Buch lesen: «Соломон и Багира»

1.

Никогда не произносите своё настоящее имя вслух.

Охотники, что всегда начеку, найдут вас по нему, как собака по запаху.

Соломон.

Из записей Соломона.

Ровен обратил меня первее, чем Багиру. До того дня я не знал о существовании вампиров, даже не догадывался, что эти чудовища живут среди нас, как не знал, что всю оставшуюся вечность мы с ней будем связаны.

Я родился и вырос в Америке. Мои родители были фермерами и, отметив свои пятнадцать лет яблочным соком и куском пирога, я приобщился к семейному делу. Каждое раннее утро, пока солнце только касалось неба, я уходил в поля. Сестра приносила мне обед – молоко и хлеб, стараясь сделать крюк от отца до меня быстрее, чем бегала наша собака. Вечером возвращался домой – уставший и голодный. Так проходил каждый мой день. Иногда, по субботам, отец давал мне поспать больше, чтобы к понедельнику я не выглядел как полутруп, но благодаря солнцу и физической работе, я был в хорошей форме.

По осени, когда мы продавали на рынке урожай, я участвовал в забеге. Победителю доставался окорок, размером с голову коровы. Окорок бывал на нашем столе каждый год.

Я любил свою семью. Жалел руки матери, целуя их перед сном, считал мозоли, что никак не хотели заживать. Любил сидеть с отцом на крыше амбара и смотреть как наши козы возвращались домой. Любил младшую сестру, старавшуюся изо всех сил облегчить матери работу по дому. Я понимал, что мне повезло. У моего друга был пьющий отец. Берни частенько приезжал ко мне на велосипеде со свежим синяком под глазом. Он пристрастился к выпивке и сам – крал у отца.

Когда мне исполнилось девятнадцать, я познакомился с Элизабет. Она была городская девушка, с утонченным вкусом, милая и смешная. Мы были с ней будто из разных миров, тянулись познать то, что было неведомо.

Она жила на соседней ферме всё лето, а под конец, к ней приехал её жених. Это был удар для меня. Нет, я не надеялся, что она бросит всё к моим ногам и останется жить со мной, разводить скот и рожать сотню детей, но я думал, что сердце Элизабет свободно.

Я хотел с ней поговорить, но после приезда её жениха, она избегала меня.

Под конец августа, вечером, я возвращался от Берни – мы ремонтировали забор, что сломал его отец, упав на него, и увидел велосипед Элизабет у холма. Сначала я хотел проехать мимо, но что-то заставило меня остановиться. Её жених и она сама мирно разговаривали, обсуждая свадьбу. Я подкрался к ним сзади, слушая обычные планы обычных людей и это настолько выбило меня из колеи, что, не найдя ничего мудрее, затеял ссору. Спустя сотни лет я даже не мог вспомнить цвет глаз той девушки, но тогда мне казалось, что у меня отобрали кусок сердца, словно отрезали от сочного стейка.

Одного я не учёл – жених моей возлюбленной оказался парнем крупным и более лучшим бойцом, чем я. Ударив меня пару раз по лицу и в промежность, он подобрал большой камень и, когда я лежал на траве, вдыхая сочный запах августа, опустил его мне на голову. Я не виню его, он защищал себя и Элизабет, но его поступок стал началом моего конца.

Они сбежали, бросив меня в высокой траве среди поля. Подумали, что я умер. Но, я был ещё жив. Благодаря каким-то высшим силам Ровен оказался рядом и обратил меня в вампира.

Мне пришлось учиться жить с новым телом, новыми знаниями, замещая ими все привязанности старой жизни. Пришлось отречься от семьи, когда в приступы голода, я нависал над постелью, глядя на жилку на её шее. Пришлось оставить ферму и родителей, сославшись на то, что после неудачной влюблённости мне требовался глоток свежего воздуха. Я последовал за Ровеном и больше никогда не видел свою семью. Уже спустя лет двадцать я узнал, что Ровен всё это время следил за ними, помогал деньгами или устраивал события так, чтобы моя семья, наконец, выбралась из нищеты.

