Buch lesen: «Фрунзенск-19. Закрытый и мертвый»

Пролог

Ветер принес запах дыма и кукурузы, над растрескавшимся асфальтом расплывалось полупрозрачное дымное марево. Дождя не было вот уже несколько дней, но июльское солнце растекалось по дороге мутноватыми темными лужами. В лужах отражались неровные силуэты облаков и деревьев, но мальчишки знали, что это мираж. Немытые, нечёсаные, в синяках и царапинах, они теперь многое знали, эти повзрослевшие двенадцатилетние мальчуганы, старые подростки нового мира.

Жара – это плохо, но и дождь был не лучше. Вместе с черными, маслянистыми каплями, на улицах появлялись серые тени, похожие на нелепо вытянутые человеческие фигуры. Тени движутся рывками и медленно, но погибают от них уж очень мучительно, да и поди ж их разгляди, среди каплей дождя. На сколько в происходящем успели разобраться мальчишки, тени держатся в стороне от домов и асфальта, но опять-таки, кому захочется проверять такое на себе?

Подростки расположились на крыше четырехэтажного гаражного кооператива, гордо возвышавшегося среди заброшенных гаражей и сараев, приготовленных под снос. Вокруг гаражей простирался пустырь, заросший невысоким кустарником и бурьяном. Изредка, среди сорняков и мусора попадались невысокие кривые деревья с чахлой, пожелтевшей листвой.

Метрах в ста от гаражного кооператива, украшенная пошлыми рисунками и непристойными надписями, надежная и недоступная, располагалась одинокая трансформаторная подстанция. От крыши круглого гаражного кооператива к трансформаторной будке тянулся толстый моток кабелей, и Вадик знал, что рано или поздно кому-то из них придётся рискнуть.

С едой у них все было в порядке. Молодые, растущие организмы могли запросто питаться консервами, но с водой было плохо. Большинство одинаковых металлических ворот были заперты массивными навесными замками, надежными только с виду, и Пузырь с Пушкарем их сбили запросто, но некоторые гаражи запирались на хитрые врезные засовы, открыть последние у ребят не получалось. Да и навряд ли кто-нибудь из хозяев гаражей хранил внутри ящики с минералкой, а всевозможными консервами, соленьями и самогоном подростки уже успели разжиться, среди прочего, попались даже несколько бутылок дорогого марочного коньяка. Воду они тоже обнаружили – в пыльных банках и бутылках, сомнительного запаха и содержания, наверняка техническая, используемая только для мытья рук. Если ее пополам разбавить коньяком, то в горло она кое-как пролезала, но на третий день употребления детские организмы уже начинали грозить последствиями.

Изнывающие от жажды подростки, лежа на крыше рассматривали невысокую трансформаторную будку, с которой уже можно было рискнуть быстро добежать до ближайшего киоска. Денег у ребят с собой не было, да и кому теперь нужны деньги, когда, возможно, ни продавцов, ни хозяев уже и в живых нет? Да чего там продавцы-то, у них, возможно, уже и родители погибли, – подумал Вадик, косясь в сторону своих товарищей.

Пушкарь с Пузырем истолковали его взгляд по-своему, отчасти потому, что консистенция воды в самогоне сегодня была незначительной, а возможно, ребятам просто наскучило долго сидеть на одном месте.

– Как думаешь, Вадюх, выдержит? – в который раз спросил Сережа-Пузырь, кивая в сторону толстого провода, перекинутого с крыши на крышу.

От ответа Вадика избавил писклявый голос Вовки-Пушкаря:

– Пацаны, пацаны! Глядите, вон там, за трансформаторной будкой бежит кто-то… кажется?!

Ребята всматривались в то место, на которое им указал товарищ, но кроме высоких кустов репейника и бурьяна, ухватиться глазам было не за что. Пузырь уже собирался сказать другу, что тому показалось, как на тропинку, ведущую к гаражному кооперативу, выбежал невысокий коренастый мужчина в синей рубашке и брюках.

Человек, выскочивший из кустов, пробежал еще несколько метров, после чего замер, опустившись на корточки, и стал внимательно оглядываться по сторонам.

