Buch lesen: «Стать архитектором!»

Особо благодарю:

Корректор Мария Вовченко

Дизайнер обложки Мария Вовченко

© Марина Белякова, 2020

© Мария Вовченко, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-0050-3666-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Татьяну Негодаеву (Гурьеву) – за ее невероятное творчество и возможность украсить чудесным стихами этот роман.

Вовченко Марию – за поддержку, мотивацию, и неоценимую помощь в подготовке книги к печати.

Кубрина Дмитрия – за вдохновение.

Романовича – за Женьку Бархина.

Моей дочери

ГЛАВА 1. ЛЕЙЛА ВСПОМИНАЕТ…

Самым первым воспоминанием в жизни Лейлы был день, когда на стройке упал кран.

Пришел отец и взволновано что-то сказал маме. Мама вскрикнула и заплакала. Потом они долго звонили по телефону, произносили незнакомые слова «консоль» и «жертвы».

Умер Савицкий Николай Олегович. Лейла так и думала, что кран упал на него. Потом родители быстро оделись и ушли, видимо, полагая, что Лейла спит. Был поздний вечер, почти ночь. Лейла не спала и не хотела. Она слезла с кроватки и пошла к окну. Потом забралась на подоконник и долго-долго так стояла. «Ветер раскачал стрелу, никто даже не понял, как это произошло». Испуганные и изумленные родители, вернувшись, застали ее на подоконнике, неподвижно стоявшую, смотрящую в окно. В следующий раз ее еле нашли в коробке из-под только что купленного телевизора. Она забралась туда вместе с вязаной шапочкой, своей любимой игрушкой, и уснула. После этого случая ее никогда не оставляли дома одну.

«Я хотела спрятаться в темное, замкнутое пространство, нашептывала Шапочке свои фантазии. У нее были пришиты две веревочки, мне представлялось, что это ножки, бубон – лицо. Белое такое личико с доброй улыбкой. Шапочка мягкая, теплая, пахла вкусным».

– Лейла, моя хорошая! Посмотри, какой котенок!

Он прожил с Лейлой совсем недолго, он тоже был теплый и мягкий. Лейла восторженно обнимала его, котенок орал, а она, не понимая предела, еще сильнее сжимала хрупкое тельце. Когда котенка, из страха за его жизнь, отдали хозяевам, Лейла долго грустила, не разговаривала. Нарисовала на большом листе стаю летящих аистов, которые в клювах, в сетке, уносили серого полосатого котенка. «Шапочка, котенка унесли аисты, белые аисты, ветер раскачал стрелу, аистам не страшен ветер. Котенок может замерзнуть, но на нем теплая шубка».

Потом заболела мама. Она все время лежала, смотрела на Лейлу грустными глазами. Лейла грела ей на батарее шарфик и укрывала ноги. Мама улыбалась и гладила ее по голове. «Какая ты хорошая. Что бы я без тебя делала!». Папа был худой и усталый, приходил домой поздно. Подолгу сидел рядом с мамой, держал за руку, уверял, что все будет хорошо. Однажды он сказал Лейле: «Она не должна была при этом присутствовать. Такой стресс!».

Потом маме стало лучше. Они с Лейлой ходили на прогулку и смотрели в большом киоске на мягкие игрушки. За стеклом в разных позах красовались пупсы в детской одежде, совсем как маленькие детки. Лейла спросила, нельзя ли ей купить такую игрушку. Тогда мама сказала, что скоро у нее будет настоящий живой братик.

Вечером Лейла рисовала папу, маму, котенка, аистов и себя, рядом с детской коляской. Она рассказывала Шапочке про братика, что он родится у мамы в больнице, будет жить вместе с ними и спать с Лейлой в маленькой кроватке. Или кроватку Лейлы отдадут братику, а Лейла поступит в детский сад и станет для него старшей сестрой. Шапочка молча слушала и улыбалась своей загадочной улыбкой.

– А когда он вырастет, мы пойдем с ним за ручку в школу, а все будут на нас смотреть и говорить: «Надо же, какие красивые дети у этой Александры!»¹.

