишь? Жарко!

Бес, вожак моих лохматых, уши жмёт, зевает, косит злобным глазом. Цыкаю – не смей! Негоже Ведьму жрать. За своих они замстят похлеще нашего. Тут же сам кошусь – куда меня нелегкий заманил? Да неужто в земли Проклятых?

– Страшно, штоль?

– Да чего же бояться, – говорю, а сам всё зырю, рыщу зенками – куда попал я? Их здесь правда или наша?

– Да не бойся! – смеётся, звонко. Бес срывается, она ему лишь палец показала – он застыл, свернул, хвостом махнул, мол, я не сдался, просто передумал. И ко мне пошел. А бесовка снова говорит, да как! Ни одной пичуге не сравняться с этой песней. – Ты не в наших землях. И не в ваших. На границе ты. Проклятым это озеро зовёте. Ну, а мы – Покрайним.

И точно! Я бывал на этом озере по осени. Вон, и дерево поваленное, и норы соболей, поди, пустые по-теперь.

Мой черед теперь. Угождаю ей:

– Голодна ли, девица?

Задумалась. Видать, не ожидала. Больше о дороге да о погоде их упрашивают. А мне что? Вьюгу али оттепель я сам увижу, как придут. А путь… Полозновицы здесь нет. Ничего здесь нет – на то и Пустошь, Проклятые земли.

– Голодна, – отвечает мне Ледяна. – Да я на обещании. Нельзя пока.

– А можа, и лучшее так – развожу руками. – У меня ведь не еда с собой, а жрачка. Жир медвежий, сухари, мороженое.

Не кривится. Не пойму. Как будто загрустила. Губы дует, а брови не суровит, будто даже вверх тянет. Не глянь расплачется!

– Али по сердцу тебе такое угощение? Так возьми, отведаешь. Как обещание исполнишь.

И вдруг – лыбится. Неловко, будто застеснялась. Да сколько ж ей? Недавно ведьмой стала? Помнит пищу человечью, очагов тепло да волчью преданность? «Али ты вернуться в Морию хочешь? – думаю. – Да нету от Сестёр возврату…»

– Добрый ты. – Рясны бисерные наклоняются, крутЯтся на ветру. Хлопает в ладоши, лыбится:

– Отпущу тебя!

«Ишь, вон-на!..» А сам ей кланяюсь:

– Рад буду, барыня.

Руку тянет, белую, прозрачную, кажись, и льдинки в венах прглядают. Понимаю. Иду к саням, откапываю сумку. Отдаю ей сухари, кусок мороженого мяса, последний колик юшки. Всё взяла. Мне хоть с голоду помирай. А она вдруг щурится.

– Постой-ка. Твоя сестра – Мелисса Лог?

Я взмок наперекор холодной вьюге. Как? Откуда знает?? Правда, что моя сестра. Ведовству училась за морями-за ветрами, да женою стала остроухому. Пятерых детей народила, да ни одного не подарила Море: все ушастые, в отца пошли. Привозила их три раза, да на том и всё. Уж точно в тундру не водила мелких. Так откуда и почём Ей ведомо, что есть моя сестра, Мелисса? И спросить нельзя – озлобится.

– Моя, – давлю себя, чтоб быть смирнее. – Ведовству училась за морями. За морями и живет.

– Погоду не делает, – поддержала барыня и тут же мыслям своим кивает. И всё лыбится… Небось задумала бесовство! Ух, убил бы, тварь. А она свое всё гнет:

– Всё ж ведьма! Почитай, сестра.

Тут уж я не смог. Оскалил зубы, шею бычу. Не отдам сестру!

– Не злись, дурак. Скажи, что тоже ведьма.

И лицо ее другое. Словно тень нашла, и будто стало холоднее. Страшно! От Проклятых возврату нет…

– Скажи, что ведьма, коли жить охота, – требует жарайка.

Холодею изнутри. Сестра родная – для чего ей? А приказ? А дом? И волков звать толку нет, и боги далеко.

– Да, – говорю. – тоже. Тож ведьма.

– Вот и я о том! – радуется, дрянь. Уже забыла, что сердилась. Снова блещут зубы, рясны сверкчут. – А сестёр не обижают! А и братьев любят… – Тянет ко мне руку. – Вот, держи, дурак.

И даёт кольцо.

Тут уж я и про сестру, и про приказ забыл. Да только виду показать не хочется.

