Сын ветра

1. Сын ветра

И избрал себе Ветер в подруги деву самую красивую, и унес её в поле, и долго кружил её в травах. Поил дождём, кормил цветочным нектаром, платье ей соткал из тончайшей паутины. И полюбила дева Ветер в ответ. Только на то он и Ветер, что на месте сидеть не может. Нет у Ветра ни дома, ни семьи. Умчался он на край земли, забыл свою возлюбленную, а может, там, на краю земли, другую нашёл.

Долго ждала его дева, а потом поняла, что он не вернётся, утерла слезы и пошла к родителям в шатёр. А в положенный срок родила она сына – красивого, смелого, сильного. Всем был хорош мальчик, но мечтал летать как Ветер, отец его. Но у людей нет крыльев, зачем им крылья? Степной бог создал их бескрылыми, чтобы ходили они по земле. Но сына Ветра это не остановило. Нашёл он гору высотою до небес, залез на самую вершину и крикнул Ветру:

– Слышишь ли меня, отец?

– Слышу, – ответил Ветер.

– Удержишь ли меня?

– Удержу.

И прыгнул юноша вниз.

– А дальше что было, бабушка Айша? – у мальчишек аж голосок дрожит, так им хочется услышать. И сто раз легенду слышали, а все равно ждут.

– А дальше знамо что. Не удержал Ветер сына. Разбился юноша о камни. Потому что человек должен ходить по земле, а не летать, словно птица.

– Сказки всё это, – ворчит отрок постарше. – Просто родила женщина неизвестно от кого, а сказала, что ветром надуло.

– Ты отчасти прав, Раиль, – соглашается старуха. – И поныне зовут всех детей, у которых отцов нет, сынами ветра. Но когда-нибудь он полетит…

– Кто полетит? – недовольно спрашивает юноша.

– Сын Ветра. Он сможет.

– Невелика сложность. Летать и я умею. С крыши вниз. Правда, если не повезёт – то один раз в жизни.

– Смейся, смейся, сын славного отца. Тебе, глупому, не понять, ты еще молод. Человек может летать – если рядом будет та, кто даст ему крылья.

***

В Степи жара, такая жара, что не слышно ни шелеста ветра, ни пения птиц. На пронзительно-голубом небе ни облачка. Изнемогающие от палящего зноя люди попрятались в шатрах. Единственное, что еще живо – от стана до подернутого маревом горизонта – стадо овец, лениво щиплющее пока зеленую траву возле реки. Мальчик-пастух лет восьми, сидя прямо на земле, что-то мастерит из палок и соломы. Он совершенно забыл про овец, про зной, про голод и жажду. Его интересует только странная птица, крылья которой он сейчас пытается закрепить веревкой так, чтобы они держались крепче.

– Попробуй кожу и клей, – советует мальчику старик, неожиданно появившийся за его спиной.

Мальчик вздрагивает, хрупкое крыло под его пальцами лопается с треском.

– Нарьен-хэ, – вздыхает он, в сердцах разламывая остальные палочки. – Кожа тяжелая. И клей тяжелый. Ничего не выйдет. Да я и не маг.

– Да, будь ты магом, было бы проще, – соглашается старик. – Много лет назад, когда хан еще был молод и горяч, а я был в его войске янычаром, приезжала в Степь одна женщина…

Мальчик вздыхает и закатывает глаза. Женщины его совершенно не интересуют. Ни капельки. Но старость следует уважать, поэтому он молчит и делает вид, что слушает. Но старого Нарьена не обмануть. Он отвешивает внуку легкий подзатыльник – чтобы не корчил рожи – и продолжает:

– У нее были сыновья, такие же как ты. Может, постарше на пару лет. А, вспомнил! Это было когда достопочтенный Аяз Кимак, да продлятся дни его на земле, взял себе супругу. А мальчики эти были ее братьями. Были они магами – один воздушник, второй водник. Похожи как две капли воды и всегда держались вместе. Они строили себе крылья – как раз из кожи и из прутьев. Клянусь, я впервые в жизни видел тогда, как летает человек!

