Buch lesen: «Планета по имени Ксения», Seite 18

Сокрытое становится очевидным

Момент ситуативной подлости, породивший трагедию

В чём она вечность? И что она есть для человека? – Вопрос повис в пустоте. Отвечать на него было некому. А он возникал в ней снова и снова, опускался на душу при пробуждении как утренний туман, делая перспективу ближайшего будущего неразличимой, непонятной, тревожной. В последнее время Ксения ни с кем не общалась, вернее, с ней никто не общался.

Встречи с Рудольфом стали редки, и не до метафизики ему было, уж тем более с ней.

– Как думаешь, чьи мы рабы или игрушки? – спросила она у него.

– Мы не рабы. Рабы не мы. И если ты игрушка, то моя.

– Ясно всё с тобой. То в один голографический интерьер впихнули, то в другой, ты всюду его деталь, а может, и несущая конструкция, поскольку переполнен невероятной значимостью. А вот я в последнее время живу как под одеялом, где и душно, и темно, а вылезать страшно. Я слабая и непрочная, а вокруг холод и необъятность, в коей любой самый невообразимый монстр может быть реальным и неодолимым, как и всякое могущество.

– Зря ты покинула свою подмосковную рощу.

– Зря, – согласилась она. – А был выбор, думаешь? С одной стороны обжитой уют, личная никчемность и дальнейшее нарастающее увядание, а с другой – повторная юность и полёт навстречу жуткой авантюре, которая лишь по неисповедимому чуду обрела твоё лицо… А могла бы вполне завершиться и гибелью.

Он молчал, он окаменевал, а ей в такие минуты казалось, что она попала в Кащеево царство, где обитали каменные люди. Ксению накрывал озноб, тошнота, паника с потребностью вырваться за пределы навязанного и полностью искусственного обиталища туда, где она не смогла бы сделать и вдоха. Поэтому и выдоха бы уже не последовало. Она помчалась в сантехнический блок, и слышала его затяжной вдох и задумчивый выдох ей в спину. С её стороны было преступлением вешать на его плечи каменного «атланта» уже своего ребёнка, поскольку и рождённые на спутнике бедняжкой женой были больше его обузой, чем отцовским счастьем. В понятие «обузы» входила и сама жёнушка. Счастье с тою оказалось кратковременным, как и прежде было, но испарившимся уже навсегда.

Ксен, по возможности, избегал блудную жену, задушевных разговоров с ним не вели тем более. Зачастую он вёл себя с нею, как глухонемой, оставляя все необходимые рекомендации и задания, надиктованными на её рабочий планшет. Она притихла и редко выходила из оранжерей и лабораторий биосинтеза, перестала приходить в кафе и заказывала завтраки и обеды к себе в оранжереи. Вместе с нею стал редким гостем там и Ксен. Его отсутствие мало кто заметил, только уставшие и не первой молодости женщины, любительницы его послушать и сами пофилософствовать, имеющие в его добром лице деликатного слушателя. В то время как отсутствие нелюбимой женщинами Клариссы замечали все влюблённые в неё обитатели мужского рода-племени. Вика рассказала Нэе, как Кларисса заливалась слезами, умоляя капитана звездолёта взять её на Землю. Но капитан был неумолим. Клариссу оставили.

– Разве она подчиняется законам ГРОЗ? Она же человек из ведомства Космопоиска, а у них другие установки, и никто не смеет её удерживать, – Нэя была откровенно огорчена откровенно отбраковкой Клариссы для перелёта на Землю, что и не скрывала.

– Вряд ли капитан имел право забирать на свой борт посторонних лиц, он же прикреплён к военному ведомству, а её может забрать только гражданский звездолёт. Вот когда прибудет какой-нибудь грузовой, тогда её и заберут. Чего она сюда сунула свой нос? – Вика сама себе же ответила, – она и на Земле не бедствовала. Ей не надо было зарабатывать, как иным бедолагам, на дальнейшую пристойную жизнь на Земле. Но ведь зачем-то влезла сюда? Можно понять таких как Нелли. Здесь они нужны всем, а на Земле?