– Да это же Ленин! – выдохнул Серега, – глядите, у него же и ствол в руках.

Действительно, присмотревшись внимательней, Вадик различил в появившемся мужчине характерные черты местного участкового, за которые вся окрестная шпана прозвала его Лениным, и в руке участковый держал что-то очень похожее на пистолет. Не увидев ничего подозрительного, участковый встал, убирая пистолет в кобуру, и тут позади него в воздух взмыла стая ворон. Ух ты, а я-то думал, что они передохли, – пронеслось в голове у Вадима, а полицейский, резко обернувшись назад, снова потянулся к своему пистолету.

То, что за своей спиной увидел участковый от ребят скрывал высокий бурьян и серая трансформаторная будка, но Ленин вскрикнул, два раза выстрелил, а затем сильно изменившись в лице, что есть мочи помчался в сторону четырехэтажного монолита гаражей.

– Хрипуны?! – пропищал Пушкарь, – но что же он в стороне от асфальта, там же могут быть осы, неужели не знает?!

– Знает, – с уважением протянул Пузырь, гляди на то дерево, видишь? Оно тени не отбрасывает, он молодец, он его по дуге огибает!

Кусты на том месте, где только что находился участковый, зашевелились, но преследователи на дорогу не вышли, видимо потеряв всякий интерес к своей несостоявшейся жертве.

– К нам бежит! – радостно сообщил Пузырь.

Ленин находился уже метрах в десяти от входа в круглую башню с гаражами, он почти перешел на шаг, но все равно двигался слишком быстро чтобы вовремя разглядеть опасность, притаившуюся между двумя кустами репейника.

– Паутина, – еле слышно прошептал Вадик, но пока он собирался с духом, чтобы предупредить участкового, уже было поздно.

Не сбавляя шага Ленин двигался к темному зеву ворот, щуря глаза после яркого солнца, чтобы разглядеть что скрывает полумрак, и он не смотрел под ноги. Правая штанина форменных брюк в районе бедра легко коснулась тонкой паутины, выдававшей свое присутствие ярким блеском на утреннем солнце. Нога участкового прошла сквозь паутину, вернее Вадику так показалось. В то время, как верхняя часть бедра продолжила свое движение вперед, нижний кусок ноги, отделившись от туловища, упал к единственной оставшейся ноге полицейского. Последний не сразу понял, что вызвало причину его падения, а затем к человеку пришла боль.

Душераздирающий, нечеловеческий вопль поднял в воздух с раскаленного асфальта целые клубы пыли. Смешно, как раненый таракан, участковый, блестя отполированной лысиной поскакал в сторону распахнутых ворот, но не пройдя и половину пути закрутился волчком и упал, звонко стукнувшись затылком о дорогу. Ребятам показалось, что мужчина умер, но тут пистолет в руке участкового пришел в движение, рука поднялась и потянулась в сторону виска, грозя недвусмысленным жестом отдать последний раз честь сему бренному миру, но замерла, не сделав выстрела.

– Помер, кажись, – борясь с подкатившим комом выдавил Пузырь.

– Ага. Помер. А пистолет остался! – Пушкарь больше не пищал, в его голосе слышалось возбуждение.

– Ты чего, Вовка? Не нужно! – видя шальную улыбку на лице Пушкаря, попытался остановить товарища Вадик.

– Да не боитесь, пацаны, я туда – и обратно! Зато представьте, куда мы сможем со стволом дойти! – Пушкарь больше не слушал наставления друзей, он выпрямился и кинулся бегом в сторону лестницы.

– Зря он туда! – растерянно посмотрев на Вадима прошептал Пузырь, но остановить друга они больше не пытались.

Через несколько минут двое мальчишек со своей прогретой солнцем крыши наблюдали как их друг на карачках, как краб, подбирается неподвижному телу участкового. Вовка завладел пистолетом, задрав голову вверх скорчил рожу своим товарищам, и в этот миг рука участкового стальной хваткой схватила его за запястье. На какое-то мгновение их глаза встретились, затем Ленин передвинул ствол к своей груди и что-то хрипло приказал подростку. Вовка заплакал и замотал головой, мокрое пятно расползлось под его штанами.