– А как он летал, дахэ [1]? – взволнованно спросил мальчик. – Как птица? В небе?

– Вниз с обрыва, – усмехнулся старик. – Парил. Долго парил. Ветер подхватил его под крылья и нес за собой.

– Ветер… – прошептал мальчик, сверкая черными глазами. – Знаешь, я его слышал! Он поет мне свои песни и зовет за собой. Говорит мне: где твои крылья, Яхо? Лети за мной, и я покажу тебя все чудеса мира.

– Меня тоже когда-то звал ветер, Яхо. Мать не пустила. Я был старшим, надеждой, опорой…

– У меня нет матери, – хмуро сказал мальчик, отбрасывая со лба мокрые от пота нестриженные волосы. Узкие глаза его смотрели на деда почти с ненавистью. – Никто меня не удержит. Я вырасту и буду летать!

– Будешь, Яхо, – кивнул дед. – Я в тебя верю. Но сейчас не время. Я тебе обед принес, поешь. И овцы у тебя разошлись, давай, собирай их. А то потом палкой от арына [2] получишь. И хоть искупайся, пока я тут, жара невыносимая.

***

Яхо сидел возле постели деда, глотая слезы. Строго говоря, старик был ему не дедом, а прадедом, но разве это важно? Он был единственным близким мальчику человеком. Еще недавно Нарьен-хэ приносил ему ему обед в поле и рассказывал, как тушил Великий Пожар, а на прошлой неделе старик попал под ливень и заболел. Вот уже четвертый день дед не поднимается с постели, отказывается от еды, почти не пьет и весь горит, порой сотрясаясь в мучительном кашле, а сегодня и вовсе затих, видимо, уснул, наконец.

У Яхо болит спина. Когда дед слег, мальчик наотрез отказался оставлять его, за что был бит палками. Но решения своего не изменил. На овец ему было плевать. Яхо готов терпеть любую боль, только бы Нарьен-хэ жил. Он готов взять на себя его болезнь, он молодой, справится. Мальчик третий день держал сурим, молясь степному богу, но увы, чудес не бывает, да и какое дело божеству до мальчишки-сироты?

– Богиня, мать всего сущего, – обратился он к той, кого почитали галлийцы и славцы. – Всё, что хочешь, отдам, только спаси деда.

Но отдавать ничего не пришлось, полог шатра откинулся, и внутрь заглянул человек, подобного которому Яхо ногда не видел. Невысокий, с умным взглядом, черными с седыми висками волосами, связанными на затылке в короткий хвост, и в очень богатой одежде. Если бы мужчина был стар, Яхо подумал бы, что это сам хан. Но, оказалось, гость ничуть не хуже, и чудеса случаются даже с таким, как он.

Мужчина цепко оглядел тесный и душный шатер, поморщился и скомандовал:

– Выносите деда. И ты выходи, парень.

Яхо вышел, недоверчиво косясь на человека в тончайшей белоснежной рубашке с засученными рукавами и шитом бисером елеке[3].

– Давно дед болен? – обратился гость к Яхо, игнорируя и арына, и его сыновей, стоящих рядом

– Три дня не встает, не ест, горит.

– Чем лечите?

Яхо сглотнул, но сказал чистую правду:

– Арын сказал – помрет и ладно. От старика толку мало. Я его обтираю по ночам, пою…

– Прекрасно, – язвительно заметил мужчина, садясь на корточки рядом с больным. – И это после того, как я во все станы прислал необходимые настои от лихорадки. И при том, что отсюда до Галаада день пешком, а на коне и вовсе несколько часов. Лекаря вызвать – проще простого. Так, малец, воспаление легких у деда. Плохо. Помочь я и сейчас могу, но он у тебя больно старый и сильно ослаб. Три дня назад надо было.

Яхо смотрел на лекаря во все глаза. Неужели это тот самый – Аяз Кимак? У которого жена из Галлии? У которой братья летать умели?

