Шахматы

Редактор Наталья Астанина

Корректор Сергей Барханов

© Мари К., 2018

ISBN 978-5-4493-6880-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. В один конец

– Истина? Она одна. А правд бывает много. Правда может существовать только для тебя одного, а Истина – для всех. Есть наше восприятие и отношение к определенным вещам, отчего следует полагать, что единой правды не существует.

– Как же так?

– Море синее?

– Конечно, море синее.

– Оно, может быть, и синее. Только одно слово никогда не передаст всей Истины. Ты никогда не увидишь синее море моими глазами. А мой синий может отличаться от твоего.

…Когда мне было лет восемь, отец поделился со мной этой интересной мыслью. Но в тот момент мне стало чертовски грустно от его слов. Я почему-то почувствовала себя очень одинокой, и мне стало обидно от того, что я не смогу разделить свое восприятие мира с кем-то еще.

Через пять лет нам с сестрой пришлось пережить необратимую жестокую разлуку со своими родителями. Мы стояли на платформе, дождь заливал все вокруг. Это был переломный момент, потому что нам откровенно признались: возможно, мы больше никогда не увидимся.

Я молчала, прекрасно понимая, что у меня остался последний шанс сказать что-то важное своим родителям. Но я молчала. Молчала, потому что мне было больно от слишком уверенной и спокойной улыбки отца, который пытался сделать прощание не таким угнетающим.

– Я не хочу и не смогу, – вдруг вырвалось у меня.

– Что ты не сможешь, девочка моя? – ласково погладив меня по голове, удивился отец.

– Не смогу понять твое синее море, потому что просто не хочу.

Мои губы дрогнули. В тот момент я осознала смысл папиной «Истины»: нужно учиться понимать взгляды другого человека, какими бы они ни были. Однако самое страшное крылось в том, что мне этого не хотелось. Не хотелось понимать людей, которые совершают жестокие вещи, потому что мир их глазами выглядит совсем иначе. Не хотелось понимать отца, который так легко отпускает своих дочек и ничего не предпринимает, чтобы удержать их хоть на минуту.

Я так и не сказала своим родителям, как сильно люблю их. Страшнее всего было от того, что я не хотела бы повернуть время вспять и произнести эти слова.

Мое молчание вовсе не говорило об отсутствии чувств. Думаю, напротив, оно передавало слишком большую их силу. Любое сильное чувство всегда хочется как-то проявить. Любовь часто выражают добрыми словами, красивыми поступками – словом, чем-то хорошим. А мне в тот момент хотелось показать всю силу моей любви только злостью и жестокостью.

В тот момент я винила весь мир в несправедливости: погоду – за ее суровость, отца – за поразительное спокойствие, маму – за излишнюю сентиментальность, сестру – за чрезмерную слабость, время – за быстротечность. Сильнее всех я винила саму себя – за то, что я не в силах удержать ни одного мгновения. И почему нельзя его поймать, закупорить в стеклянную банку и в периоды одиночества открывать, вдыхая ароматы воспоминаний?

– Никогда в жизни я не слышала ничего громче твоего молчания, – призналась мне потом сестра.

– Ты осуждаешь меня? – расстроенно спросила я.

– У меня нет на это права, Майя.

Лилия была как никогда терпима. А ведь я прекрасно знала, как тяжело ей это дается.

– Ты никогда не задумывалась над тем, что каждый день человек приходит в какой-то другой одежде? – ни с того ни с сего спросила я сестру, обратив внимание на собравшуюся на перроне толпу.

– Конечно, задумывалась!

– Нет, кажется, ты меня не поняла. Ты смотришь на человека в чистом, выглаженном костюме с синим галстуком. Он ходит туда-сюда, решает какие-то важные задачи. А когда наступает вечер, приходит домой. Вешает на спинку стула рубашку и пиджак. Ходит по дому в домашней пижаме и тапочках. Пьет горячий чай из чашки с изображением любимого персонажа детской сказки и словами «Самый лучший папа». Понимаешь меня?