Ровен был Высшим вампиром. Про него можно писать долго. Он был умён, красив и доброжелателен. Когда мы встретили таких же чудовищ, какими являлись сами, то я понял, что не всем так везло. Ровен был лучшим вариантом. Он заботился обо мне, рассказал, как охотиться, чтобы не навредить людям, объяснил все базовые понятия, которые я должен был знать, поддерживал мои стремления найти себе хобби. Мы могли часами смотреть фильмы и сериалы, обсуждать фигуры актрис или смеяться над шутками комиков.

Я помнил о семье, каждый день думал о том, как скучаю по ним, но Ровен старался восполнить эту потерю всеми силами. Вместе с ним мы прошли целые эпохи и не умерли от тоски.

Когда нам надоедало общество друг друга, мы разъезжались по разным странам, иногда, континентам. Но меня всегда тянуло к нему, как и его ко мне. Он любил меня как сына, оберегал, ведь не каждая попытка превратить человека в вампира могла быть удачной. Он рассказывал мне о сотни других, что так и не пережили первую ночь и о десятках тел, кто умер спустя неделю. Ровен помнил каждого из них.

Порой я задавался вопросом, почему такой добрый человек мог стать вампиром или почему вампир мог быть таким добрым?

Ровен любил детей, относился к женщинам, как к богиням, внимательно слушал речи мужчин в барах, вступая в дискуссии. У нас было несколько квартир в Аликанте и Ровен сдавал их в летний сезон. Мне запала одна история молодой девушки, сбежавшей от мужа-тирана. Она снимала у нас самую дешёвую жилплощадь, думала, что успеет найти работу, но задержала с платой за несколько недель. Ровен не только простил ей долг, но и помог устроиться.

Я бы так не поступил. Нет, я не был жестоким или злым, просто мне казалось, что моё сердце одеревенело. Я стал равнодушным к людским проблемам, их болезням и потерям.

Но, с появлением в нашей жизни Багиры, я проснулся ото сна. Мы не стали любовниками. Стали друзьями, но сначала, я раздражал ее, а она меня злила.

***

Из записей Багиры.

Первым, что я узнала, был запрет имени. Теперь я была безликой болванкой, с кличкой животного, но то была предосторожность.

Я родилась во Франции. Мать моя работала служанкой у знатных особ, отец был моряком. В возрасте четырнадцати лет меня отдали в приют, где местные учителя насиловали меня раз в неделю. Расписание было для всех девушек, у которых наметилась грудь. Не то, чтобы я была согласна со своим положением – тех, кто пытался сопротивляться душили в постели. Врачам было некогда разбираться с такими случаями или им неплохо платили за “повязки на глазах”.

Через год я заболела. Кто-то из моих партнёров наградил меня болезнью любви. Когда стало совсем плохо, я попыталась покончить с собой, но меня спасли двое мужчин.

Так я стала вампиром.

Странно осознавать, что моя жизнь “до” уместилась в пару строк, но могло и не быть этого. Соломон попросил написать, чтобы ты знала наши истории – он тоже вложил свои записи в тайник. Ох, Сави, как бы мне хотелось тебя увидеть, сказать самой, что мы не виноваты, но у нас есть только эти листы, вырванные из блокнота.

Прости. Я отвлеклась. Ты сейчас, наверное, улыбнулась. Я часто витаю в облаках.

Ровен и Соломон объяснили мне нашу иерархию.

Первородные – первые вампиры. Они были людьми, перенесшими заболевание крови. Мутантами.

Высшие вампиры – те, кто был обращён Первородными. Я знала лишь Ровена, но Соломон рассказывал, что многие из них заносчивые дряни, такие как Джакомо, которого ты тоже недолюбливаешь.

Протеже – мы. Те, кто выжил после укуса Высшего вампира. Странно было слушать часами напролёт, как Ровен перечислял имена тех, кто умер. Имена его детей. Я тоже стала его дочерью, но не сразу прониклась той любовью, которую он дарил нам.