– Как думаешь, – спросила у неё Нэя, – какие отношения у Кларисссы с Ксеном. Многие не верят, что он её муж.

– Пусть не верят. Он её муж. Она его любит. Не наблюдала разве, как она нежна с ним? Она ему под стать, такая же со странностями, такая же ранимая и одинокая.

– Одинокая? При муже и при своей юной красоте?

– Одинокая лично. Причём тут красота? Муж? Личное одиночество это болезнь, если хочешь. Диагноз. Разве твой муж не из этой же породы индивидуалистов?

– Рудольф? В таком случае мы все заключённые своей индивидуальности. Хочешь сказать, что он несчастен и одинок со мной?

– Понятия не имею. Я никогда не изучала его и не стремилась. Это я так сказала, не подумав.

Всё улеглось и затихло. На спутнике стало скучно. Кларисса перестала бродить по вечерам к мужчинам на их посиделки, будоража при этом женское население, перестала появляться всюду, где люди собирались вместе. Она и Ксен обитали как два моллюска, каждый в своей раковине, и оба вместе в своем научно-исследовательском, экспериментальном обиталище по выращиванию овощей и зелени, куда не совали носа другие, все прочие. Они соприкасались только с другими пищевиками, но исключительно по работе, и не соприкасались с теми, чей профиль работы был иной.

Спустя несколько месяцев Кларисса появилась, пришла в кафе обедать, и всем показалось, что у неё за легкомысленной и какой-то пляжной кофточкой, не иначе вытащенной из запасов, привезённых с Земли, с нашитыми ракушками и жемчужинами, небольшой арбуз, который она спрятала, чтобы позабавить окружающих необычным его цветом или ещё что. Решила похвастаться причудами мужа Ксена, любителя плодоовощных экспериментов. К тому же она придерживала своё скрытое полушарие рукой. Поэтому так и решили вначале те, кто в тот момент присутствовал в кафе. Но оказалось, что дело совсем не в арбузе, а в том, что красавица в том самом известном положении, которое не скрыть. Нэя, находившаяся в том же самом положении, делала всё для того, чтобы живот скрыть, шила особые платьица, чтобы в их складочках и оборочках всё скрывать, а Кларисса отнеслась к своему положению с природным бесстыдством. Ходила, живот выпячивала, не обращала внимание на переполох, который опять устроила в женском курятнике. Мужчинам было всё равно, ведь у красотки имелся муж, и тут была его забота, а больше ничья.

Как-то Нэя у доктора Вики увидела в рабочем её мониторе в мед. отсеке генетические таблицы Клариссы и её будущего ребёнка. Она только что была у Вики перед Нэей, а Вика не скрыла их в базу её данных, заболтавшись с кем-то за пределами мед. отсека. Нэя же умела немного понимать эти таблицы, пройдя тут свой многотрудный опыт материнства, и уже успев устать от него. Ей было почти сорок лет, и она решила, что этот ребёнок будет её последним. И Вика советовала ей остановиться и восстановить свой женский ресурс.

В этих данных, нагло раскрытых, как глаза самой Клариссы, таблицах, формулах, Нэя с трудом, но сумела разобраться в том, что Кларисса носит ребёнка Рудольфа. Нечитаемая для подавляющего большинства женщин на спутнике врачебная тайнопись сказала ей о том, о чём она давно догадывалась. Вика не появлялась долго, как будто давала Нэе время, как будто знала, что она влипнет глазами в информационную паутину, касающуюся постороннего человека – Клариссы Зотовой. Отцом ребёнка являлся вовсе не Ксен Витальевич Зотов, а Венд Рудольф Ростиславович. Никакой человек на Земле, невзирая на наличие или отсутствие настоящих отношений к женщине – будущей матери, не имел права скрывать своего отцовства, иначе трудно было составить генетический паспорт ожидаемого ребёнка. Другое дело, что информация была конфиденциальной, врачебной тайной. Была ли Нэя сражена? Потрясена? Нет. Уж если Кларисса, как говорили, обошла половину мужских жилых отсеков города, минуя, конечно, семейные, могла ли она обойти шефа? Женщины уверяли, что Кларисса обладает реликтовой низостью, что она не раз устраивала молодым десантникам танцы с элементами стриптиза, когда ещё была без пуза, разумеется. Она скрашивала бедным космодесантникам их нелёгкий труд, но только ли танцами? Кто видел? Кто слышал? Чем она там занималась? Одна наедине с толпой одиноких мужчин?

