Buch lesen: «На грани»

© Марина Маркевич, 2025

ISBN 978-5-0065-2336-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Пуля вошла в сердце! -это последнее, что я слышал перед тем, как мои глаза закрылись.

Открыв глаза, я не сразу сообразил, что лежу в своей кровати. Комнату заливал солнечный свет, я забыл на ночь задернуть шторы. Я сел, опустив ноги на пол, и задумался: мне снился странный сон, где в меня стреляли. Я посмотрел на грудь, но там ничего не было. Для надежности я потрогал рукой то место, куда угодила пуля, а именно в сердце, но ничего не обнаружил. Заметнее повеселев, я поднялся и пошёл в душ.

– Присниться же! -сказал я коту, который смотрел на меня изумрудами глаз.

Позднее, уже сидя на своей веранде, я пил кофе и вел мысленный диалог с собой.

,, -Что это было? К чему этот сон? Может меня подстерегает опасность? -задавал я самому себе вопросы.

– Да не, это какая-то чушь! -отвечал мне мой внутренний голос.

– Тогда почему я так беспокоюсь? -вновь я спрашивал его.

– Это все от того, что ты сейчас находишься в затруднённом положении. На тебя давят со всех сторон: твоя супруга грозится оградить тебя от сына, куча долгов, а ещё ты ввязался в криминал! От того такие тревожные сны! -молвил голос.

– Но я ввязался не зная, куда лезу! -вспылил я.

– Тебя никто не винит, не заводись! -буркнул он.,,

Из разговора меня вывел сосед, живущий в рядом стоящем доме.

– Привет, Егор. Скажи-ка, ты часом ночью не слышал вой? Чья-то собака завывала так, что полпоселка подняла.-хмуря бровя произнес Степаныч.

– Нет, я ночью крепко спал! -улыбаясь ответил я.-А что такое? Почему тебя взволновала какая-то собака?

– Так воровство! -удивленно воскликнул сосед.

– Какое воровство? -озадаченно спросил я.

– Ты как с луны свалился-ворчливо укорил Степаныч и подозрительно на меня глянул.

– Меня не было дома-уже ничего не понимая и внутренне холодея от некого причувствия, сказал я.

– Ааа… Да понимаешь, повадились у нас через дырку в заднем заборе чужаки лезть, дома воруют. Уже третью ночь подряд ходят, сегодня ночью обчистили Суриковых.-печально проинформировал Степаныч и тут же добавил:-Бывай! И разворачиваясь, чтобы уйти, он взглянул на меня так …зло и одновременно с любопытством, что мне стало совсем не по себе.

– Не понял. Какую третью ночь? Я ж каждую ночь дома, про грабежи не слышал. Марьянушка бы мне уже все доложила. На конце поселка чихнут, а я все знаю через минуту. А про грабежи молчит! -недоуменно сказал я коту, который внимательно смотрел на меня и, казалось, понимает каждое мое слово.

Марьянушка-девица двадцати восьми лет, больная по показаниям на голову. Испытывает ко мне чувства, но вряд ли они имеют тот смысл, который вкладывается как правило. Скорее, как к отцу, ибо по развитию Марьянушке лет шесть. Мне было жаль ее, но ее недостаток никто в посёлке не замечал, все Марьяну любили и относились как к родному ребенку. А ещё ее недостаток значительно терялся на фоне того, что она была жуткая сплетница. И первый, кто знал, что происходит в поселке-был я.

Мне стало интересно, почему Марьянушка запоздала с доносом и решил сходить к ней, заодно заскочить в магазин за продуктами.

Уже выйдя за забор я почувствовал, что что-то изменилось. Закрыв калитку, я огляделся. Да нет, все на месте. Тревога не покидала. Все дома на месте, кусты, деревья, скамейки, баба Шура филейной частью кверху на огороде, кот Пушок у Лиляйкиных ворот умывается. Все, как обычно. Но что-то изменилось, и я не мог понять что. Решив не обращать внимание на беспокойство, я отправился к Марьянушке.

Подойдя к покосившемуся домику с резными, но уже давно облупившимися ставнями, с гнилым крыльцом и с настежь распахнутой входной дверью, я оглядел двор: ржавое колесо от прицепа, сухое дерево яблони, куча в углу двора, состоящая из листьев, мусора и ржавого металла; нечищенные дорожки, полуразвалившийся сарай. Дааа, надо бы помочь Марьянушке привести в порядок дворик и починить хоть с большего избу.

