Соло в два голоса

Соло в два голоса

Мария Протасова

Сергей Протасов

Дизайнер обложки

 Джорджо Барбарелли да Кастельфранко Джорждоне

© Мария Протасова, 2018

© Сергей Протасов, 2018

© Джорджо Барбарелли да Кастельфранко Джорждоне, дизайн обложки, 2018

ISBN 978-5-4493-6157-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Выше неба

Голос первый

Астроном

Когда подслеповатый звездочёт

Или орлиноглазый звездонечет

Об умерших мирах заводит речи

Меня к живым ещё сильней влечёт

Пусть на истлевших ниточках веков

Висят миры, но ничего не весят

И золотой топор заносит месяц

Над шеями учёных дураков

Я верю: здесь – под небом – есть места

Где жив ещё огонь благословенный

И черноту бессмысленной вселенной

Я отменяю белизной листа

Я отменяю всё, что не горит

Не светит, не взрывается, не греет

Лишь тот, над кем не знамя – пламя реет

Идёт на смерть и чудеса творит

Танцует ночь над огоньком свечи

Бежит строка по лезвию печали

И вечность на расстроенном рояле

Мотивчик свой заезженный бренчит

«Дал человеку Бог талант…»

Дал человеку Бог талант

А лесу дал зверей

Судьбе – чтобы судьба была —

Дал миллион дверей

Дал небу право вниз смотреть

А всем, кто дышит – ввысь

В одном углу поставил смерть

В другом припрятал мысль

Позволил волку волком выть

К рукам приладил труд

И вольным птицам дал забыть

Что все они умрут

Дал море мачтам корабля

А путнику – дорог

Досталась космосу Земля

Чтоб космос не продрог

Надежду растворил в вине

Любя нас и губя

Всех одарил, и только мне

Не разрешил – тебя.

«Ах, что бы там ангелы ваши ни пели…»

Ах, что бы там ангелы ваши ни пели,

Я пью за наивных, не знающих цели,

За легких, как ветер в руке.

Идущих на свет или просто наощупь,

За всех, заблудившихся в жизни, как в роще,

Припавшей губами к реке.

Я пью за того, кто любил без надежды,

Кто гордо носил шутовские одежды,

За глупый мальчишеский пыл.

За все бесполезные ваши уроки,

За алый румянец и черные строки,

Того, кто посмешищем слыл.

За тех, кто стучался в закрытые двери,

За всех, кто в нелепые россказни верил,

О клятвах на жаркой крови.

Кто сердце монетой считал неразменной,

И кто – вопреки всякой немощи бренной —

Умрёт от Великой Любви.

«Мой человек – он больше, чем рассвет…»

Мой человек – он больше, чем рассвет

Когда он входит, исчезают стены

Он носит жизнь не как щепотку лет

А как корону океанской пены

Он скалится на окрики: «Не сметь!»

Он любит кровь за звонкий вкус железа

И драку за «Грядущие на смерть

Приветствуют тебя, великий Цезарь!»

Он и в раю идёт против рожна

Любя, слывёт счастливым идиотом

И, в принципе, земля ему нужна

Всего лишь для разбега перед взлётом

В нём всё как бы умножено на сто

В сравненье с нашим лилипутским веком

Он не годится в ангелы. Зато

Живёт и умирает – Человеком.

«Чего бы жертвы ни были достойны…»

Чего бы жертвы ни были достойны

Идя на смерть, откармливая вшей

Любые революции и войны

Кончаются победой торгашей

Не то, чтобы нам духа не хватало

Вздеть пошляков на острие клинка

Но сила закаленного металла

Ничто перед всесильем кошелька

Покуда наша кровь кипит и льется

И раненых уносят на щитах

Любовь и жизнь – все в мире продается

И оседает на чужих счетах

Все наши песни, шпоры и плюмажи

И счастье пить судьбу орущим ртом

И даже то, что вместе в землю ляжем

Они товаром сделают потом

Забыв о горизонте, на котором

Страшнее собирается гроза…

Пусть поле достается мародерам

А нам и неба хватит за глаза

Житинскому

С наивным лицом героя

Проспавшего время «Ч»

Старик собирался в море

И мачту нес на плече

Как штоф тростниковой водки

Была эта ночь бледна

В шершавых ладонях лодки

Покачивалась луна

Не в галстуке дело – в галсе

Не в блеске манер – в блесне

Прибой ему улыбался

Пускал пузыри во сне

Он видел в этом покое

Всю жизненную круговерть —

Хорошее и плохое

Труд, женщину, радость, смерть

Всех янки и всех чиканос

И чертов ядерный гриб

Как мир всех нас водит за нос

И всех не пойманных рыб

Подарки судьбы, напасти

Созвездья несказанных слов

Открытые души, пасти

В каждой волне – улов

А в городе Или-Или

Во имя больших идей

Большие умы делили

Имущество и блядей

Концы отдавали в споре

За главное и вообще..