Между тем лекарь продолжал раздавать указания:

– Сейчас я немного подлечу, но мне поесть приготовьте и чаю сладкого. Как тебя звать, мальчик?

– Яхор.

– Вот что, Яхор. Тебе оставлю лекарства. Три раза в день по ложке… А есть ли у тебя ложка? Нет? Я так и думал. Считать умеешь? По двенадцать капель. Утром, днем и вечером. Корми бульоном. Если совсем плохо будет, вот этот порошок разведи весь в чашке воды и дай выпить. И лучше бы в больницу деда, как чуть полегчает.

Яхо кивал изо всех сил, пытаясь не расплакаться. Есть, есть чудеса! И славская богиня милостива!

Когда лекарь уже уезжать собирался, Яхо осмелился тронуть его за рукав:

– Господин Кимак, а правда, что у вас жена из Галлии?

– Да.

– А ее братья… они умеют летать?

Лекарь уставился на мальчика с искренним недоумением, а потом наморщил лоб.

– Летать? Разве что с башни вниз головой. Или ты о другом?

– Я слышал, что они мастерили крылья…

– А! Летать никто не умеет, Яхор. Но братья Оберлинги работают над этим. Я слышал, что канцлер Браенг мечтает сконструировать летательный аппарат.

– Скажите, а я мог бы? Что мне сделать, чтобы поехать в Галлию учиться?

– Похвальное желание, – кивнул Аяз. – Когда дед выздоровеет, приезжайте с ним в Ур-Таар. Меня найти там не сложно. Походишь в школу, выучишься читать и писать, и решим этот вопрос.

2. Чудеса продолжаются

Яхо нерешительно топтался возле дома лекаря. Судя по всему, он был пуст. Уехал ли Аяз Кимак куда, или работает? В больницу идти, отвлекать целителя от важных дел мальчик не решился, сел прямо на землю, прислонился спиной к нагретому камню ограды, поджимая гудящие ноги.

– Эй, малый, чего надо? – выглянула из соседнего дома старая-престарая бабка, которой на вид было не меньше сотни лет. – Если лекаря – то в больничку иди.

– Лекаря, – кивнул Яхо. – Только мне по другому делу его надо. Не по целительскому.

– Тогда в кофейню, там его быстрее встретишь. Попроси, чтобы к хозяйке отвели, а там уже она подскажет. Где пристань, знаешь? Вот через три дома от нее. Ну спросишь, кофейня у нас одна.

Яхо кивнул и неохотно поднялся. Кофейня – это что-то, связанное с кофе. Кофе – напиток такой богомерзкий, дед рассказывал. А где напиток, там и еда. Может, накормят. Не за даром, разумеется, за какую-нибудь работу.

Шел неспешно – теперь-то спешить некуда, некуда, вертел головой по сторонам в изумлении: никогда такого не видел. Дома белые, в два, а то и три этажа, а крыши на них цветные, плоские, почти друг с другом смыкаются. По крышам мальчишки полуголые, такие же, как он, скачут. Множество людей на улицах, вывески деревянные, раскрашенные: там наковальня, а там калач. Деревья растут возле домов – удивительное дело, Яхо никогда столько деревьев за раз не видел. А еще главная улица камнем вымощена, нагрелась на солнце так, что ноги босые жжет.

Кофейня нашлась быстро. Она вроде бы была и как здание, и как улица – под навесом стояли столики с лавочками и стульями. Пахло чем-то печёным, да до того одурительно, что Яхо пошатнулся. Он замер, не решаясь шагнуть на деревянный настил, остро ощущая, что оборванцам вроде него тут не рады. Надо было хоть в реке помыться, да какую-нибудь рубаху украсть, а не заявляться к лекарю как есть.

– Мальчик, ты кого ищешь? – окликнула его невероятной красоты женщина с круглыми голубыми глазами. – По делу пришел или голодный? Ты чей?