Отдельной кастой шли охотники. Они были когда-то вампирами, но отреклись от своих отцов и матерей. Мы как-то с тобой обсуждали наших родителей, и ты сказала мне, что никогда бы не бросила Кирепис.

Врушка.

Но я не сужу тебя, Сави. И тебе не следует, хотя именно тебя направили по нашему следу.

***

Сави со злостью отбросила от себя записки. Открытый тайник, который она разворотила, когда так и не смогла найти ключ или подсказку, зиял чёрной дырой в стене. За окном прогремел гром. Она, забыв на мгновенье, что неслась по запаху друзей, прильнула к холодному стеклу – вид на ночной Нью-Йорк успокаивал. И пусть многие не любили шум неспящего города, она думала о том, как многое он дал ей, превратив из жалкого вампира в охотника. Она любила свою работу. И до недавнего времени была уверена, что находится на правильной стороне, но появление Соломона и Багиры в её жизни многое изменило.

И фраза о Кирепис заставила мёртвое сердце вздрогнуть. Сави и правда бросила свою мать, заставила ту думать, что всё ещё верна ей, но, отдала себя во власть Джакомо. Но ведь не предала, пронеслось в голове охотницы, не убила.

Оставила…

Сави достала из кармана сигарету и прикурила. Щелчок зажигалки раздался в абсолютной тишине и темноте, прерываемой лишь вспышками грозы. Она была в этой квартире столько раз, что с закрытыми глазами могла пройти от двери до спальни Багиры, и не зацепиться ни за один предмет.

Сави разозлилась на слова Багиры, которая выставила охотников чудовищами, убивающими своих же братьев, но это было не так. Охотники лишь следили за порядком и старались соблюдать правила, написанные в Кодексе, а если из-за этого, кто и погибал, то… Сави называла это издержками профессии, хотя сама большую часть своей ночной жизни проводила за управлением ночного клуба. Этот клуб был её детищем, как она была протеже Кирепис, гречанки, обратившей Сави в 1976 году, когда ей было двадцать лет.

Сави отогнала от себя воспоминания о доме в Италии и, докуривая сигарету, стала думать о первых днях, когда познакомилась с Соломоном и Багирой.

День первый.

Их машина уже остановилась у нужного здания, но Соломон не спешил. Он накрыл ладонь Багиры, ощутив холод её пальцев, и тихо произнёс, пока водитель выходил из машины.

– Держись легенды и всё будет хорошо.

Багира кивнула, но он увидел, как она нервничает. Ему тоже было не по себе, но кто-то из них двоих должен был быть “трезв”. Она всегда терялась, когда нужно было проявить хладнокровие.

Слишком добрая, как отец.

Иногда Соломон ревновал Ровена к дочери. У них оказалось общего больше, чем было у него с отцом, но вскоре, когда их отношения с Багирой сдвинулись с мёртвой точки, он понял, что она была не разрушительницей, а клеем. Всегда вставала на сторону Соломона. Сначала он принял её порывы доброты за издёвку, потому что, поддерживая брата, она бубнила, как Сол был неправ, но каждая её речь заканчивалась тем, что она упрекала Ровена.

– Ты же старше и мудрее, ты должен уступить ему.

И Ровен уступал. Всегда. Со временем Соломону самому надоели споры и ругань, и он научился слушать собеседников.

Багира вышла из машины, окунувшись в шум города. Зная, что за её спиной шёл друг, она успокоилась. Что если бы они захотели допросить их по одному, а затем, сопоставив показания, отдать судье на растерзание?

Но они вошли в здание вместе.

Двери лифта разъехались, показав коридор в красных тонах. Белые стулья и цветы в вазах у стен были похожи на зубы, а ковровая красная дорожка – на высунутый язык, будто над ними издевалась Кали после всего того, что им пришлось вынести.

В конце коридора их ждал судья. По традициям вампиров, им должны были отдать прах Ровена, разделив поровну.

