Buch lesen: «Ноттингем»

© Лина Винчестер, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

* * *

Как понять, что ты влюбилась в своего лучшего друга?

Держи десять признаков от Райли Беннет:

1. Ты отвлекаешься от прочтения интересной книги и без раздумий ставишь «Нетфликс» на паузу только для того, чтобы ответить на его сообщение.

2. Тебе не нравятся все его девушки, даже самые милые.

3. Ты смеешься над всеми его шутками, включая неудачные.

4. Его любимые песни автоматически попадают в твой плейлист.

5. Ты нервничаешь и волнуешься, когда он оказывается слишком близко.

6. Если ссоришься с ним и со своим парнем в один день, то больше переживаешь из-за ссоры с ним.

7. Ты не хочешь, чтобы ваши объятия заканчивались.

8. Ты умираешь каждый раз, когда видишь, как он целует другую.

9. Звук его голоса – твой любимый звук.

10. Тебе больно, когда он говорит: «Ты – мой лучший друг».

Если совпало хотя бы четыре пункта из десяти, поздравляю, подруга, ты попала.

Глава 1

«И они провели волшебную ночь вместе».

Перечитываю эту строчку снова и снова, переворачиваю страницу и с ужасом обнаруживаю, что в следующей главе уже наступило утро. Я целых два дня мучила эту книгу, чтобы не получить подробного описания постельной сцены?

Захлопнув книгу, смотрю на обложку, где парень с обнаженным торсом прижимает девушку к стене. Даже в этом рисунке эротики больше, чем внутри романа.

С кухни доносится звон посуды. От запаха выпечки с цитрусами у меня урчит в животе, а рот наполняется слюной. По рецепту из интернета мама готовит знаменитый манчестерский тарт, который можно будет попробовать только завтра, после приезда Фелисити. Да и все равно на часах уже десять вечера, а мне после шести нельзя сладкое. Если тренер Кинни узнает, что я вообще ем мучное, то меня ждут удвоенные изнуряющие тренировки.

Чтобы не думать о десерте, я сажусь за компьютер, включаю музыку и кликаю по иконке игры «Симс». Губы сами собой расплываются в улыбке, когда на экране появляется моя ожившая мечта: дом созданной мною семьи Вуд – Сойер и Райли недавно поженились и прямо сейчас я планирую завести им ребенка.

Раздается короткий стук, оконная рама за моей спиной со скрежетом поднимается, и я тут же сворачиваю игру.

– Опять создаешь людей и запираешь их в комнате без дверей, Гномик? – доносится низкий голос.

«Нет, всего лишь создаю наших с тобой детей» – проносится ответ в моей голове.

Оттолкнувшись ногой от пола, я поворачиваюсь на компьютерном кресле, и все слова застревают в горле, когда я вижу Сойера. Темные волосы влажные, будто он только вышел из душа, челка прилипла ко лбу. Белая футболка промокла, облепив рельефные мышцы и широкие плечи. Грудь пересекает темная полоса ремня от гитары, гриф которой торчит из-за спины, как джедайский меч. Под светло-серыми глазами разводы то ли от туши, то ли от теней, и это вызывает у меня смешок.

– У тебя накрашены глаза, и ты весь мокрый, хотя, – мельком смотрю за окно, – на улице нет дождя.

– Нико столкнул меня в бассейн. Кретин. – Отмахнувшись, Сойер снимает с плеча гитару и идет к моему шкафу.

– Эй-эй! – Указываю на его грязные конверсы. – Ты мне здесь все перепачкаешь!

– Прости, мамочка.

Сбросив кеды, Сойер открывает шкаф и, сдвинув в сторону вешалки с платьями, убирает гитару в самый угол.

За прошедшее лето это уже стало традицией. Когда миссис Вуд узнала, что Сойер вместе с друзьями из группы «Мерсер» играет каверы в местном баре, то просто вышла из себя. Вход в бар запрещен до двадцати одного года, и владельцу влетит, если полиция узнает, что там играют ребята, которым едва стукнуло восемнадцать. А миссис Вуд обязательно раздует из этого огромный скандал, как случилось в начале лета с выступлением парней в баре «Буллит».

– А смоки айс откуда?