Я зашёл в дом. В нос ударила смесь запахов: кислых щей, старья, пыли и чего-то гнилого.

– Марьянушка! -позвал я, не рискуя идти дальше. В ответ мне была тишина. Я позвал ещё раз. И тут услышал шорох внутри дома, но ответа так и не последовало. Я прошёл дальше, испугавшись, что Марьянушке плохо и она не в состоянии ответить. Перед моими глазами открылась картина: в сильно захламленной комнате, где высились стопки старых газет и книг, валялись груды старой засаленной одежды, мотки пыли на полу были размером с приличный клубок пряжи, стоял стул без спинки, башмаки разных размеров и фасонов хаотично валялись по хате.,,Нет, определённо, сегодня же займусь ее домом,, -мелькнула мысль в голове, и тут же исчезла, ибо среди этого хлама я увидел пружинистую кровать, на которой лежало одеяло относительно с чистым пододеяльником, а из одеяла торчала голова с впавшими внутрь глазами и всклокоченными волосами. Это была не Марьянушка, а какая-то незнакомая мне старуха.

– Здравствуйте! -настороженно поприветствовал я.-А где Марьянушка?

– Ушла-проскрипела старуха.

– Куда? -спросил я.

– Так в больницу! -просипела женщина и с интересом уставилась на меня.

Чувствуя себя неловко под ее взглядом и желая поскорее оказаться подальше от этого дома и старухи, я хотел уже попрощаться, но все же задал рвущиеся наружу вопросы:

– Она заболела? И, простите за вопрос, вы кто?

– Я мать Марьяны. А в больницу она к другу ушла.

– Как мать?! -бесцеремонно выпалил я.-Вы же умерли!

– Как видишь-жива пока! -улыбаясь гнилыми зубами, ответила женщина. -А вы все смерти моей ждете! Что дочурка недоразвитая, что ты-недоумок холеный! А, ну пошёл вон! -противно заклокотала бабка, чуть приподнявшись в кровати.

Я и рад уже был бы уйти и, как только услышал эти слова, пулей вылетел из дома. Уже за воротами я остановился, чтобы передохнуть и глотнуть свежего воздуха. Та смесь вони, казалось, въелась в кожу, волосы, в нос.

,, -Ужас! -подумал я и зябко поежился.-Ладно, схожу в магазин, может, там новости какие узнаю,,

Возле магазина толпился народ: Степаныч с авоськой, Любовь Евгеньевна с пятого дома, Лялька с сыном Петькой, который гонял Пушка вокруг липы, Рыжиков-наша гордость, будущий адвокат, и Лиляйкина, супруг которой постоянно мотается по командировкам. Подойдя к толпе, я громко ее поприветствовал:

– Здравствуйте!

Все разом повернули головы в мою сторону и молча на меня воззрились. Лялька рот открыла, словно видит меня впервые, остальные пристально меня разглядывали. Мне в который раз за сегодня стало не по себе.

– Привет, привет, Егорка-поздоровался в ответ Степаныч. -Виделись уже! -хмуро добавил он.

– Что случилось? -полюбопытствовал я, глядя, как недоуменно, пытливо, с шиканьем и цоканьем переглядываются мои всегда открытые, жизнерадостные соседи друг с другом и Степанычем.

– Так это…! -всегда грамотно изнясняющийся хорошо поставленным голосом Рыжиков сейчас мекая и блея, начал он.-Ты живой? -бесцеремонно, как и я недавно, выпалил он и все соседи пытливо уставились на меня.

– Не понял. А я что, должен был умереть? -непонимающе спросил я и в голове что-то зачесалось и тревога, немного отступив ранее, снова забилась как птица в клетке.

– Ты и правда как с луны свалился, прав Степаныч! -качая головой и поджав губы в узкую нить, утвердительно вынесла вердикт Любовь Евгеньевна и отвернулась.

– Так стреляли же в тебя! -воскликнула Лиляйкина и быстро прикрыла рот ладошкой, словно ляпнула то, что не надо, но глаза пылали любопытством. Впрочем, как и глаза всех стоящих соседушек.

– Когда стреляли? -холодея, спросил я.

– Так три дня назад! -прошепелявил Петька, на секунду остановившись от беготни, тем самым дав возможность Пушку забраться на дерево.

Я не знал, что сказать. Хоровод мыслей в моей голове перебивали друг друга и я все больше и больше чувствовал и понимал, что что-то не так, что что-то происходит. Тревогу перекрыл страх и внезапно озарила мысль:,,Я сошел с ума!,,.Но перед соседями ни в коем случае нельзя показывать свои эмоции, иначе начнут относиться как к Марьянушке.