– Не совсем.

– …И так каждый из нас. Независимо от статуса в обществе, возраста, характера. Все мы приходим домой. Снимаем с себя эту одежду и становимся откровенными, такими простыми и беззащитными… Мы не скрываем свою любовь к шоколадным батончикам и можем есть малиновое варенье столовой ложкой, облизывая липкие пальцы. Мы можем начать танцевать, услышав любимую песню. Мы становимся такими «одинаково» разными…

Поезд тронулся, и с каждой секундой мы становились дальше от родных мест, а впереди ждала неизвестность. Я смотрела в окно и пыталась осмыслить всю свою жизнь. Словно предвкушала начало сложной игры, в которой мне придется бороться до победного конца. Но для такой игры и борьбы нужна непоколебимая сила воли. А я была непростительно слабой. К тому же позволяла себе быть такой – и это непростительнее всего.

– Люди забыли, где живут, – вдруг неожиданно перебил тишину голос какой-то девочки.

Ее никто не спрашивал о том, что забыли люди, но она явно ждала развития начатой беседы. Ее глаза непонятно блестели, отчего смуглое личико практически сияло. Мне стало интересно, какая искорка заставила эту девочку гореть яркой звездочкой в скучном темном небе, поэтому я не побоялась заговорить с ней.

– Чему ты так радуешься?

И незнакомая собеседница лишь в очередной раз одарила нас своей хитрой улыбкой.

– Мне радостно от наивности глупых детишек в этом поезде. Тут остается только смеяться над безнадежностью.

– По-твоему, мы в твоих глазах безнадежны? – удивленно спросила Лилия.

– Безнадежен мир. Смешны попытки что-то изменить. Весь этот поезд, полный наивной ребятни, совсем скоро попадет в руки тех, кто лишит нас права быть нами.

– Что ты такое говоришь? – Откуда-то появилась еще одна девочка, высокая и с блестящими от навернувшихся слез глазами. У нее дрожал голос, выдавая тщетные попытки сдержать эмоции.

Позже бойкая и уверенная девочка, которая представилась Линой, раскрыла нам правду, в которую не хотелось верить даже ей самой. Мне удалось уловить в ее голосе нотку неумолимого отчаяния и слабости.

– Прежняя система, царившая в нашем мире, разрушается. Перевернется весь мир, перевернется сознание. Наступило такое время, когда планета идет ко дну, а человечество не в силах что-либо изменить. Представьте Землю совсем-совсем крошечной. Она, словно пластмассовый шарик от пинг-понга, легко умещается в ладони. Этот шарик невероятно легкий, потому что пустой. И единственная польза от этой пустоты – возможность играть ею как вздумается.

– Кто заполучил такое право? Играть жизнями людей как вздумается? – отчаянно воскликнула Люся, та самая высокая девочка с печальными глазами.

– Те, кто сильнее нас, разумнее и мудрее. Эти люди не похожи на нас. Может, они и не люди вовсе…

Я взглянула на Лину и поймала себя на мысли о том, что фантастичнее всего звучит не ее история в целом – в нее даже можно поверить. Самое дикое – мысль о том, что наша планета пустая, как шарик от игры в пинг-понг.

– Как она может быть пустой? – осмелилась я озвучить свои мысли, упустив главную нить разговора. – Разве наша планета – не отражение нас самих? А мы сами разве похожи на пустышки? Так каким образом Земля может быть пустым игральным шариком, когда весь этот поезд наполнен детьми, у которых где-то позади остались семьи, не прожитое полноценно детство, мечты и цели? Я не отрицаю, что глобальное потепление лишило нас большей части территории. Я не отрицаю, что люди не видят будущего своих детей на ближайшие десятки лет. Но кто дал право кому-то решать нашу судьбу за нас? Кто дал право играть и управлять нами как хочется?