– Ну же, жми, ссыкло! – донесся вверх резкий мужской голос, а за ним грянул выстрел.

Тело Ленина дернулось и обмякло, ребята на крыше облегченно выдохнули, представляя, что утешительного скажут товарищу, но, когда Пушкарь поднял вверх свое измученное, заплаканное лицо и встретился глазами с друзьями, они уже все поняли без слов.

– Не надо! – сказал Вадик, но опять только шепотом.

– Не нужно! – повторил Пузырь уже несколько громче.

Но Пушкарь, судорожно вдыхая, побежал в сторону трансформаторной будки, откуда несколькими минутами ранее появился участковый в помятой рубашке.

– Если добежит, то, наверное, приведет нам на помощь, – тихо проговорил Сережа, но тут раздался выстрел и по ушам ударил дикий мальчишеский вопль, оборвавшийся резко и внезапно.

Часть 1. Люди и судьбы

Любаня

Молодая девушка с несбывшимися мечтами. Одна в чужом городе. Такое кого-угодно вгонит в тоску, но Любочка была счастлива. Пьянящее чувство свободы и независимости заполняло разум, вызывало улыбку. Такое дано понять, увы, не каждому. Чтобы вкусить свободу, да еще в чужом городе, нужно родиться в небольшом провинциальном городке, а главное – в закрытом городе. Любино счастье началось с переезда и продолжалось по сегодняшний день.

Одиннадцать классов обид и насмешек, бессонные ночи плача в подушку, все это она оставила позади, вместе с городом, который тоже остался где-то в прошлом. Да и в медицинском колледже было не лучше, подросшие дети перестали дразнить, на смену сарказму и ярлыкам пришло брезгливое безразличие, с последним, к слову, смириться было не легче.

Она стремилась стать врачом, она мечтала быть богатой – открыть свою клинику, что может быть проще? Вакансии медсестер оставались не занятыми, но друзья Игоря высмеивали эту идею уже на корню. Распутная, нищая, в белом халате, – так пропел Гарик, и все смеялись. Игорь не смеялся, но его улыбка означала для Любы – твердое «нет». После этого она устроилась продавщицей, продавщиц друзья Игоря не высмеивали, про них не пелось и не писалось.

Молодая, закомплексованная девушка, слишком полная для своих лет, Люба выглядела гораздо старше своего возраста, не задумываясь многие ровесницы обращались к ней на «Вы», но только не Игорь. Именно он называл ее Любаней, так, как звали родители в детстве, и только он мог выслушать ее и понять. Что такое любовь, Люба поняла сразу после встречи с Игорем. Тихая помолвка в пустующем загсе, улыбки, роспись и дешёвые кольца сделали ее полноправной жительницей Санкт-Петербурга.

Квартира у Игоря выглядела паршиво: обшарпанные стены старой пятиэтажки, забитый машинами маленький дворик. Подъезд, знававший царскую власть, петлял темными коридорами на восемь квартир. В одной из них на первом этаже жили счастливые молодожены. Впрочем, вдвоём они оставались нечасто, кто-нибудь из многочисленных друзей или знакомых Игоря постоянно занимал одну из двух комнат старой квартиры. Эти сомнительные друзья и знакомые, половину из которых Игорь толком не знал, часто приносили с собой наркотики и спиртное, отчего квартирка становилась похожей на притон хиппи-наркоманов, но Любаня и это научилась любить.

Питер никогда не бывает скучным. Ей нравилась подземка с ее запахами и сквозняками, она любила автобусы и трамваи с вечными пробками, музеи и дворцы. В овощном киоске без дела не засидишься – знойная жара летом и ненавистный холод зимой, но даже последнее не портило впечатлений. Два года счастья кончились внезапно.