Вика возмущалась, – Да вы что! Кларисса ходила туда, но там был Артур, а где Артур, уж простите, ничего за гранью дозволенного быть не может.

– Твой Артур вне подозрений? Особенный?

– Да. Особенный. Здесь вам всё же не притон времен эпохи Войн. А если у вас что-то не в порядке с личным внутренним пространством, так приберитесь там. Почему наделяете других людей низостью, в которой отказываете с возмущением себе? Кларисса чистая и замужняя женщина, она ходила туда от скуки, раз уж вы её отлучили от себя.

– Да кто отлучал эту задаваку!? – женщины возмущались, брызгали на Вику-защитницу слюной. Самоотверженные и развитые женщины – они всего лишь отвечали Ксении взаимностью – теми же самыми чувствами, кои она в них и возбуждала своим наглым поведением и затаённым пренебрежением ко всем. Дар юности не сделал её ни умнее, ни добрее, ни душевнее. Напротив, ум истончился, если и был когда, доброта иссякла, а душа ссохлась, будто её прожарили на адской сковородке. Она утратила свою тончайшую внутреннюю и неповторимую настройку, она лязгала внутри самой себя какими-то синтетическими заменителями, тщетно пытаясь вернуть себе утраченную и прежнюю искристую душу-начинку. Поэтому он и не ощущал в ней ту, чьим чистеньким и промытым аватаром завладела залётная душа из тех, что для него была «потёмки».

– Она же всех презирает, высокомерничает, будто она тут венценосная особа, а мы чернозём какой, о который она боится и ножки замарать.

– Не глядит же ни на кого!

– Ксен – не муж он, а прикрытие!

– Невоспитанная и недоученная девчонка захотела острых космических ощущений, слышали, кто был её отец? Кто у неё мачеха? Она из верхних этажей ГРОЗ, не сама, так по родственной линии. Она путешествует, коллекционирует жизненные впечатления.

– Дело известное. Тут многое можно себе позволить. А Ксен, вы видели? Спокоен, отстранён от всех, его ничего не касается. Отгадайте загадку, сам в земле, а хвостик наружу, кто это? Правильно, Ксен. Единственное, что он и способен создать, так это гибрид редиски с огурцом. Ну, уж никак не ребёнка.

Нэя держалась в стороне от подобных обсуждений. Она тихо сидела рядом со швейным роботом, рисовала, вышивала, словно отсутствуя, сразу же удаляясь, едва дело доходило до слишком уж острых обсуждений Клариссы. Занималась с детьми, далёкими от проблем женщины Клариссы.

Когда Вика вернулась, изобразив полный вид уверенности, что деликатность Нэи не позволила ей сунуться в чужие таблицы, она свернула открытую информацию, уже не являющуюся тайной ни для кого. Тесное информационное поле людей в замкнутом пространстве обладало такой насыщенной плотностью, не имея возможности рассеяться за пределы живого купола, что все живущие давно превратились в телепатов. Всякая невысказанная мысль, скрытое чувство приобретали тут зримые и осязаемые очертания. И открытые данные генетических исследований стали лишь катализатором застывшего мыслительного процесса, которому сама же Нэя препятствовала развиться в понимание очевидного. Она одна и была в неведении того, о чём давно знали все окружающие.