Никто из присутствующих явно не был доволен тем, что я сказала. Мало того, Лина завершила беседу не самым оптимистичным комментарием:

– Люди обессилены, чтобы что-то решать самостоятельно. Это очевидно. Каков смысл в моем счастливом детстве, в ваших целях, когда все в один момент может разрушиться? Я не знаю, куда именно везут детей. Однако совершенно точно знаю, что это место подарит хоть какую-то надежду на будущее. Я не знаю, чему именно учат странные люди, которые нас там ждут, по каким правилам нам придется жить. Но я знаю, что новая жизнь, обещающая перевернуть сознание и мировоззрение, заслуживает того, чтобы пожертвовать ради нее личными принципами.

Она говорила так, словно наперед знала все предстоящие события. В какой-то момент мне даже стало стыдно от своих нерешительности и слабости, которые вынуждали меня злиться и не принимать услышанное всерьез.

Нам с сестрой не рассказали про новую жизнь ни слова. Возможно, это упущение наших родителей. А возможно, попытка предоставить нам шанс самим принять и понять новый мир, людей, непривычную обстановку.

Лина говорила шаблонами, и мне становилось неприятно от того, что она не вкладывала в разговор ничего личного. Я всегда старалась быть чуткой к людям и даже в тот момент заставила себя разглядеть в глазах Лины свет отчаявшейся души, боль брошенного на произвол судьбы ребенка. И я была уверена в том, что эта девочка разделяла мою точку зрения, просто боялась сопротивления.

Эти мысли полностью меня поглотили, поэтому я отстранилась от внешнего мира, выйдя к окну в коридор и крепко взявшись за поручень.

Мимо меня пролетали пейзажи. Я стала осознавать беспомощность и ничтожность собственного существования. На это намекало величие природы. Бездонность звездного неба, сменяющаяся палитра летнего заката, зной июльского утра – все это вызывало во мне такие чувства всегда. Но вместе с тем было приятно чувствовать себя слабой. Ведь эта слабость сопоставима со слабостью ребенка в руках родной матери. Она неизбежна, она даже нужна.

– Я кое-что знаю, – вдруг подошла сестра, нежно дотронувшись до моего опущенного плеча.

Я взглянула в ее глаза, полные тоски и усталости, и сникла, ожидая, что она скажет.

– Сила обстоятельств может играть нашими судьбами как вздумается, – с дрожью в голосе отметила Лилия. – Однако это не отменяет того, что у меня всегда есть ты, Майя. Вот и вся правда.

Глава 2. Игра с фортуной

С приходом сумерек холодный дождь, ливший неустанно, решил на время отступить и дал всем нам возможность выйти из поезда.

Мне хотелось на миг превратиться в одну из дождевых капелек, лениво стекающих по запотевшему стеклу. Тогда среди миллионов таких же никто не заметил бы моего исчезновения.

Оказавшись в объятиях сурового ветра, мне захотелось стать невесомой, чтобы он унес меня с собой.

Меня окружала толпа незнакомых детей, и среди них было крайне неуютно. Возможность превратиться в нечто незаметное и невесомое избавила бы меня от угнетающей атмосферы, которую создавали испуганные и растерянные лица. Неприятнее всего было понимать, что я – часть этой толпы. И каждый из детей, не исключено, воспринимает меня так же, как и я их всех.

Густой туман окутывал нас своим холодным серым покрывалом, отчего все окружающее сливалось в бледную пелену. Несправедливо в такие моменты видеть мир заурядным только потому, что в нем недостаточно красок и тепла. Однако я позволила себе подумать об этом и поддаться чувству тоски.

«Мне тоже очень тоскливо!»  – вдруг послышался отчаянный крик мальчика, вслух не сказавшего ни слова. За него говорил его невероятно громкий взгляд. Глубина глаз мальчика была сопоставима с глубиной неба. Я утонула в этом «небе», откровенно признавшись себе, что до сих пор и не знала истинного чувства тоски.

Стало невероятно страшно: глубина его взгляда казалась недостижимой, а я не позволяла себе терять надежду ее достигнуть.