Лейлу оформили в детский садик. Сначала там был карантин по краснухе. Потом наступили праздники, затем выходные. Лейла проводила все дни с папой.

Папа смотрел на нее долго, внимательно, нежно прижал к себе. «Что ты, моя хорошая, заросла так, не видно красивых глазок». Он посадил ее на письменный стол, взял маленькие ножнички и аккуратно, сантиметр за сантиметром, стал подрезать челочку, собирая волосы в подставленную ладонь. «Вот так, замечательно. Какая ты у меня красивая!».

– Папа, нарисуй мне лошадку!

Отец посадил ее на колени, стал рисовать лошадку.

– Вот, а это Лейла!

– Не Лейла. Где же у меня красные ботиночки?

– Действительно! Тогда, наверное, придется купить.

– А когда?

– Да что тянуть, давай завтра сходим на вещевой рынок.

Папа долго рассматривал ботиночки, Лейла молча ждала. Он вздохнул и сказал:

– Не будет ли нас мама ругать, вдруг не угодим?

– Мужчина, причем тут мать, вы ребеночка спросите. Деточка, тебе башмачки нравятся?

– Очень!

– Видите, берите, не сомневайтесь!

– Да как-то несопоставимо дорого для детской обуви, – тихо сказал отец, потом махнул рукой и отсчитал нужную сумму.

Лейла сразу переобула ботиночки. Ноги в них так и летели. Захотелось подпрыгнуть и парить.

В садике ботиночки поставили в шкафчик, на котором нарисована черепашка в розовом чепце.

В детском саду работала Тетка. Тетка была толстая, некрасивая, с неровными красными напомаженными губами, пахла котлетами и жареным луком. Ее лицо приближалось близко-близко – она смотрела в глаза Лейле.

– Почему не ешь? Открой рот!

Кусок булки с маслом заполнил все пространство, давил на горло. Кожаная горячая рука зажала рот Лейле. В глазах потемнело.

«Я думала, задохнусь, у меня даже в ушах такой гул стоял, вот еще чуть и все, просто потеряла бы сознание».

Папа долго не приходил.

– Мужчина, вы почему не предупредили, что у вашей дочери энурез? – Тетка торжественно протянула отцу полиэтиленовый мешок с мокрыми колготками.

– Простите, не понял, у кого?

– Дочь ваша? – спросила Тетка, указывая на Лейлу, которая, съежившись, сидела на уголке стула и сжимала в руках салфетку, сложенную кулечком.

– Эта девочка лишь слегка напоминает мою дочь…

Отец взял Лейлу на руки и всю дорогу до дома так нес, прижимая к груди. Вечером она немного отошла, играла с шапочкой, но не говорила и не рисовала.

Утром Лейла не хотела вставать, лежала, зажмурившись, сложив ручки на груди. Вся красная, будто с температурой.

– Ребенка нельзя оставлять дома одну, девочка своеобразная, даже не знаешь, что от нее ожидать. Надо срочно звонить, вызывать бабушку.

– Я увезу Лялечку к себе, как-нибудь разберемся. Там знакомые помогут, мне в своем доме проще, да и работаю я. Может отпуск дадут или б/с.

– Бабушка, что такое бэ-эс? Это деньги? Сдача?

– Нет, дорогая, это когда без денег и без сдачи. Просто не ходить на работу, а отдыхать.

У бабушки, в другом городе, был прекрасный низкий столик, назывался журнальный. На нем всегда лежали белая бумага, ручки, фломастеры. Можно в любой момент подбежать, сесть на маленький стульчик, нарисовать аистов, котенка и братика.

Лейла вспомнила, как они ходили на день города в центр. Бабушка покупала ей банан. А газовый шарик не покупала и почему-то все время переживала.

– Ну, очень дорого! Вот отдадим деньги, а он лопнет, давай, я тебе лучше еще чего-нибудь вкусненького куплю.

