Buch lesen: «Магия Терри Пратчетта. Биография творца Плоского мира»
© Гольдич В.А., Оганесова И.А., перевод на русский язык, 2021
© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Эксмо», 2021
* * *
Посвящается сэру Терри, чье имя никогда не забудут
Благодарности
Эта книга – результат целого года напряженной работы, и она вышла в свет только благодаря поддержке, щедрости и доброй воле небольшого количества людей.
Прежде всего, я бы хотел поблагодарить Колина Смайта, многолетнего агента и первого издателя книг Терри. Хотя мы так и не организовали официальное интервью, он с бесконечным терпением отвечал на мои вопросы, а его превосходный веб-сайт, colinsmythe.co.uk, – настоящий ключ к карте жизни Терри Пратчетта. Без него я бы не сумел проложить путь в лесах и горах Плоского мира. Также я бы хотел поблагодарить персонал библиотеки Сената, где сейчас находится большая часть архива Колина, и прежде всего Марию Кастрилло и ее команду, которые неизменно оказывали мне огромную помощь.
Книга не представляла бы интереса без вклада тех, кто в течение многих лет знал или работал с Терри. Эти люди помогли мне увидеть человека за шляпой. Огромное спасибо Дэвиду Лэнгфорду, Роджеру Пейтону, Робу Хансену, Чарльзу Платту, Кристоферу Присту, Роберту Рэнкину, Найджелу Плейнеру, Эду Джеймсу, Джулиусу Уэлби, Ивану Спэрроу, Дженис Рейкрофт (а также Хелен Кларк), Мартину Уэйнрайту, Джеральду Уокеру, Тони Бушу, Барбаре Штайнберг, архиву Джоша Кирби и замечательной Джо Флетчер, каждый из которых добавил щепотку (в некоторых случаях пригоршню, а то и целый вагон) столь необходимых специй для данного блюда.
Моя огромная признательность Джейсону Ринсвинду Энтони-Роуландсу и в особенности Рейчел Энтони-Роуландс из невероятно разностороннего Ежемесячника Плоского мира (DiscworldMonthly.co.uk), ставшими совершенно неоценимым источником в данном предприятии. Я буду навсегда благодарен за их помощь, и за мной остается выпивка на DWCon.
Я также хотел бы сказать спасибо Нилу Гейману, Рианне Пратчетт, Робу Уилкинсу, Стивену Бриггсу, Полу Кидби, Бернарду и Изабелле Пирсон и в особенности фонду сэра Терри Пратчетта за их участие в этой работе.
Книга никогда бы не увидела свет без энтузиазма и терпения моего редактора (и охотника за талантами) Кейт Богданович, которой пришлось разбираться с множеством нервных и нетерпеливых посланий по электронной почте. Она также заслужила бутылку чего-то хорошего за то, что позволила мне сохранить больше шуток, чем я рассчитывал, среди прочего, о помощниках редактора. Спасибо всем из Pen and Sword, в особенности Лори, Эйлин, Джонатану, Лауре и Алисе.
Я хотел бы поблагодарить Аманду Ангус за ее орлиный глаз при чтении корректуры и вовремя сделанные замечания, которые помогли мне больше, чем она могла представить. Неужели прошло так много времени? Я бы также хотел сказать спасибо Эндрю, Энди и Джез за то, что помогали мне отвлечься – иногда это было совершенно необходимо.
И, наконец… без моих родителей и деда, которые в 1992 году вручили одиннадцатилетнему мне романы «Цвет волшебства» и «Стража! Стража!», я бы никогда не пустился в столь рискованное путешествие. Вот почему за это и миллион, нет, миллиард других вещей я буду вечно говорить вам спасибо.
Если вам понравилась книга, вы можете поблагодарить указанных людей. Если нет, это лишь моя вина.
Марк БерроузДекабрь 2019 года, Лондон.