Сны – яркие, цветные и волшебные к Любочке приходили нередко. Счастливые люди видят во сне счастливые сны и ей снился Игорь. Иногда к ней подкрадывались эротические сновидения, обливая потом подушку, а щеки – румянцем. В таких снах ей снился Гарик. Тот самый небритый, хамоватый затейник, вечно бренчащий на дребезжащей гитаре одинаково-пошлые мотивы. Кустистые брови, кучерявый чуб и волосатая грудь выдавали в Гарике выходца с Кавказа, а то, как он раздевал ее глазами, не стесняясь ни друзей, ни Игоря, очень льстило молодой жене.

Этот сон эротическим не был, да и к счастливым снам его не отнести. Во сне Люба снова вернулась в свой город. На этот раз не девчонкой, но взрослой и состоятельной женщиной. Женой, но кого именно, Любочка во сне вспомнить не смогла. Беспамятство и город нагоняли на нее слезы – помнить название города, но забыть об имени мужа, ну как же тут не заплакать? Впрочем, в защиту города можно назвать одно «но» … Фрунзенск – как такое забудешь?

Фрунзенск не изменился, но во сне его улицы были пустынны, а с неба падали крупные хлопья пепла, похожего на снег, только теплые и сухие. Темное небо прорезали яркие вспышки молний, а вместо грома в отдалении рокотал молот – Убхх-Убххх, от этого звука сводило живот. После очередной вспышки молний с неба брызнули крупные капли дождя. Вода падала мимо, избегая Любы и рукотворных предметов, но все же одну каплю она ухитрилась поймать ладонью. Теплая, маслянисто-прозрачная жидкость, с мокрым чавканьем, как противный слизняк, переползла с руки на юбку и по дырявым колготкам сбежала к ногам. Любочка уже давно не носила колготок, джинсы и брюки заменяли ей юбки, но во сне на ней были именно колготки, в рваных дырках и темной крови.

Проснувшись, она поправила смятую простыню и стыдливо провела рукой в сторону Игоря, – не разбудила ли? Но его половина кровати пустовала. Кое-как выпрямив ноги на кривом топчане, служившим молодоженам спальным местом, Люба смахнула со лба слипшиеся волосы, шаря по тумбочке в поисках стакана с вином, который Игорь часто ставил рядом с собой на ночь. Мужа трезвым она не видела уже очень давно, а если на – то пошло, то видела ли она его когда-нибудь трезвым? Девушка не знала. Удивительно, почему эта мысль пришла к ней в голову именно сейчас, – успела подумать Любаня, прежде чем окончательно встать с кровати и отправиться на кухню в поисках воды. Недопитые бутылки со спиртным попадались в квартире часто, но вода текла только из крана.

Проходя мимо соседней комнаты, Люба остановилась. Из-за двери доносился скрип пружин и женские стоны, – удивительно, сами спим непонятно на чем, а гостям отдаем лучшее место! – успела подумать Любаня и тут же задумалась о том, кем могла быть эта, издающая неприличные стоны, девица, а главное – кто сейчас с ней?!

Осторожно приоткрыв дверь носком кроссовка, тапочек в этой квартире не признавал никто, девушка увидела своего возлюбленного – пьяно трудившегося на одной из подруг Гарика. «Светка, кажется? А может быть и не Светка», – отстраненно подумала Люба. Игорь не обратил на вошедшую никакого внимания, а его пассия, – «кажется, все-таки, Светка», встретившись с Любой глазами, еще шире раскинула ноги и издала горловой, неприличный звук, подтолкнувший Игоря к финальной кульминации. Муж, промычав что-то невразумительное, грохнулся прямо на Светлану, заставив последнюю ойкнуть и засмеяться.

Хорошо, что он у меня такой худой, – успела подумать Любаня и в этот момент Игорь встретился с ней глазами. Никакого укора совести в глазах мужа она не узрела, в них сквозила усталость, безразличие и пустота. «А было ли в них когда-нибудь что-то иное?» – подумала Люба и заорала.

– Вы что, совсем что ли пьяные? А ты, потаскуха, сиськи прикрой! – Любаня не раз видела такие моменты в кино, но сейчас совершенно не представляла, как ей себя вести и что делать.