Странная стычка Артура со своим отцом

В первые годы на Земле-2 Артур жил один. Когда прибыла Вика, заурядная, но женственная и милая, Артур пришёл к ней сам. У них родилось двое детей, два мальчика. Вика спешила компенсировать себе утраченное на Земле, или же действительно полюбила, что никого не удивляло. Артур был из тех, кто на Земле на такую Вику уж точно не взглянул бы. Именно под влиянием Вики Нэя прекрасно разбиралась в тонкостях медицинской науки. Что касается отношений Клариссы и Нэи, то их не было. Кларисса чуралась Нэи, как и всех прочих. Не считая того долгого разговора в столовом отсеке.

Обладая до беременности роскошной фигурой, Кларисса так и осталась равнодушна к одежде, всегда одеваясь в рабочий комбинезон, но и в нём поражала своим совершенным сложением всех. Она имела привычку щурить кошачьи глаза в пустое пространство, на людей глядела равнодушно, как сквозь стекло или мимо их, устремлённых на неё, глаз. Лицо её обладало идеальным овалом, тонким и прелестным по форме носом, узкими скулами. Лоб казался возвышенно-безмятежным, не сминался ни единой складкой при её и вообще-то малоподвижной мимике при разговоре или редком смехе, а сочный красивый маленький рот – невинным, голос чистым, но негромким. Она и ела аккуратненько так, слегка опустив над столовыми приборами голову, не глядя при этом по сторонам, тщательно усмирив широкой лентой или шарфиком непослушные, обильные и скрученные спиральками пряди волос, открыв высокий лоб полностью. Она не могла не волновать, и сплетни о ней распускали женщины, среди которых не было тех, кто был ей равен по своей красоте.

Единственное, на взгляд Нэи, что её портило, так это, как ни странно, роскошные волосы, вечно растрёпанные и падающие этими рыжими спиральками на её плечи. Она была как львица, взявшая у льва поносить его гриву. Нэе всегда хотелось навести на её голове порядок, с такими благодатными дарами природы было грех так их распускать в полнейшую беспризорность. Но когда Нэя через Вику передала Клариссе красивые заколки и деликатные советы придти в их Центр Досуга к мастерице по причёскам, Кларисса того не сделала, а заколки прилепила сама безо всякого смысла, где они болтались, как случайно запутавшиеся в её гриве. Она вообще была безразлична к себе, такой вывод напрашивался при взгляде на неё. И это при такой красоте? Почему? Но если эта небрежность и не мешала её успеху? Если это и был её стиль? Естественность, лёгкая разболтанность во всём? Она смеялась, говоря Вике, – а Вика, разумеется, добросовестно всем передавала, – что если бы она, Кларисса, навела на себя необходимый лоск, они бы тут все ослепли. Они поняли бы, как обидела их всех природа в сравнении с нею, как лишена природа чувства справедливости и равенства, – того, к чему стремятся люди в процессе исторического развития, – а их мужья и тайные или явные любовники разлюбили бы их в одно мгновение. Да и сейчас они близки к тому. Но Кларисса благородна и скромна, именно из жалости к ним.

Все негодовали! Тварь рыжая, карнавальная хлопушка, только и умеющая что выстреливать бессмысленными конфетти мусорных слов. Пустая во всём, в своих глазах, похожих на крашеные стразы, в своих словах, в своих делах, сидя на шее одержимого трудоголика Ксена. Удивительно, кто засеял её пустую утробу? Но не Ксен. Всем было ясно. Если на Земле не сделал этого, то уж тут-то и вряд ли.