– Слушай, ты это, иди приляг! -заботливо предложила Любовь Евгеньевна. Не укрылось от соседей беспокойство. Я не знал, что мне ответить. Я смутился, подбирая в уме слова, собираясь сказать хоть что-то, но тут открылись двери магазина (он был закрыт на обед) и все ринулись в лавку. Я остался стоять на улице, не понимая, что мне делать. Ну, согласитесь, ситуация из ряда вон. Все в курсе, что в меня стреляли, почти похоронили, а на мне ни следа от выстрела! Есть от чего впасть в ступор. Из магазина вышел Степаныч. Остановившись возле меня, он спросил:

– Чего замер, Егорушка? -в глазах его читалась усмешка.

Меня осенило.

– Вы что-то знаете, Степаныч. По глазам вижу. Рассказывай! -твердо заявил я и для верности подхватил под локоток соседа.

– А и расскажу! -загадочно улыбаясь, ответил Степаныч. В глазах увеличилось веселье.-Хорошо, что вовремя спохватился, а то был бы как соседи! -и уже не сдерживаясь он захохотал. Я смотрел на него недоуменно, но не решался и слова вставить. Игорь Степанович такой человек, что если слово не понравится-замолчит и в жизни первый не заговорит, пока не задобришь. А задабривать придётся долго и много, а мне надо быстрее все узнать. Отсмеявшись, сосед посерьезнел и сказал:

– Пошли, Егор, расскажу. Пошли ко мне. Я чай вкусный заварю. Под травы и расскажу. И мы отправились к нему: я украдкой поглядывая на Степаныча, а он глядя прямо перед собой.

ГЛАВА 2

В воздухе запахло грозой и заметно похолодало. Ветер зашелестел листвой, небо затянуло тучами и первые капли прибили поднявшуюся пыль. В доме было тепло и уютно. Чай издавал приятный аромат, меня слегка разморило, но твердости в намерении все разузнать я не терял. Степаныч сел напротив меня за стол и спросил:

– Что именно тебя настораживает?

Я призадумался: вопрос оказался нелегким, ибо меня настораживало все. И я рассказал соседу про сон, про мать Марьянушки, про тревогу, не покидавшую меня с момента пробуждения. Закончив, я посмотрел прямо в глаза Степаныча. Губы соседа выражали улыбку, а глаза-вселяющее надежду на то, что я не свихнулся, одобрение.

– Ну, что ж, Егор. Все так. В тебя действительно стреляли. Бандюки, с которыми ты связался по глупости. И уж месяц как в коме-крякнул сосед и выжидательно замер.

– Как… в коме? -промямлил я. Шестеренки в голове крутились с бешенной скоростью, сосед не перебивал мой мыслительный процесс.-Подожди. Как месяц? Говорили же о трех днях! -у меня было масса вопросов. Не зная, с какого начать, я задал первое, что вертелось на языке.

– Хм… Ну, смотри. Давай по порядку. Что ты помнишь последнее перед сегодняшним своим пробуждением?

Задумавшись на минуту, я ахнул от удивления. Вот что меня тревожило! Я уже это видел! Действительно, события, развивашиеся на кануне перед выстрелом, были индентичны сегодняшним. Я проснулся утром, в хорошем настроении принял душ и выпил кофе, поговорив с котом. Ко мне заходил Степаныч, мы поболтали о чем-то нейтральном, незначительном. После того, как сосед ушел, забежала Марьянушка, вывалила на меня ворох сплетен. Затем я пошел в магазин, ведь у меня был выходной, и там стояли все те лица, что и сегодня. Разница была в сегодняшнем дне в том, что в тех событиях не было сна, не было матери Марьянушки, не было разговоров о моем выстреле. Конечно же, ведь стреляли вечером. В полном потрясении я рассказал соседу об этом и тут же спросил:

– Хорошо. Ты говоришь я месяц в коме. Тогда что сейчас происходит?

– Это интересный вопрос, Егорушка. Ты сейчас находишься на первом этапе своего нового пути. Ты находишься на грани реальности и бессознательности.-сказал сосед и замолчал, дав мне время на подумать.

Помолчав, я спросил:

– Я умер?

– Егор, как ты можешь быть мертвым? Я же сказал: ты на грани. Ты полужив, полумертв. Какой ты будешь дальше-выбирать тебе.