Светка еще раз хитро хихикнула, но грудь, все-же, прикрыла. Не сильно, а так, чтобы рогатой жене глаза не мозолить. Будучи, мягко говоря, несколько полноватой женщиной, Любаня всегда гордилась размерами своей груди, но сейчас глядя на Светку она подумала с досадой, – «я тяжелей ее килограмм на тридцать, а сиськи у этой потаскухи меньше-то ненамного».

Игорь закурил, но по-прежнему хранил молчание и это больше всего взбесило Любаню. Ни угрызений совести, ни испытываемой вины, ни легкого неудобства – ничего, пустота и безразличие к собственной супруге. Нахально улыбаясь, Светка прижалась к нему под простыней, лишней в этой комнате оказалась именно Люба.

– «Уйди, не позорься!»

Она кричала что-то еще, но лежащие на диване не обращали внимания на ее слова.

– «Уйди, не позорь себя!»

Она кинула в них бутылкой, но, к счастью промахнулась и в глазах Игоря начало появляться раздражение, пока еще легкое, но хозяином квартиры был именно он. Наконец, она вняла голосу разума и пытаясь сохранить остатки достоинства, не спеша двинулась в свою комнату уже зная, что нужно сделать.

Чемоданов и сумок у Брониных не водилось, поэтому нижнее белье, обувь и платье пришлось распихивать по пакетам. Пакетов хватало, но дорогая новая дубленка и пуховик, прослужившие всего один сезон, влезать в пакеты категорически отказались.

– Да и черт с вами, подавитесь! – в сердцах выпалила Любаня, обращаясь к пустой комнате. Оборачиваться она не стала, в том, что Игорь не пойдет просить прощения, она уже не сомневалась.

Остановить ее никто не пытался, и не накрашенная, растрепанная женщина с размазанной тушью и заплаканными глазами вскоре выбежала на пустую лестничную клетку, всхлипывая и нащупывая ступеньки негнущимися ногами, и с хрустом распахнув парадную дверь, ворвалась на пустую и тёмную улицу. Теплая питерская ночь приняла Любаню в свои объятья, дальнейшего плана у девушки не имелось.

Дразня музыкой и мигая огнями, мимо подворотни промелькнуло такси, подав несчастной лихую идею, – «На вокзал, немедля!».

В поношенном кошельке нашлась «пятисотка» для водителя такси, оставалось еще полторы тысячи, но с учетом того, что в вагоне ехать двое суток, про билет на поезд можно было забыть. Маринку Люба сильно недолюбливала – такую завистливую сплетницу еще поискать, но именно она познакомила ее с Игорем, именно она была ее напарницей-продавщицей, и именно она жила на Василеостровской, неподалеку от Игоря. Прихватив поудобней – под мышки свои многочисленные сумки и пакеты, Любаня двинулась к дому подруги.

Ночной Питер блестел огнями и гудел клаксонами, где-то пела гитара, в стороне смеялись подростки. На одиноко бредущую, прихрамывающую женщину, внимания никто не обращал. Дом подруги нашелся не сразу, пришлось покружить по соседним домам, затем сделать крюк и выйти на знакомую улицу, благо – спешить теперь было не куда. Двадцать первая или двадцать третья? – вспоминала Любаня, прицеливаясь пальцем к кнопкам домофона, – а что если ошибусь? А что если спят? Но пути назад больше не было, не возвращаться же к Игорю со Светкой? Когда Люба, как ошпаренная выбегала из зала, Светкина рука под простыней массировала одряхлевший орган Игоря, пытаясь придать тому надлежащий вид, – а что, если они там снова? – от этой мысли Любу замутило. Наконец, решившись, девушка набрала в домофоне номер двадцать три и судорожно вздохнув, нажала на звонок.

Она не ошиблась, из динамика раздался заспанный голос подруги, недовольно и требовательно интересующийся, – кто там, черти б вас побрали?

– Марин, открой, это я, Люба, – предательские слезы подкатились внезапно, но все же голос Любы не дал слабину.

– Люба? – протянула подруга, после чего в домофоне повисло молчание.

Любаня словно услышала, как наверху копошатся мысли подруги, – Какая люба? Бронина? Случилось чего, или как? А мне-то до этого какое дело? – первый час уже на дворе! А если с Игорем что-то? Или еще чего интересного? Раз разбудила, придется открыть.