Нэя не слушала. Нэя не любила злословие, помня своё печальное прошлое на Паралее. Она приходила вечером к Рудольфу в его рабочий отсек, когда он был там. Когда после дневной сутолоки, гомона множества людей, он оставался один. Это был совсем не тот роскошный и просторный холл, каким он владел на Паралее в подземелье, или на поверхности в «Зеркальном Лабиринте». Здесь было проще, но уютнее, человечнее, душевнее. И сам Рудольф был другой. Тоже проще, человечнее, добрее ко всем, чем было там, в прошлом. Да и вообще тут преобладала атмосфера домашней семейственности, тут было слишком тесно внутри, слишком опасно и непредсказуемо снаружи. Заселение и обустройство планеты, которая продолжала висеть над ними без имени, ничуть по этому поводу не огорчаясь, было делом сменщиков, которые прибудут на смену тем, кто обустроил спутник, как плацдарм для главного натиска на цель. Конечно, тем, кто пожелает остаться, никто и не будет чинить препятствий. Но таких тут немного.

В один из вечеров Нэя пришла незадолго перед ужином в рабочий отсек мужа, чтобы им вместе пойти в кафе, – так называли они столовый блок. Она прижалась к нему по многолетней привычке, отрывая от работы, от компьютеров, от расчётов. Рассказала о проделках детей, о смешных происшествиях в их замкнутой колонии. Он слушал, продолжая думать о своём, гладя её скорее механически, чем руководствуясь нежностью. Нэя отвела его руку.

– Вика считает, что ты одинок. Что ты тайный печальник. Но я-то знаю, что всё дело в твоём высоком самомнении, ты мнишь себя выше тех, кто тебя окружает. Остальным чего-нибудь да не хватает до статуса венца творения. И ты считаешь, что вполне годишься на роль управителя всей этой планетой, что наверху. Но кто позволит тебе? Да и обустроить её – жизни твоей не хватит. Вот нашим детям мечтать об этом ещё реально. Но не тебе.

Он со смехом прикрыл её губы.

– Ты счастлив? – спросила Нэя в его ладонь.

– Чем это?

– Мною, детьми, будущим.

– Это да.

– Спроси, а ты?

– А ты?

– Нет.

– То есть? Почему?

– Ты знаешь сам.

– Нет, не знаю.

– Человек не может быть счастлив любовью в одиночестве. Любовь счастье соединения, сдвоенное. И никак иначе.

– Ну и?

– А ты меня не любишь.

– Давно придумала?

Нэя прижала его ладонь к губам, запечатала их и ничего не сказала.

После ужина и болтовни со всеми в уютном кафе они ушли гулять вдвоём по городу. К ним присоединился Артур. Он шёл сзади и молчал, но не отставал. Галереи, ведущие в новые запланированные пригороды под куполом, ещё пустующие от застроек, казались открытым пространством континента, расстилающегося вокруг, бесконечного, необитаемого и всё равно захватывающе великолепного. Если нет живого духа, способного отразить его в себе, то в чём смысл его существование? Пока не прибыли сюда те, кто и дали ему почувствовать своё бытие тем, что вонзились в его скальный бок невероятными машинами. Прогрызли его на километры вглубь, устроив там себе внутренности собственного обиталища, а уж потом вынырнули наверх, прикрывшись куполом, прозрачным пузырём, как одушевлённым глазом, чтобы обозреть его безмолвные вековечно окрестности.

Если представить, что ни впереди, ни позади ничего нет, а Нэя представила себе именно это, то сдавливал страх. От подобной игры воображения у неё приостановилось дыхание, судорожно дёрнулся ребенок внутри. Она замерла под угасающим золотисто-лиловым куполом, окрашенным красками уходящего светила. На смену ему выплывал голубой лик пажа планеты. Он в моменты своего раннего появления казался светлым и ангельски безмятежным, как и не возникало мысли о том, что и саму его королеву корёжит от катаклизмов, судорог сдвигающихся и наползающих друг на друга континентов, словно она рожала какое-то своё, неизвестное никому из людей будущее. На этом же континенте всё тихо и застыло – статично. Он спал и видел свои загадочные сны, и никто не давал им гарантий, что он тоже не проснётся. Но это не будет скоро, а может, и никогда не будет. Может, сон его был сном вечности? Необитаемой, бесконечной и условной вечности. Ведь все эти категории существовали для людей, а не для него. Из глубин звёздного колодца наползала на купол беззвучная и загадочная ночь.