Я смотрела на него слишком долго. В такие моменты время обретает другую форму, и его просто невозможно контролировать.

Наверное, я бы так и стояла завороженная, если бы незнакомая девушка не привлекла к себе внимание, разбавив гнетущую тишину усталым, но невероятно красивым и мелодичным голосом.

Удивительно, но эта девушка была как-то далека от нас, несмотря на то что стояла совсем рядом. Она была привлекательна своей легкой походкой, умиротворенным взглядом, волнистыми русыми волосами, добрыми чертами лица. Но ей явно хотелось скрыться за маской равнодушия, чтобы этот мир не увидел ее настоящей.

– Я веду контроль над тринадцатой группой. Группы делятся по возрастам – пожалуйста, держитесь рядом со своими ровесниками.

Я радостно сжала руку своей сестры, осознав, что разница нашего с ней возраста составляет всего-то пару минут и позволяет быть рядом в такой волнующий момент.

Дорога повела нас через густую лесную чащу, и я с грустью осознала, что единственный светлый взгляд, магическим образом притягивавший меня, куда-то исчез. Вероятно, мальчик – источник моего вдохновения – попал в другую группу.

Вскоре темная палитра вечернего неба окончательно взяла власть над холодным осенним днем. Дорога казалась невыносимой во многом из-за того, что мы слепо следовали за нашей вожатой и не имели ни малейшего представления о том, что нас ждет впереди.

Мои плечи все сильнее чувствовали вес рюкзака, и каждый следующий шаг был невыносимее.

Меня переполняла злость. Никуда не хотелось идти. Я не чувствовала никакой мотивации и не видела смысла бороться с невыносимой усталостью.

Объявили привал, и я в ту же секунду легла на землю, запрокинув голову к небу в надежде отыскать помощь у Вселенной. Мне становилось страшно от того, что я позволяла себе быть слабой. Небо очистилось от серых облаков и открыло доступ к самому сокровенному – звездам. Быть частью этих космических глаз – самая лучшая привилегия. Я черпала из этого величия вдохновение.

– Как много нам не дано знать… – обреченно вздохнула сестра, оказавшись во власти звездного неба.

– Со временем ты найдешь в этом выгоду, – послышался голос нашей вожатой. Девушка села напротив нас с явным желанием познакомиться. Она пристально разглядывала нас, и вдруг я уловила в ее взгляде испуг, словно прежде мы уже виделись и она узнала в нас своих давних знакомых.

– И какая тут может быть выгода? – поинтересовалась Лилия.

– Осознание – это контроль над собственными чувствами и эмоциями. Ты понимаешь, что вся твоя жизнь зависит от собственного восприятия и отношения к происходящему. Ты учишься управлять собой. Может быть, жизнь от этого становится проще, но тем самым человек губит в себе что-то живое и настоящее. Вы многого не знаете, однако ваша детская наивность делает вас такими живыми…

В нос резко ударил запах смолистых сосновых иголок, отчего мне стало одновременно радостно и тоскливо. Возможно, если бы я знала, как на физиологическом уровне происходит процесс восприятия ароматов или звуков, то эти ощущения перестали бы казаться столь прекрасными.

Я вдруг задержала дыхание, пытаясь остановить время. Мир на долю секунды замедлил свой ритм и позволил почувствовать власть над ним.

Было страшно – не от того, что кто-то может лишить меня возможности наслаждаться всем, что нас окружает, а от того, что я сама однажды разучусь видеть красоту в простых вещах. Я стала еще внимательнее приглядываться к деревьям, траве, листьям, небу – и неожиданно поняла, что мир, каков он есть, – продукт нашего сознания. А сознание манипулирует нашим восприятием как вздумается. И быть может, уже через пару минут мне будет ненавистен каждый листочек, упавший с самого изящного дерева.