Женщина была одета странно: елек и рубаха степные, а юбка галлийская, почти до полу. И шелковый платок на голове повязан не так, как степнячки носят,

– Госпожа Кимак, – поклонился Яхо. – Я ищу вашего мужа.

– Хорошо, – кивнула женщина, ничуть не удивившись. – Это срочно?

– Нет.

– Тогда иди умойся и проходи на веранду. Я тебя накормлю. Издалека прибыл?

– Да, из стана арына Турмия, – моргнул Яхо, понимая, что жена лекаря самому Кимаку под стать – такая же приветливая и добрая. – Это близь Галаада.

– Ого, не близко, – восхитилась женщина, зачем-то поглядев на солнце. – Пойдем, покажу, где воду взять. Скоро уж доктора обедать придут, там и поговоришь с Аязом.

Но когда появился Аяз – ближе к вечеру, пропустив обед, мальчик уже крепко спал на лавке.

– Тут тебя ждет, – кивнула Виктория мужу. – С самого утра. Говорит, с Галаада пришел.

– Подождет, – равнодушно пожал плечами лекарь. – Все равно спит. Накорми меня, женщина, пока я тебя не съел вместо ужина.

Хозяйка кофейни лукаво улыбнулась, наклоняясь к мужу и шепча ему на ухо:

– Так накормить… или меня съешь? Ты определись!

– Заманчивое предложение, – пробормотал Аяз, обвивая рукой талию жены. – А где Белла?

– Играет в саду.

– Пошли наверх, – тут же решил лекарь.

Яхо, проснувшийся от голосов, приоткрыл один глаз. Ему было ужасно любопытно, зачем Кимак и его жена поднимались наверх, но заметив, как мужчина уже на лестнице принялся супругу целовать, всё понял. Смешные эти взрослые – занимаются глупостями.

Пока он спал, кофейня опустела. На улице стремительно темнело. На террасе послышался топот детских ножек, и в комнату вбежала маленькая девочка, чумазая, в перепачканной травой длинной рубашке.

– А ты кто? – строго спросила она, глядя на зевающего Яхо. – А дадэ где?

– Твой дадэ… эээ… помогает твоей маме что-то починить, – придумывал на ходу мальчик. – А я – Яхо. Меня попросили помочь тебе умыться и поиграть с тобой.

– Яхо, я кушать хочу, – сделала жалобные глазки девочка, и Яхо мгновенно растаял.

– Конечно, – закивал он. – Сейчас найдем еду. Только сначала надо личико вымыть. А то ты грязная, как овечка.

– Разве овечки грязные?

– Если как ты – траву едят, то, конечно, грязные!

Яхо прекрасно понимал, что дочке супруги, уединившиеся наверху, будут не рады. Раз уж он здесь – почему бы не быть хоть немного полезным? С детьми он обращаться умел, поэтому помог девочке умыться, попутно узнав, что ее зовут Белла, ей пять лет и у нее много старших братьев и своя лошадка, положил ей рису с мясом из котелка (мясо она выковыряла), а пока она ела, нашел ведро и тряпку и принялся мыть пол на террасе. Он почти закончил, когда Аяз и Виктория спустились со второго этажа.

– Ты кто такой? – сурово взглянул на мальчика лекарь.

Яхо моргнул. Он почему-то был уверен, что господин Кимак запомнил обещание, которое дал ему. Не был он похож на человека, который зря словами разбрасывается. Но сколько он таких убогих в станах встречал? Изо всех сил пытаясь не разреветься – большой уже совсем, почти девять лет, куда реветь-то? – мальчик опустил голову и тихо прошептал:

– Яхор, господин лекарь. Вы моего деда лечили, помните? От лихорадки.

Аяз присмотрелся к парнишке повнимательнее.

– А, летающий мальчик, – вспомнил он. – Не от лихорадки, а от воспаления легких. Как дед, кстати?

– Умер, – Яхо всё же расплакался и принялся сердито тереть глаза рукой, отворачиваясь.

– Как так? Я же лекарства оставлял!

– Так арын сразу отобрал их, сказал, что старикам не нужно. Оставил на будущее.