Предисловие
Трудно должным образом оценить Терри Пратчетта. Поначалу может сложиться впечатление, что он этакий Санта-Клаус. Белая борода, запоминающаяся шляпа, доставка подарков (по меньшей мере) раз в году, обычно на Рождество. Но он гораздо сложнее, чем этот святой, и куда незауряднее своего аналога, Санта-Хрякуса, и неважно, как сильно вы любите колбаски. Пратчетт знал, что добро далеко не всякий раз вознаграждается, а зло не всегда получает уголек в новогодний чулок. Он не сомневался, что добродетель уже сама по себе награда, и никто другой не станет вас особенно благодарить. Он знал, что люди, по сути своей, не являются плохими или хорошими, и желание приписать их действиям что-то еще приведет лишь к безумию. Он научил меня – всех нас – гораздо большему, чем Санта-Клаус за все долгие годы своей деятельности. Вот почему значение Терри Пратчетта не следует преуменьшать до веселого портрета Санты.
Как и большинство книжных червей моего поколения, я не помню, когда в первый раз увидела книгу Терри Пратчетта. Они словно всегда были со мной, а яркие цвета и изощренные рисунки Джоша Кирби1 зазывали меня, хотя отсутствие картинок внутри указывало, что книги предназначены для более взрослых читателей. Наконец, я взяла в местной библиотеке «Мора, ученика Смерти» и моментально влюбилась в интонации и язык этого проклятого Плоского мира. В течение нескольких лет я поглощала все произведения Пратчетта, до которых могла добраться, а потом перечитывала снова с самого начала (я и сейчас иногда так поступаю, когда мне требуется поднять настроение). В возрасте 17 лет я решила сдавать вступительный экзамен в Оксфордский университет и обратила внимание на то, что в экзаменационных листах по английскому языку всегда имеется вопрос: «Включить в список любого не указанного здесь писателя». Ага! Значит, у меня будет шанс целыми днями читать книги про Плоский мир и называть это учебой, вместо того чтобы корпеть над еще одним эссе по Шекспиру. Я так и не узнала, помог или помешал мой ответ, но мне всегда нравилось думать, что помог (экзамен я, кстати, прошла). В конце концов, все уважаемые журналисты сравнивают Терри Пратчетта с Чарльзом Диккенсом (не самая лучшая похвала, на взгляд меня-подростка), поэтому я считала, что неплохо справилась.
Я никогда не писала Пратчетту восторженных писем, и, с одной стороны, не хотела тратить его время, а с другой – сомневалась, что мне есть что сказать, кроме: «О, Господи, почему вы такой великий? Давайте дружить?» Возможно, мне и сейчас нечего добавить, если не считать того, что я последовала по его стопам и стала журналисткой и писательницей. Но когда Марк Берроуз попросил меня представить эту с любовью написанную книгу, на которую было потрачено столько усилий, у меня появился шанс восполнить потерю, потому что книга Марка – дань любви и уважения. В ней рассказывается, как парень по имени Терри Пратчетт стал сэром Терри Пратчеттом, как он оттачивал свое писательское мастерство с самых ранних произведений, пока не научился писать по нескольку блистательно остроумных историй каждый год. Так возник детальный, законченный портрет человека, который «вовсе не веселый эльф», как выразился Нил Гейман, но и не старый скряга, коим иногда Пратчетт любит представляться. Жизнь, описанная Марком, в своей обычности и экстраординарности не может не вдохновлять.
Дело в том, что Терри Пратчетт всегда забавен, неизменно умен, далеко не равнодушен, но еще и полон ярости, и именно сочетание всех этих компонентов заставляет его работы петь. Я сравнительно начитанный человек, но фразы и теории из его книг эхом повторяются у меня в голове чаще, чем чьи-то другие, именно благодаря наполняющему их бурлящему озорству. Экономическая теория «сапог» Ваймса – чрезвычайно полезный инструмент, объясняющий дороговизну бедности. Эксцентричное сострадание и справедливое уважение его Смерти есть вдохновляющая альтернатива религии. А «головология» матушки Ветровоск исследует человеческие слабости лучше, чем любые философские учебники. И совсем не случайно она появляется и в «Пастушьей короне», последней книге Пратчетта. В матушкиных способностях и проницательности несгибаемой убежденности в том, что правильно, много от самого Терри Пратчетта. Но он присутствует и в ее старательно спрятанном добром сердце.