Встревожившись, я почувствовала, что на мне слишком большая ответственность, к которой я была совершенно не готова. Порой мы даже не задумываемся над важностью совершенного выбора, за который мы впоследствии несем серьезную ответственность. Ведь даже такой, казалось бы, незначительный выбор между принятием собственной силы, веры и слабостью, загоняющей нас в тень бездействия, в будущем изменит наше настроение, людей, окружающих нас, и в результате весь ход событий жизни.

Мы продолжали идти, и с каждым последующим шагом я ощущала в воздухе привкус новой и чуждой мне жизни. Все были утомлены и подавлены, однако практически в каждом взгляде читался интерес к тому, что скоро произойдет.

Не знаю почему, но я не была охвачена любопытством. Возможно, я так тревожно представляла свою новую жизнь, переполненную чужими мне людьми и незнакомыми местами, потому что была не уверена в самой себе. Человек, пытающийся бежать от проблем, никогда не найдет успокоения в этом мире, пока не почувствует гармонию с самим собой. Пытаясь избежать новых знакомств, правил, обязанностей, я избегала той самой ответственности, которая была не по силам слабой девочке, не пришедшей к необходимой гармонии.

Постепенно я стала дрожать от резких порывов ветра. Создалось ощущение, словно кто-то в «лесной комнате» решил открыть форточку. Источником сквозняка оказались просторы черного озера, открывшиеся в конце лесной тропинки. Они привлекли все мое внимание. Непостижимость и величие подобной стихии начали придавать мне силы. Я вдруг вспомнила, как, прогуливаясь летним вечером вдоль берега реки, спросила маму:

– В чем смысл нашего существования?

– Смысл? – удивленно переспросила она. – Нет смысла в существовании. Потому что человек, который существует, не знает счастья.

Возможно, прежде я даже не задумывалась о столь значимой разнице таких двух понятий, как «существование» и «жизнь», потому что не верила, что в этом мире есть люди, не знающие, а уж тем более не желающие счастья.

Остановившись на мгновение, я взглянула на волнующее течение реки и увидела настоящий смысл: он таился глубоко на дне, не зависящий от ширины водоема, который не составит труда преодолеть за считанные минуты.

Я не отрывала взгляд от озера, прокручивая в своей голове детское воспоминание. Чувствовалось, что дорога близка к концу, а я совершенно не готова взглянуть в лицо своей судьбе.

– Интересно, какой теперь будет наша жизнь? – завороженно и в то же время обреченно спросила Люся, замедлив шаг перед водоемом.

– Все зависит от нас самих. Будут силы – будет счастливая жизнь, – не раздумывая ответила я.

– Ты рискуешь проиграть, Майя, – загадочно посмотрела на меня Лина. – Твое личное удобство, а уж тем более счастье никого интересовать не будет. Никакое счастье не будет стоить того, к чему могут привести твои попытки применить силу.

Я ничего не ответила. У меня не было достаточно мудрости и опыта, чтобы обосновывать свою точку зрения. Многие вещи я объясняю в большей степени сердцем, чем головой. Нужно всегда находить баланс между чувствами и разумом. Я постоянно стремилась к этому, но крайне редко приходила к желаемому результату.

Черное озеро пересекал мост. Я ступила на него и закрыла глаза, представив, что смогла развить в себе невероятную способность ходить по воде. Волны умиротворенно вздыхали и шептали деревьям о скором приходе октябрьских холодов. Брызги от неутихающего ветра касались моего лица, и мне казалось, что я танцую по просторам озера, как легкая водомерка.

Я часто любила играть со своим воображением, и мне всегда делалось легко в этих играх. Они спасали меня от одиночества и тоски, от переживаний и боли. Воображение никогда не разочаровывает, если уметь им пользоваться. Оно окрыляет и придает уверенности.

Мост привел нас к какому-то островку, и реальность тут же завладела моим сознанием. У нее не было ничего устрашающего, однако я совершенно точно почувствовала, что атмосфера этого острова мне слишком чужда. И за теплотой уютных деревянных домиков, рассыпанных по острову, кроется что-то неприветливое и холодное. Статичность и чрезмерное спокойствие этого места начали вызывать у меня непонятное раздражение.