Джакомо впустил Соломона и Багиру, закрыв за ними двери. На столе лежали две небольшие железные коробки, похожие на шкатулки с ключиками. Багира и Соломон сели на стулья, и одновременно протянули руки к остаткам Ровена, запертым в коробках. Джакомо ухмыльнулся. Он не верил им, поэтому пригласил Сави понаблюдать. Она пряталась за ложной стеной кабинета и, как каждый охотник, была неуязвима для протеже.

Джакомо сел, скрестил руки на груди. Седая голова блеснула под лунным светом, когда облака раскрылись на мгновенье. За его спиной в окне мелькали огни Нью-Йорка.

– Ровен отдал жизнь за вас. Цените это. Мы так и не смогли найти того, кто отправил ему письмо, так что вы оба всё ещё в опасности. Моя семья согласилась принять вас, но из соображений безопасности вас поселят отдельно.

Он потянулся к ящику стола и бросил ключи к коробкам, всё ещё лежащим перед глазами вампиров.

– Питаться теперь будете сами. Работу я вам подыщу, адрес сброшу письмом. Свободны.

Джакомо был немногословен. Багира и Соломон поднялись, схватив всё, что им причиталось, и покинули кабинет судьи.

Стена, с тихим шелестом, отъехала в бок. Из тёмного проёма показалась итальянка Сави. Она достала сигарету и закурила, села на край диванчика, что стоял рядом.

– Они напуганы, – она выпустила глубок дыма. – Взять их под опеку было хорошей идеей, но…

Джакомо встал, приблизился к Сави, сверкнув кошачьими глазами зеленого цвета.

– В преданности Ровена сомнений не было. Мне жаль, что его пришлось убить. Только он один всегда переживал за своих протеже. Даже позволил расправиться с собой, чтобы охотник не смог найти его детей. Мне всё ещё интересно, что же это за мифический следопыт, который не получал приказа ни от меня, ни от Ли? И как этот вампир или человек, узнал имя Высшего вампира?

Сави пожала плечами, зацепившись за то, с какой интонацией Джакомо произнёс слово вампир.

– Думаешь дело рук человека?

– Не думаю, но, Сави? Всех охотников, всех охотников я знаю, но они клянутся, что не преследовали Ровена, да и зачем? Угроза, что была в письме, несущественна. Он вполне мог бы существовать дальше, если бы не показания этих двоих. Они описали его, как чудовище, причастное к массовым убийствам в Атланте и Коста-Рике, отдали нам доказательства, но мы замяли те дела и о них не было слышно десять лет.

– Охотник клялся, что знает имена и Соломона с Багирой. – она потушила сигарету о собственную ладонь и бросила окурок в карман. – Он потребовал смерти Ровена, а взамен согласился оставить его детей в покое.

– Мы проделали большую работу в поиске того, кто был заинтересован в смерти Высшего вампира, но так и не нашли никого. Трудно поверить, что какой-то охотник ускользнул от нас. – Джакомо вернулся на своё место. – Странно. Очень странно. В любом случае, судьи решили всё единогласно.

Сави кивнула. Джакомо был судьёй триста лет, а охотником – пятьсот. Именно он подал идею создания ордена и всё стало ещё запутанней. Джакомо держал список кличек охотников в строжайшей секретности. Они стали псами на службе ордена и помогали найти тех, кто ставил таинство существования вампиров под угрозу, но были и те, кто видел в охотниках высшее зло. Сави знала, что многие тайно принадлежали к её касте, но не знала кто именно. Её друзья могли быть ими и, оступившись, Сави могла стать их жертвой.

Сложно.

А Сави не любила сложности. Она предпочитала простые приказы, а сейчас ситуация была неоднозначной. Ровен позвонил Джакомо пять недель назад. Сказал, что ему пришло сообщение на телефон странного происхождения, в котором говорилось о просьбе ответить за свои деяния перед судьями. Ровен принял всё за глупую шутку, но вскоре ему пришло ещё одно письмо, в котором Высший вампир нашёл своё истинное имя и имена своих детей. Теперь уже охотник требовал смерти всех троих. Ровен принял решение, которое далось ему не легко. Джакомо пытался помочь. Ему было наплевать на Соломона и Багиру, но терять Высшего не хотелось, но поиски не принесли результатов. Самым странным было то, что Ровен не совершал те убийства людей, на которые намекал охотник.