Многие из самых запоминающихся персонажей Пратчетта в конце развиваются в одном и том же направлении. Ваймс становится семейным человеком и неподкупным гражданином, который, сидя за своим письменным столом, бросает пронзающие насквозь взгляды на весь мир (как фирменные пирожные «буравчики» в гномьей кулинарии на Цепной). Матушка становится в большей степени наставницей молодой ведьмы Тиффани Болен, чем главной героиней романа. По мере того как болезнь Пратчетта ограничивала его физические возможности, у главных персонажей также начали возникать сложности, во всяком случае, в том, что касалось их тел. Но в последние годы и в последней книге есть еще и Тиффани. И его самая юная героиня обретает силу, становится лидером в постоянно меняющемся ландшафте Мела, и мир остается в надежных руках. И это не случайность. Даже в самом конце Терри Пратчетт смотрел вперед, выказывая надежду, вопреки опыту, он верил, что новое поколение может оказаться мудрее и лучше предыдущего.
Его неизменный оптимизм сдерживал гнев на несправедливости и глупость мира и сиял вместе с его юмором. Вот почему сравнение с Санта-Клаусом не совсем абсурдное. Человек, которого Марк открывает нам, под маской цинизма и осторожности, как мне кажется, верил в людей, ведь он писал книги, делающие нашу жизнь лучше. И за это я всегда буду ему благодарна.
«Человек не умирает до тех пор, пока звучит его имя».
ГНУ Терри Пратчетт.
Хелен О’Хара2,2020 год.
Вступление
Я упустил свой единственный шанс встретиться с Терри Пратчеттом. Он был моим любимым писателем с одиннадцати лет, в начале девяностых, но меня никогда не привлекала идея стоять в очереди, чтобы подписать книгу или участвовать в конвентах. Меня вполне устраивало почитание автора у себя в спальне посредством маниакального чтения его произведений, ну и еще я регулярно допекал своих друзей цитатами.
В 2010 году Терри пригласили в качестве гостя на передачу BBC Radio 4 «Музей любопытства» (The Museum of Curiosity), созданную моим другом Дэном. Дэн знал, что я большой любитель книг Пратчетта, и позвал меня на запись, но по какой-то причине – теперь, через десять лет, я уже не в силах ее вспомнить, – я не смог принять в ней участия. На следующий день Дэн рассказал, как после шоу они с Терри Пратчеттом и его ассистентом Робом Уилкинсом замечательно провели время в баре, обменивались шутками и болтали о различных проблемах мира. Я пришел в ужас. Так я упустил шанс свободного общения со своим самым любимым автором всех времен. И тогда я решил, что должен с ним подружиться, взять интервью или хотя бы похитить Терри Пратчетта – иными словами, любой ценой добиться с ним встречи.
Но, как это ни печально, такого шанса мне больше не представилось. Я попал на конвент Плоского мира в 2012 году, но мне не удалось взять интервью, а Терри, по мере того как его здоровье ухудшалось, существенно сократил свои появления на публике. В общем, я так и не познакомился с Терри Пратчеттом. Быть может, оно и к лучшему – все, кто его знал, часто повторяли, что Терри не переносил глупцов. Так как я считаю себя совершенно неизлечимым глупцом, возможно, даже в мои лучшие дни наша встреча прошла бы не лучшим образом.
Я заговорил об этом за чашкой чая с Джо Флетчер, приятельницей Терри, которая одно время была его редактором, и спросил, не согласится ли она дать мне интервью для моей книги. И она задала встречный вопрос, который раньше не приходил мне в голову. Если я не знал Терри Пратчетта, если никогда не встречал Терри Пратчетта, почему я хочу написать о нем книгу? Я ушел с той встречи, размышляя над ответом. И вот что придумал.