– Бабушка, я совсем не хочу шарик и на лошадке совсем не хочу. И бананчик не хочу. Давай домой пешком пойдем, через мост, посмотрим на перфископ.

– Моя хорошая, что же за жизнь проклятая, ребенку шарик бабушка не может купить, мыслимое дело? Это же разорение чистой воды, четыре тясячи! А что ты там за перфископ присмотрела?

– Я его еще в прошлый раз заметила, помнишь, самолеты летали, как громко было! Просто ты не слышала, что я тебе рассказывала.

– Это когда репетиция праздника проходила, а мы на мосту оказались? Да, жуткая ситуация, какой грохот…

– Бабушка, вон перфископ, смотри!

– Да, что-то удивительное, так ты перископ имеешь в виду?

– Наверное, – Лейла засмущалась.

– У рыбок в брюшке скапливается воздух, поэтому они не могут погрузиться в воду и плавают на поверхности.

– Бабушка, а это что такое?

– Это кран.

– Кран?! Быстрее бежим, он сейчас упадет!

– Почему упадет? Не упадет!

– Упадет и нас убьет. Ветер раскачал стрелу!

– Это козловый кран, он не упадет, у него нет стрелы. Кран помогает разбирать мост, видишь, по нему машины не ездят: трещины в бетоне. Когда-то давно, лет тридцать назад, при строительстве надо было добавить немного мыла в бетон и этого бы не случилось. А мыла не добавили, но добавили соль, потому что торопились к празднику закончить и строили в морозы.

– Это что же, мыло такое полезное?

– Конечно, полезное, только «все хорошо в норме» – есть такая поговорка, надо его положить совсем немного, всего один процент. Знаешь, что такое процент?

– Н-е-е.

– Процент – сотая часть числа. Если любое количество чего-нибудь, ну вот этот песок, к примеру, разделить на сто равных кучек, то одна кучка, это будет один процент. И это касается совершенно всего.

– Ничего себе! И небо можно поделить на кучки?

– Наверное, можно, только не спрашивай, как?

– Почему не спрашивать?

– Просто я не специалист делить небо. Спроси меня о чем-то, что я знаю.

– А какой кран со стрелой?

– Вот там, смотри, на горке стройка.

– Он похож на жирафа!

В этот день Лейла рисовала рыбок с перископами во рту и с воздушными шариками в плавниках. Много строительных кранов, «стадо», как она назвала. Бабушка рассматривала художества, вздыхала, причитала, качая головой:

– Мыслимое ли дело, рисует с утра до ночи? Хорошо, что соседка уборщицей работает в проектной конторе, ватман приносит, чистый с одной стороны. Жалко, что на плохой бумаге эти шедевры останутся!

Лейла разбирала свои рисунки в поисках портрета. Ей на глаза попалась работа с изображением глубокой ямы, на дне которой лежала девочка с косичками, в голубом платье. Сверху на листе неуверенной детской рукой было написано: ДЕВОЧКУ ЗВАЛИ НАДЕНЬКА. Ручки девочки неловко согнуты, тельце худенькое и безжизненное. «Надежда умирает последней».

Лейла, расширив глаза, смотрела на соседку, та поймала ее взгляд и отвернулась.

– Антон, идите, не беспокойтесь, мы с Лейлой будем у нас вареники лепить.

– Тёть Люба, а какая Надежда умирает? Последней. А кто еще умирает?

– Да не бери в голову, это просто такая поговорка, о том, что люди надеются до конца. Тебе вареники сварить с вишенками или с творожком?

– С вишенкой, один.

– Один, придумала, ты только пробовать начни, за уши не оттащишь. Сама же делала.

– Ой, тёть Люба! Что такое в вареничке?

Лейла выплюнула на ладошку десятикопеечную монету.

– Подарок тебе попался. Сюрприз, исполнение желания, чего ты хочешь? Все, что загадаешь, совершится.

– Чтобы мама вернулась!

– Ах, детка, все будет хорошо, обязательно!

– А где мама, тётечка Любонька?

– Она в больничке.

– Ой, за братиком, наверное, собралась!