– Пошто кольцо-то мне? Чай не женат, и девки нет, чтоб одарить…

– Бери, дурак! – хохочет. – Размечтался в жены ведьму взять! Твоё ж кольцо-то. От меня тебе – поклон!

Махнула чем-то белым, и как будто вьюга расступилась. А жарайка всё кольцо мне тянет. Ну, беру. Тяжелое. И знаю, что налезет на любую мою цапку. Перелив какой-то лазоревый.

– Ну? – торопит, стерва.

– Каменное, что ли?..

– Ну!

Ножкой топнула, по челу как будто тень прошла, льдинки на висках, как у мертвячки, показались. Тут уж я со всех последних! Сам не помню, как кольцо на цапку тиснул, нуд с полозьями собрал, да волков впряг – и ходу! Вывози, родимые! Живота, родные!

Глава 1. Переполох в Замке-на-острове

«Здравствуй долго!

Попервой, почём тебя тревожу. У меня нога черна. Чернеет дале. Помоги.

Во концах, почём тебепишу. Боле некому.

Санкэ, шурин твой

17 день Морознаго месяца 2020 г. Н.Э.»

– Коля!.. – голос Мелиссы был хриплый и низкий, как у предрекающей беду. – Ты отца где видел?

– Не видал еще!

Дети, слуги, гости, как тени от потревоженных свечей, метались от залы к зале. Испуганные и озабоченные голоса отражались от каменных сводов, дробились и распадались на эхо:

– Ты там смотрел?

– А в саду искал?

– Видел?

– Нет!

Суета заполнила замок на острове Терезы, и липкая, черная, как грязь, тревога воплотилась и поползла зловонными щупальцами из углов. Дневной свет затмила пелена, стекла в окнах с опасным звоном задрожали, и вещи завибрировали, словно вторили гонгу демонов. Большая парадная ваза сдвинулась с постамента и опасно накренилась.

10-летняя Люцена пряталась в столовой, прижав к себе младших сестру и брата. Они заняли самый большой и красивый диван… Но даже сюда, под белоснежную дверь, сминая сдобный аромат булочек и аппетитный запах пирогов, пробиралась черная мана. Люцена хотела расплакаться, но Сивена и Корхан уже пускали сопли и слезы. Поэтому маленькая чародейка встрепенулась и расправила плечи. Черную ману они уже встречали, пусть и не в таком масштабе. В замке, где живут пятеро детей могущестенных магов, постоянно кто-нибудь кого-нибудь проклинал – то игрушку не поделят, то слишком игрой увлекутся. А бывало и так, что, упражняясь, дети нарочно воплощали самые страшные кошмары друг друга. Как-то раз за такие игры им крепко влетело от отца. Тогда они единственный раз видели его по-настоящему злым. Мастер вынес строгий выговор всем, даже Корхану, а затем велел виновникам проятнуть ладони вперед. Намочил кисть в зелёнке и нарисовал печати – из-за них чародеи не могли колодовать, пока не сотрется зеленка, а это больше недели! Дрожь перед отцовскими печатями окончательно привели Люцену в себя.

– Так! Сивена, Корхан! Быстро под стол. И пойте «Веселый полдень».

– Зачем? – проканючила младшая сестра. Ей было всего 5, и она была невозможной плаксой. Как и трехлетний Корхан.

– Потому что вещи качаются. Лучше лампа упадет на стол, чем вам на голову! Или нет?!

Дети испуганно покосились на большую бронзовую люстру, унизанную фотошарами – и прыгнули под стол.

– И пойте «Веселый полдень!» – напомнила Люцена и зпела сама:

«Веселый полдень,

Веселый полдень

Напоён лучами солнца,

И в этот полдень

С тобой мы за руки возьмемся!..

В этот полдень!»

Малыши подхватили, ужасно коверкая ритм, а Корхан ошибался еще и в словах и нотах. Сейчас это было не важно. Мама всегда пела эту песню, когда случалось что-нибудь плохое. И веселый мотив отгонял «дурные силы». Люцена не совсем еще понимала, как это работает. Но она догадывалась, что магия и мана сродни пару. Если махать одеялом, пар будет рассеиваться и уменьшаться. «Полдень» и был таким одеялом.