– Все как-то не так… – прокомментировала Лилия, грустно оглядевшись.

Я взяла ее за руку, в очередной раз напомнив себе о присутствии родного человека в такое непростое время.

Обстановка действительно вызывала смешанные чувства. Ухоженность газонов, каменные дорожки, просторы черного озера – не они создавали угнетающую атмосферу. Словно кто-то надел на остров маску счастья, совершенно не имея представления о значении этого слова.

В этом мире никто не обязан быть таким, каким удобно тебе. Перед каждым последующим шагом никто не будет спрашивать: «А хочется ли тебе так? Нравится ли?» Но я не уставала уверять себя в том, что сила справедливости не позволит мне спасовать перед предстоящими проблемами.

Наивность тринадцатилетнего подростка неизбежна. Мне было страшно приближаться к огромному круглому зданию, от которого веяло холодом. Но, остановившись перед широкой белой аркой, я запрокинула голову, оценив несоизмеримость обстоятельств и собственной силы, – и решила дать себе обещание о личной ответственности за свое счастье и справедливость, даже если для этого придется с кем-то бороться и идти против правил.

Мне показалось, что луна, такая далекая и таинственная, в один момент устала быть одинокой и холодной и позволила себе отдаться власти чужих рук. Именно таким выглядело это здание, собравшее в себе большую часть людей этого мира. Белые стены были сделаны из непонятного материала. Я боялась к ним прикасаться – думала, что могу обжечься холодом.

Мне всерьез казалось, что Луна живая. Я чувствовала, как стены дышат холодом, как отовсюду веет ледяной ветер. В этой Луне я была ничтожно маленькой, и мне хотелось громко заявить о себе любым способом в любой подвернувшийся момент.

Сквозь широкий холл нас провели в зал, где уже располагалась незнакомая группа людей, похожих друг на друга заурядными серыми обтягивающими комбинезонами. Движения каждого были спокойными и умеренными, взгляды – холодными и легкими. Несмотря на то что все эти люди имели заметные индивидуальные черты, из-за одежды они воспринимались какими-то одинаковыми. На груди каждого из них был вышит номер, и мне вдруг стало смешно от возникшей ассоциации, словно эти люди – вещи с ценниками на магазинных полках.

Мы толпились в зале. Детей не приходилось утихомиривать, так как все были слишком обескуражены и заняты знакомством с новой обстановкой и окружением.

– Майя, не уходи далеко, пожалуйста, – схватив меня за руку, взмолилась сестра, когда вдруг потух свет и силуэты присутствующих стали едва различимы.

Я крепко сжала ее руку и зачем-то улыбнулась, прекрасно осознавая, что Лилия этого не увидит. Но я почувствовала, что она ответила на мою улыбку, и от этого мне стало спокойнее.

Неожиданно в центре зала загорелся свет, привлекший взгляды всех присутствующих. Его источником оказался высокий тощий юноша с бледным лицом, взъерошенными волосами и невероятно строгим уверенным взглядом. Его комбинезон светился, отчего этот юноша с вышитой единицей на груди вызвал у меня ассоциацию со светлячком.

Мне казалось, что худые ноги Светлячка вскоре подломятся под длинным туловищем и он больше не сможет шествовать перед нами гордой, но ужасно нелепой вальяжной походкой.

– Пустые взгляды. Наивные, глупые, пустые взгляды. – Я никогда не слышала такого бесчувственного, невероятно чистого голоса, вызвавшего во мне дрожь. – Ваши взгляды, наполненные целями, идеями, надеждами, подпитываются нескончаемым потоком чувств и эмоций. Космический вакуум не сравнится со столь нелепой пустотой ваших глаз. Ведь все, чем светятся ваши наивные взгляды, не имеет смысла, а соответственно – пусто.

Мне захотелось рассмеяться во весь голос, но я воздержалась. Не пустота наших взглядов вызвала это желание, а пустота его слов.