Девочку звали Наденькой… Лейла невольно улыбнулась. Вспомнила, как представляла эту маленькую, больную, никому не нужную девочку Наденьку. Она подумала, что у нее ведь был еще другой рисунок из этой серии. Холмик, с крестиком, рядом женщина в темном платке. На могилке надпись: «Портал главного входа». Этого рисунка она не нашла. Наверное, родители забрали себе. «Портал главного входа». Так было написано на форматке в угловом штампе. Чертеж с ошибкой отдали Лейле, когда она с мамой пришла в институт, где работали родители. Надпись зачаровывала своей таинственной возвышенностью. Почему появился такой рисунок, Лейла уже не могла вспомнить. Наверное, это как-то было связано с произошедшей трагедией на стройке.

ГЛАВА 2. САША

Самое ужасное заключалось в том, что Саша почувствовала какое-то радостное облегчение, когда разрывающая боль, не совместимая с понятием жизни, на деле обозначающая разрушение ее самых светлых надежд, прекратилась, отпустила, будто и не было ее никогда. Как наступившая внезапно тишина.

Очень хотелось пить. Женщина из соседней палаты принесла большой красный грейпфрут, почистила от перегородок. Женщину звали Агаджанян. Фамилия Агаджанян, а имя Ира. Саша слышала, ее так медсестра вызывала.

– Это был мальчик, вы знали?

– Да, знали, угроза существовала все время. Но думали, самое страшное позади.

– У вас еще есть дети?

– Дочка Лейла, осенью исполнится пять лет.

– Это хорошо, не так страдать будете.

– Сейчас мне кажется, что теперь все по-другому, не так, как раньше. Невыносимая пустота в душе. Даже про дочку не могу думать. И ничего не хочу.

– Не можете, а надо.

– Мысли как-то уплывают, не получается сосредоточиться.

– Это от лекарств. Пройдет.

Саша легла на бок, зажала зубами подушку и заплакала. Вернее, слезы полились из глаз, так свободно, без усилий. Как будто вымывали всю горечь изнутри. Она уснула. Сон был глубокий от успокоительных уколов и снотворных. Ей снились голоса, зовущие ее: «Саша, Саша!» и прозрачные розовые и зеленые шары, похожие на мыльные пузыри.

Она почему-то не представляла себе, как посмотрит в глаза Антону. А он пришел, когда она спала, сидел тихо и ничего не говорил, а что тут скажешь? Никто и не виноват, просто несчастье. И каждый с ним один на один.

– Как там Лейла? Знает?

– Не пойму, я ей не говорил впрямую. Но она будто что-то чувствует, грустит, про тебя спрашивает, рисует все время. Днем с ней Люба, пока я на работе или здесь, в больнице.

– Любин отпуск мы загубили окончательно. Она так никуда и не поехала, не получилось, как планировала.

– Не волнуйся, она слышать не хочет о моих сожалениях. Говорит, даже хорошо, что отпуск пришелся на это время, и она нам помочь может.

Они разговаривали про Лейлу, про Любу, про работу, не касаясь главного. Жалели друг друга.

Когда Антон ушел, Саша опять затосковала и нестерпимо захотела домой, к маленькой Лейле.

ГЛАВА 3. МАРША

Рядом со стройкой стоял вагончик. Дверь была приоткрыта. Деревянные мостки, по которым удалось добраться до него, раскачивались.

– Антона Круглова? Это вам вон туда в одноэтажный флигель, в самый конец коридора.

Марша повернула в обратный путь. Дождь вроде прекратился, но идти по мокрым доскам было скользко. Она шла медленно, чтобы не оступиться. Мимо сновали рабочие, норовя невольно столкнуть ее в грязь.