Убедившись, что малыши поют и даже перестали хлюпать носами, Люцена выбралась в коридор. Здесь тьма уже считала себя хозяйкой. Керосиновые лампы мигали, и пламя в них раскачивалось как от сильного сквозняка, по гобеленам и шпалерам метались тени людей и чудовищ. Портрет мадам Терезы по углам покрылся черным налетом, будто над ним сжигали вату. И в воздухе пахло гарью.

Люцена поежилась. Но мама хорошо учила ее, и она знала – тени и запах гари означают порчу. А от порчи помогают заговорённые поварежки. Девочка добежала по дрожащим плитам коридора до кладовой. Тонкие пальцы не с первого раза справились с массивным латунным крючком. А потом еще нужно было отыскать и засветить фотошар.

Совладав с собой и магическим светильником, девочка огляделась. Слева и справа ввысь уходили деревянные стеллажи с резными русалками и козлоногими толстыми дядьками. На дальней стене висели серебряные зеркала под черными пологами, мётлы и бесконечные клетки для птиц – неизвестно зачем их хранили. На правом стеллаже, на самой нижней полке было то, что искала Люцена. Она достала три больших тисовых черпака с резными ручками. Два зажала под мышками, третий положила поперек торчащих далеко вперед черпаков, придавила пальцами. И понеслась к центральному холлу, не затворяя дверь кладовки.

В центре холла, как бездна, чернел магический круг. Серым по нему были написаны руны, которые умел читать только отец. Этот круг был как бы ямой, куда можно было сливать любую ману. Особенно – темную.

– Коля! Оба! – как можно громче про себя и вслух позвала Люцена. – Порча! Поварёжки!

Старшие братья скорее ощутили зов сестры, чем услышали. Они разом бросили поиски отца и встали вместе с Люценой по периметру бездны.

– Точно порча! Как ты поняла? – удивился старший, Коловрат, забирая одну поварежку у маленькой чародейки.

– Тени и запах гари. А портрет мадам Терезы как будто копотью зарос.

– И как я сам не заметил!

– Ты занят был! А я на месте сидела.

– Хватит уже болтать, – потребовал Обатур, забирая свою поварежку.

Они сосредоточились, как учила мать: нашли в животе, чуть ниже пупка, клубок света. Ощутили границу между постоянным, теплым светом, и крутящейся, текущей и мечущейся тьмой.

– И… ррраз!…

Дети взмахнули черпаками, и те мгновенно заполнились тягучей, как сгоревший сироп, маной.

Выдох.

Три черпака одновременно опустились, выливая порчу в бездну.

Так они поднимали, описывали дугу и опускали черпаки раз за разом. Снова и снова проверяя границу света внутри себя и тьмы – снаружи.

Сколько времени прошло, дети не знали. Рядом с ними появилась тётя, сестра отца. Милена шла по кругу, по-очереди касаясь племянников «благословением». Она отдавала им частичку своей светлой маны. В целом свете не было никого такого же светлого и наполненного, как тётя Милена. По крайней мере, так верили дети.

Наконец, в окна прорвался дневной свет. Зимний, бледный, он показался ослепительно-ярким и живым. Воздух стал прозрачнее, запах гари сменился запахом запаренной каши. И вещи перестали дрожать и двигаться. С лестницы сбежал муж тети Милены, дядя Эрен.

– Кажется, нашла! – крикнула ему супруга. Эльф кивнул, на ходу сплетая серебристое заклинание. Большой круг, ажурный, как бы сплетенный из завитков, выскользнул из-под пальцев мага и накрыли бездну, как крцшка – котелок.

Дом стих.

Дети попадали на пол. Все трое тяжело дышали. Мальчики вытирали пот ладонями, размазывая магическую сажу по лицу. Люцена промокнула щеки и лоб платком и так и осталась с ним в руках. Милена опустилась на пол за племянницей и обняла за плечи. Эрен отдал свой платок Обатуру и встал на одно колено между мальчиками.

– Ведьма в доме, – пробормотал он.

– Одна из лучших ведьм, – поправила Милена своим мягким, успокаивающим голосом. Эрен фыркнул и потрепал старшего, Коловрата, по темным кудрям.

– Вы хорошо справились.

– Нас мама учила, – пояснила Люцена. Ей не нравилось, что дядя иногда плохо говорил о ее матери.

– Видимо, случилось что-то из ряда вон выходящее, – предположила Милена. – А где младшие дети?

Все разом поднялись и поспешили в столовую. Коридоры были спокойными и тихими… Слишком тихими. Эрен и старший из братьев, Коловрат, прибавили шаг.