Моя книга – единственный для меня шанс встретиться с Терри Пратчеттом. Кстати, как и ваш. Это наш шанс изучить его бесконечно завораживающую и долгую (хотя и недостаточно) жизнь, его ум, его колючий характер и, если уж быть честным до конца, невероятную дотошность, все, что имеется в каждой из его книг, начиная от «Людей ковра» и заканчивая «Пастушьей короной».
Увы, Терри Пратчетта гораздо больше, чем я способен вместить в эту биографию. Наверное, следовало написать эссе на каждый из его романов, а также отдельную книгу о деяниях поклонников. Один только форум alt.fan.pratchett мог бы занять целый том. Я старался придерживаться наиболее значительных фактов и событий жизни Терри Пратчетта, повлиявших на его работу, а также примеров из книг, основанных на его жизненном опыте.
И тут я должен кое о чем вас предупредить. Не верьте всему, что читаете. Одним из самых любимых авторов Терри Пратчетта был Марк Твен, величайший американский сатирик, рассказчик небылиц и приключенческих историй. Твен известен тем, что он тщательно шлифовал свои истории; а работы, которые он представлял как автобиографические, имели лишь минимальную опору на исторические факты. Намек на это – часто совершенно непреднамеренно – можно найти и в воспоминаниях самого Терри. Многие из доведенных им до совершенства историй – если вам удавалось докопаться до настоящих событий – оказывались куда занимательнее, чем способна преподнести нам реальность. Он рассказывал их так много раз, что потерял границу, за которой заканчивались факты и начиналось их приукрашивание. Как он сам однажды сказал во время вступительной речи в колледже «Тринити» в Дублине, где получил должность почетного профессора, «мое подсознание автора и в прошлом журналиста, вероятно, верит, что каждая цитата только выиграет от легкой, но искусной полировки. Как однажды говорил Дуглас Адамс – если я правильно помню, – «после того, как ты так часто рассказываешь о себе, то уже и сам не очень уверен, что произошло на самом деле».
Я постарался выделить истории с возможными преувеличениями или подчеркнуть места, о которых существуют иные точки зрения. Где-то я почти уверен в излагаемых фактах, в других случаях лишь догадываюсь об этом, о чем и сообщаю, а порой рисковал и верил автору, но ведь он вполне мог быть ненадежным свидетелем. К тому же, кто мы такие, чтобы утверждать, какая из версий является истинной? Более того, в бесконечной вселенной, на квантовом уровне, каждая версия истинна и правомерна. Вопрос в том, чтобы выбрать удобную вам «штанину времени». И, если вы не в состоянии сами принять решение, всегда можно получить удовольствие, задержавшись в области перед штанинами.
Однажды, в будущем, ассистент и друг Терри Роб Уилкинс, которого Нил Гейман называл «представителем Терри на Земле», наконец допишет его биографию, основанную на записях Терри и собственном опыте. Быть может, тогда мы и получим ответы на некоторые вопросы или – кто знает? – возможно, и нет. Терри учился на журналиста, но также рассказывал самые разные истории, что далеко не всегда одно и то же. Вы получаете ту правду, какую он сам хотел до вас донести.
Год, который я провел, работая над этой книгой, был одним из самых счастливых в моей профессиональной жизни. У меня возникало ощущение, будто я каждый день встречал Терри, мою версию Терри, и получал удовольствие, проводя с ним время. Надеюсь, вы испытаете такие же чувства.
Глава 1
Однажды
Давайте начнем так, как мог сделать Терри…
Мы видим вселенную, усеянную звездами, расчерченную хвостами комет.
Здесь нет черепах, но вид все равно впечатляет.
Смотрим.
Позволим диковинному сферическому миру неуклюже вкатиться в поле зрения, подобно бильярдному шару после неудачного удара в снукере. На нем видны континенты, и океаны, и шапки ледников, и вы готовы поклясться, что они стали немного меньше с тех пор, как вы в последний раз на них глядели.