Светлячок словно это понял и, приблизившись ко мне, на миг замер, поймав своим синим взглядом. Я почувствовала, как от него повеяло жутким холодом. Мне стало страшно, к горлу подступил ком. Светлячок стоял очень близко, и я видела его тонкую белую кожу без единой морщинки и едва ли не каждый волосок на его голове. Признаться, именно беспорядочность его прически создавала равновесие во всем образе.

Взгляд Светлячка отличался от привычного человеческого. Синий цвет глаз как будто бы утаивал нечто сокровенное. Слишком неживой, черствый, далекий взгляд. Вдруг будто бы все, что когда-то было личным и недоступным для чужих глаз, открылось всему миру. Все мои мысли, чувства, желания теперь как открытая книга. Мне стало больно до слез.

– Иногда именно ограничения делают людей свободными. – И после этих слов Светлячок отвел взгляд в сторону, отчего мне моментально стало легче. – Вы во многом будете ограничены. Но только отказавшись от привычного, вы станете обладателями бесконечности свободы, которую подарит вам этот мир. Самой настоящей бесконечности! То, через что вы пройдете, будет лежать в основе многих правил. Самое первое – отказ от личности. Слова несут энергию, которую сложно представить. Именно поэтому при отказе от своих имен, от каждого слова, отражающего личность, открывается контроль над самим собой. В ваших руках – власть над целым миром. Единственное, что мешает ухватить этот мир, – слабость, которую порождают чувства и эмоции. Контроль над собой – самая сложная, но невероятно важная задача! Пройдя то, что ждет вас впереди, вы подарите шанс на жизнь не только себе, но и всей планете. «Непривычно» еще не значит «плохо». Это необходимо понять, и с этим бессмысленно бороться.

Эти слова навсегда впечатаются в мою память. Светлячок говорил очень много и очень странно. Например, никогда не называл себя личным местоимением, а говорил: «Номер Один». Он рассказывал о том, как все мы будем обучаться «жизни» и «свободе», одновременно запрещая нам заниматься тем, что лежат в основе этих двух слов. Он говорил о пустоте наших глаз, не замечая в собственном взгляде самую настоящую пропасть. Он называл себя сильным, когда насквозь светился слабостью и страхом.

Я перестала вслушиваться в смысл его слов, и этот голос стал пустым звуком. Своего рода защита, чтобы не сойти с ума. Я стояла и наблюдала за присутствующими. Странные люди в комбинезонах, несомненно, вызывали во мне интерес. Однако я всеми силами пыталась подавить в себе любопытство, так как чувствовала, что могу в любой момент провалиться в пропасть, разделяющую нас.

– Захватывающе! – восторженно шепнула Лина. – В нас раскроют невероятные способности. Наш мозг сможет работать на все сто процентов. Майя, ты вообще слушала, что нам только что сказали? – Мое безразличие было налицо.

Я взглянула на эту неугомонную девочку. У нее были невероятно красивые азиатские черты лица: восхитительная смуглая кожа, ровное гладкое личико, короткие, но невероятно густые волосы. Голосок звонкий, но отдавал легкой хрипотцой, словно у Лины был кашель. Все эти мелочи придавали шарм ее образу.

– Лина, ты очень красивая! – честно призналась я. – Ты только посмотри на этих Белолицых. В них стерлась природная красота. – Лина громко усмехнулась. – Они хотят убить в нас личности. Как несправедливо! По-твоему, это захватывающе, что когда-нибудь от тебя настоящей останется только имя?

– Имя? – усмехнулась Лилия. – Боюсь, нам придется и об этом забыть.

Мы вышли на улицу, и нас повели к домикам, где мы могли бы немножко прийти в себя и хорошенько отоспаться.

Было темно и зябко. Неприятная влажность буквально парила над землей, собираясь в густой туман.

– Посмотрите на соседнее здание, – вдруг подошла к нам вожатая. – Завтра в девять утра номер Тринадцать будет всех вас ждать у входа. Ни минутой раньше, ни минутой позже.