– Ладно. С этим с большего разобрались. Ты? Соседи? Вы-мертвы или тоже на грани?

– Бог с тобой, Егорушка! Я пока жив, хотя вопрос тоже довольно интересный и философский. Мы всего лишь твоя проекция, иллюзия. Ты сейчас находишься в том состоянии, точнее, в том моменте, который ты запомнил накануне. А изменившееся события, которые произошли сегодня, это от того, что твой мозг начинает постепенно отключаться и ты все больше переходишь на сторону смерти.

– Хорошо. Как мне вернуться? Как ожить? -я почувствовал, что начинаю паниковать и голос мой слегка задрожал.

– Ну, этого я тебе не скажу. До этого ты должен дойти сам.

– Что же делать? -уже в легком ужасе я вскочил, обронив при этом стул, и забегал по комнате. -Я не хочу умирать! Господи, когда знаешь правду, очень хочется жить!

Сосед, прихлебывая чай, молчал и наблюдал за моей беготней прищурив глаз. Набегавшись, я замер.

– Степаныч, ты меня не бросишь? -отчаянно и жалко спросил я его.

– Да как же я брошу тебя, я ж лишь образ! Вот чудак! – усмехнувшись, ответил старик.-Но вот что я тебе скажу. Мать Марьянушки-вовсе не мать. Та давно на Бог знает каком этапе и с тобой пересечься никак не может-хрустнув сушкой, сказал сосед.

Я живо поднял стул, сел и уставившись на Степаныча спросил:

– А кто?

– Не знаю-пожал плечами сосед и сербнул чай.-Но сходи, узнай-и лукавство блеснуло в глазах соседа.

– Пошли со мной! -с надеждой в голосе позвал я.

– А пойдём! -не отказал Степаныч и прытко поднялся.

Мы вышли на улицу. Дождь уже лил как из ведра. Обув резиновые сапоги и одев дождевики, мы пошлепали в сторону Марьяшкиного дома. Пока дошли, из-за сильного, нереально мощного ливня, прям стена воды, не видно было и порога. Кое-как мы вошли в дом и я поразился перемене интерьера: вместо убогости, которую я наблюдал ранее, моему взору открылись хоромы. Вместо пыльных кип газет и книг стояли кресла с бархатной накидкой; ободранные обои заменяли новенькие, свежие. Левая стена скрывалась за огромным книжным шкафом, внутри которого за стеклянными дверцами красовались книги в красных, зеленых и черных переплетах, корешки которых украшали золотые вензеля; пол застилал огромный пушистый ковер; Алистер (мой кот!) развалился на нем и при виде меня лишь муркнул и блеснул изумрудными глазами-на мгновенье мне даже показалось, что он улыбнулся!;вместо панцирной кровати стояла софа, а на ней были разбросаны подушки в шелковых наволочках с золотыми кисточками по углам. На ложе никого не было. От потрясения я аж рот открыл. Не знаю, сколько времени прошло пока я стоял столбом, но позади нас послышались шаги и не сговариваясь, мы обернулись: перед нами появилась миловидная женщина с распущенными черными волосами, которые красивыми локонами падали на плечи; на женщине было надето перламутровое платье в пол с запахом на груди, ноги были обуты в черные лаковые туфельки с пряжкой на невысоком каблуке. Мило нам улыбнувшись, женщина спросила:

– Вы ко мне?

Переглянувшись, мы молча кивнули.

Саркастично хмыкнув, женщина подошла ко мне, и, положив мне руку на плечо, спросила утвердительно:

– А ты, наверное, Егор?

Сглотнув внезапно пересохшим горлом я ответил:

– Да.

– Хм..-весело хмыкнув, женщина продолжила:-Как же, помню! Ты приходил к Марьяне сегодня. Только, если ты снова к ней, то ее нет дома! -убрав руку с моего плеча, женщина прошла мимо нас в глубь комнаты и села в кресло. Взяв в руки чашку, она отпила содержимое и предложила:-Чаю?

– Нет, спасибо-ответил я за двоих и, посмотрев на Степаныча, он разглядывал книги в шкафу, спросил:

– Скажите, пожалуйста, вы кто?

Внимательно глядя на меня, женщина ответила:

– Я, Егор, Танатота.-и глаза ее стали холодными и пустыми, безэмоциональными. От ее слов у меня спина покрылась потом, затем кинуло в жар и я почувствовал, как пылают мои щеки.

– К-кто? -запнувшись, задал вопрос я.

– Танатота. С латыни это жнец. Посланник смерти.-просто повторила женщина.