– Вот как? – Аяз гневно сжал зубы, а его жена успокаивающе погладила лекаря по плечу.

– А родители твои где, Яхор? – мягко спросила она.

– Мама умерла… давно. Меня дед вырастил, точнее, отец моего деда. А отцу я не нужен был, мама не жена ему была.

– Вот как? – на щеках у Аяза ходили желваки.

– А сюда ты один пришел? – продолжала допрос Виктория, подмечая теперь, что у мальчика на рунах не грязь, а полосы застарелых синяков.

– Господин Аяз сказал, что в школу можно… Пожалуйста, госпожа! Позвольте мне остаться! Я буду помогать во всем! Полы могу мыть, посуду… птицу резать, баранов… – Яхо всё отчетливее понимал, что на самом деле он ничего не умеет, зря ленился.

– Тихо, не реви, – наконец, ответил лекарь – как-то зло, сквозь зубы, но мальчик интуитивно понял, что Кимак злится не на него. – Я понял. Как тебя отпустили-то?

– Сбежал.

– Такая тяга к знаниям не может не радовать. Пойдем, переночуешь у нас. Одежду найдем тебе приличную, а то как оборванец. Утром поговорим.

Аяз прекрасно видел и накормленную дочь, и вымытый пол, и полные надежды глаза парнишки. И ссадину на щеке видел, и рваную рубаху с чужого плеча. Будучи заботливым отцом и вспоминая стан, где нашел мальчика, он сожалел только об одном: что не настоял на немедленной перевозке старика в больницу Галаада. Надо было сразу забирать обоих, да решил, что сына хана ослушаться не посмеют. Посмели. Что ж, это была последняя ошибка арына того стана.

Старшие дети Аяза были уже довольно взрослые. Первая дочь замужем, сын учится в Галлии. Близнецам почти двенадцать, их и дома-то не бывает – самостоятельные. Оба огневики, в мать, хотят стать воинами в ханской армии, и оттого не вылезают с учений. В доме есть пустая комната, почему бы Яхору пока не пожить у них? Тем более, он явно поладил с Изабеллой.

Виктория была с ним согласна. Мальчик ей понравился, да и жаль его – сироту. Она, конечно, не сможет заменить ему мать, но хоть немного заботы и нежности подарит.

Яхо не мог поверить своему счастью – его оставили в доме лекаря, да еще в школу отвели, где он очень быстро выучился читать и писать. Аяз предложил мальчику посещать с ним больных, памятуя, что старший, Раиль, именно в этом возрасте начал интересоваться медициной. Яхо болезни и раны не нравились, но отказываться он не стал. Если приемный отец так сказал – кто такой он, Яхо, чтобы возражать?

И хотя никаких талантов в медицине мальчик не проявил, в первую же неделю придумал заместо носилок использовать кровать на колесиках, да еще рычажок к ним приделал, чтобы можно было их застопорить и поставить в любой палате. А чтобы на второй этаж поднимать больных, можно специальные перила сделать, которые на петли поставить и откидывать поверх лестницы при необходимости. А для тех, кого нельзя по лестнице катать, с энтузиазмом принялся мастерить рычажный подъемник на блоках. Вычитал в какой-то книге, что древние народы на такой штуке царей поднимали, и подумал – а отчего бы больных лежачих так не поднимать, уж они ничем не хуже древних царей.

Аяз на мальчишку нарадоваться не мог. Он прекрасно понимал, что Яхо – талант, каких мало, и нанял ему учителя галлийского языка, потому что прямая дорога ему в университет Галлии, да не просто в университет, а на техническую кафедру, прямиком в подчинение канцлера Браенга, который слыл любителем всяческих механизмов. За канцлером был долг, и Аяз знал, что Браенг не откажется мальчика принять к себе.