Дядя и племянник первыми вошли в обеденную. Мебель и посуда стояли на местах, фотошары висели на люстре – ни единого признака порчи. Но детей нигде не было. Наконец, Корхан уловил слабый голос маленькой сестры – он подошел к обеденному столу и поднял край скатерти. Сивена тихо, прикрыв глаза, продолжала петь «Веселый полдень», а Корхан спал, примостив голову на коленях сестры. Так закончилось тревожное приключение с «таинственным посланием», которое получила Мелисса Лэйк 22 дня Морозного месяца, то есть 22 января 2020 года Новой эры.

Глава 2.

Милена погладила самую маленькую из племянниц по голове. Девочка глубоко вздохнула и перестала петь. Тетя успокаивающе ей кивнула. Затем погладила по плечу спящего Корхана, и еще раз, и еще – пока он не хлопнул сонными ресницами и не скривил ротик, готовый расплакаться.

– С пробуждением, солнышко, – проговорила Милена, и ее голос, как всегда, навел порядок в доме и мыслях. Мальчик обнял тетю и отказался слезать с ее рук.

Все уселись по местам, старшие дети молча ополоснули пальцы, вытерли остывшими полотенцами. Эрен несколько раз позвонил в служебный колокольчик, приглашая домашнюю официантку, Алмель. Давно поданные на стол оладьи, пицца и бутерброды с ветчиной остыли. Не пострадали только десерты, фрукты, нарезка и вода, которые и так подают холодными.

Алмель вошла, поправляя чепец-кокошник, который носила вместо платка или кухарского колпака. Она была гордостью острова Терезы.

Раньше официанткой в доме работала Тэль-эль, быстроногая, черноглазая, кругленькая и кудрявая, как овечка, которую забыли остричь на лето. Тэль-эль была весёлой и ужасно суетливой. Взрослые ее недолюбливали, зато дети обожали. Стоило немного раззадорить, и официантка разражалась бесконечной чередой увлекательных историй о магах, эльфах и драконах, которые, по ее словам, жили в ее родных краях. Детям даже не мешало, что Тэль-эль постоянно всё путала и регулярно сжигала обед вместо того, чтобы подогреть.

Столовые колпаки в замке Терезы были увиты заклинаниями, которые включались прикосновением. Нужно было вывести пальцами правильный узор, и колпаки охлаждали, подогревали или подсушивали блюдо. Черноглазой эльфе эта наука давалась с каким-то невероятным трудом, видимо, потому что она больше рассказывала истории, чем упражнялась с колпаками. Однажды она что-то такое нажала, подавая обед главе дома, что заклинания засияли мерным сероватым светом – как светлячки в летнюю ночь. Когда девушка робко подняла колпак над блюдом… Там шел снег. Мягкие хлопья падали в суп и таяли, на полях тарелки собрались крохотные сугробы. Дети пришли в неописуемый восторг. А герцог Ратэ сухо заметил:

– Вам будут больше рады в Белой академии.

Вскоре Тэль-эль вручили какое-то письмо с печатью Ратэ и выпроводили.

Прощаясь с детьми, девушка то плакала, то смеялась. Оказалось, что герцог Ратэ, которого в Мире чаще называли просто Мастер – поскольку он был одним из самых могущественных мастеров тонкой магии, – дал ей рекомендацию и оплатил год учебы в магической академии. Девушке было страшно до дрожи, жалко расставаться с маленькими хозяевами, к которым она привязалась всем сердцем, но она просто лопалась от гордости, что ее магический талант отметил сам Мастер.

Словом, теперь в доме работала другая официантка. Дети каждый раз пристально следили за руками Алмель, но у нее всегда-всё-получалось. Пальчики с перламутровыми ноготками быстро пробегали по изгибам и лепесткам, так что дети не успевали запомнить. Каждый раз они спорили между собой – кто сумеет повторить движения. И каждый раз все проигрывали.

Кроме того, Алмель была очень доброй и всегда угощала детей самыми сладкими и блестящими яблоками. В карманах ее передника всегда находилась горсть конфет, пастилок или других сладостей, чтобы прикормить расшалившихся «остроносиков». Почему она звала детей остроносиками, Алмель не признавалась. Носы у детей были самыми обыкновенными, круглыми. Разве что у Коловрата и Люцены носы напоминали отцовский и обещали выразительный профиль в будущем.