Сави закрыла глаза. Ей нужно было вернуться домой до рассвета, но так не хотелось оставлять эту квартиру. Она думала о том, чем же они так зацепили её, почему она полюбила этих таких разных вампиров и почему так тяжело было идти по их следу? Может быть, те тайные речи, что они вели здесь, оставили в мертвой душе вампирши больший след, чем она думала.

Сави до последнего надеялась, что за ними отправят кого-то другого, но Джакомо выбрал её. А когда-то Кирепис её предупреждала, что, становясь на этот путь, она сорвётся в бездну, в которой пахнет лишь смертью.

2.

Зачем оглядываться назад,

когда впереди ждёт прекрасное, кровавое, бессмертное будущее.

Соломон.

Он открыл квартиру ключом, что дал Джакомо. Багира продолжала держать телефон с включенным экраном, на случай, если они ошиблись. В коридоре мигала одна единственная лампочка. Могли бы и раскошелиться на жильё подороже, подумала Багира, и шагнула вслед за братом.

Их встретила пустая гостиная. Пахло свежими цветами, хотя на кухне в вазе стояли сухоцветы. Багира помнила, что иногда такие букеты брызгали духами. Просторная гостиная с диваном, небольшая кухня и стол. Ей нравилось, когда комната была пуста, лишь с минимальным набором мебели. Огромное окно, за которым ночной Нью-Йорк предлагал множества развлечений и еды, заняло всю стену. Багира поняла, где будет её любимое место в квартире, даже не взглянув на остальные комнаты. Она знала, что кухня останется нетронутой, за столом никто не будет сидеть, и тарелки с чашками, расставленные по цветам, так и не встретятся с кофе или чаем. Иногда она заваривала себе кофе, но перестала – пар от чашки стал раздражать.

Соломон прошёл дальше. От гостиной спальни были разделены небольшим коридором. Три комнатки с кроватями и общая ванная. Им было достаточно. Даже слишком. Есть хотелось неимоверно, но он молчал, чтобы не напоминать Багире о голоде. После смерти Ровена он чувствовал, что должен был взять над ней шефство.

Соломон вернулся в гостиную, подошёл к Багире и приобнял её.

– Я прогуляюсь.

Она кивнула.

Он улыбнулся, потрепал её за щёку и ушёл, бросив ключи на столешницу. Следующей ночью надо бы сделать дубликат, подумал он, спускаясь по лестнице.

Багира села на диван. Ровен погиб зря. Она чувствовала, что что-то не так, но никак не могла понять, что. Угроза от таинственного охотника заставила их всех поспешить, принять решение, которое было жестоким.

Она разложила в первой же спальне свои вещи и села на кровать. В этой квартире поддерживали чистоту. Багира заметила дополнительные металлические ставни на окнах комнат и укрепление на двери с внутренней стороны. Она легла, свернулась клубочком, как котёнок. Багире вспомнился весь путь, что они прошли втроём, пожалев о том, что у вампиров были чувства. Порой способность плакать расстраивала больше, чем солнечный свет.

Когда они успели свернуть не туда?

После обращения Багира не поддерживала связь с родными. Ей и Соломон-то не нравился. Слишком громкий, с навязчивой улыбкой и глупыми шутками…

Всё своё время она проводила с Ровеном. Ему пришлось лавировать между своими протеже, пытаясь дать равные доли своей любви вампирам с разными характерами. Соломон ревновал, но Багира не понимала почему, ведь она никогда бы не смогла заменить Ровену сына, дать то веселье, что сблизило Высшего вампира со своим детищем.