– Айрис, новая девушка Нико, решила, что будет отлично смотреться. С ней легче согласиться, чем спорить. Поймешь, когда познакомлю вас.

Взгляд Сойера задерживается на книге с полуобнаженным футболистом на обложке.

– Опять читаешь порнушку?

– Ее там не было, меня обманули. Снова.

– Просто открой порносайт, Райли. Книги придуманы для того, чтобы читать, а не дрочить на них.

Он заходит в ванную и, взяв полотенце, небрежно вытирает влажные волосы.

– Как мало ты знаешь о современной литературе.

Если бы Сойер узнал, что я тайно хочу проделать с ним все, чем занимаются парочки в моих романах с горячими обложками, то, боюсь, нашей дружбе пришел бы конец. Секс на пляже, в трюме корабля, в мистическом лесу и даже в вампирском логове. Все, не считая оргий. Мне не нравится мысль о том, что придется делить с кем-то Сойера.

Отбросив полотенце на раковину, он включает воду и умывает лицо.

– Черт, не смывается. Что добавляют в косметику, сажу?

– Давай помогу. – Со вздохом поднявшись, я иду в ванную и, подхватив ватный шарик из вазочки, выливаю на него щедрую порцию мицеллярной воды.

– Сядь, – прошу я, опустив крышку унитаза, – иначе я не достану. Ты же ростом с Гамильтонскую водонапорную башню.

Сойер послушно садится. Я встаю между его коленей и ловлю пальцами подбородок, поднимая голову. Он заглядывает в мои глаза, и только в этот момент я понимаю, насколько близко мы находимся друг к другу.

В груди мгновенно вырастает ком, мешающий дышать. Мне становится жарко в собственном теле, и все, о чем я могу думать: как бы не выдать свои эмоции. Но боюсь, что музыкальный слух Сойера настолько острый, что он услышит, как взволнованно и часто бьется мое сердце.

– Что такое? – тихо спрашивает он. Намного тише, чем звучит стук моего сердца.

– С этим макияжем ты похож на гея, – отмахиваюсь я глупой шуткой.

– Скорее на пирата. – Он касается серьги-колечка в левом ухе.

– Смотри вверх, – командую я и, сжав ватный шарик, провожу под его глазами, стирая размазанные тени.

– Когда я пришел, ты сидела за компьютером, но разве ты не должна сейчас гладить британский флаг в честь приезда ученицы по обмену? Как там ее зовут?

– Фелисити. Фелисити Ларс. Мама уже выучила гимн Великобритании. Вчера весь вечер репетировала, из-за этого папа выпил пива больше, чем обычно. Если честно, после пятого «Боже, храни Королеву» я бы тоже не отказалась от пива.

Когда домохозяйке из среднего класса становится скучно, она записывается на пилатес, йогу или в читательский клуб. Именно в читательском клубе мама услышала о программе учеников по обмену – знакомые знакомых приняли в свою семью девочку из Германии на целых два семестра. Мама вдохновилась и зарегистрировала нашу семью в международной программе учеников по обмену «Свобода знаниям».

Фелисити Ларс прилетит к нам из Манчестера уже завтра утром, чтобы отучиться семестр в старшей школе «Ноттингем». Мама, кажется, считает, что Фелисити не восемнадцать лет, как мне, а двенадцать, потому что превратила гостевую комнату в вагину Барби – все стало розовым, включая новый пушистый плед.

– Прозвучит, конечно, эгоистично, но это выпускной класс, мне нужно поддерживать высокий балл, заниматься оргкомитетом, записаться на дополнительные занятия, писать вступительные эссе, отправлять заявления в колледж и постоянно быть на тренировках. У меня нет времени на то, чтобы вводить в социум новенькую и следить, чтобы ее, не дай бог, никто не обидел.

– Тренировками ты называешь прыжки в короткой юбке и размахивания блестящими помпонами?

– А то бренчание по струнам ты называешь игрой на гитаре? – Сжав подбородок Сойера крепче, я с усилием давлю на ватный шарик, протирая кожу под глазами. – Просто напоминаю, что в прошлом году наша команда взяла второе место на соревновании штата по чирлидингу.

– Знаю, как для тебя это важно. – Его ладони оказываются на моей талии и легонько сжимают ее. – Прости, Райлс, неудачная шутка.