Одноэтажный флигель оказался совсем рядом. Это было старое здание послевоенной постройки с гипсовой лепниной, окрашенное желтой фасадной краской. На входной площадке в помпезном вазоне доцветали яркие настурции. Приоткрыв массивное деревянное полотно, Марша увидела коридор с окном в торце. Она прошла вперед. Слева раскрылся небольшой холл с единственной дверью. На табличке красивым шрифтом от руки было написано «Архитектор Савицкий». Вдоль стены выстроилось несколько офисных стульев и журнальный стол с доской для игры в нарды. Марша внутренне уверилась, что ей нужно именно сюда, но постучать сразу не решилась, надо было собраться с мыслями и как-то настроиться.

Мимо проскользнула молодая сотрудница, дернула закрытую дверь и спросила:

– Антон Григорьевич куда-то ушел?

– По-видимому, да.

Девушка упорхнула в обратном направлении. Теперь, по крайней мере, Марша знала, что в кабинете никого нет, и Антон Григорьевич, действительно, работает здесь. Она рассматривала надпись «Архитектор Савицкий», странно, Антон Григорьевич – вроде Круглов. Ну да ладно, что голову ломать, все со временем прояснится.

Сегодня был долгий, эмоционально наполненный день. Ранним утром она сошла со ступенек плацкартного вагона. Дождливо и неприветливо встретил ее город, до этого не знакомый и совершенно для нее не важный. А вот теперь он станет ее гаванью. Станет ли? Настроение стремительно падало.

В вокзальном помещении было сухо и тепло. Центральный зал перекрывал огромный купол. Свет, как в храме, спускался сверху и, казалось, давал пространству дополнительный объем воздуха. В центре зала, под куполом, на приличном возвышении, размещался фонтан, вода тихо сливалась с четырех невысоких статуй, ее журчание заглушал равномерный гул вокзальной жизни. Вокруг фонтана располагалась большая круглая скамья ожидания с сиденьями, развернутыми наружу. Много позже Марша рассмотрит эти удивительные фигуры из черного мрамора, а пока она просто стояла и любовалась гармоничной скульптурной композицией.

Здание вокзала было старое, судя по архитектуре и деталям – начало века. Еще присутствуют элементы модерна, но уже просматривается неоклассицизм. Освещение зала удачно продумано. Настенные точечные светильники в форме шаров, установленные довольно близко друг от друга, хорошо освещают пространство, не раздражая глаза. Гармонию несколько нарушают яркие световые таблички с пиктограммами и информацией, зато благодаря им Марша легко нашла камеру хранения. Она освободилась от багажа, оставив чемодан и сумку в автоматической ячейке. Также по надписям и стрелкам отыскала кооператорское кафе. Атмосфера в нем разительно отличалась от вокзального буфета.

В небольшом зале по периметру расставлены круглые столики, покрытые темно-синими скатертями. Отделка с претензией на эффектный интерьер, по крайней мере, текстиль на шторах и скатерти гармонировали между собой. Стулья с высокими узкими спинками, перечеркнутыми крест-накрест, приятно дополняли впечатление. В углу выделялась подсвеченная барная стойка из массива дерева. Вообще-то довольно уютно. Бра ненавязчиво освещали помещение, на столиках стояли лампы с плотным абажуром, дающим направленный вниз свет. Пахло коричными булочками. Марша почитала меню, удивилась разнообразию предложенного кофе.

– Двойной эспрессо и творожное кольцо.

– Можете присаживаться, сейчас сварим кофе.

Марша не раздумывая выбрала место возле окна.

Через пару минут худенький юноша принес ароматно-дымящуюся чашку на блюдечке и сахарницу.

– Пожалуйста, приятного аппетита!

Марша улыбнулась и кивнула. Ее постепенно отпустило внутреннее напряжение, становилось легко и радостно. Ну и что дальше? Надо найти телефон-автомат, наверное, на вокзале это не проблема, позвонить Бархину Евгению Леонидовичу. Она сверила имя отчество с блокнотом. Надо искать квартиру. Хотя лучше это сделать после того, как решится вопрос с трудоустройством. Может быть, стоит подобрать жилье рядом с работой в том же районе, чтобы по возможности не связываться с транспортом. «Так, порядок действий пока не определился, хотя, в любом случае, сначала – звонить. Время немного девятого, не совсем удобно беспокоить человека, возможно, он собирается или только едет на работу», – подумала Марша и решила подождать.