Через минуту замок щелкнул, извещая звонившую о том, что дверь больше не заперта. Любаня, вздохнув, вошла на темную лестницу, идти ей больше было некуда. Маринка встретила ее на втором этаже, – на этаж ниже собственной квартиры, – вспомнила Люба, и это ей уже не понравилось.

– Марин, я к тебе… это… тут, в общем, такое дело… видишь ли, мы с Игорем поругались… а переночевать мне больше негде… а поезд только утром…

Говоря все это подруге, Люба думала о том, чтобы не сболтнуть лишнего, о причине ухода от мужа Маринке знать не полагалось, но, с другой стороны, за ночным чаепитием она планировала попросить денег в долг – под зарплату, которая обещала случиться на днях, а это требовало информацию, которую так любила ее подруга.

– Подожди, у меня еще спят все, давай тут пока постоим, – остановила ее Марина, – рассказывай, что у тебя случилось.

И Любаня поведала все без утайки, вот только это ей не помогло. Глаза Маринки лихорадочно заблестели, услышав подробный рассказ про измену, но ответила она ледяным тоном:

– А чего ты ко мне сразу? Езжай в гостиницу, а если денег нет – то иди, вон, ночуй на вокзале. И зачем ты столько пакетов набрала? Это же Питер, а не деревня!

В одном Маринка была права, – с пакетами нужно было что-то делать. Такси приехало быстро, не прошло и пяти минут, а вот с целью поездки Любаня не определилась. Ночных магазинов она не знала, а кататься по всему городу – дороже обойдется.

– Вы знаете поблизости работающий магазин, где чемоданы продают? – нашлась Любаня.

– Знаю, это через квартал отсюда, туда и пешком дойти можно, – пробурчал недовольный водитель.

– Так мне нужно туда и обратно, за пятьсот довезете?

Чемоданы стоили дороже чем весили, пришлось ограничиться тремя вместительными спортивными сумками, водитель такси ждал возле входа. В чужой дом возвращаться не хотелось, но дубленка и пуховик не давали Любе покоя, к тому же под дубленкой должно висеть красивое строгое платье, купленное по случаю, для посещения театра. За два года своего проживания в Питере, в театр Любовь так и не сходила.

Звонить в дверь не пришлось, ключ неожиданно нашелся в кармане джинсов, – «на автомате прихватила или с вечера не вынула?», за дверью было тихо. «Ушли», – подумала Люба, но тут дверь зала приоткрылась и в проеме показался Светкин сосок, а за ним уже и сама Светка.

– А почему она вернулась? Она же в тебя бутылкой бросила, ты не выгонишь ее за это? – послышался из-за двери дребезжащий голос Светланы, говорила она нарочито-громко, Игорь ответил что-то неразборчивое.

– Сволочи! Это же я жена, а она – никто, она потаскуха! – хотелось крикнуть Любе, но она промолчала. Пятнадцать минут позора, и она навсегда покинет злосчастную квартиру Игоря, – терпи, – приказала она себе.

Платье для театра нашлось сразу, но с дубленкой возникли проблемы. Пуховик кое-как сложился и влез в свою сумку, а дубленка не лезла туда от слова «совсем», – оставить тут? На куски порежу и тут оставлю – пускай эта сучка от зависти лопнет!

Но следующая мысль была более удачной, – если дубленку порезать на куски, то она и в сумки запихнется. А если разрезать аккуратно по швам, то потом и обратно можно сшить. Тупыми ножницами, да трясущимися руками аккуратно отрезать не получилось, – но уж как есть, – удовлетворенно подумала Люба, распихивая куски дубленки по разным сумкам.

Красиво и гордо уйти не получилось, рука сама на прощанье потянула за край стеклянного серванта. Тот, потеряв равновесие, немного поплясав взад-вперед, решил все-таки опрокинуться на бок, расплескивая по комнате осколки своего содержимого. На звон стекла выбежал Игорь с висячим достоинством и гневом в глазах. Кулаки бывшего мужа угрожающе сжались, но, когда обвешанная сумками Любаня устремилась к выходу, Игорь смущенно отскочил в сторону. Муж был на голову выше, но она на двадцать килограмм тяжелей, – вот вам и лишний вес, – пряча улыбку подумала Люба.

