Buch lesen: «Как устроена экономика. Простое и доступное объяснение сложных понятий. Ха-Джун Чанг. Саммари»

Оригинальное название:

Economics: The User’s Guide

Автор:

Chang Ha-Joon

www.smartreading.ru

Адам Смит и все-все-все

Не наука?

20 лет назад книги по экономике читали только экономисты. Сегодня в любом книжном магазине им отводятся целые полки, и там стоят вовсе не скучные учебники для студентов экономических факультетов. Вы найдете там «Фрикономику» и даже «Фрикомыслие». Встретите рассказы о фондовом рынке, изложенные так, будто их пересказал Тарантино. Подумать только: 1000-страничный труд Тома Пикетти про капитал и идеологию становится международным бестселлером¹.

Более того: экономика превращается во всеобъемлющую науку. Авторы «Фрикономики» прямо заявляют, что их книга рассказывает про «скрытую сторону всего на свете». Читать и правда увлекательно. Но может ли так быть на самом деле? Бывает ли наука, изучающая сразу все? И остается ли она в таком случае наукой?

Каждый день мы вступаем в разнообразные отношения с другими людьми. Большая часть из них нам совершенно незнакома, что не мешает нам обмениваться услугами или товарами, взамен предлагая услуги и товары, а чаще деньги. Одни товары мы предпочитаем другим, нам важно, кто и когда их создал и какую цену за них хотят. Мы сами создаем некую ценность, обменивая собственное время на деньги, – мы называем это работой…

И деньги, и товары, и их производство – все это изучает экономика. Выходит, она в самом деле «обо всем»?

Наука стремится определять строгие закономерности, которые лежат в основе мира. На основе этих закономерностей мы можем в известной степени предсказывать ход событий. Однажды открытые законы универсальны: законы Ньютона действуют и в XIX, и в XXI веке и в Англии, и в России.

А что же экономика? В 2008 году разразился финансовый кризис, какого мир не видел со времен Великой депрессии. Но теперь у ученых и бизнесменов было гораздо больше возможностей своевременно обмениваться информацией. В мире миллионы экономистов. И… никто не предсказал столь масштабный кризис.

Что же, экономика не наука? Если вы найдете время прочитать эту книгу до конца, то к финалу сами сможете дать ответ. А может быть, переосмыслите и вопрос.

Чем восхищался Адам Смит

На протяжении большей части человеческой истории люди вообще не нуждались в экономике как науке.

Судите сами. Все экономическое знание средневекового крестьянина, возделывавшего свой кусок земли, сводилось к тому, что одну часть урожая (меньшую) он оставит себе, а другую (большую) отдаст феодалу. Примерно той же логикой руководствовались, скажем, крестьяне в советских колхозах. Они не выбирали, что им выращивать и по какой цене продавать.

Еще проще дела обстояли у далеких предков средневековых крестьян, охотников-собирателей на просторах Африки, добывавших только то, что они могут съесть здесь и сейчас².

Однако все меняется, когда человек задумывается о том, что за свой товар он может получить больше, чем потратил на его создание. Иными словами, он задумывается о прибыли. Конечно, должен найтись тот, кто заплатит заявленную цену. Так возникают экономические отношения.

Первым человеком, который решил изучить их всесторонне, был шотландский философ Адам Смит (1723–1790). Свои идеи он изложил в книге, которая сразу стала бестселлером и почитается экономистами до сих пор. Это «Исследование о природе и причинах богатства народов».

Один фрагмент этого труда заслуживает особого внимания. Воображение Смита захвачено процессом фабричного производства обыкновенной булавки. Один работник, выполнявший все необходимые манипуляции, производил бы не больше 20 булавок в день. Но когда производственный процесс распределяется на множество мелких операций и за каждую отвечает один работник, фабрика производит почти 50 000 булавок в день. Разделение труда, в разы увеличивающее производительность, – главный путь к богатству, заключает Смит.

К этому его исследование не сводилось. Вы наверняка слышали про «невидимую руку рынка». Баланс спроса и предложения должен устанавливаться на рынке сам собой: продавцы и покупатели, конечно, преследуют собственные интересы, но в процессе торговли неизменно приходят к взаимовыгодному консенсусу. Так вот, эту самую «руку» тоже придумал Смит.

Читатели XVIII века воспринимали эти идеи так же, как мы сегодня слушаем заявления Илона Маска, – с осторожным интересом. Смит описывал новую экономическую систему, которая рождалась у него на глазах, – капитализм.

Капитал вчера и сегодня

Что такое, собственно, капитал? Любой ресурс, который приносит прибыль. Земля, фабрика и машины, которые на ней работают, деньги, вложенные в развитие этой фабрики, – все это капитал. Так было при Смите, так это обстоит и сегодня. Однако, попав в нынешний капиталистический мир, Смит многому бы удивился.

Например, факту существования огромных транснациональных корпораций типа Amazon. В XVIII веке капиталисты владели, как правило, небольшими фабриками.