– Это из-за ушей? – допытывалась младшая из девочек, Сивена, и тревожно ощупывала свои органы слуха. Алмель просила маленькую хозяйку не беспокоиться:

– У вас самые очаровательные ушки из всех пятилетних девочек на этом острове!

– Они не такие уж острые, – соглашалась Сивена. У нее и у всех ее братьев и сестры уши были самую малость заострены, но уж точно не могли бы сомкнуться кончиками на затылке, как у отца или самой Алмель, чистокровных эльфов из Лианских земель.

– Тогда почему мы остроносики?

В ответ официантка таинственно улыбалась и выдавала конфетку или пастилку, а затем незаметно переводила разговор на какие-то будничные вещи, вроде уроков, мытья рук или садовых клумб…

Коловрат, которому было уже 13, конечно, не считал себя ни ребенком, ни остроносиком. Но, поразмыслив, соглашался с прозвищем – ведь за это вручались вкусности и сладости в перерывах между трапезами в большой столовой.

Но что-то мы размечтались. Сейчас, после нашествия и снятия порчи, Алмель разогревала остывшие пиццы, оладьи и бутерброды. Она выглядела встревоженной, а фартук ее был немного смят, как будто она в него плакала. Дело в том, что Алмель прибыла на остров только летом, и это была первая порча, которую она видела. Конечно, когда вас нанимают в замок к могущественному магу, мастеру какой-то там магии, главе древнего драконоборческого рода, и его супруге, могущественной ведьме из Северных пределов, то вы обязаны ждать всяких чудес, и не всегда приятных. Но всё-таки порча – это очень страшно.

Впрочем, сейчас уже всё было позади. Эльфа еще раз поправила кокошник, вздохнула, отерла руки специальной салфеткой и занялась едой. Как обычно, ее пальцы двигались легко и изящно. Сильный выборс магии и порча не сломили ее и не обратили в бегство. Без сомнений, Алмель была гордостью Замка-на-острове.

Глава 3. Не-бабайка

Дети доедали десерт, когда в столовую вошли мать и отец, герцог и герцогиня Ратэ. Старшие, Коловрат, Люцена и Обатур вскочили со стульев и поклонились. Сивена и Корхан подбежали и повисли у родителей на руках. Малышей погладили, поцеловали, покачали и отправили обратно за стол. Брат с сестрой попытались спорить, но одного взгляда матери было достаточно, чтобы подчиниться.

– Присаживайтесь, – разрешила Мелисса старшим детям. – Приятного аппетита.

На первый взгляд, супруги выглядели так, словно ничего не случилось. Лицо Мелиссы было чистым, светлым, прическа – аккуратно уложена и украшена какой-то затейливой булавкой. Лесиастрат – в любимой зеленой мантии и мягких туфлях. Мантию схватывал пояс с тяжелыми золотыми кистями. И эти кисти, и волосы герцога были в идеальном порядке – как всегда перед завтраком. Даже кончики ушей, главный индикатор состояния эльфов, не были бледными или красными.

Фальшивое спокойствие выдавали только пара деталей, и дети их заметили, как и Милена – под зеленой мягкой мантией были бежевый жилет, расшитый золотым шелком, белоснежная рубашка с жестким воротником-стойкой и черный галстук, переходящий в кружева и скрепленный гербовой булавкой. Отец явно собирался куда-то далеко, хотя вчера об этом не было и речи. Глава дома редко покидал замок, предпочитая общаться с коллегами и репортерами по волшебному зеркалу. Если уж намечалась поездка, о ней сообщалось на домашнем совете за неделю, а ближе к отъезду начинались сборы и прощания, как будто отец уезжает на год. Чаще всего он отбывал на заседание магического совета – Коллоквиума – и возвращался в течение недели. Дети обожали его отлучки, потому что в это время у них не было занятий по истории, теории музыки и магии, математике и лианскому языку. Они практиковались в колдовстве с матерью, в густых и душистых лесах за замком, подглядывали за таинственным Линчевателем, который свил «кротовую нору» и хранил в ней души преступников – словом, резвились и развлекались целыми днями.

В обычном случае дети заговорщицки переглянулись бы. Но внезапная порча, попытка скрыть отъезд, даже сам факт, что отец собрался молча и быстро, наводили на тревожные мысли.