И всё же. Первые годы были сложными. Мало того, что приходилось искать пропитание, так ещё нужно было поддерживать отношения с Солом. Стало проще, когда Багира решила, что не стоит менять окружение, а нужно подстраиваться под то, что есть.

Сначала она просто терпела Соломона, а после, когда стала понемногу узнавать его историю, искренне сочувствовала ему, когда он рассказывал о сестре, и сама делилась тем, что ей не довелось познать любви родителей.

Она приобщила Соломона к чтению. В долгие дни в Болгарии, когда Ровен пропадал на несколько месяцев, они сидели у камина и читали сказки. Глупые и несуразные, но способные отвлечь от голода. Соломон показал ей прелести их новой жизни. Багира расцвела, перестала быть такой замкнутой и угрюмой, стала проявлять больше инициативы при выборе очередного места для переезда…

Багира знала, что Соломон отправился на охоту. Когда они потеряли Ровена, в нём что-то поменялось. Нужно было выживать без отца, привыкать к новой реальности.

Она всегда терялась, когда нужно было быстро реагировать. Становилась медлительной, ругая себя за несообразительность. Соломон же хвалил, говорил, что после того, как стресс покидал их, Багира становилась кладезем идей.

Вампирша услышала, как открылась дверь и посторонний женский голос. Выйдя в коридор, она увидела красивую блондинку в блестящем коротком платье. Девушка, стоя на высоких каблуках, покачивалась. Она вальяжно забросила руку на плечо Соломона и не замечала, как он смотрел на её открытую шею.

– Ты не сказал мне, что у нас будет групповушка.

Соломон рассмеялся. Он любил внимание. До смерти Ровена часто улыбался, флиртовал с женщинами. Они велись на его мускулы, на красиво уложенные чёрные волосы и большие карие глаза. Хотя Багире не нравилась его причёска в стиле пятидесятых и постоянный запах средств для волос, которые использовал Сол, она любила, когда он позволял копаться в своих волосах. Вампирша запускала пальцы в пряди и трепала их.

– Мы не будем извращаться. – Соломон поцеловал девушку в шею.

Он повёл её за собой. Увидев вещи Багиры в одной комнате, он толкнул дверь в другую и скрылся. Вампирша подняла туфли девушки, что она сбросила по пути, и перевернула подошвой вверх, чтобы посмотреть размер. Примерив их, Багира покрутилась, представила себя танцующей в клубе. Покружилась в центре гостиной, глядя на ночное небо, подумала о том, что хотела бы послушать музыку. Но вместо того, чтобы сходить за телефоном или включить телевизор, она села на диван, сбросила туфли и уткнулась носом в подушку. Хотелось есть. Зная, как близко к ней пища, Багира думала о крови, тёплой и нежной. Как бурая жидкость стекает по её горлу, как вкус остаётся на клыках…

Они ели оба и сразу, но сегодня Соломону нужно было удовлетворение других потребностей. Багира позволила ему это.

Соломон показался в коридоре, позвал сестру, молча махнув рукой. Толкнув дверь своей комнаты, он отодвинул ногой сумку с вещами, чтобы Багира могла пройти, поднял с пола платье и нижнее бельё девушки, бросил их на кресло в углу. Они сели по разные стороны от лежащей красотки – она спала. Багира увидела полупрозрачную струйку спермы на внутренней стороне бедра и осторожно прикрыла ей ноги простынёй. Голая аккуратная грудь с торчащими сосками маячила у лица Соломона, когда он наклонился к одной руке девушки, ожидая, когда Багира возьмёт другую.

Они впились клыками, мурча, как коты. Хлынувшая тёплая кровь заставила обоих закрыть глаза от удовольствия. Они жадно драли запястья бедняжки, которая не успела даже дёрнуться. Багира, открыв глаза, держала взгляд на брате. Ей нужно было его контролировать – Соломон мог убить девушку, выпить всю кровь, растворившись в моменте.

Почувствовав насыщение, вампирша отпустила руку, давшую ей пищу. Поднявшись на ноги, она обошла кровать и с силой отняла голову Соломона. Он скривился, нехотя поднялся на ноги и достал из сумки бинты.