Смотрим…
…на промокший от дождей остров на верхней правой части шара и зеленое пятно посреди стальной голубизны и…
…смотрим…
…на юго-восток острова. Находим самый большой город, этот расползшийся туманный клубок серого цвета, затем позволяем глазам скользнуть немного левее и выше; туда, где заметно больше зеленого между серыми кусочками, и…
…смотрим…
…на большую деревню или маленький городок (кому как), окруженный лесами и холмами, и…
…смотрим…
…на крошечную библиотеку, точнее, две комнаты, заполненные книгами. Не слишком большие комнаты. И все же это библиотека. И…
…смотрим…
…на маленького для своего возраста мальчика, пытающегося засунуть слишком много книг в школьный ранец. Это Теренс Дэвид Джон Пратчетт, возвращающийся домой в расположенный неподалеку Форти-Грин, чтобы погрузиться в мир слов. Его ногам потребуется лишь несколько минут, чтобы туда добраться, но слова унесут его очень, очень далеко.
На самом деле Форти-Грин в Бакингемшире, Англия, уже давно должен был перестать существовать. Это одна из тех крошечных деревушек, простоявших на своем месте так долго, что они остаются на карте исключительно по привычке. Согласно переписи 1881 года, там было десять домов, а семьдесят лет спустя их число едва-едва удвоилось в количестве. Соседний городок Беконсфилд постепенно разросся и полностью поглотил деревушку вместе с ее соседями – Нотти-Грин и Холтспур.
Форти-Грин – это место, где заканчивается Беконсфилд, точно листок, приставший к игрушечной лодочке. За его границами на многие мили тянутся холмы, поросшие лесом, пруды, ручьи и рощи. Терри Пратчетт вырос вместе с Чилтерн-Хилс, сыгравшим в его детстве роль садика на заднем дворе. Идеальный ландшафт для приключений мальчика, вооруженного необузданным воображением и велосипедом. Шир начинался от самого порога его дома.
Терри родился 28 апреля 1948 года в родильном доме в Кинеллане, Беконсфилд. Его родители, Дэвид и Эйлин, поженились в соседнем Эмершеме в 1942 году, но решили подождать, прежде чем заводить детей. В их жизнь, как позднее рассказывал Терри в передаче BBC Radio 4 «Диски Необитаемого острова» (Desert Island Discs), ворвалась Вторая мировая война. Дэвиду было ровно 19 лет, когда она началась, и он пошел добровольцем в ВВС Великобритании, как только ему исполнился 21 год. Он воевал рядом с Карачи, в стране, которая тогда называлась Британской Индией, а теперь – Пакистан, вернулся в послевоенную Англию, пережившую бомбежки и нормирование продуктов и отчаянно желавшую рожать детей. Тем не менее в отличие от многих других представителей их поколения, немедленно приступивших к восстановлению количества населения, прошло три года, прежде чем Эйлин забеременела. Терри также не спешил явиться в мир, родившись на несколько дней позже положенного срока.
Семья жила не богато, но и не бедствовала. В течение всего детства Пратчетта Дэвид и Эйлин работали, отец – автомехаником3, а мать – секретаршей. Оба прекрасно подходили для своих профессий. Дэвид был мастером на все руки, он делал самые разные вещи и чинил их, возился с радиоприемниками и постоянно занимался реализацией множества проектов. Между тем Эйлин отличалась практичностью и организованностью, любила книги. Они жили в небольшом коттедже без электричества, и им приходилось делить один водопроводный кран (с холодной водой) с семьей из соседнего дома. Через день Дэвид брал шланг и наполнял для домашних нужд цистерну на кухне. Освещался дом газовыми лампами и свечами, и Эйлин покупала огромные батареи для работы радиоприемника. Кроме того, они пользовались передвижной туалетной кабинкой – сиденьем с резервуаром, стоявшим в сарае, – его опорожняли раз в неделю вручную, чтобы удобрять помидоры, росшие в глубине сада. По современным стандартам такая жизнь представляется тяжелой, но в конце сороковых в Британии подобная ситуация считалась вполне нормальной для семей рабочего класса. Терри говорил, что в те годы после «Лондонского блица»4 следовало радоваться, что у тебя вообще есть дом.