Артур шёл на расстоянии, он отчего-то не хотел встревать в их дуэт. Рудольф остановился, чтобы подождать его. Его тяготило молчание Артура, и он хотел включить его в разговор.

– У тебя что, обет молчания?

– Планета «Мама» всё ещё без имени, – ответил Артур. Планету называли «Мамой», уж коли у неё не было собственного имени.

– Мы никак не можем придумать ей имя. В ГРОЗ сказали, сами изобретайте по праву первых обитателей, таков закон Космоса. Это раньше кабинетные хмыри называли объекты, к которым не имели никакого отношения. А теперь имя должны дарить те, кто первый освоил пространство, но у нас кто в лес, кто по дрова, как любил говорить дед. Ругаемся и спорим, и никто не хочет соглашаться с другими. Да и у спутника планеты обозначения как такового нет. Сколько времени ему гипнотизировать нас без всякого имени? Тут и вылез «постник и молчальник», по твоему определению, Ксенофан: «Назовите планету Ксения. Что означает «Чужая».

– А вы? – спросил Рудольф.

– Почему «чужая»? Если она уже наша? Да и потом, его осмеяли все. У тебя жена Ксения, так ты хочешь и планету присвоить? Тебе мало одной Ксении? Или напротив слишком много? Ты одну-то удержи. Ну и пошло. Он едва в эпилепсию не впал. Пена пошла изо рта от злости. Он псих, оказывается! Замахал кулачками, но не гляди, что маленькие, завёз одному так, что тот свалился. Мы, конечно, удержали упавшего от ответного удара возмездия, а то Ксении пришлось бы стать вдовой. Где она такого раскопала? Все удивляются. Такая девчонка и муж – гороховый стручок – огородный старичок!

– Она с ним давно, с молодости, – сказал Рудольф, – не всегда же он и был старичком. Кажется, она знала его ещё в своей балетной юности, безнадежный воздыхатель и почитатель её таланта. Но, если честно, таланта не было.

Артур и Нэя остановились и застыли в поразившем их удивлении.

– С молодости? – спросила Нэя, – а сейчас у неё что?

– Давно? – спросил и Артур. – Это же сколько лет тому?

Рудольф понял, что сказал нечто лишнее. Очень лишнее.

– Ты знал её? Так она… Нелли говорила, что она вовсе не такая молодая, какою кажется. Ты ведь знал её? Она вовсе не Кларисса, а Ксения.

– Кларисса? – удивился Артур, – кто Кларисса? Ксения – Кларисса?

– Кларисса – это её имя по базе данных. Но она его не любит, она зовет себя иначе. Вот и всё, – пояснил Рудольф.

– Сколько же ей лет? – поинтересовался Артур. Нельзя было сказать, что для него это что-то и значило.

– Знал, не знал, какая разница, кого и чего я знал когда-то, – ответил Рудольф Нэе.

– Я догадался давно, – встрял Артур, – у неё глаза в темноте светятся, как у сиамской кошки красным светом. А так бывает только у тех, кто проходил полное и генеральное омоложение в закрытых Центрах. Особый побочный эффект. Из-за химической реакции, протекающей в клетках человека после…

– В темноте? – поразился Рудольф, перебивая его, – в какой ещё темноте? Это где?

– Однажды погас свет в отсеке, где мы и собрались с ребятами поиграть, в том числе, и в архаичные картишки, – спокойно пояснил Артур, – тут она и засверкала глазами, но я – человек посвящённый, я понял, в чём дело.

–Кто же посвятил? – спросил отец.

– Да уж не один ты продвинулся в своих познаниях за столько-то лет… Всяких людей я повидал…

– Имеешь в виду Рамона – бывшего сектанта из секты Лбов?