– Помоги мне. – он кивнул в сторону платья.

Багира взяла вещи и надела их на девушку, пока вампир заматывал запястья. Дырки от клыков заживали быстро, но всё же раны нужно было перетянуть. Природа позаботилась о тайне вампиров, скрыв за ними следы их существования. Это радовало, особенно сейчас, когда люди, насмотревшись сериалов и начитавшись книг, могли пустить ненужные слухи и развести дискуссии в социальных сетях.

Соломон отнёс девушку к углу здания, уложил на асфальт рядом с мусорными баками. Ему было плевать, что с ней будет дальше, сохранив жизнь еде, вампира не волновала её дальнейшая судьба.

Вернувшись домой, он застал Багиру на диване. Она лежала, забросив ногу на ногу, и рассматривала потолок.

– Чувствую приближение рассвета – голова раскалывается. – она повернулась к нему и улыбнулась, подбадривая.

Багира была чувствительней, чем он. Всегда предупреждала, когда нужно было идти спать. Солнечный свет не убивал их, они не воспламенялись от него, как во многих фильмах, но мучились головными болями такой силы, что, казалось, готовы были лопнуть, как воздушные шары. Существование под солнечным светом было невозможным.

Багира заперла дверь и закрыла окна, переоделась в пижаму, от которой не было смысла, но ей нравился этот еженощный ритуал, и, юркнув под одеяло, постаралась быстрее уснуть, но слушала, как за дверью ходил Соломон.

Он принял душ, смыл с себя чужой человеческий запах и рухнул в постель голышом. Девушка не утолила его голод – в душе была рана, которую не способен был излечить ни вампир, ни человек. Соломон с трудом сел, потянулся к сумке с вещами, покопался и вытащил на свет телефон.

С него он писал угрозы Ровену.

Мы чудовища, подумал Соломон, и сжал телефон в руке. Дешёвый пластик хрустнул, треснувшее стекло впилось в кожу ладони.

Багира не знала.

Никто не знал, что задумал Соломон. Он нёс эту ношу, сверлил рану в своей душе ежедневными мыслями о правильности своего поступка. Соломон хмыкнул в тишине, прошёлся взглядом по комнате, погруженной в темноту. Эта квартира была их последним пристанищем перед настоящей смертью.

Соломон показал Багире сообщение. Им сбросили адрес ночного клуба, в котором предстояло работать. Они на какое-то время разбрелись по комнатам, чтобы привести себя в порядок. Соломон, как всегда, надел джинсы и черную обтягивающую футболку, Багире же хотелось нарядиться. Она купила себе черное платье-футляр в Аликанте, но так и не смогла его никуда надеть. Туфель с высокими каблуками у неё не было и пришлось дополнить образ белыми кроссовками.

Соломону наряд понравился. Спускаясь на первый этаж, Багира призналась, что, увидев вчера их гостью, ей захотелось в клуб.

– Твоё желание исполнится, только вот вместо развлечения мы будем там работать. – сказал Соломон. Его лицо подсвечивалось от экрана телефона.

Они вышли на улицу, поймали такси. На самом деле работа не нужна была – денег у них хватало, но каждый вампир должен был приносить пользу обществу, так что дети Ровена не могли отказаться от щедрого предложения Джакомо.

Клуб не был примечательным. У входа с пёстрой вывеской стояли два охранника и вьющаяся очередь из полупьяных людей. Музыка врывалась в ночь, когда двери открывались, выпуская порцию тех, кто насытился развлечением.

Соломон показал сообщение на экране одному из охранников, и их проводили внутрь через задний ход. Пройдя кухню в светлых тонах, Соломон и Багира оказались в тёмном коридоре, спустились по узкой лестнице вниз и вошли в кабинет директора. За столом сидела симпатичная девушка с длинными каштановыми волосами. Она оторвалась от бумаг, когда охранник представил ей незнакомцев, и прошлась по ним оценивающим взглядом голубых глаз.