Я снова теряю власть над собственными мышцами. Это жутко странно, потому что я могу сделать сальто в прыжке, могу удержать вес Шейлы Майлз, стоящей на моих плечах во время построения «пирамиды», но сейчас даже не могу привести руки в движение. Все мое внимание сосредоточилось на теплых ладонях Сойера. Исходящий от него аромат вишни и летнего дождя проникает в легкие, вызывая пьянящее головокружение.

А то, что Сойер так чертовски красив, совсем не облегчает мне задачу. Я с самого детства влюблена в каждый дюйм его лица. Над верхней губой едва заметен светлый шрам, который нисколько не портит красоту Сойера. Шрам, кстати, появился благодаря мне: однажды в детстве я раскачивалась на качелях и с размаху влепила кроссовками прямо в лицо Сойеру. Было много крови, слез и один потерянный молочный зуб.

Я влюблена в его длинные ресницы, ровный нос, а особенно в маленькую родинку на переносице. Эта крошечная темная точка словно мишень для меня, указывающая, чего именно я хочу больше всего на свете. А хочу я только Сойера. Но не могу его получить.

Кто там говорил, что зубная боль одна из худших? Любить парня, но притворяться, что он для тебя лишь лучший друг, и не больше, – вот где настоящая пытка.

– Можешь не переживать по поводу новенькой, познакомлю ее с Зоуи, она как раз с самого утра рыдала из-за того, что у нее нет ни подруг, ни парня.

Я не уверена, что это хорошая идея. Младшая сестра Сойера словно родилась от союза недовольства и угрюмости. Не припомню, чтобы она дружила хоть с кем-то дольше недели. Сама Зоуи об этом говорит, что ей просто быстро надоедают люди.

– А я думала, что Зоуи рыдала из-за тебя, судя по тому, что в сторис было написано, что ее старший брат – отстой.

– Я пририсовал члены к лицам парней с плаката на ее стене.

– Ты тотальный отстой, Сойер.

– Она сболтнула маме, что я запостил о концерте в баре. Мама снова начала сходить с ума. Не думаю, что она поверила, когда я сказал, что вечером иду не на концерт, а веду девушку в кино.

Эта фраза заставляет мой желудок скрутиться, и, чтобы не выдать горечь, я хмыкаю, покачивая головой.

– Эй. – Он чуть сильнее сжимает пальцы на моей талии. – Что смешного я сказал?

– Ты и свидание.

– Но я действительно собираюсь. Просто не сегодня.

Ну вот. Одним сказанным предложением Сойер только что испортил мне жизнь.

– Встретил сегодня Мишель, она предложила увидеться на днях.

– Мисс Королева драмы? – в буквальном смысле, потому что она блистает в драмкружке и на каждой школьной постановке заставляет зрителей плакать.

Сойер вскидывает брови.

– Слышу осуждение в голосе. Что не так? Она милая и красивая.

– Да, просто…

Что просто? Не могу придумать ни одного плохого аргумента в сторону Мишель, она действительно милая. Я тону в ревности так сильно, что зубы сводит.

– Просто удивлена, что Мишель обратила на тебя внимание.

– Потому что я тоже милый и красивый.

– От милого и красивого в тебе только прическа молодого Ди Каприо из «Титаника». – Я с притворной небрежностью провожу пальцами по его влажным волосам.

Губы Сойера медленно расплываются в улыбке. Тяжело сглотнув, я с трудом отвожу взгляд от его рта.

– Готово! Ты больше не похож на гея-пирата.

Отпрянув, выбрасываю ватный шарик в корзину. Сойер поднимается и, взглянув на свое отражение, кивает.

– Спасибо. – Протянув руку, он взъерошивает мои волосы.

– Ну сколько раз просила не делать так!

Усмехнувшись, Сойер притягивает меня к себе и обнимает. Его губы касаются моего уха, когда он тихо произносит:

– Не ревнуй, Райлс, ты у меня всегда стоишь на первом месте. – Он чмокает меня в щеку, а мне приходится приложить усилие, чтобы разыграть раздражение и с показной брезгливостью наморщить нос, вытирая щеку.

– Хорошо, что ты меня так ценишь, – говорю я, – потому что когда у меня снова появится парень, то я сразу отодвину тебя на второй план.