– Один Рамон, что ли, эксперт по всем тайнам мира?

– И для чего же замужняя женщина посещала ваш мужской клуб по интересам?

– Приходила сама, как выгонишь? Женщины на спутнике включили полный игнор в отношении неё. Она скучала, а в общем-то, ничему и никому не мешала. Даже напротив, весёлая…

– Хочешь сказать, она обновлённая версия прежней женщины, вроде биоробота?

– Не стал бы я столь категорично такое утверждать… ведь не исключено, проблемы со здоровьем и потребовали такого радикального вмешательства… Забыл, как с Нэей было…

– Так значит, игрушка… – Рудольф долго молчал, устремив взор в безмолвные дали. И вдруг засверкал на Артура глазами, буквально искрящими гневом и презрением, непонятно на кого направленных, но уж точно не на Артура. – С ума ты сошёл! Я сразу бы понял, если бы так было. К тому же у биороботов имеется техпаспорт и совсем другой нечеловеческий код. Или же этот гороховый стручок умышленно скрыл собственную куклу под кодом своей жены?

– Но ведь это преступление, – довольно безразлично отозвался Артур. – В подземных уровнях, где полно биороботов, есть тот, кто и отвечает за их программное обеспечение. Может, к нему и обратишься?

– Она настоящая женщина! А не кукла!

– Конечно. А ты засомневался, что ли? Тут тебе не Земля, где возможен всяческий обман между человекообразными мошенниками. И главное, зачем?

– Откуда я знаю, зачем. Может, испытывали новую модель для отдохновения космических странников… – он вдруг осёкся. – Беременная кукла? Такое невозможно!

– Как мы узнаем, что там у них возможно, а что нет – в секретных лабораториях? – стало очевидно, Артур откровенно играет на нервах взвинченного отца. – Может, Ксен по совместительству и занялся на Земле тайным клонированием своей подруги? Привёз её сюда как опытный образец. Может, он законспирированный исследователь в особо засекреченном жанре творчества? И грядки в его плодоовощных джунглях лишь ширма для более значимых урожаев?

– Заткнись, бездарный юморист!

– Конечно, я ничуть не сомневаюсь, что тебе известно то, чего не знаем мы все. И конечно, я ничуть не сомневаюсь, что Ксения живая и подлинная женщина. Я даже сумел её понюхать, когда однажды воровал у них огурцы. Она подошла к грядке и стыдила меня за воровство урожая, не прошедшего необходимый контроль. – Артур поспешно объяснял обстоятельства, где он умудрился обнюхать скандальную огородницу. – Она обладала абсолютно женским и неподражаемым ароматом, коего лишены биороботы. А глаза? Ты же не станешь отрицать, что в её глазах искрится живая неподдельная душа?

– И обнюхал, и в глазах успел пошарить!

– Я сразу её узнала, я видела её на Паралее, – Нэя смотрела в сумрачное небытие спутника. О ней вдруг забыли и муж, и Артур, а она неожиданно разрядила возможность их немотивированной вроде бы ссоры.

– На Паралее? Ты что? – дёрнул её Рудольф за рукав, – очнись! Какая Паралея?

– Мне показал её волшебный туман в Храме Надмирного Света. А ещё я видела её в «Ночной Лиане», находясь под воздействием того напитка, ты помнишь, как он назывался? Она пришла и села за наш столик. На ней всегда была маска. Я попросила её снять, а она сказала: ещё насмотришься, до такого состояния насмотришься, что и жить не захочешь. Я помню, но тогда я думала, это бред.

– Мы, кажется, говорили не о Паралее, а о названии нашей планеты, – перебил их Артур или умышленно увёл их разговор в сторону, поняв, что они прикоснулись к чему-то накалённому и чреватому, опасному. – Что ты думаешь о таком имени как Ксения?

Но Рудольф начисто лишился своего мирного расположения духа, настроенности на вечернюю задумчивость.