Старик собирался в море

И мачту нес на плече

Рождество

Он был из плоти, он был из крови

Он мёрз – зима

И на младенца сквозь дыры в кровле

Смотрела тьма

Дым над трубою свивался в кольца

Крутил, вертел

Звенели мухи и колокольцы

Не спал вертеп

Не спали люди, трава, деревья,

Речная муть,

И ночь стояла, от удивленья

Забыв уснуть

Блестела в сумраке шея бычья

Гудела печь

Мир был заношен до неприличья

Валился с плеч

Волхвы талмуды свои листали

Осёл вопил

Судьба чернела над ним крестами

Своих стропил

Казалось, всё ожидало знака

И час настал

Мария пела, архангел плакал

Ребёнок спал.

Читая «Марию Стюарт»

И вот, закрыв последнюю страницу

И очутившись за ее стеной

Я знаю – мир не мог не измениться

После всего, что пережито мной

Я шла на казнь в казенной серой робе

Летела вдаль на боевом коне

Делила ложе с грустным принцем крови

И таяла жемчужиной в вине

Я падала в канавы и объятья

Взмывала ввысь с беспечной стаей птиц

Срывала голос, заговоры, платья

Пред алтарями простиралась ниц

Я помню замков черные стропила

Под желтыми провалами светил

И как кого-то одного любила

А тот – один – одну меня любил

Я знала и губительную славу

И ревности предательскую плоть

И я была самой собой – по праву

Когда меня – по праву – взял Господь

Уж Он-то мне сочувствовал едва ли

Мне – рыжей не сносившей головы

Ведь я – жила, а те, кто убивали —

Те были от рождения мертвы

Я их прощу – от смерти нет урона

Любви – хоть вечно режь ее и рви

Будь проклята кровавая корона

Благословенны клятвы на крови

Благословенны те, кто был безумен

В борьбе за безнадежные дела

Ведь смерть приняв, никто из них не умер

Но в них для вас надежда умерла

Не в Англии, не в книгах я царица —

В сердцах, кипящих кровью голубой

Прощай стена – последняя страница

И здравствуй, Свет, встающий за тобой.

«Вдали от городской жары…»

Вдали от городской жары

От чёрных крыш и шпал

Таскает волны за вихры

Голубоглазый шквал

Насильно строит их в ряды

И гонит на таран

Туда, где в рот набрав воды,

Спит жёлтый океан

Где острова и корабли

Стоят у входа в рай

Где жизнь, шагнув за край земли

Не держится за край

Где спит, пока волна в пути

Всё, что умеет спать

Где больше, чем до девяти

Не принято считать

Где каждый след уйдёт в песок

Где каждый миг – лови

Где все мы лишь на волосок

От смерти и любви

Поэт

Никто. Ни даже просто знак

Того, что быть могло

Не называемый никак —

Не благо и не зло

Не Бог, не человек, не зверь

Ничтожества пример

И как ни взвешивай, ни мерь

Он мельче всяких мер

Звенит, качается как гонг

Пустая голова

И вместо сердца у него

Слова, слова, слова

Но что за радуга поёт

И вслед летит за ним?

Да ну его. Когда умрёт

Тогда и поглядим.

K.

Ты думаешь, что над тобою – флаг?

Да брось, это просто метель!

А то, что кажется битвой, так —

Крестовый поход детей

В тебе и добра, и зла – на пятак

Ты знаешь – молчать верней

А то, что кажется жизнью, так —

Театр чужих теней

И Он – пред которым ты робок и наг

Не верит в твой пьяный хрип

А то, что любовью кажется… так —

Случайной кровати скрип.

«Она идет ночными переулками…»

Она идет ночными переулками

Из маленького пошлого шалманчика

Где потчуют коктейлями и булками

И чествуют заезжего шарманщика

Она земли и неба не касается

Летит себе – нестрашно и недорого

И много жизни ей еще достанется

Со вкусом обезжиренного творога

Она вдыхает счастье всеми порами

Ей каждое мгновение – как клад еще

Но переулки вьются коридорами

Из колыбели – сквозняком на кладбище

Ах, как она начитана! Как вежлива!

Готова – как в кино – грешить и каяться

А в кабаках накурено по-прежнему

И ничего на свете не меняется

Одна она по-прежнему изменчива

Загадочнее всё и всё желаннее

Не уходи – ты, девочка, ты, женщина,

Старуха. пядь земли. воспоминание…

«Любовь – привычка умирать…»

Любовь – привычка умирать

И душу с пола подбирать

Без кожи быть и без костей

А никакая не постель

Любовь – сгорая от стыда,

Ответить «нет», подумав «да»

И с сердцем вырванным в руках

Оказываться в дураках

Любовь – не сеять и не жать

Убитым на земле лежать

И знать, что это не война

А только он. или она.