Но в университет принимали с четырнадцати, и пока у Яхора было время научиться многим вещам. И время пожить так, как живут счастливые дети: играть с друзьями на улице, бегать по крышам, спать в теплой постели и есть досыта. Он ведь в своем стане ничего, кроме работы и колотушек, не видел. Пока дед был жив, хоть как-то защищал своего внука, а после его смерти Яхора ничего хорошего не ждало. Он впервые на санках с горки прокатился здесь, в Ур-Тааре, впервые помылся в настоящей ванной, впервые получил деньги за свою работу – уж Аяз позаботился, чтобы труд мальчика в больнице оплачивался. Кстати, на свои первые деньги Яхо купил цветов Виктории и Белле – вычитал в какой-то книжке, что в Галлии так принято и специально заказал у торговцев самые лучшие букеты.

Яхо теперь жалел только об одном – что деда с ним нет. Он был совершенно счастлив.

3. Новая семья

– Слышишь, Белла, слышишь? Ветер зовет меня!

Яхо с приемной сестренкой сидел на крыше дома, внимая зову ветра. Ему всё слышалась песня. Там, в Степи, у него было не так уж много времени, чтобы ее слушать, а здесь он каждый вечер, когда темнело, когда на небе зажигались звезды, выносил подушки и одеяла на крышу и молча смотрел вдаль. С недавних пор, заметив, что лекарь с женой почти не остаются наедине в своей спальне (а лекарям, он уже знал, это нужно для восстановления резерва), Яхо стал брать с собой Беллу. Девочка ему нравилась, она была такая нежная, любила обниматься и почти не слезала с рук отца или матери, когда они были дома. Точно так же она прижималась теперь к названному брату и слушала его рассказ, приоткрыв рот.

А Яхо и рад стараться. Он теперь ученый, книжки читает. Аяз-дэ специально для мальчика привез сказки на галлийском языке. Яхо очень нравятся книги, он буквально проглатывает их. А теперь он рассказывает Белле про слонов на далеких берегах, про жестоких варваров, завоевывающих соседние страны, про хромого лекаря в черной маске, который спасал прекрасную принцессу от коварных врагов, про пылающую огнем женщину-птицу, про демона-раба с длинным языком, который осмелился полюбить свою хозяйку… Изабелла засыпает, положив голову ему на колени.

Яхо вначале был даже напуган тем, как быстро полюбила его эта малышка. Она как-то сразу стала называть его братцем Яхо, обнимать и целовать его, пыталась заботиться о нем, как это делали степные женщины: воды наливала, приносила лепешки, подавала полотенце, когда он умывался. Яхо, который ласки не знал вовсе – дед мальчика разве что по волосам трепал – сначала шарахался от нее, а потом вдруг понял, что девочка сама чувствует себя одинокой. Братья на нее особого внимания не обращали, да и редко бывали дома, уже выбрав свой путь, отец всё время в больнице пропадал, и мать почти всегда занята. Яхор видел, что они любили свою дочь без памяти, всегда брали ее на руки, обнимали, играли с ней, но Белле было этого. Мальчик сначала просто всеми силами старался быть полезным, а потом привязался к Белле, как к сестре, которой у него никогда не было.

На крышу дома неслышно вышел взъерошенный и босой Аяз, тихо сел рядом.

– Что ты слышишь, Яхор? О чем поет нынче ветер?

Аяз никогда не смеялся над ним. Наоборот, он считал, что Яхор обладает каким-то особым даром.

– Ветер поет о холодном дожде и граде, – немного помолчав, сказал Яхо. – Говорит, что пригонит тучи, много туч. Будет буря, наверное, завтра к ночи.

– Я скажу отцу, – кивнул серьезно Аяз. – Пусть отправляет всех на уборку зерна.

– Вы мне верите, господин?

– Яхор, я же просил называть меня Аяз-дэ, – мягко напомнил лекарь. – Да, я тебе верю. В Галлии есть маги, которые предсказывают погоду. Почему бы тебе не иметь схожий дар?

– А если я ошибаюсь?

– Значит, просто пшеницу уберут чуть раньше, чем всегда. Ничего страшного.