Вряд ли Смита порадовала бы повсеместная распространенность принципа ограниченной ответственности. Смит был с ним знаком и активно критиковал: мол, отсутствие прямой ответственности за вложенные средства расхолаживает менеджеров компаний, заставляет их гнаться за выгодой любыми способами (и, как мы увидим позже, Смит был прав).

Это тот же самый капитализм? И да и нет. Уделим истории капитализма немного внимания.³

История капитализма за 5 минут

Капитализм возник в Западной Европе не раньше XVI века. Бурные времена⁴: первое кругосветное путешествие, бумажные книги, в которых рассказывается про идеи Лютера и Коперника… Сама природа времени тогда изменилась: Европа перешла на григорианский календарь. И, что немаловажно, она стала гораздо более мирной. В буквальном смысле: с 1500 по 1900 год отмечен спад среднего числа убийств на 50 % каждые 100 лет. Люди стали больше доверять друг другу и закону.

Это время накопления и систематизации самых разных знаний, которое влекло технологические перемены: появление тех самых булавочных фабрик, восхищавших Смита. Кроме того, это и время захвата европейцами заокеанских земель с их богатствами: хлопком, табаком, драгоценными металлами. И рабами, миллионы которых были увезены из Африки.

Была ли колониальная экспансия необходимым условием капитализма? Вряд ли. Однако в истории капитализм и колониализм отныне неразрывно связаны.

Промышленная революция XIX века – тоже капиталистическая. 80-часовая рабочая неделя, бедные рабочие кварталы больших городов, луддиты, громящие станки, несчастные дети, развозящие уголь в глубоких шахтах, – все, что так ярко и, увы, реалистично описывали Диккенс и Золя. О правах женщин и детей пока никто не думает.

Тема прав и свобод неизменно сопровождает все экономические споры. Тут все непросто. Капитализм ассоциируется со свободным рынком, а «свободный» означает «не испытывающий влияния государства». Но на самом деле история развивалась иначе. Передовые капиталистические державы – США и Великобритания – больше других заботились о надежной протекционистской политике.

Стремление США не зависеть от опеки Британии привело к новому, уже внутреннему протекционизму промышленного Севера: высокие импортные тарифы должны были заставить южан отказаться от торговли с Европой и перейти на местного производителя. Это стало одной из ключевых причин Гражданской войны. Как ни парадоксально, свободная торговля была навязана Европой Латинской Америке и Азии, последовательно лишавшихся права определять собственные тарифные ставки (вспомним хотя бы Нанкинский договор 1842 года).

Электричество, дизельные двигатели, процесс Габера – Боша, сборочная линия и множество других инноваций начала XX века – новые ускорители капитализма. Без изобретения Рудольфа Дизеля жители Европы вряд ли могли бы лакомиться азиатскими фруктами, а жители Азии – пользоваться европейскими товарами: гигантские контейнеровозы управляются именно дизельными двигателями. Параллельно с этим развиваются и институции, о которых Адам Смит не мог и подумать: социальное страхование, профсоюзы, международные финансовые организации.

И те самые общества с ограниченной ответственностью, которые Ха-Джун Чанг называет «самым мощным средством развития капитализма», а Николас Батлер⁵ – «величайшим открытием современности». Вряд ли это преувеличение, потому что принцип ООО подарил огромную финансовую свободу и владельцам компаний, и инвесторам. Благодаря ему вы можете владеть акциями корпорации на другой стороне земного шара.

Считается, что многообразию экономических связей, которое сложилось к концу XX века во всем мире, способствовала либеральная политика европейских стран. На деле либерализм – довольно запутанное понятие. В наши дни он ассоциируется с утверждением прав личности, однако называвшие себя либералами политики XIX века вовсе не считали, что этими правами должны обладать все. Женщины и беднота уж точно исключались. Сегодняшние американские либералы – типичные социалдемократы с точки зрения немца или француза. А разве либеральной была политика Британии в отношении своих колоний?

Да, история экономики неотделима от политики. Это доказала и Первая мировая война: нет никакой обоюдной рыночной выгоды, есть интересы разных держав. А вскоре выяснилось и кое-что еще: ни бурный рост бизнеса в «ревущие 1920-е», ни государственный протекционизм, ни экономическая взаимозависимость разных стран не могут защитить от полномасштабного финансового кризиса – напротив, усиливают его. В 1929 году разразилась Великая депрессия.

Сначала упали в цене акции американских компаний – они были переоценены. Следом за этим почти на 13 % упал валовой национальный продукт США. Уровень безработицы, напротив, вырос до 24 %. Мировая торговля сократилась втрое… Зато американские специалисты стали востребованными в Советском Союзе, где в 1929 году началась первая пятилетка. Легендарный американский индустриальный архитектор Альберт Кан спроектировал в СССР почти 600 стратегически значимых объектов: тракторные, автомобильные, литейные заводы.

Торжеством социалистической экономики эти подряды, конечно, назвать нельзя. В 1930-е СССР – крупнейшая некапиталистическая страна в мире, но проверку временем централизованное управление экономикой не выдержит. А вот кризис западной экономики поспособствует переосмыслению отношений между рынком и государством. Самые успешные примеры их сотрудничества – «Новый курс» Рузвельта и реформы шведской Социал-демократической партии.