– Лесиастрат, Мелисса!.. Что случилось, дорогие? – спросила Милена, которая так и не притронулась к десерту.

Лесиастрат и Мелисса обменялись взглядами.

– Неприятные известия, – ответил Мастер. – Спасибо каждому, что позаботились о доме.

– Мне жаль, что вам пришлось хлопотать, – добавила Мелисса и взглянула на старшую дочерь. Девочка с удовольствием приняла благодарность и похвалу матери.

– Алмель, вы свободны до ужина. Отдохните.

Девушка присела в книксене и выскользнула в коридор. Как только официантка вышла, Мастер повел рукой по кругу – окутал комнату заклинанием непроницаемости. Внешне ничего не изменилось – не колыхнулся воздух, не вспыхнули завитки, как от заклинаний Эрена. Но теперь никто не мог войти в залу или услышать то, что происходит внутри. Магия отца была неосязаемой, и поэтому вызывала мурашки у детей. Корхан засунул в рот кусок десерта побольше, вместе с вишенкой, а Сивена откровенно поежилась.

– Ты наложил непроницаемость? – уточнила Милена на правах посвященной. Она никогда не изучала магию, хотя и была сильным эмпатом, легко читала научные журналы и, пожалуй, знала о магии не меньше своего старшего брата. Тем не менее, она считалась мирянкой и могла себе позволить наивные вопросы. Если движение маны не смог расшифровать Эрен, бывший ученик Мастера, то получил бы выговор.

– Да, – ответил герцог. – Нам нужно обсудить то, что касается только нашей семьи.

– Всё-таки что-то случилось, – упавшим голосом произнес Эрен. Он до последнего надеялся, что Мелиссу напугало какое-то известие из академических кругов. Теперь оказалось, что беда коснулась семьи Ратэ.

– Сивена, Корхан, если устали, можем позвать няню Фиель, – предложила мать. Оба малыша упрямо замотали головами и твердо заявили, что хотят остаться со всеми.

– Пусть остаются, – разрешил глава дома. В отличие от жены, он считал, что ребенок должен понимать, что, зачем и почему делают родители. А значит, должен быть посвящен в домашнюю ситуацию.

– Дядя Санкэ попал в трудное положение и просит о помощи, – сообщил Мастер. Несколько секунд Милена, Эрен и младшие дети вспоминали, кто такой Санкэ и почему он «дядя». – Ему нужна моя помощь, – продолжил герцог. – Мне придется провести некоторое время вне дома.

– Ты справишься, – уверенно заявил Обатур, второй из сыновей, и отец ответил ему теплой улыбкой.

– Это надолго? – уточнил Коловрат, и Мастер нервно качнул головой. – Очевидно, пару месяцев, – произнес он неохотно.

– Так надолго… – пробормотала Милена, а Люцена тревожно пискнула:

– Что-то совсем плохое?

– Видимо, вы не успеете вернуться к Собранию, – предположил Эрен и приподнял одну бровь. Теперь он выглядел предельно насупленным и недовольным… что вполне совпадало с его настроением.

– Не успею, – признал Мастер и вздохнул. – Решение принято, теперь нужно только распределить задачи. Эрен, доклад о линчевателе на тебе. Милена, пожалуйста, помоги Мелиссе встретить гостей и разместить мастера Открытеня. Мелисса, по-прежнему рассчитываю на тебя в том, чтобы участники Собрания уютно разместились в городе и не потеряли багаж. Управляющий хорошо справится, но только ты сумеешь создать нужное тепло и уют. Переложение я подписал, печать поставил.

Глава семьи имел в виду документ, который позволял супруге временно действовать от лица супруга, например, отдавать распоряжения в городе. Бумага пригождалась регулярно, и регулярно Мастер забывал ее подписать и утвердить печатью.

– Да, я видела, – кивнула Мелисса и тяжело вздохнула. Нет ничего сложнее, чем сохранять благодушие, когда сердце грызут тревога и печаль.

– Я помогу с бухгалтерией, – предложил Эрен. До того, как женился на сестре Мастера, эльф совмещал роли ученика и домоуправлящего Ратэ. Лесиастрат кивнул в знак благодарности.

Теперь, когда с делами было покончено, отец ответил на вопрос старшей дочери, Люцены:

– Я не знаю, насколько все тревожно. Но Санкэ в Мории, и он просит о помощи. Это само по себе пугает.

– Кто такой Санкэ? – вклинился Корхан. – Это бабайка?