Но Яхор не ошибся. Уже к полудню следующего дня небо заволокло грозными черными тучами. Высь ворчала, словно там ворочался огромный медведь.

Мальчик в тревоге глядел на небо, понимая, что будет даже не буря – ураган. Ветер нервно трепал его волосы, надувал рубаху, тревожил, словно уговаривая: раскинь руки и взлетишь. Яхо было особенно неспокойно.

А когда уже и город опустел, и даже уличные псы попрятались, а деревья жалобно застонали, прогибаясь, к дому Аяза прискакал всадник с седыми волосами. Он легко спрыгнул с коня, словно птица взлетел по ступенькам и, найдя Яхо на крыше (а где же ему еще быть в такой ветер?), закричал:

– У нас не убрана еще пятая часть зерна! Мальчик, если можешь – скажи своему ветру, чтобы дал нам ночь! Погибнет же всё!

Яхо с ужасом понимал, что перед ним сам грозный хан Таман, известный не только своей справедливостью, но и суровостью.

– Разве можно что-то сказать ветру? – дрожа, спрашивал Яхо.

– Если ты слышишь ветер, то вдруг ветер услышит тебя?

– Но ведь это сказки!

Таман только улыбнулся мальчику, молча глядя на него. Яхор понял, что он так просто не уйдет. Пришлось и в самом деле пробовать – не перечить же хану, это просто немыслимо!

Мальчик встал на самый край крыши, раскинул руки и запрокинул голову, глядя в черное небо. Он ничего не говорил – просто всеми силами пытался передать свои мысли, свои мольбы бушующей стихии. Злой порыв ветра с силой толкнул его в грудь, да так, что Яхор на ногах не удержался, отлетая прочь.

– Я обещаю! – отчаянно закричал он в небо. – Я взлечу с тобой!

Таман подхватил мальчика, поставил на ноги и вопросительно уставился в белое лицо с синеющими губами.

– Он сказал «до рассвета», – прошептал Яхо и потерял сознание.

Так Яхор узнал, что он не сумасшедший, как говорили ему в стане, а обладает магическим даром. Не воздушник, конечно – воздушники гораздо сильнее. Не оракул. В Степи ведь почти нет «чистых» магов даже целители здесь появились не так уж и давно, а издревле были лошадники. Это уже потом, после долгого обучения, они начали лечить людей, и не так уж это оказалось и сложно. Но некоторые так и оставались лекарями животных, и в этом тоже был смысл.

С тех пор началась у него настоящая, тяжелая работа. Без него не начинали посевную, корабли не выходили в плавание, купцы просили «узнать у ветра», какая погода будет на ближайшие дни. «Договариваться», по правде говоря, приходилось не часто: обычно Яхо заранее сообщал о непогоде. Пару раз ему удалось упросить ветер пригнать дождевые тучи, но это далось ему настолько тяжело, что Аяз запретил проводить подобные эксперименты. Яхо не слушался: он учился передавать ветру свои желания и просьбы, конечно, теперь не такие масштабные. Все же несколько недель в постели ему больше проводить не хотелось.

Его, пожалуй, угнетало, что в Степи ветры не такие уж буйные. Во всяком случае, о своей мечте он не забыл, и на крыше дома постоянно валялись веревки, палки, куски кожи, маховые перья крупных птиц. По вечерам Яхо пытался мастерить крылья. Белла пыталась ему помогать, хотя, конечно, проку от нее было немного. Но это и не важно, ему было достаточно того, что она рядом.

Яхор, как и все степные юноши, повзрослел быстро. Он вытянулся, догнал в росте приемного отца, немного раздался в плечах. Не красавец – круглое скуластое лицо, узкие глаза, жесткие черные волосы, торчащие ежиком. Какой-то особой силой не обладает, верхом ездит посредственно, не похож на мешок и ладно. Неплохо стреляет из арбалета, а лук ему так не дался. Он по-прежнему спокойный, даже в чём-то робкий, ни с кем не спорит, совсем не повышает голос. Его не слишком любят (не считая приемной семьи, конечно). Во всяком случае, девушки на него не засматриваются, даже и женихом завидным не считают. Когда в доме появляются Тахир и Сахо – а им уже семнадцать – к Виктории в гости заявляются все кумушки, у которых растут дочери. Их можно понять – близнецы не уступают красотой отцу, к тому же оба уже десятники в личном отряде самого хана. А Яхор – всего лишь приемыш.