Я разглядела ее вышитый номер на груди и, усмехнувшись, не выдержала:

– Почему вы так говорите? Вам же это чуждо!

Вожатая кинула на меня глубокий взгляд, наполненный такой добротой и теплотой! Эта девушка была единственной из всех Белолицых, кто не утерял в себе сущность. Она пыталась быть строгой, дисциплинированной – и я не могла винить ее в этом. Она каждую секунду боролась, сдерживая в себе эмоции и чувствительность к миру. За ее спокойствием крылась целая буря. Боже, я это чувствовала! Она была очень сильной, но одновременно такой слабой…

– Впредь вам придется обращаться к Тринадцать именно так, – холодно ответила она.

Мы выбрали себе комнату на четверых в одном из двухэтажных домиков. Балкон выходил на черное озеро. Весь мир буквально дразнил меня своей красотой, а я чувствовала, как постепенно теряю его.

Лина стояла у окна, наблюдая за сумерками, словно пытаясь переосмыслить весь прожитый день.

– Большие люди – другие, – лишь прошептала она.

– Кто такие Большие люди? – удивленно переспросила Лиля.

– Вы правда ничего не понимаете? – изумленно воскликнула Лина и повернулась к нам, взволнованная. – Большие люди – это Белолицые. Они разумнее нас и имеют власть над миром. Я уверена, мы им нужны для чего-то очень важного. У нас появился шанс сохранить жизнь на этой планете.

– Да не нужна мне такая жизнь! – не выдержала я. Все присутствующие испуганно взглянули на меня и примолкли. Я стыдливо потупилась. – Не вижу смысла в ней. – Я чувствовала, как к горлу снова подкатывает ком. – Мне тяжело от мысли, что мои родители где-то далеко от меня. Но я смогу выдержать даже это, если буду знать, что они улыбаются, глядя в окно по утрам. Кто мне пообещает счастье моих близких, не говоря уже о собственном? Почему я должна верить этим людям? Что, если я не хочу? Меня никто не спрашивал об этом. Выходит, справедливости в этом мире больше нет? В таком случае не нужна мне эта жизнь!

Я растерянно села на кровать. Как будто бы весь мир разом рухнул. Так хотелось понимания со стороны девочек, но я не могла от них требовать слишком многого. Каждый борется с переживаниями по-своему и имеет на это полное право. Я совершенно точно знала, что Люся, спрятавшись в углу, словно мышонок, и зарывшись в свои длинные черные волосы, чтобы быть как можно дальше от этого мира, никогда не променяет свои интересы и собственное счастье на прихоти Больших людей, чьи истинные намерения нам никогда не будут известны.

Я совершенно точно знала, что Лина, уверенно заявляя о предстоящих событиях и спокойно принимая неприемлемые факты, просто пытается бороться со своими переживаниями и слабостью. Это ее путь борьбы.

Ко мне присела Лилия. Я сразу поняла, что с ее стороны добиваться понимания не нужно. В одном ее взгляде я почувствовала целую бурю переживаний, которые она хотела разделить вместе со мной. Она меня понимала как никто другой на свете.

– Взгляни, что я нашла, – шепнула она мне на ухо и положила на мою ладонь две зеленые сережки нашей мамы. – Я обнаружила их у себя в рюкзаке. Они лежали в мамином футляре, специально для нас, представляешь?

– Удивительно… – И я провела пальцем по переливающимся камушкам. – Она же и близко нас не подпускала к ним.

Лилия подняла на меня заплаканные глаза и снова прошептала:

– Мне радостно, но в то же время так больно от маминого доверия! Знаешь почему?

И я знала. Наша старшая сестра незадолго до страшной аварии, в которую попала в юном возрасте, получила в подарок от мамы колечко с похожим зеленым камушком. Мама словно чувствовала предстоящие события и отдала дочери частичку себя незадолго до ее смерти. Неожиданный подарок мамы – знак необратимой разлуки. Вот где кроются боль и правда.