Ранний автобус довез ее до работы, девушка вздохнула, посмотрев на часы. Впереди почти три часа ожидания, после которого предстоял неприятный разговор с начальством.

Бледное Питерское солнце лениво розовело на утреннем небе, мимо маленького неогороженного рынка к станции метро заспешили сонные пешеходы. За два года, проведенных в городе, Любане он совершенно не наскучил. Не успев нагуляться по его узким извилистым улочкам, хранящим историю нескольких поколений, не успев посетить даже половину намеченных музеев, не сумев надышаться этим восхитительно-влажным воздухом, обстоятельства вынуждали ее покинуть Санкт-Петербург.

Были конечно же и другие варианты – снять комнату у бабушки на задворках или устроиться жить тут же, в киоске. Последнее, кстати, имело свои перспективы в виде отсутствия платы за квартиру и наличия маленькой уборной – на большее с ее зарплатой рассчитывать не приходилось. Но стать посмешищем для всего рынка, на это Любаня осмелиться не могла.

Рынок оживал вслед за городом, многое киоски гремели металлическими решетками, переругиваясь между собой, грузчики таскали ящики и корзины, неприятно скрежеща дном по асфальту, мимо нее проволокли пузатый бочонок с квасом. Со стороны остановки к рынку шла Марина с подругами, по тому, как сверкнули глаза у бывшей подруги, Люба поняла, что посмешищем она уже стала. Ну что ж, осталось ждать недолго.

Ромин пикап уже стоял возле киоска, но самого хозяина видно не было. Люба зашла внутрь, пользуясь моментом поговорить с хозяином наедине. По-настоящему его звали не Рома, этот загорелый выходец с юга носил какое-то резкое звучное имя, произнести его правильно у продавщиц не получалось.

Сегодня, как и всегда, от Ромы пахло потом, пивом и дешёвым одеколоном, на лице сияла дежурная улыбка. Увидев Любу в тесном проходе, улыбка Ромы несколько угасла, он безошибочно умел понимать, когда разговор зайдет именно про деньги. Денег хозяин вечно недоплачивал, прикрывая себя вескими причинами, но сейчас Люба была настроена больше чем решительно.

– Привет, Рома, мне нужно с тобой поговорить! – как можно более дружелюбно начала девушка.

– Эээ, у меня сейчас времени нет, давай, слушай, поговорим после обеда, – в голосе Ромы появился южный акцент, как бывало с ним всегда в тех случаях, когда он хотел отвертеться от разговора.

– После обеда меня здесь уже не будет! – сухо отрезала Любаня, перекрывая, на всякий случай, корпусом основную часть прохода.

Рома с опаской покосился на дверь, прикрытую мощным Любиным торсом, и широко улыбаясь ответил:

– А почему, слушай, не получится, а? Рабочий день еще впереди!

– Я уезжаю. Сегодня. И мне нужны деньги. Сейчас. До зарплаты еще два дня, но я хочу получить деньги сегодня, за вычетом этих двух дней!

Люба всегда завидовала своим знакомым, которые умели вести разговор на повышенных тонах, не вдаваясь в крайности, без крика и истерик. Будучи человеком импульсивным, в минуты волнений она всегда начинала кричать или же подпускала слезы, но сейчас все это было не к месту.

– Слушай, зачем такая спешка, почему не хочешь два дня подождать? – издалека начал Рома.

– Не могу! Мне домой надо, мне тут жить негде, а билет на поезд дорого стоит, – выпалила Любаня и тут же пожалела о своей несдержанности, теперь Рома знал, что ей срочно нужны деньги и ждать два дня она не станет.

– И далеко ехать? – хитро прищурившись, спросил он.

– Так ты дашь мне зарплату? – Люба уже понимала каков будет ответ, и что она сама в этом виновата.