– Кстати, твой бывший вернулся с каникул, – небрежно бросает Сойер, возвращаясь в комнату, а мои внутренности мгновенно покрываются льдом. – Видел его сегодня в «Пинки-Милки».

– Он что-нибудь тебе сказал?

Пожав плечами, он надевает кеды:

– Обменялись любезностями, как обычно.

Я с облегчением выдыхаю. Больше всего на свете я боюсь, что Каллум расскажет Сойеру, из-за чего мы на самом деле расстались в начале лета.

– До завтра, Гномик.

– Погоди. Папа все еще не отдал мне ключи от машины после того инцидента. Возьмешь послезавтра машину у мамы? Не хочу ехать на школьном автобусе. Чтобы на него успеть, надо выходить из дома намного раньше.

– После инцидента? – переспрашивает он, поднимая оконную раму. – Ты снесла почтовый ящик Сандерсов, поцарапала бампер и чудом не сбила пожарный гидрант.

– Но ведь не сбила же! И я отвлеклась всего на секунду.

– Ты знаешь своего отца, Райли, пока ты оправдываешься, он ни за что не вернет тебе ключи. Просто признай, что была невнимательна, и, может, он передумает.

Как только оконная рама опускается за Сойером, я тут же беру телефон и нахожу в соцсети профиль Мишель, с которой он собрался на свидание. Судя по фотографиям, она все лето провела в лагере от киношколы. Вот и завела бы там себе парня. Зачем ей понадобился именно Сойер? У Мишель милые ямочки на щеках, длинные ноги, а каштановые волосы всегда собраны в пучок, как у балерины. Может, Сойеру нравится, когда девушка носит такую прическу?

Отложив телефон, я подхожу к зеркалу и собираю окрашенные светлые пряди на макушке: тут же открываются оттопыренные уши, которых я стесняюсь. Во время выступления нашей команды я всегда очень переживаю из-за того, что волосы должны быть завязаны в тугой пучок или хвост. Мама говорит, что я сама себе придумала комплекс, но я же не слепая.

Она милая и красивая.

Интересно, Сойер считает меня красивой? Саму себя я конечно же не считаю уродиной, хотя бывают плохие дни, когда мне хочется надеть пакет на голову, но такое случается редко. Щеки усыпаны веснушками из-за агрессивного летнего солнца, но они скоро заметно посветлеют. Зубы ровные благодаря брекетам, которые наконец-то сняли зимой. Грудью я особо похвастаться не могу, но у Мишель она тоже маленькая.

Может, дело в высоком росте? Мишель тонкая и вытянутая, как струна гитары. А Сойер называет меня Гномиком с тех самых пор, как нам стукнуло по четырнадцать и он начал вытягиваться в росте со скоростью взлетающего боинга.

Она милая и красивая.

Настроение испорчено.

Жаль, что в университетах нет факультета безответной любви, учитывая мой многолетний опыт, меня бы приняли сразу, выдав грант и пачку салфеток, чтобы вытереть слезы.

Глава 2

– Думаете, буквы достаточно хорошо видно? – Мама отходит в сторону, чтобы взглянуть на приветственную табличку в руках папы. «Добро пожаловать в Гамильтон-Тауншип, округ Мерсер, Фелисити!» Я все еще не понимаю, почему нельзя было обойтись простым «Гамильтон». – Боюсь, как бы мы не пропустили и не потеряли бедную девочку.

– Табличку видно даже из космоса, Кора. – Папа устало вздыхает. – Не мельтеши, стой спокойно.

– Райли, держи цветы аккуратнее. – Одного замечания недостаточно, и мама сама поправляет небольшой букет альстромерий в моей руке. – Вот так, не болтай ими из стороны в сторону, это не маятник.

– Как бы она не перегорела через пару дней, – тихо говорит мне папа.