Он только рад – девушки ему совершенно неинтересны, да и знает сам о себе, что ни дом, ни семья ему не нужны. Ветер всё нетерпеливее зовет его за собой, всё манит – порой так настойчиво, что надел бы крылья и прыгнул с обрыва в его объятия!

– Тебе уже четырнадцать, – говорит Аяз приемному сыну. Он давно замечает его тоску. – Мы поедем в Галлию, к родителям Виктории. Ты едешь с нами. Будешь поступать в университет, уже пора.

– Смогу ли? – волнуется Яхор. – Там ведь экзамены!

– Сможешь, – уверенно отвечает Аяз. – Ты столько книг прочитал – мне и не снилось. На галлийском и франкском разговариваешь, по-катайски немного пишешь. А с крыльями твоими тебя еще и уговаривать будут.

Крылья у Яхора вышли знатные – ему старший сын Аяза, Раиль, из Катая прислал полые бамбуковые палки, прочные и легкие. Яхор склеил каркас, обтянул кожей – и рискнул, сиганул с обрыва. Убиться бы не убился, внизу река. Но всё получилось, пусть не летел он, а планировал – при подходящем ветре можно и большие расстояния преодолевать. Был бы он настоящим, полноценным воздушником – точно смог бы и взлететь. А пока только так. Впрочем, у него была мысль, как летать без крыльев.

Если уж Аяз, самый уважаемый Яхором человек во всей Степи, считает, что он готов – значит, так тому и быть. Юноша собирает сундук. Крылья бережно разобраны и сложены на самое дно. Внушительная пачка чертежей, книги по механике – в том числе и на катайском языке, где давно уже для потехи строят летающие модели тамошних драконов и порох используют для летающих снарядов (за книги снова спасибо Раилю, которого Яхо никогда не видел, но вот уже несколько лет вел с ним переписку). На личные вещи осталось совсем немного места, но сколько нужно вещей мужчине? Пара штанов, сапоги, рубашка да теплая доха.

Яхору больше всего жаль расставаться с названной сестренкой. А Белла заранее льет слезы и упрекает его.

– Все уезжают и не возвращаются, – всхлипывает она. – Лили, потом Раиль, потом Тахир и Сахо. Дядя Шуран уехал, бросил меня. И ты меня бросаешь. Ты свой ветер больше меня любишь!

– Я тебя не бросаю, Белль, – беспомощно оправдывается юноша. – Я тебя всегда любить буду больше всех на свете! Я каждую неделю тебе письма буду писать, обещаю!

– Зачем мне твои письма? – упрямо топает ножкой девочка. – Мне ты нужен – рядом!

– Но Белла, я же не могу всегда быть с тобой! Ты вырастешь и забудешь меня.

– Я тебя никогда не забуду, братец Яхо! Обещай, что вернешься домой!

Яхор молчит. Он ничего не собирается обещать. Потому что мир прекрасен и удивителен: есть Галлия, Франкия и Катай… Зачем жить в Степи, если ветер зовет?

Аяз же, глядя на детей, только посмеивается. С недавних пор он начал верить в судьбу, считая, что богиня не сводит людей просто так, из пустой прихоти. У каждого события есть причина и следствие. Сам он встретил и полюбил свою жену в раннем детстве. Старшая дочь нашла своего мужа умирающим в поле. Его лучшего друга Даромира с его супругой судьба и вовсе случайно столкнула лбами – и это при том, что оба они мечтали никогда не встретиться. Когда-нибудь Аяз назовет этого мальчика сыном с полным на то правом – целитель был в этом уверен.