«Человек не становится лучше…»

Человек не становится лучше

Человечней, добрее и чище

Человек отучается слушать

И в себе Человека не ищет

Он становится чисто одетым

О добре говорящим за ланчем

И пока поедает котлеты,

Представляет себя настоящим

Человек не становится мудрым

Только легкую ищет дорогу

И однажды октябрьским утром

Безразличным становится Богу

Он живет по привычке, в комфорте

Мир ему не широк и не тесен

А упав, вспоминает о чёрте

Но и черту он не интересен

Похоронный блюз

Уистан Хью Оден

(перевод)

Пускай молчат часы и телефон

Не лает пес, терзая свой бекон

Пусть спит рояль, литавры не басят

Пусть гроб внесут и певчих пригласят

Пусть воет самолет над головой

Чертя крылом «Он больше не живой»…

Оденьте в траур горлиц почтов

ы

х

И в черные перчатки постовых

Он был мой север, юг, закат, восход

Отрада выходных и будней пот

Мой день и ночь, мелодия и бред

И вечная любовь, которой нет

Так выключите звезды в вышине

Отставку дайте солнцу и луне

Пусть море выплеснут, пусть лес лежит в золе —

Ни в чем теперь нет смысла на земле.

«Я люблю эту тень, пробегающую по лицу…»

Я люблю эту тень, пробегающую по лицу

При словах «Извини, ведь я здесь случайно»

Как табличку «Начало» на двери, ведущей к концу

Как икону Спасителя с надписью «Made in China»

Как набрякшие веки глядящихся в небо волн

Пятерней облаков заслоняющих взгляд от солнца

Как царевну-лягушку, не грянувшуюся об пол

От его поцелуев, а выпрыгнувшую в оконце

Как дурную привычку, наплакавшись, напевать —

Будто под нос бубня, расстаешься с нелепой кармой

Как любовь и стихи, на которые всем плевать

И как каменный торт, испеченный Постником с Бармой

Я люблю эту тень – ту, с которой я накоротке

Как аванс слепоты, открывающей двери чуду

И как этот огонь в поднесенной к огню руке…

Как когда-то – тебя. И как больше уже не буду.

«И потому что Вас мне не обнять…»

И потому что Вас мне не обнять

Мне в утешение дано понять —

Как дождь растет из облака на плечи

Как падает душа – до облаков

И как земля поет – без дураков

И целым стать стремятся части речи

За то, что я вдали от Ваших уст

Мне дан страниц неопалимый хруст

И сердца стук о сомкнутые веки

И жизнь в бреду, пока еще бреду

И счастье первой попадать в беду

И дар входить в одни и те же реки

И оттого, что я для Вас никто

Мне кажется, что лет так – через сто

Вы, взятый в херувимы Безначальным

В какую-нибудь летнюю грозу

Мой силуэт заметите внизу

И на секунду станете печальны

«Где же живет мое счастье? Нигде…»

Где же живет мое счастье? Нигде.

Так называется эта далекая местность

На полпути из Отчаяния в Неизвестность

В тысяче миль от Спокойствия – ближе к Беде

В царстве подстреленных птиц и несбывшихся снов

Там, где у прошлого нет над влюбленными власти

В доме из вздохов, нечаянных взглядов и слов

Там проживает мое невозможное счастье

Учит святых, оставляя следы на воде

Пляшет с чертями и в сны мои входит без стука

Где же живет мое счастье? Да, в общем – нигде

В том-то и штука, о, Господи, в том-то и штука.

Путники

Шли трое по темной аллее

Лишь кошкам и Богу видны

Их лица казались бледнее

Под пристальным взглядом луны

Поклажу несли за плечами

Добычу, а может улов

Молчали, молчали, молчали —

Как будто бежали от слов

Шли, будто бы зная дорогу

По множеству тайных примет

Вот там – за пригорком, по логу —

И ближе на тысячу лет

Смотрели не влево, не вправо

А только на небо и за

Вдали города и заставы

Светились как волчьи глаза

Над ними как флаг развевался

Созвездий мерцающий пар

И каждый из них назывался

Гаспар, Мельхиор, Балтасар

Годами не ели, не спали

Брели, не сминая травы

И млечную книгу читали

На тайных наречьях волхвы

На лицах их трескалась кожа

От странной жары в январе

И ждал их не царь, не вельможа —

Младенец на скотном дворе

Архангел тропою надмирной

К Нему обещал провести

Хоть золото, ладан и смирну

Они потеряли в пути

Их руки и щеки белели

Луне равнодушной в ответ…

Шли трое по темной аллее

Из черного мира – на Свет

«По лестницам чутким как лист…»

По лестницам чутким как лист

Слонялось бездомное лето

И дул «эвридику» флейтист

По скверному радио где-то

Недаром из кожи он лез —

Давил на лады и на жалость

Чтоб музыка с чистых небес

В чадящую бездну спускалась

Туда, где ни пифий, ни фей

Ни сказок с финалом счастливым

Куда если сходит Орфей

То разве с похмелья – за пивом

Где спиртом бодяжат беду

И песни слагают из крика

Где жизни иной, чем в аду

Не хочет сама Эвридика

Где солнце – как смертный обол —

Не слаще ч