Я усмехаюсь, молча соглашаясь. Мама всегда увлекается новым делом, хватаясь за него с ярым рвением, но ее пыл быстро угасает, и появляется другой интерес. Она записалась на аэробику, купив в придачу несколько дорогих спортивных костюмов, видеокурс от Джиллиан Майклс¹ и даже велотренажер. Спустя две недели она забросила тренировки, а тренажер в гостиной мы уже давно используем как вешалку. Так же было и с кулинарными курсами, где мама набрала дорогой посуды и техники, которой почти не пользуется. Это буквально шопоголизм в мире хобби. Папа шутит, что у мамы синдром гиперактивности, но врач это не подтвердил. А недавно она сделала каре и покрасила светло-рыжие волосы в более насыщенный оттенок, отчего стала похожа на маленький факел, который теперь мельтешит по залу ожидания.

– Смотрите, это, наверное, она. – Мама указывает на эскалатор и взмахивает рукой. – Подними табличку выше, Итан!

С эскалатора нам неуверенно машет худощавая девушка. Русые волосы заплетены в две длинные косички, не по погоде теплая парка горчичного цвета, на плече – рюкзак из брезентовой ткани, а из-под длинной юбки виднеются грубые ботинки.

– Добро пожаловать, Фелисити! – Мама крепко обнимает ее, как только та останавливается напротив. – Как долетела?

– Спасибо, миссис Беннет, все хорошо, – отвечает девушка с приятным британским акцентом. – И можно просто Фелис.

– Где твой багаж?

Фелис подтягивает лямку рюкзака на плече:

– Это все.

– Если бы наша Райли поехала учиться на семестр за границу, то пришлось бы отправлять вещи грузовым судном, – со смехом говорит папа.

– И понадобился бы не один заход, – отвечаю я и протягиваю букет Фелисити, а затем коротко обнимаю ее. – Добро пожаловать в наш сумасшедший дом.

Тонкие губы расплываются в смущенной улыбке, Фелис явно стесняется. Оно и понятно. Да и вся она кажется какой-то хрупкой. То ли на ней сказалась усталость после перелета, то ли в Манчестере почти не бывает солнца, но ее кожа болезненно-бледная. Щеки впалые, с острыми скулами, отчего карие глаза кажутся слишком большими. Голова опущена.

Глядя под ноги, Фелисити тихо благодарит папу, когда тот забирает рюкзак с ее плеча. Она сжимает букет в пальцах, и я обращаю внимание на короткие ухоженные ногти без лака.

– Ну, – мама треплет девушку по плечу, – как там дела у королевской семьи?

В ответ Фелисити лишь растерянно пожимает плечами.

Всю дорогу до дома мама с энтузиазмом спрашивает об Англии, «Фиш-энд-чипс» и Дэвиде Бекхэме. И чем больше вопросов она задает, тем сильнее начинает казаться, что наша гостья не выдержит и сбежит из дома посреди ночи.

Наш двухэтажный светлый дом ничем не выделяется из ряда остальных по улице, но Фелисити осматривает все с восхищением. Мы идем по подъездной дорожке, и я мельком смотрю в сторону дома Сойера. Окно его комнаты расположено прямо напротив моего. Интересно, он уже проснулся?

Как только мы заходим в прохладный холл, я забираю рюкзак Фелис и иду наверх, чтобы показать ей комнату.

– Моя дверь соседняя, у нас будет общая ванная. – Я опускаю вещи на пушистый плед. – Там куча кремов и средств по уходу за волосами, бери все, что хочешь.

– Тут так красиво.

Застыв рядом с компьютерным столом, она рассматривает набор маркеров, ручек и большую стопку чистых тетрадей.

– Здесь все твое, мы с мамой ездили на днях в магазин, взяли все необходимое для учебы. Надеюсь, ты не против, что я отговорила ее от розовых тетрадей, потому что это, – я указываю на светильник в виде фламинго и плюшевый светло-розовый чехол на стуле, – уже слишком.

– Мне все очень нравится, правда, спасибо.

Присев на край кровати, она с восторгом оглядывает комнату, словно ее поселили в номер пятизвездочного отеля.

Внезапно мне становится сильно жаль Фелисити – оказаться на целый семестр вдали от дома, в месте, где ты никого не знаешь, и начинать все заново. Ужасно.

– Если захочешь выплакаться кому-то из-за того, что сильно скучаешь по дому, то я всегда готова выслушать и поработать жилеткой.

– По дому я скучать точно не буду, – впервые за короткое время нашего знакомства ее голос звучит не робко, а уверенно и твердо.

* * *

Мама настаивает на экскурсии, но смотреть в Гамильтоне особо нечего, поэтому мы ограничиваемся парком Ветеранов и главной площадью, на которой обычно проводят городские ярмарки.

Прогулявшись, мы планируем перекусить. Но в воскресный вечер все рестораны забиты, а заранее столик мы не бронировали, поэтому заказываем доставку из тайского ресторана. Хотя папа сильно расстраивается из-за того, что его лишили ребрышек в пивном соусе.

За столом я почти не слушаю разговор, потому что в общем чате вместе с Хлоей и Ви решаю, в чем пойти завтра в школу. В первый день хочется выглядеть не просто хорошо, а идеально.

– Райли, ради бога, отложи телефон хоть на пять минут!

Тон у папы строгий, поэтому я тут же ставлю телефон на блокировку, но перед этим успеваю увидеть на экране всплывшее сообщение от Сойера.

Сойер:

Как обстановка? Новая соседка хорошая или мы ее ненавидим?

– Ты позвонила маме? Все хорошо? Хочешь, я позвоню ей сама и мы поговорим, чтобы ей стало чуть спокойнее? – спрашивает мама, подливая в стакан апельсиновый сок. – Представляю, как она там с ума сходит.

– Позвонила, но не переживайте, беспокоиться она точно не будет. Отчим хотел, чтобы я не мешалась дома, поэтому дал два выбора: окончить школу в католической школе-интернате для девочек или же записаться в программу по обмену. Я выбрала второе.

Я перестаю жевать курицу и перевожу взгляд на Фелисити. Мама с папой растерянно переглядываются. Такое вообще возможно? Нет, конечно, я в курсе, что у родителей с детьми бывают сложные отношения, но у нас дома все иначе, поэтому подобное всегда казалось мне чем-то далеким и нереальным, то, о чем обычно рассказывают в сюжетах ток-шоу. Не представляю, насколько это обидно и страшно, когда тебя вынуждают уйти из дома, а ты еще даже школу не окончил.

– Погоди, а твоя мама? – спрашиваю я. – Она не сказала отчиму катиться к черту?

– Райли! – Папа стучит вилкой по столу. – Ты же знаешь правила: грубо выражаться можно только во время просмотра спортивных матчей.

– Мама во всем его слушается и потакает, – отвечает мне Фелисити. – У нее толком нет права выбора, но она не жалуется.

– Прости, что задаю этот вопрос, – осторожно начинает мама, толком не прожевав картофель. – Отчим никогда не поднимал руку на тебя или на твою маму?

– Нет, но он постоянно обвиняет маму в том, что она неряха, а когда мама красится и приводит себя в порядок, он говорит, что она похожа на ш…

– На шлюху, – помогаю я.

– Райли!

Мне остается лишь развести руки в стороны. Я просто произнесла вслух то, что и так все поняли.

– Да. – Сжав салфетку в бледных пальцах, Фелисити кивает. – Он унижает и оскорбляет, но руку не поднимает.

– По всем признакам, до этого момента осталось недолго, – бормочет папа, потирая нос. В тишине кухни его слова отчетливо слышны, и в глазах Фелисити отражается испуг.

– Итан совсем не это имел в виду, дорогая. – Мама посылает папе убийственный взгляд.

– Прости, я не…

– Не извиняйтесь, мистер Беннет, все хорошо. И, пожалуйста, только не смотрите на меня как на жертву. У меня все хорошо, правда. Плохой отчим – не конец света. Бывают и похуже.

Окажись я на месте Фелисити, я бы уже рыдала или со злости сожгла бы машину отчима, а она держится крепко, еще и нас убеждает в том, что в порядке. Хотя очевидно, что это не так. Судя по всем описаниям, в ее родном доме поселился абьюзер, который устанавливает свои правила и буквально выжил Фелисити из дома. У меня в голове не укладывается, как ее мама терпит такое отношение к себе и своему ребенку. Это страшно. Но в такой ловушке, к сожалению, находится множество женщин по всему миру.

После ужина мама включает воду, чтобы помыть посуду, и Фелис предлагает помощь.

– Вот видишь, Райли, другие дети сами вызываются помыть посуду и их не приходится упрашивать.

– Смотри, солнышко, это называется губка. – Глядя на меня, папа указывает на губку в руках Фелисити. – А это – моющее средство. Ими обычно пользуются для того, чтобы посуда была чистая.

Я тяжело вздыхаю.

– Вообще-то я вчера ее мыла, ребята.

– После моей третьей просьбы, – напоминает мама. – Завтра вся уборка по кухне на тебе, и не думай, что сможешь сесть на шею Фелис. Я серьезно, Райли, за все лето ты ничего толком по дому не делала, только прохлаждаешься целыми днями с друзьями, играешь в своих компьютерных человечков и читаешь книжки с голыми мальчиками на обложках.

– Это называется «летние каникулы».

– Голых мальчиков на обложках мы еще обсудим. – Папа достает из холодильника пиво и идет в гостиную. – Но сначала посмотрю матч. Сойер зайдет?

– Не знаю.

Когда эти двое смотрят матч, можно даже не пытаться с ними говорить, они никого не видят, не слышат и лишь орут в экран телевизора.

Мы с Фелисити поднимаемся наверх, и я предлагаю ей заглянуть ко мне в комнату. Перешагнув порог, она тут же с восхищением ахает, хотя комната вполне обычная: обои фиалкового цвета, пара гирлянд над кроватью, большой книжный стеллаж, который папа собирал вместе с Сойером. Над рабочим столом – пробковая доска, усеянная фотографиями, на двери шкафа – постер с группой «One Direction», который висит там с тех самых пор, как мне исполнилось тринадцать.

– У тебя дома небольшая комната? – предполагаю я, удивляясь восхищению Фелисити. – Извини, если вопрос неуместный.

– Да, у нас совсем небольшая квартира. Моя комната хоть и крошечная, но потолки намного выше, чем здесь, правда, окна выходят прямо на соседские, из-за чего мы друг у друга как на ладони, поэтому шторы всегда плотно задернуты. Прямо напротив живет мой учитель английского, и это… немного неловко.

Она указывает на полку с медалями и статуэтками.

– Это все твои награды?

– Да, за соревнования команд по чирлидингу, не все за первые места, конечно. В последний раз «Северные звезды» Ноттингема занимали первое место по штату восемь лет назад, но я думаю, что в этом году мы одержим победу. Все лето готовили новую программу.

– Ты словно живешь в фильме.

– Скорее в фильме ужасов, потому что наш тренер – сущий кошмар.

Фелисити бережно проводит пальцами по висящим на ручке шкафа помпонам сине-золотого цвета, а затем останавливается у пробковой доски.

– Это твой парень? – указывает она на ленту снимков из фотобудки, где Сойер целует меня в щеку, а я смеюсь как сумасшедшая.

– Друг, – с тяжелым и даже слишком разочарованным вздохом отвечаю я. Заметив это, Фелис вскидывает бровь в немом вопросе, но я не готова травмировать ее рассказом о безответной влюбленности длиною в жизнь. – А у тебя в Манчестере есть парень?

– Нет, отчим не разрешал ни с кем видеться, как и пользоваться косметикой. Да и посмотри, – она указывает на себя рукой. На ней мешковатое платье темно-синего цвета с круглым вырезом у самого горла, которое полностью скрывает фигуру. – Кто захочет на свидание с такой, как я? В школе надо мной все только смеялись и считали чудачкой.

От этих слов у меня больно сжимается сердце.

– Брось, не говори глупости сама о себе и другим не позволяй. В детстве Каллум Брайт дразнил меня рыжей дурой до тех пор, пока я не разбила ему нос. Больше он меня не обзывал, а потом даже предложил стать его девушкой.

– Почему он называл тебя рыжей? – нахмурившись, Фелис разглядывает мои волосы.

– В детстве у меня были ярко-рыжие волосы, со временем посветлели до медового, – я указываю на фотографии, которые она не успела рассмотреть. – Я с детства мечтала перекраситься в блонд.

– Не говорить глупости о себе, – тихо повторяет она мои слова. – Тебе можно, только посмотри на себя, кому в голову придет назвать тебя чудачкой и замухрышкой? Даже если я воспользуюсь косметикой и надену красивую одежду – все равно буду смотреться смешно.

В ее голосе отчетливо чувствуется неприкрытое восхищение мной и пренебрежение к себе. И мне тяжело слышать это, потому что никто не должен относиться к себе так, как это делает Фелисити. С таким восхищением она должна говорить о себе.

Этому меня научила мама. Она всегда говорила, что люди чувствуют и видят твою любовь к себе, даже если ты не говоришь об этом вслух. Ты всегда транслируешь это невербально, такое не скрыть. И если ты сам относишься к себе плохо, то окружающие позволяют себе то же самое по отношению к тебе.

Но у меня похожая проблема, как у Фелис. Нет, я конечно же люблю себя, однако в школе я выстроила такой идеальный образ, который не во всем совпадает с действительностью. На людях я улыбчивая, приветливая и отзывчивая, у меня всегда можно попросить помощи. Никогда не устаю, даже если спала пару часов за двое суток. Это как во время выступления в чирлидинге – несмотря ни на что, ты должен улыбаться. Я никому не показываю свою настоящую версию, где я одержима желанием нравиться всем. Ту Райли Беннет, которая хочет жаловаться из-за пустяков, ныть, что ничего не успевает, и психовать, если не получается запланированное. Я не идеальная, но изо всех сил делаю вид, что это не так, и пока что этот обман работает, хоть и жутко выматывает.

Только один человек из близкого окружения знает меня настоящую. Сойер. Но проблема в том, что его я обманываю даже больше, чем остальных.

– Одежда и косметика играют второстепенную роль, самое главное то, как ты подаешь себя в обществе. Сначала нужно проработать и зафиксировать это здесь, – я стучу пальцем по виску. – Но знаешь что? Я, например, надевая новую вещь, всегда чувствую себя увереннее.

Я открываю шкаф.

– Одолжу тебе пару вещей.

– Нет, Райли, не нужно. Спасибо, у меня все есть.

– Все равно у меня места нет на полках, хоть освобожу.

Прохладная ладонь Фелисити мягко опускается на мое запястье и сжимает его.

– Не нужно, – тверже повторяет она. – Я приехала учиться, а остальное не важно. Меня устраивает моя одежда, ее купила мне мама.

Теперь мне становится стыдно за то, что я так нагло навязалась с этим предложением, молча признав, что эта одежда действительно делает Фелис чудачкой. Я сейчас ничем не отличаюсь от ее идиотов-одноклассников.

За моей спиной со скрежетом поднимается оконная рама, и Фелисити вздрагивает от испуга. Сойер опускает гитару на пол, а затем сам залезает в комнату. Учитывая его высокий рост и широкие плечи, боюсь, что однажды он просто застрянет в моем оконном проеме и останется здесь навсегда. К слову, я буду совсем не против.

– Какого черта игнорируешь мои сообщения, Гномик? – Взглянув на испуганную Фелисити, он подходит ближе и протягивает руку. – Привет, я твой сосед на ближайший семестр.

– Это Сойер, и он не умеет пользоваться дверью, – говорю я и, взяв гитару, отношу ее в шкаф.

– Фелис, – представляется она.

Ее бледные щеки покрываются румянцем, и я судорожно пытаюсь понять: это смущение от знакомства с новым человеком или этот румянец посвящен непосредственно красоте Сойера?

– Завтра первый день в школе и рано вставать. – Фелисити пятится к выходу. – Пойду спать. Приятно было познакомиться.

Неловко взмахнув рукой, она поспешно выходит, закрывая за собой дверь.

– Спать? – переспрашивает он, глядя в закрытую дверь. – Сейчас девять вечера.

– У нее был долгий перелет и тяжелый день. Плюс джетлаг².

– Она, – Сойер водит ладонью у горла, повторяя форму воротника ее платья, – из амишей?³

– Нет.

– Ты так и не ответила на сообщение. Мы ее любим или ненавидим?

– Любим.

Мне тяжело сдержать улыбку от мысли о том, что, говоря «мы», Сойер действительно на моей стороне настолько, что готов относиться к кому-то плохо просто потому, что мне не нравится этот человек. И мне жаль, что это не работает в обратную сторону, ведь если он влюбится в какую-нибудь девушку, у меня вряд ли получится искренне полюбить ее. Так было со Стефани, с которой мы ненавидели друг друга.