Конечно, мальчик не планировал, но он превосходно разрядил обстановку. Милена, Мелисса, Лесиастрат и старшие дети от души рассмеялись, Эрен опешил, а Сивена, похлопав ресницами, перебралась на колени к маме.

– Нет, что ты, – ответил Мастер, когда отсмеялся.

– Сам ты бабайка, глупенький, – ласково пожурила брата Люцена.

– Милая, будь вежливой с братом, – нестрого поправила Мелисса и пояснила Корхану и Сивене:

– Санкэ – мой младший брат. И, значит, ваш родной дядя. Корхан, тебе был всего год, когда мы последний раз навещали Морию и видели ващего дядю. А Сивене, соответственно, три, как тебе сейчас.

– Он большой, лохматый и колючий, – по-своему объяснил Лесиастрат. – Возможно, ты помнишь медведя, который катал тебя на саночках? Это и был дядя Санкэ.

Объяснение возмутило старших детей, и они затараторили разом:

– Никакой он не медведь!

– Он волк!

– Он ездит на волках!

– Он добрый!

– У него глаза золотые, как у дракона!

– Он умеет свистеть на сосульках!

– Он плавает по-собачьи!

Коловрат, Обатур и Люцена видели дядю всего три раза в жизни, но этого было достаточно. Он стал их кумиром и главным героем самых увлекательных игр, которые дети затевали в самой темной чаще лесов на острове Терезы. Они могли бы час или два перечислять достоинства кумира, но отец с улыбкой коварного змея перебил их:

– Хотел бы я слышать столько комплиментов в собственный адрес от моих детей. – Дети разом смолкли и пристыженно опустили глаза. – Надеюсь, в ваших играх я, по крайней мере, не крокодил, утонувший в болоте?

– Нет, – горячо заверила Люцена.

– Мы в тебя не играем, – проболтался Обатур и получил тычок под ребра от старшего брата.

– Значит, я точно не крокодил, – подытожил отец. – Какое облегчение.

– Они еще не доросли, – покачала головой Мелисса и ласково посмотрела на мужа. Герцог беззаботно усмехнулся и погладил по медным кудряшкам младшую дочь. Девочка потеряла интерес к разговору где-то на «он ездит на волках» и перебирала завитки на золотом колье матери.

– Хорошо, что вы помните дядю Санкэ, – продолжил Лесиастрат, обращаясь к старшим детям. – А теперь вам нужно уяснить, что около двух месяцев меня не будет дома. Вам придется самим читать учебники и изучать заклинания, а также объяснять младшим брату и сестре. Через 12 дней к нам приедут ученые-гости. Один из них – мастер Открытень. Это полувеликан и сильный маг. Я уважаю его, но не разрешаю пользоваться моей лабораторией. Придется вам проследить за этим. – Лесиастрат заметил, что Обатур подпрыгивает на стуле от нетерпения. – Да?

– Он настоящий великан? С бородой и высотой в два этажа?

– ПОЛУвеликан, – уточнил отец. – Это значит, что он всего лишь на две головы выше меня.

– Высоченный, – вохсщенно протянул Обатур.

– А борода? – спросил Коловрат, как будто интересовался исключительно для порядка.

– Борода есть. И усы. И такой косматый, что видно только нос и глаза. Челку он не стрижет, зато зачесывает на макушку и делает хвостик, который торчит, как кудрявая пальма.

Старшие дети старательно сдержали смешок, а Сивена пропела:

– Как у пальмы, нашей пальмы, Нету глаз прекрасной Альмы…

– Достаточно, – заключил Лесиастрат. – Все устали. Поговорим еще после обеда. Дети, идите отдыхать, и будьте бережны с няней. Милена, Эрен, пока я здесь, я бы хотел закончить один эксперимент.

– Тебе нужна моя ассистенция? – спросила Мелисса, и ее дрогнувший голос напомнил Мастеру, как долго он будет в разлуке с самыми дорогими существами в мире. Он кивнул и коснулся плеча супруги:

– Конечно. Какой же я Мастер без тебя?

Так закончилось первое совещание по поводу будущей поездки Мастера Лесиастрата из дома Ратэ, губернатора и независимого именца острова Терезы, герцога Ратэ. Никто из присутствующих, кроме Эрена, не предполагал, чем обернется этот вояж и сколько горя придется испытать знаменитому эльфу.