Глаза Ромы облизывали женскую грудь в том месте, где верхняя пуговица блузки, ввиду жары, оставалась неплотно застёгнутой. Сложно сказать, как сложился бы дальнейший разговор продавщицы с хозяином, будь первая немного смелей, но Любаня, перехватив Ромины хитрые глазки, быстро застегнула пуговицу на блузке, а по ее щекам расплылась пунцовая и досадливая гримаса.

– Денег нет! – Тут же сухо ответил Рома, – у меня в этом месяце знаешь расходы какие? Я хотел зарплату задержать на несколько дней, а через неделю вам премию выдать, но ты же не хочешь ждать?! – заметное ударение на последних словах не предвещало Любе ничего хорошего.

– Как нет? – растерялась девушка, – совсем нет?

– Есть кое-что, но мало, – уныло произнес Рома.

Его пухлый кошелек лоснился крупными банкнотами, но Любане он отсчитал пять зеленых – по тысяче.

– А остальное? – изумилась девушка, глядя как большая часть ее зарплаты оседает в кошельке хитрого Романа.

Зарплата продавщиц на рынке состояла из двух частей – по семнадцать тысяч два раза в месяц, итого, по Любиным подсчетам, она должна была получить никак не меньше четырнадцати тысяч, и это еще без учета премии, которую ушлый Рома не платил своим продавцам уже несколько месяцев к ряду. Протянутые пять бумажек по тысячи рублей показались девушке унижением и обманом.

– Где остальные? – требовательно повторила она.

– А остальные получишь в день расчета. У меня знаешь, какие затраты? Ты думаешь все, что тут, – Рома похлопал внушительным кошельком по своей загорелой ладони, – это мое, да? А за товар платить кто будет? Я же не знал, что тебе сегодня деньги понадобятся, вот если бы ты мне вчера позвонила…

Люба понимала, что позвони она Роме вчера – он бы сегодня вообще не приехал, оставалось только одно – постараться не расплакаться, принимая протянутые купюры.

И все же за билет на поезде этого хватило. Верхняя полка на боку у туалета оказалась незанятой, как обычно и случается с такими местами, но Люба была рада и этому. Домой, она возвращалась домой. Как ее примет отчий дом, для девушки оставалось загадкой, покинула она его не в лучших обстоятельствах. Тень младшей сестры нависала над Любой все детские годы. Такого не должно было случиться, такое положение было неправильным. Но оно было и Люба ничего не могла с этим поделать. Ксюшенька была на два года младше, но во всем остальном она смотрелась гораздо выгоднее, по сравнению со своей старшей сестрой. Стройная и спортивная, она с детства занималась гимнастикой, радуя родителей завоёванными наградами и призами. Училась она так себе, но уже в семнадцать лет Ксюша неожиданно выскочила замуж и уехала работать в Мексику. Когда младшая сестра объявила о своем бракосочетании, Любочка была вне себя от восторга. Нет, вовсе не радость за сестру заставляли девушку сиять и искриться, она живо представила реакцию родителей, главным из которых несомненно был отец. Мало того, что девушка выходит замуж в свои, едва исполнившиеся, семнадцать лет, да еще и улетает за океан к мужу. Да и муж – фрукт еще тот, надо же – Итальянец! Но ее муж был врачом, занимавшим вакантную должность в частной клинике в Мехико, и карьера младшей сестры обещала быть такой же убедительной. Отъезд Оксаны во многом и повлиял на дальнейшую судьбу самой Любы. Даже когда младшей сестры в доме не стало, ее все равно продолжали ставить в пример, – ну кто такое потерпит?

Мимо ее полка-места всю дорогу сновали помятые пассажиры, с тамбура тянуло запахом сигарет. Дверь туалета хлопала не переставая, но Люба ехала в собственных мыслях. Не предупредив родителей о прибытии, она ставила свое возвращение в весьма сомнительную ситуацию, к тому же, для того, чтобы попасть в город нужно получить разрешение коменданта. А без письменного уведомления кого-нибудь из членов семьи комендант мог и отказать во въезде. Вся в сомнениях и невеселых раздумьях, Любаня тряслась на своей верхней полке.