Она возобновила экскурсию по вокзалу. Телефоны плотной стайкой пристроились совсем близко от кафе. Можно звонить внутри города и по междугородней связи, в будках на стенках были указаны коды и расценки. Марша набрала домашний номер в Санкт-Петербурге.

– Мам, это я, все, приехала! Нет, еще не устраивалась. Да не волнуйся, что со мной может случиться! Я взрослый и разумный человек. Нет, не зря, тут вокзал красивый. Папе привет, я позвоню, как только устроюсь.

Она тянула время, осматривала здание. Кассовый зал был отделен высоченными витражами. Марша долго стояла, задрав голову вверх, и не могла сообразить – получалось, вся эта громада стекла держится только на деревянных переплетах, никаких конструктивных несущих элементов она не обнаружила. «Буду жить на вокзале, в этом дворце». На глаза попалась доска объявлений. Квартиры в наём. Следовало пройти в офис 211.

Немного поплутав, Марша отыскала стойку риэлтерской организации. Приветливая девушка бесстрастно допытывалась, что ей нужно. Марша на одном дыхании выдала все свои пожелания. Та выслушала, потом смущенно посмотрела на нее и попросила:

– Давайте еще повторим, по пунктам.

Уплатив за справку, Марша, получила несколько адресов в разных районах города. Договорились, если ей что-то подойдет, она вернется оформлять документы.

– Евгений Леонидович? Привет вам из Петербурга от Шаровых.

– Дочка? Симпатичная?

– Очень, – Марша засмеялась.

– Тогда дуй к Антону Круглову, только я ему сначала позвоню, а то он с налету не поймет, надо его подготовить. А ты можешь часикам к четырем? Он к этому времени так упашется, что небольшой перерыв для вашего общения ему не повредит.

– Смогу, конечно! А подскажите, пожалуйста, Евгений Леонидович, – Марша неожиданно прониклась доверием к этому голосу, – я сейчас решаю квартирный вопрос. У меня несколько адресов, в каком районе мне лучше поселиться?

– Селиться лучше в центре. Всегда!

– Спасибо, Евгений Леонидович!

Марше надо было заняться просмотром квартир. Город не знала, поэтому захотела начать поиски сразу с адресов в центре. У вокзала стоял ПАЗик, на табличке было написано: Вокзал – Остроумова (через центр). Она сначала села в автобус, и только когда он тронулся, спросила у водителя, где ей надо будет выходить. До улицы Ленина оказалось ехать минут пятнадцать.

Дождь так и не перестал. По тротуарам равномерной пленкой стекала вода. «Туфли все намочу», – подумала Марша.

Нужный адрес оказался рядом с центральной улицей, надо пройти по переулку, потом направо и еще раз направо. Марша увидела небольшой сквер с маленьким прудом. В синей, от осеннего неба, воде плавали уточки.

– Господи, что за идиллия!

Наверное, так может быть только в провинциальных городах. Малоэтажная застройка в историческом центре. Марша просто не верила своим глазам. Сквер окружала группа домов, такие строительные раритеты. Выглядели они с одной стороны комично, а с другой сказочно.

Марша прошла вдоль по улице, всматриваясь в номера. Впереди показалось строение с высокой скатной крышей из черного кирпича! Что за чудо такое? При ближайшем рассмотрении кирпичами оказались черные камни, почти правильной формы, на белом, вернее, когда-то белом растворе. Камни были гладкие, похожи на отполированный годами булыжник. Марша никогда ничего подобного не видела. Домик отдаленно напоминал европейскую средневековую постройку. Забор слегка покосившийся, не сплошной. Сквозь просветы был виден двор. «Какой дом! Вот бы здесь, – помечтала Марша, – это просто сказка сказок!».

Она загадала, что если сейчас выйдет с жильем, то все у нее наладится, все сложится. На домике была табличка с нужным ей номером. «Только бы получилось!».