Пратчетты были самой обычной британской семьей тех времен, а Дэвид и Эйлин – хорошими родителями, пусть внешне и не очень нежными. Внучка, Рианна, описала их в 2018 году в очерке для The Guardian как добрых, но суховатых людей, не склонных к демонстрации чувств5. Они выражали любовь через творческое начало в ремесле. Дэвид помогал сыну делать тележки и строить домики на деревьях, они вдвоем мастерили собственные коротковолновые радиопередатчики и даже вступили в Чилтернский клуб радиолюбителей, где получили позывной «Самогон R1155». Большая часть карманных денег Терри уходила на покупку батареек, конденсаторов и прочих электрических деталей. Дэвид ужасно гордился сыном, когда тот оборудовал электричеством садовый сарай и, используя магнитный генератор, получил удар током, когда коснулся рукояти.
Эйлин же часто общалась с Терри, поощряя того к чтению, и старалась развивать его воображение. У нее были ирландские корни, и она рассказывала сыну разные легенды, знакомила с фольклором, обращаясь к воспоминаниям, сохранившимся у нее в памяти от общения с собственной бабушкой. Умная и образованная женщина, знавшая множество забавных историй, Эйлин обладала необычным чувством юмора – к примеру, назвала домашнего любимца черепаху Фидиппидом в честь греческого героя, пробежавшего от Марафона до Афин после сражения. Терри рос, познавая иронию, когда гулял в домашнем саду, поедая салат-латук. Эйлин любила «придать блеск» истории, и привила эту привычку сыну, который часто корректировал собственные анекдоты, чтобы сделать их более эффектными. Она же первой поддержала Терри, когда он решил заняться писательством.
Но попытки написания первых рассказов и даже чтение пришли в мир Терри довольно поздно. Сначала его творческие способности проявлялись в мечтательности, любопытстве и склонности к самоанализу. Он часто описывал людей, используя понятие цвета, говорил, что ему кто-то нравится, потому что он «пурпурный» или «коричневый», но это не имело отношения к цвету кожи. В детстве его воображение меняло мир, создавало возможности и сценарии, далекие от приземленной реальности, которая его окружала. Он вспоминал, как однажды возвращался из школы домой через старую каменоломню и представил диковинную доисторическую рыбу, плавающую по стенам и полу мелового карьера, как в воде. Старый железный остов кровати в саду превращался в пиратский корабль, летающую тарелку или замок, как в тот момент требовало его воображение. В пять лет мать привела его в универмаг «Геймаджес» в Лондоне, чтобы показать Санта-Клауса. Ошеломленный рядами игрушек на полках, ярким светом и мерцанием огней, Терри потерялся и бродил по магазину один. Запаниковавшая Эйлин нашла его на эскалаторе, погрузившимся в мир грез. Для юного Терри магазин стал вселенной безграничных возможностей. Этот опыт навсегда остался с ним и вдохновил на написание детского романа «Угонщики». Позднее, в 2005 году, он рассказал на конвенции в Блумингтоне, штат Миннесота, что многие идеи, которые легли в основу Плоского мира, родились у него именно тогда.
Терри вырос в системе англиканской церкви, но лишь из-за того, что к ней принадлежало большинство. Он посещал церковь в школе, ходил в воскресную школу в жестяном шатре6 (в 2012-м он рассказал в интервью The Scotsman, что, возможно, воскресная школа являлась лишь поводом для родителей заняться в его отсутствие чем-то личным). Как и родители, он женился в англиканской церкви. Много позднее он расскажет Telegraph, что, хотя в течение всей своей писательской карьеры он открыто критиковал организованную религию, англиканская церковь нравилась ему тем, что она прекрасно подходит английскому национальному характеру. Оба его родителя исполняли все необходимые обряды для видимости, и вера в бога едва ли влияла на их семейную жизнь. Когда местный викарий нанес им неожиданный визит, он заметил фигурку Будды, которую Дэвид Пратчетт привез с войны. Он тут же объявил ее «языческой иконой», за что Эйлин тотчас выставила его за дверь.