– Что ты пристал ко мне с этой Ксенией! Или успел воспользоваться её расположением?

– Ну, ты и пошляк! – сказал Артур спокойно, но презрительно.

– То есть? И ты говоришь мне это, своему отцу и шефу?

– А ты? Сыну и подчинённому?

Они стояли друг против друга. Артур был выше отца. Он и в плечах был шире. Его глаза мерцали холодом, будто отражали в себе дали спутника, заливаемого сейчас голубым свечением живой планеты. Артур был самым бесстрашным фанатом по её изучению и отлучался туда часто и надолго с такими же сорвиголовами. Пока он отсутствовал за пределами обитаемого континента, Вика сильно беспокоилась, боясь за него. Она, будучи намного старше Артура, сознавалась Нэе, что никого, никогда не любила как его, Артура. Любил ли Артур её так же сильно? Вряд ли. Нэя считала, что Артур лишь принимал её любовь, почти материнскую в своей самоотдаче, а сама Вика считала, что он её последняя любовь в этой жизни. И единственная, потому что прежнего мужа она и помнить не желала.

Вика – всем близкая, но никем не любимая

Женщины и мужчины на Земле не обращали внимания на возраст друг друга, до определённых пределов, конечно. К чему, если тридцатилетний Артур и пятидесятилетняя Вика смотрелись почти ровесниками? Она рассказывала Нэе, что именно благодаря знакомству с матерью Артура по годам юности, она, Вика, и обратила на себя внимание Артура. А так, вряд ли он и пришёл к ней. А тут, когда она прибыла и умирала от страха и одиночества, ему кто-то сказал, новенькая врач была подругой твоей матери. Он и пришёл из любопытства. И Вика не скрывала того факта, что она не произвела на него ни малейшего впечатления. Но разговорились о том, о сём. Он пришёл опять и…

– А что же ты хочешь, космическое одиночество, оно способно толкать людей в объятия друг друга, даже если на Земле они прошли бы мимо, не взглянув на того, с кем делят жилой отсек здесь. Или ты думаешь, что у тебя иначе?

– У меня? – Нэя была оскорблена, – ты думаешь, что я встретила его здесь?

Вика в то время понятия не имела, кто Нэя и откуда она. Но её мнение царапнуло настолько больно, что Нэя долго потом рассматривала себя в зеркало, думая, что в ней не так, что могло вызвать у Вики такое пренебрежение к её роли жены Рудольфа?

– Ты миленькая, – снисходительно похвалила Вика. Она могла бы и промолчать, но её распирало изнутри, как и всякую сплетницу, за что и презирала её Ксения. – Если бы ты видела, какой необыкновенной женщиной была его первая жена…

– Расскажи мне о ней, – попросила Нэя. – Это же всё равно, что жизнь другого и умчавшегося за горизонты событий эона…

Опять же, Вика могла сослаться на вполне естественную утрату памяти о тех событиях, уклониться, но она рассказала ей всё, что помнила, что присочинила сама, интерпретируя события, спустя годы и согласно своему сегодняшнему осмыслению прошедшего. И Нэя понимала это, слушая вольный и художественный пересказ Вики о прошлом Рудольфа.

– Почему вы все столкнулись здесь, на Земле-2? Как думаешь?

– Чему удивляться? Мы же учились в Академии Космической Жизни. Это учебное заведение входило в структуры Космопоиска. А в космических структурах очень продуманная кадровая политика, там стараются подбирать людей по возможности наиболее дружественных и близких друг другу, знакомых по возможности в прошлом, связанных определёнными узами дружбы, юности, учёбы, разными событиями, чтобы избежать страшных эксцессов, возможных при чужеродности в психологическом смысле. Были случаи, когда в колониях устраивали войны, и пока спасатели добирались до тех мест, там не оставалось в живых никого. Представляешь себе такое?

– Каким был Рудольф? Ты его помнишь?

– Ещё бы я не помнила! