Buch lesen: «Пришельцы из звёздного колодца», Seite 43
Рудольф не стал его перебивать, иначе он из упрямства придумал бы любую причину, чтобы уйти на полуслове, так что даже еда и питие его не удержали бы. Сказал бы, что по нужде надобно отлучиться, а сам бы слинял. Обычно Рудольф слушал внимательно все его повествования о жизни, которую знал весьма поверхностно. И Чапос как чуял, заводил порой канитель бесконечную, уходя в такие подробности и боковые ответвления от заданной темы, что слушатель уставал и почти засыпал по ходу его монологов.
– Она меня не интересует! – повторно оборвал его Рудольф, изнемогая от его пространной повести про девушку Элу или Элю, поскольку согласный звук в её имени звучал как мягкий.
– А эту… – Чапос долго изучал «бабочку». – Говорю же, не видел раньше.
– Мне не ври! Я вижу ложь зримо по твоим бегающим глазам и напряжённой харе!
Чапа опять достал книжицу, – Ха-рэ?
Рудольф вырвал её и сделал угрожающий жест, собираясь разорвать в клочья.
– Если видел, то не запомнил, но могу и вспомнить, если вернёте, – и он потянулся за книжицей. – В этой Школе Искусств имеются изгои из бывших аристократов. Уж коли нельзя пожить на славу в реальности, дай хоть поиграть в богатую жизнь. Остальные – нищий сброд, никому не нужный, продажные девки. Те же падшие. Чего вам в них искать? Вы же не любите общих. Какой приличный человек отпустит кривляться свою дочь на потребу другим? Я вам в провинции таких ли найду.
– Нашёл уже. Спасибо. Асия мне признавалась, что не помнит скольким и уступала, прежде чем зацепила своего «рудокопа». Неправедные законы порождают почти поголовное социальное ханжество и лицемерие. Кто попался, тот и плати за всех. И часто прекрасные женщины попадают в ваши… как бы их и назвать? Но уж точно не «дома любви».
– А сучки неуёмные в приличных жёнах ходят, – дополнил Чапа. – Чего же так желали её себе? Целый план придумали, чтобы её выкрасть, как аристократку, и это из той грязной провинции. Да я таких как она пачками вывозил оттуда. Сами бежали, лишь бы не работать руками, а только одним местом, которое у них, как вы говорите, неуёмное. Вот именно.
– Я ничего такого не говорил! Ты сам же об этом громыхаешь как ржавая жесть. Я просто скучал… – он замялся, не находя определения,
– Думали, что в провинции как-то почище? – вопросом дополнил его знаток женского естества, – А я вам говорил, что Асия из той самой корзинки, что для потребления уже выставлена, – он умышленно уводил в сторону от заоблачной девушки, сводя разговор к тому, отчего мутило.
– Предупреждаю, не вздумай эту девушку трогать! Не путай бесценный алмаз со стеклянной пуговицей! Она чиста, как не всякий бриллиант чистейшей воды. Она вся играет светом. Я почувствовал даже на расстоянии… – тут Рудольф умолк, удивившись собственной болтливости. – Ты понял?
Чапос закивал, бурча набитым ртом: – У-гу- угу! – потом добавил, – Опять мудрёно говорите. Какой такой «брил…», а не выговоришь всё одно!
– Означает камень «Мать Вода». Слышал о таких? Ваши аристократы ими украшаются.
– И слышал и видел. Я уже привык к странностям вашей речи. Известно, что всякая закрытая корпорация использует собственные жаргонизмы, и не всегда человек способен контролировать свои словесные излияния. Этому специально обучают, а вы, как и я, видимо, не принадлежите к элитному сословию, раз не имеете надлежащей выучки. Образованного простонародья вокруг полно, а вот до аристократов им всем далеко. А уж я-то повидал их вживую предостаточно.
– И что? Ослепительно хороши? Все сплошь состоят из светоносной структуры или же только некоторые из них? Завидовал им?
– Ну… я не наблюдал, чтобы они светились. Я о другом. Они по внутренним качествам другие, даже если они тупые и уродливые от рождения. И я не скрываю того, что всегда им завидовал. А кто нет? Вы, что ли, никому не завидуете?
– Кому бы это? Это качество не может быть присуще человеку, а только тому, кто «не до…». Договаривать не буду, дабы не ранить и без того истерзанное сердце столь тончайшего существа, каков ты. Хотя тебя и вездеходом не раздавишь.
– Я у себя дома храню уже целую рукописную книгу ваших жаргонизмов. Я же много чего и так запоминаю, а потом записываю на досуге. И хотя вы редко даёте расшифровку, я отлично понимаю из контекста, о чём речь. Не понимаю я только одного, зачем я вам? И что за проблема для вас приблизить к себе любую девушку, если вы сумели присвоить самую недосягаемую женщину Гелию Хагор.
Позорнейший торг, когда другого выхода нет
– Каким же образом я смогу приблизить к себе любую девушку? Я не умею их похищать. А те, кто в доступе, мне не нужны, вот ведь несчастье.
– И каким же образом я смогу захватить её для доставки к вам? Она точно не из тех, кто поддаётся моей обработке. Тут уж я имею чутьё. Прикажете влюбить её в себя? Это я умею… но потребуется немалое время…
– Влюбить? – Рудольф брезгливо оглядел гребнистую нечисть с лошадиной челюстью, после чего достал маленькую капсулу в прозрачной упаковке, – На чокнутого ты не похож. Или совсем уж опился? Вот эту штучку сунешь ей в рот после того, как найдёшь предлог заговорить с ней без свидетелей, – он с усилием двигал челюстями, точно, как обожравшийся Чапос, хотя и не притронулся к еде, не веря, что произносит такое, давая отребью инструкцию и уподобляясь отребью сам. Но страх, что её перехватят иные силы или отдалят непредвиденные обстоятельства, толкал на подобный перехлёст. – И она сразу будет покорна. Не окажет сопротивления. Полностью подавляет волю и лишает способности к движению самостоятельно. Но не лишает памяти и сознания. Так что, если что позволишь, пеняй на себя! – его несло куда-то, откуда возврата уже не было. Утешение находилось лишь в одном, – его накрыло нечто до того невероятное, что оправдывало даже безумие.
– Нельзя ли мне таких штуковин побольше?
– Обойдёшься. Таким дикарям, как ты, нельзя. У тебя одно зло на уме.
Чапос хмыкнул, но встретив свирепый взгляд Рудольфа, сделал вид, что поперхнулся.
– Как уловишь, доставишь в ту же квартиру. Всё понял? Плата будет больше, чем можешь себе и представить. Если она меня отвергнет, я её, конечно, отпущу. По крайней мере попытаюсь спасти её от участи живой игрушки… И в кого я тут превратился? Но это вопрос не тебе, поэтому ответа мне не надо.
Что-то невнятно бормоча, Чапос снова и снова нажимал сильным пальцем на пластину просмотра. – Да что в ней нашли? Чудненькая какая-то. Тряпки эти на ней смешные, как у дурочки. Дурочка и есть. Маленькая, сисястая. Ну, вылитая вертлявая и пёстрая птица – щебетунья. Вам это нравится? Глаза таращит, ну есть кукла раскрашенная. Ведь у вас рафинированный вкус, как у аристократа, на что польстились?
– Не свисти. На ней нет и следа косметики. Она шедевр.
– Вы лучше бы пригляделись к этой, в кудрях розовато-дивных… сообщу вам одну нескромную, а такую сладостную подробность… у подобных девушек и опушка интимного места такого же розовато-нежного оттенка… это что-то запредельное…
– Слюнями не подавись! Я лучше тебя знаю, кто мне нужна, а кто нет!
– Розовокудрая лапуся замечаема многими знатоками женских редкостей…. Одна попа чего стоит… хочется лишь одного, к ней пристроиться в блаженном уединении… Что за сладкая штучка… – он внезапно умолк, остерегаясь, видимо, оплеухи за скабрезность.
Рудольф брезгливо подёргал кончиком носа, разглядывая экзотическое широкое лицо ловца. – Порнографические подробности оставь для других. Мне разве это надо?
– За ней аристократы уже в очередь выстроились, чтобы чувственность свою оживить.
– Мне не надо ничего оживлять. Само всё живёт в автономном режиме.
Стало очевидно, Чапос жалеет, что нимфею уводят у него из-под носа. Он её знал! И он её, очевидно, пас, а не эту клоунессу в розовых кудельках для комедийных ролей. Чапа умел держать свои чувства в кулаке, но тут он выпал из-под собственного контроля. Он даже изменился в лице. Что это означало? Знал и пас смердящий ловец живых душ. Давно замыслил продать старым импотентам для, как он выразился, «оживления».
«Повезло тебе, лапочка, что я первый тебя уловил», – думал Рудольф, мысленно обращаясь к девушке. – «А то бы билась в лапах этого зловонного кобеля. А потом мразь продал бы тебя на расхищение таким же, но уже старым слюнявым псам. А так. Ты будешь жить в моей коллекции. И уж я-то тебя не обижу, а научу любви человеческой».
Хотя какая тут и могла быть коллекция? Никого и не было. Кого тут вообще можно было уловить, кроме серой моли? Да ещё «Ночных Цветов» в провинциальном сене, уже сорванных деревенщиной для своего душного сеновала. И откуда, из каких цветущих оазисов выпала эта радужная щебетунья?
– Господин Руд, я гораздо лучше вам найду. Такую, что и Гелия ваша померкнет.
– Ага, ага! Найдёшь ты! Ты и понятия не имеешь, где я Гелию отыскал. А эта… Да откуда она тут взялась?
– Да она может уже и чья-нибудь. Может выйти скандал. Красивые девушки все имеют покровителей. Исключение лишь розовокудрая. Никем пока не тронутая редкость. Точно девственница!
– Проверял, что ли?
– Я это чую по запаху. Однажды подошёл к ней… да тут возник, как назло, один тип, у него свой мясной цех тут поблизости. Говорит мне: «Я её сосед. А тебе что от девушки надо, псина»?
– Псина и есть! Если по запаху чуешь все их интимные тайны… Хотя вполне и возможно. У тебя развиты затылочные доли мозга, там и расположены зоны, связанные с животным нечеловеческим обонянием. По внешнему котлу твоему видно. Интересно, как обстоит дело с развитием твоих префронтальных зон? Судя по массивному лбу, ты вполне человек. А по многим признакам в тебе что-то и не вполне человеческое.
– Вы просто не видели людей другой расы, обитающих в глубинах континента. Там таких как я много. У вас всё же очень ограниченный опыт жизни, как я понял. Сколько же вам лет? Такое чувство порой, что вы только вчера были ребёнком.
– Тебя не касается. Повтори мою инструкцию!
– Исходя из вашего возраста, вы ещё не доросли до командования таким человеком как я. Любому бы помял тело за такое обращение, а вот вам не могу.
– Боишься? И правильно.
– Откуда же у вас такое смертоносное оружие, каким вы испепелили обидчиков Гелии? – Чапос приложил ладонь к губам, – Я ни одной душе ничего не рассказал, да и не поверил бы никто. Нашли в заброшенных городах в горной стране?
– Именно там. Беги, докладывай в Департамент безопасности.
– Я не тупица, чтобы так поступать. Меня оттуда уже не выпустят после такой вот информации. Вытрясут все сведения и уничтожат как ненужного свидетеля.
– Хорошо соображаешь.
Чапос долго кряхтел, возился, морщился, словно на заднице у него была некая травма. Тема про Департамент Безопасности явно ему не нравилась. Он вернулся к девушкам. – После того, как от вас сбежала «Ночной Цветок», я и нашёл эту с розовато-переливчатыми волосами. А мясник этот сам попадёт в разделочный цех, если посмеет встать у меня на пути повторно. Я в тот раз спешил по одному делу, так что повезло ему…
Рудольф передёрнулся от возмущения его наглостью, – А я просил тебя прежде о таком? Я разве скотина, чтобы покупать у тебя женщин? Обратился раз к такой вот скотине, теперь ты думаешь, что мы с тобою в одном хлеву родились?
Видя его нешуточный гнев, Чапос заюлил по обыкновению, – Я уж и запутался. У меня слишком уж много заказчиков. Ведь и вы, пусть и однажды, а просили же девушку? Эту Асию…
– Да закрой ты свою пасть!
Но Чапос упорно не сворачивал с темы, – Если бы эту девушку с необыкновенными волосами я не пас, её бы давно уже выкрали. А вот вашу чудненькую, бледную и пучеглазую как лягушонок, не замечает никто! Да она в куклы играет! И не выросла пока до развитой женщины, годной для услаждения мужчин. Вот что я думаю.
– И отлично. Считай, что у меня нестандартный вкус. Да я и сам почти ребёнок в твоём мнении. Кстати, а о куклах откуда знаешь?
– Предположил всего лишь.
– Так договорились?
– Не обещаю ничего. У меня конкуренты тут. Такие твари! – Чапос сжал челюсти. – Я-то хоть имею человеческое отношение к девушкам, родителям кое-что даю.
– Они берут? Соглашаются на то, что дочери пропадут в неволе?
– Не ко мне обвинение. Если родитель нормальный, он сумеет спрятать свою дочь, полно таких случаев. Да и департамент этот нравственности, а точнее безнравственности, продажный насквозь.
– И как же твои умозаключения согласуются с твоими же делами?
– А никак. Возвышенные мысли украшают человека, только заработок они никому пока что не обеспечили. Я после того, как девушка исчезает из поля зрения Департамента по делам нравственности, отдаю дочь обратно родителям, но тихо, без шума. После одного или двух богатых дядей. А уж они сами потом отдают замуж за непрезентабельного вдовца там, калеку какого-нибудь. Розовокудрая слишком юная и неопытная. Слишком уж красуется собою по улицам города, не чуя меры. А защитника-то нет.
– Ты из чугуна, что ли, отлит? Гудишь всё о том же… причём тут эта кукла, украшенная розовой паклей! Ты точно заработаешь по скуле, если не прекратишь издеваться!
– Ответа с моей стороны, конечно, не предвидите?
– Нет. Ты трус. Бьёшь лишь тех, кто тебя слабее.
– Вас я ни разу не ушиб лишь потому, что мне ваше лицо уж очень нравится, нестандартное очень. А ну как попорчу? И тогда уж эта столь же нестандартная щебетунья нестандартной вашей красотой не насладится.
Рудольф не придавал его бормотне никакого значения, дозволяя дерзить, коли уж сам его оскорблял, – Находишь её нестандартной? Некрасивой?
– Кому как. Вас же она впечатлила. Но вообще-то никто на неё не смотрит. Слишком лобастая, глазастая, странная и неправильная вся. – Чапос тупо и упорно гнул свою линию, не понимая очевидную нелепость своих усилий.
– Мне никакая другая не нужна! – Рудольф пытался выловить хоть малейшую эмоцию на каменном лице мутанта, выдавшего себя своим же поведением. Что у него за цель в отношении облачной Нэи? И насколько он может быть опасен для неё? Понимая, что камень наглухо закрыт и попасть в его скрытую структуру нет и шанса, он чувствовал скрываемое сильное смятение гада. Вероятно, заключил сделку с каким-то влиятельным дядей из властных каст и боится не исполнить обещанного. Насколько он считает заказчика более значимым, чем Рудольф, чтобы не подчиниться ему сейчас? А тому неизвестному притащить Нэю любой ценой? Или сам загорелся попользоваться? Он же альфа-самец, это очевидно.
Рудольф выставил сильный кулак, пусть и не такой огромный как у Чапоса, прижав его к челюстям этой местной глубоководной акулы. – Всю пасть раскрошу, если девушка утратит свою чистоту. Даже если тронешь, посмеешь прикоснуться хоть концом своего грязного пальца. Ты меня понял? Ты ведь помнишь, что это? – и он прижал кулак к его лицу. Чапос отшатнулся. Он помнил. Но он боялся не кулаков. Кулаки были и у него. Он боялся страшного оружия, которое имел непонятный человек, сидящий напротив него. Да и человек ли? Но Чапос упрямо достал свой последний козырь прикрытия.
– У девочки есть очень влиятельный покровитель. Он настолько же опасен, насколько всем непонятен. Как и вы.
И как ни устал Рудольф удивляться, он сильно удивился. Всё притворство Чапоса мигом слиняло. Рудольф сразу почувствовал, что бандит не лжёт. – Ну-ка, поподробнее, кто это?
– Я не могу сказать. Не все тайны доступны даже вам. Мне дорога моя жизнь, хотя вы видите во мне нечто подобное лишайнику без мозга и души. Это не так. Я много жил, да мало видел счастья.
Рудольф невольно засмеялся, – «Я много жил, да мало видел счастья», – повторил он за Чапосом, – Ты говоришь стихами. А вот ещё рифма: «Я много жил и много повидал, но всё равно в могилу я попал. Червям же опыт мой не пригодился, и ни один из них не подавился». – Он продолжал смеяться. Чапос не дрогнул ни единым мускулом грубого неподвижного лица.
– Я не могу сказать вам всего, да и вы не говорите мне всего. У нас с вами определённый договор, мы не лезем в дела друг друга. Но я могу о многом догадываться, как и вы тоже. Давайте соблюдать территорию друг друга от взаимных посягательств.
– Привезёшь её в перчатках. – Рудольф достал из куртки тонкие перчатки, которые всегда носил в кармане, имея брезгливость в условиях местной жизни, но решив их пожертвовать Чапосу. – Возьми для того, чтобы на коже девушки не сохранилось даже твоего запаха, ни одной твоей молекулы…
Тут он вдруг вспомнил про некий Сад Свиданий, где и будут гулять девушки вечером. – Стоп! – гаркнул он командным голосом, бесконтрольно перейдя на родной язык, так что Чапос вздрогнул и изумлённо воззрился в его рот, будто непонятный звук так и продолжает висеть на губах Рудольфа.
– Стоп? – повторил Чапос вопросительно.
– Дай пластину назад! – и вырвал у Чапоса то, что ему и всучил. – Не надо никого искать. Сам найду! – и, покусывая губы, жалел, что так глупо поступил, наведя фокус внимания зверя на диковинную нимфею. – Забудь о ней! Забудь о её существовании! Повтори мой приказ!
Чапос, делая вид, что голоден, урча от поглощаемых кусков ароматной дичи в травах, рвал мясо судорожными рывками, тая в себе нешуточное бешенство. Оно вырывалось тёмными всполохами из ущелий мрачных зрачков, – Понял. Не трону я её. Давно бы и тронул, если бы мог. Да и вы вряд ли это сможете.
Исповедь мутанта
Рудольф невольно приковался глазами к его внешним странностям. Он вовсе не являлся генетическим уродом. Скорее, несколько другой модификацией человекообразного существа. Этакий зверообразный красавчик, чудом наделённый развитым умом, но несущий в себе яростную дикую агрессию и врождённую способность подавлять более слабых. Как всякое хищное животное, он покорялся только превосходящей силе. Интересно, жрёт ли он печень своих жертв после убийства по заказу влиятельных заказчиков? Так делали все дикари, как записано в древних мифах истории Земли. Чапос мог и не быть каннибалом, и не обязан был отвечать за воображение Рудольфа. Однако, его никто тут не трогает, и ясно, он кому-то нужен, не только же Рудольфу как любопытный экземпляр для наблюдения и пользы лишь иногда.
Когда-то в древности раса человекообразных, но с наличием рептилоидных черт в своём внешнем облике царствовала в ныне разрушенных городах за горами. Их останки неплохо изучили у них на подземной базе. Были также данные очевидцев, что живые представители погибшей цивилизации до сих пор живут, затерявшись среди местного населения, поскольку их осталось мало. Чапос явился первым представителем этой расы, встреченным Рудольфом на Паралее. В отношении девушки с необычным цветом волос ему даже не пришла в голову мысль о её принадлежности к той же расе. Видимо, кровь была уже сильно разбавлена в ней смешением с обитателями равнинной Паралеи в нескольких поколениях, и ничего, кроме цвета и структуры волос, не было в ней необычного. Не таков был Чапос. Как-то раз, по свидетельству очевидца, это живое, а не ископаемое чудовище, выпавшее из какого-то иного времени сюда, проломил лицевую кость сильному уголовнику, с которым сцепился, одним ударом ужасного каменного кулака. Тот упал, а Чапа пошёл, как ни в чём, и его никто не посмел задержать. В присутствии Рудольфа он никогда не демонстрировал своей жуткой силы, но не было ни малейшего сомнения, что она имелась у него в наличии. Чапа поймал его задумчивый взгляд и замер, не глотая уже схваченный ртом кусок.
– Ты любишь красивых девушек? – спросил Рудольф с любопытством, жалея этих неизвестных девушек. – Часто их имеешь?
Сколько несчастных прошло через его руки – гигантские клещи! Схватит, ни одной мало не покажется.
– Я мелюзгу недозрелую не люблю, – вдруг признался Чапос, – возни с ними, визг опять же. Я люблю зрелых женщин с развитой тончайшей чувствительностью. А вы?
– Тут есть такие женщины, ласковые и тончайшие?
– Да сколько хочешь. У меня есть женщина из высшего сословия. Они редко бывают там удовлетворёнными в своем женском смысле. Да и безделье рождает жажду чего-то необычного. Холёные, умные, понимающие душу мужчины. А девчонки, что в них-то? Им дело лишь до себя и своих глупостей. Говорю же, кислятина недозрелая!
– Познакомил бы с аристократкой при случае, – пошутил Рудольф. – Не общался с ними никогда. Они развиты умственно?
– Всякие бывают, а порой простолюдинки куда как умнее. Познакомиться вряд ли возможно, аристократки не продажные. Есть кому заступиться. Кому за них спросить. Это я вхож в их дома по делам их мужей. Не понимаю я вас, кого вам надо? Если вы цените общение с умной женщиной, то вот же, в подругах у Гелии есть такая. Ничем не хуже аристократки. Ифиса зовут…
– Она тебе нравится?
– Нравилась бы, коли мною не пренебрегала. А мною, чтобы вы знали, даже аристократки не пренебрегают. Если вы не шутите, я мог бы устроить вам встречу с любой из тех, кто тоскует по причине невнимания со стороны своих мужей…. Но это будет дорогое удовольствие….
– Да шучу я. Зачем они мне? Даже если они и были хороши в юности, то не могли ни испортиться от соприкосновений со своими «элитными» мужьями. Говорю это с большими кавычками, поскольку «элиты» всегда локомотив деградации, волокущий за собой эшелон низко-развитых толп. Неважно, кто из них первый свалится с насыпи, погибнут все. У вас информационные потоки как вода в гнилых трубах. Один глоток и отравился.
Понял его Чапос весьма своеобразно.
– Считаете, зрелая и умная женщина не полюбит уже никого? Я отчасти и согласен, – тут Чапос вновь оседлал любимого коня, повод для пространного рассуждения был найден! – Такая уже отлюбила своё или любит в душе только своё прошлое. Она всегда корыстна, даже если притворяется бескорыстной. Молодые более оторваны от меркантильности, их влечёт часто иллюзия преуспеяния, а эти корыстны уже по-настоящему. Если надо такая сыграет в любое высокое чувство, которого не способна уже испытать в силу неизбежного разочарования, утрат иллюзий молодости. Опытные женщины любят лишь своих детей и свои воспоминания. Но от того, что отрастили мощную корневую систему, оплетут любого недоумка, которого очарует их якобы мудрость. А мудрость женская – их собственный интерес. Нет им дела ни до кого, кроме себя и их вечной бабьей похоти, которую многие из них скрывают за болтовней о высших смыслах мироздания. Изучив весь механизм мужчины, такая вот умница будет, подобно опытному мастеру, вертеть твоим механизмом всегда в нужную ей сторону. Все они со временем становятся колдуньями, без стыда используя любителей плодов с тленом. Любить надо молодость, даже глупую, даже оступившуюся, потому что она способна ответить на любовь искренне. Хотя не обязательно и ответит. Это уж как повезёт. Но стариков не любят ни старые, ни молодые женщины. Это тоже надо принять как данность такой вот жизни, иметь смирение или цинизм, чтобы покупать себе любовь уже специфическую. Но я-то пока молод. Меня и так любят.
– Тебя привлекает настоянная на спирту времени похоть? И что? Бьёт по мозгам? – Рудольф с трудом воспринимал его утомительную бормотню о женщинах, а отчего-то не уходил. Будто Чапос приковал его к месту, нагрузив утомлением и ленью. Он проклинал свою же дурость, что навёл фокус его опасного внимания на чудесную девушку, не ведая о том, что на самом деле Чапос знал её задолго до него самого.
– Моя аристократка не старая пока что. Да я и сам могу воспитать любую, – продолжал хвалиться Чапос. – Но мало таких, к кому и хочется применить своё воспитание.
– Ну, так и воспитай себе милашку в кудряшках. Я не возражаю, если ты не собираешься её продать. Если же узнаю, что ты девушку эту похитил, то…
– Она же вас не интересует.
– Раз я её увидел, то мне уже не безразлична её дальнейшая судьба. Такой вот я всем слабым защитник. И не думай, что я шучу. Действительно, чего бы тебе и не пойти с нею в Храм Надмирного Света? Ты давно созрел для такого решительного шага. Дочерей себе заведёшь розовокудрых и таких же здоровых сыновей, как и ты. А по поводу моей исключительной просьбы, всё понял? И если ты не устоишь… Устал и повторять. Ты ведь знаешь, как я умею быть щедрым к тебе. Где ты найдёшь ещё такого защитника и покровителя себе как я? Твои конкуренты спят и видят, чтобы узреть тебя мёртвым, убрать тебя с дороги как более сильного.
– Не получалось пока ни у кого.
– Везение или что-то другое?
– Что-то другое, – ответил он таинственно.
– А эта из высшей касты любит тебя бескорыстно? – не отставал Рудольф.
– Да. Бескорыстно. И уже много лет как предана мне. Или, если принять вашу версию, тешится, утоляет свою похоть. Но подарки очень дорогие мне дарит. А я ей ничего, кроме своей ласки настоящего мужчины. Конечно, есть муж-аристократ. Но такой… редкий гость в собственном доме.
– Одаривает? Тебя? Врёшь!
– Не вру, – открылся Чапа совсем простодушно. – Женщины любят восхищение собой. В любом возрасте. И среди них есть не только паскуды, а и те, кто ценит дружбу с мужчиной. Но вы правы, это если нет корыстного момента. А с меня какая корысть? У моей аристократки и так всё есть. Вообще же думаю, что там, где замешано материальное неравенство, нет, и не может быть любви, только имитация её или под неё, не знаю, как и правильно. Но она у меня не одна, понятно. Есть и другие женщины.
– И все тебя любят?
– Не спрашивал. Их тешит моя покорность, – покорность, как вы сказали, сильного зверя в их чутких и хватких лапках.
– А ты им покорен?
– Всегда. Служу их желаниям.
– Надо же. Я думал, ты лев, а ты агнец.
– Что за любовь без ласки и покорности женщине? Через насилие любви не добудешь. А девчонки? Они всего боятся. Их ещё учить и оглаживать долго. Мне неохота так. Зачем они мне? Вот вам, что в них за сладость, если не жениться? Женщина так устроена. Она дозревает только в тепле мужских объятий. А до этого? Возись с ней, милуй да укутывай в ласку, как младенца. Да ещё жди её роста как женщины. Зачем мне это?
– Разошёлся-то! Не знал, что ты такой.
– Думали, что я тёмный простолюдин? Мутант? Как бы я имел столь сложное и деликатное дело, как торговля девушками, если бы я не понимал их психологии, не знал их тайн?
– Ну а те, кому их продаёшь? Они столь же деликатны?
– Мне нет до этого и дела. Они сами по себе, я сам по себе. Но есть всякие. Есть и те, кто девушек умучивает. И мне их жаль. Я только мужчин не жалею. А женщин жаль. Всегда. Любых. Но бывает, конечно, что и разозлит какая. Стукну слегка, для воспитания. Но не калечу. Ни разу не было. – Бандит тяжело сопел, его глаза подёрнулись поволокой некой светлой грусти, осветившей вдруг его сумрачное существо.
– Когда я и себе найду вот такого глазастого белоснежного лягушонка, на кого вы и запали, женюсь! – Чапос выдал свою тайну, наконец! – Детей я хочу. Я тут и усадебку себе прикупил. Загляденье. Я знал её мать…
– Чью?
– Мать той, кого вы и желаете себе.
– Знал? То есть, её нет в живых? Она была хороша?
– Даже лучше, чем дочь. Богиня. Она погибла совсем молодой… – и он оборвал рассказ, сверкнув столь странно чёрно-фиолетовой радужкой глаз, будто удержал в них слезу. Это уже заинтриговало настолько, что Рудольф решил раскрыть его на дальнейшую откровенность.
– Ну, ну, подробнее давай.
– Вам зачем? – Чапос поднял голову от тарелки. Порция была столь огромной, что он никак не мог её одолеть, но старался засунуть по возможности в себя всё.
– Интересно. Выкладывай, если начал.
Чапос не отвёл глаз, сильных и упорно злых. – Закажите вина! – потребовал он нагло, едва дрогнув в усмешке. Его губы были подобием пластилиновых, квадратных и тяжёлых.
«Ну и чудище»! – содрогнулся Рудольф.
Вкушение Мать-Воды
Вино в «Ночной Лиане» имело запредельную стоимость в сравнении с прочими подобными заведениями. Тут со стороны Чапоса была не просьба, а намёк на плату за информацию. И начал он рассказ только после того, когда обслуга принёс на лаковом подносе тёмно-синюю бутылочку. Любопытный сосуд в форме девушки, застывшей в сексуальной позе в некоем подобии позы лотоса, причём между ног у стеклянной или тонко-фаянсовой, полупрозрачной фигурки была надпись – заклинание. Или больше всё же это не являлось вином в строгом смысле слова, а наливкой – дурманящим напитком с добавками загадочных трав. Обслуга, проворный хрупкий парень, разлив вино по бокалам, поставил фигурную ёмкость на стол и ушёл.
– Стеклянная, а стоимость выше, чем у настоящей девушки, – усмехнулся Рудольф.
– Мой Отец – Свет, моя Мать- Вода, моё тело- почва Планеты, не существующее, если нет Света и Воды, – Чапос, как фетишист погладил фигурку, где была у неё надпись, закрыв при этом глаза и шевеля пластилиновыми нашлёпками губ. Будто молился неведомому божеству. – Она, вернее, её изображение, это жена Надмирного Света, богиня Любви – наша Праматерь, – он смаковал глоток, вначале очень маленький. – Я знаю эту семью давно.
– Какую семью? Надмирного Света и матери Воды? – поддел его Рудольф, но Чапос был серьёзен.
– Семью девушки. Мне и самому трудно понять, кто они. С одной стороны, у девушки есть покровитель, очень опасный человек. Загадка, которую лучше и не разгадывать, как и вас, к примеру. Зачем мне это? С другой стороны, он не очень-то и нуждается в ней, если она поступила в Школу Искусств, куда доступ открыт всем сословиям. Но пригляд, конечно, есть за ней. Её не трогает никто. А так её воспитала старшая мать, – на языке Паралеи это означало бабушку. – Она служит покровителю девушки, но как чёрная слуга и не более. Ему никто, похоже, не нужен. Он был отцом матери девушки, но не тем отцом, кто её породил. Но это же распространённое явление, сами знаете. У падших отбирают детей. Отдают на воспитание в приёмные семьи. Я сам из таковых.
Чапос отпил глоток и закрыл глаза. После принятия вина внутрь они стали мягче и беззащитнее, и он не желал открывать себя постороннему, пока ещё соображая, что коварный напиток снимает с человека все его игровые маски. В его рассказе улавливалась странность, несмотря на простое изложение фактов. Он будто знал, что Рудольф пришелец, и объяснял ему нехитрые особенности своего мира. То, что, по сути, известно каждому. Но он почему-то предполагал, что Рудольф может быть и не в курсе некоторых очевидных всем вещей. Нет. Этот человек не был глуп.
– Что тут написано? – спросил Рудольф и ткнул в графин между бесстыдно раскрытых ног искусной фигурки. – Старинный стиль письма, не очень понятный. К чему?
– Должно быть, ради красоты. Старый стиль письма более затейлив и более глубок в смысловом плане. Его изучают только в высших сословиях. Поскольку в старых книгах скрыта тайна власти над людишками, то рабам не обязательно знать, какие воздействия на них практикуют те, кто питается их трудовыми усилиями и жизненным временем.
– То есть ты не умеешь прочесть надпись? Ты же низший, унавоженная почва, которую топчут высшие, но из которой растёт их хлеб насущный. Но из тебя вырос только здоровущий и ядовитый сорняк. Не без этого. Чем больше лени и некомпетентности со стороны власти, тем больше сорняков.