Среди предков Эйлин имелись католики, но влияние католицизма мгновенно исчезло, как только один из благочестивых членов семьи не одобрил ее брак в лоне англиканской церкви и объявил, что ее дети будут внебрачными7. Единственным упоминанием о католических корнях Эйлин в доме Пратчеттов было старое распятие, которое она хранила до самой смерти. Терри обратил на него внимание в шесть лет и, к удивлению матери, пришел к выводу, что Христос, так похожий на живого человека, висит на кресте, точно воздушный гимнаст. Религия так мало значила в его жизни, что он просто ее не признавал. Ее образ появится позднее в научно-фантастическом романе «Страта».
Тем не менее базовое христианское послание сумело проникнуть в его сознание в варианте «облегченного Иисуса», как он сказал в 2013 году в Сиднейском оперном театре, «люди знают, что сказал Иисус, – в основном то же самое говорят Билл и Тед, – просто будьте добры друг к другу, а больше ничего и не надо. Это хорошее начало, вам не требуется ходить в церковь, нужно лишь принять «золотое правило». Духом его слов будут пронизаны все книги, где законы элементарной порядочности станут постоянной темой.
Когда Пратчетт говорил о своем раннем детстве, он чаще всего использовал слово «идиллическое». Бесконечные поля, окружавшие Форти-Грин, словно были созданы для бесконечных приключений, прекрасно знакомых всякому, кто жил в сельской местности Англии. Множество деревьев, на которые так здорово забираться, ручьи, идеальные для возведения запруд, леса и рощи, отлично подходящие для строительства берлог и шалашей. В качестве своего вклада в книгу 1996 года «Воспоминания знаменитостей о детских играх и детстве» (Playground Memories), собрание детских воспоминаний знаменитостей, Терри объяснил, как он и банда из четырех или пяти детей с грязными, разбитыми коленками собирались в Пуританском лесу, небольшой роще, окружавшей меловой карьер, и он превращался – в их воображении – в древний лес или любое другое место, которое требовалось для их игр. Там они сражались с чудовищами, устраивали драки и предавались любимому занятию мальчишек: безумным прыжкам с высоты. В данном случае идея состояла в том, чтобы взобраться на молодой бук, перепрыгнуть с него на соседний и соскользнуть вниз по гладкому стволу, удачно избежав объятий веток с шипами кустарника падуба. Детство Терри, как он сам сказал The Times в 2005 году, было похоже на бесконечный летний день.
В отличие от большинства людей послевоенного поколения у Терри не было ни братьев, ни сестер. Позднее он скажет, что хоть и был единственным ребенком, но не чувствовал себя одиноким. Эта тема возникнет в его работах множество раз. Будучи писателем для взрослых, Пратчетт создал множество юных персонажей, от тревожного и склонного к созерцанию Джонни Максвелла из «Только ты можешь спасти человечество» до Адама из «Благих знамений», Эскарины из «Творцов заклинаний» и Тиффани Болен, едва ли не лучшего его творения, из «Маленького свободного народца». Все они либо единственные дети, либо имеют братьев и сестер, но те не играют существенной роли в их жизни. Все они благоразумные дети, вполне удовлетворенные компанией друзей и своей собственной. На самом деле, единственный случай, когда Пратчетт пожалел об отсутствии братьев или сестер, произошел тогда, когда старший брат мог бы защитить его от хулигана на детской площадке. В остальном он смотрел только вверх: получал больше внимания родителей, семья не напрягалась, чтобы находить деньги для подарков, и ему никогда не приходилось делиться с кем-то игрушками.