Она нажала звонок – молчание, еще раз – опять тишина! «Вот так всегда!» – горевала Марша.

– Вы ко мне?

Марша вздрогнула и обернулась. У нее за спиной стояла миловидная женщина в черном брючном костюме.

– Я хозяйка, а вы хотите снять комнату?

– Комнату? – голос Марши сник, – здесь уже кто-то живет?

– Пока нет. Но тут площадь большая, подходит для семьи или нескольких одиноких. Вы можете, конечно, снять, весь дом целиком, но будет не дешево. Потянете?

– Не знаю, а сколько?

Женщина назвала сумму, которая в два раза превышала все самые смелые Маршины предположения.

– Знаете, для меня важно, с какими людьми жить рядом, или предпочту одиночество.

– Плата вперед, сразу за три месяца, – пугала хозяйка Маршу, – я сама-то в Питере живу, приезжать часто не могу, это мое наследство. Продавать пока не готова. Здесь мой дядя жил. Его отец, архитектор—немец, сам этот дом построил. Все время между соседями разговоры ходят, что всю улицу будут сносить, дядя волновался, говорил, что у него не просто жилой дом, а настоящий памятник истории и архитектуры. Но документально этот статус не подтвержден, потому запросто могут сломать, как поступили с этими развалюхами, – хозяйка кивнула в сторону пустого пространства, где, видимо, раньше располагались дома.

– Я тоже из Питера. Добираться сюда, действительно, неудобно. Сочувствую вам! Но очень мне дом ваш понравился!

Хозяйка обрадовано улыбнулась: земляки! Но подозрительно спросила:

– В Питере где живете?

– Лесной проспект.

– Знаю, хорошее место, почти центр. Ну, раз нравится, давайте тогда документы оформим у юриста, чтобы все официально было. Не могу рисковать.

– А к риэлтору на вокзал нам не надо? Она меня просила приехать, если я что-то выберу.

– Хорошо, поедем на вокзал, там и юрист, наверное, есть. Мне ведь с ними тоже рассчитаться надо, а то они еще и с тебя тянуть начнут причитающийся им процент.

Хозяйка Виктория Эдуардовна незаметно для обоих стала обращаться к Марше на «ты».

Закончив все мероприятия по оформлению жилья, Марша забрала вещи из камеры хранения и хотела поймать такси. Но хозяйка вызвалась ей помочь.

– Нечего в таком возрасте пупок надрывать, но деньги транжирить зря тоже не будем, – голосом, не терпящим возражения, заявила она.

Виктория Эдуардовна сказала, что еще несколько дней поживет в доме, уладит все дела с документами, а потом Марша сможет пользоваться садом, мебелью и посудой. Одежду и личные вещи бывшего хозяина она уже перенесла в кладовую. Кроме всего, им вместе придется разобраться, как включать газонагреватель.

– На твоем попечении еще кот, извини, это принадлежность квартиры. Можешь пользоваться телефоном, но учти, очень аккуратно, никаких разговоров с Америкой или Австралией, регулярная оплата счетов, иначе обрежу. Мне ведь отключить его, конечно, проще. Но поскольку ты дома одна, как мера предосторожности для безопасности, на случай аварии, телефон, естественно, нужен. Я на твое благоразумие надеюсь.

– Оставьте, пожалуйста! Я буду бережно относиться ко всему в доме, телефоном пользоваться по необходимости, дальше Питера мне звонить некуда, да и родители меня «пасти» захотят. Им, по крайней мере, так спокойнее будет. За Барсиком присмотрю.

– Барсик, а я и не знаю, как его зовут, кстати!

«Да, вот мы и с домом, и с Барсиком», – Марша мысленно удивилась, как много событий сегодня произошло. Как круто изменилась ее жизнь! Она одна в чужом городе, среди чужих людей. Из знакомых – только хозяйка, девушка-риэлтор и голос Евгения Леонидовича.

– Здравствуйте, вы ко мне? – спросил высокий молодой мужчина. Она поняла, что это и есть Антон Круглов.