Существует множество печальных историй о единственном ребенке из нищей семьи, который стал знаменитым писателем. На этих идеях, основанных на несчастьях, построено целое поколение литературы. Ничего подобного не присутствовало в жизни юного Терри Пратчетта. Его любили родители, к нему прекрасно относились друзья. У него было идеальное детство, если бы не один решающий фактор – со временем ему пришлось идти в школу.
Формально образование Терри началось в 1953 году, на день позднее, чем у всех его одноклассников. Пратчетты уехали в отпуск, и конец их путешествия пришелся на начало учебного года. Семейный отдых означал долгие месяцы экономии, поэтому они не пожелали сокращать его даже на один день. Типичное поведение Дэвида и Эйлин, которые всегда предпочитали качественно проведенное семейное время любым земным обязательствам.
Терри появился у ворот школы на второй день занятий и обнаружил, что другие дети уже образовали в классе дружеские группы и иерархию, распределили места и все самые удобные крючки для одежды. (Терри достался крючок с парой вишенок, все остальные вешали свои вещи под солдатами и космическими ракетами. Эти скучные вишни стали блестящим алым знаком его статуса аутсайдера.) В общем, школьная карьера Терри началась самым неудачным образом.
Он посещал начальную школу в графстве Холтспур, расположенную на Черри-три-роуд, совсем близко от его дома в Форти-Грин. Холтспур была типичной деревенской школой, где училось около ста учеников. Она открыла свои двери всего за два года до появления в ней Пратчетта и размещалась в современных зданиях из красного кирпича, а также там имелась огромная спортивная площадка. Школой управлял директор Генри Уильям Тейм, известный как Г.У. Тейм. Неформально его называли Билл. Опытный и энергичный педагог, принимавший участие в создании новой школы, оставался ее директором в течение следующих тридцати лет. Тейм оказал такое огромное влияние на юного Терри Пратчетта, что тот до конца жизни не доверял учителям и официальному образованию.
Во многих отношениях Тейм был первооткрывателем. Он опубликовал две книги по сексуальному образованию «Время взрослеть» (Time To Grow Up) в 1966 году и «Питер и Памела выросли» (Peter and Pamela Grow Up) в 1969-м, которые противоречили консервативным взглядам того времени, сочинил школьный гимн и придумал – и часто в ней участвовал – школьную пантомиму. Многие дети, оказавшиеся в заботливых руках Тейма, его обожали, а после его кончины в 2002 году местные жители вспоминали его с огромной любовью. Среди множества выражений признательности в местной прессе странным образом отсутствовало имя «Терри Пратчетт». Но в этом не было ничего удивительного. Когда Терри исполнилось шесть, Тейм поставил на нем крест, посчитав, что Пратчетту не удастся добиться успеха в жизни.
Закон об образовании, принятый в 1944 году, требовал от учеников Англии и Уэльса сдавать экзамен во время последнего года обучения в начальной школе – знаменитый «Одиннадцать плюс» – после которого дети переходили в среднюю школу (те, кто обладал способностями), технический колледж (для практического обучения) или в среднюю современную школу (для всех остальных), и их дальнейшая жизнь определялась полученными отметками. В теории, они вступали в критическую стадию образования в обстановке, где их учили в соответствии с академическими потребностями преподаватели, которым не приходилось ориентироваться на тех, чьи способности выше или ниже среднего уровня. Такая практика, известная как «трехсторонняя система образования», давно вызывала споры, и многие политики и учителя утверждали, что она запирает социальные структуры. Дети, больше других нуждавшиеся в помощи, как правило, жили в бедных семьях и лишались возможности попасть в серьезные учебные заведения; а более способные дети, нередко из обеспеченных семей, имели доступ к качественному образованию – их куда чаще поддерживали в стремлении учиться дома, и они получали шансы на лучшее будущее. Система потеряла поддержку, когда в шестидесятых к власти пришло правительство лейбористов, и в течение ряда лет были проведены исследования, поставившие под сомнение эффективность разделения детей по результатам достижений в начальной школе. Тем не менее многочисленные версии трехсторонней системы образования входили в моду и теряли популярность при различных послевоенных правительствах вплоть до 2010-х.
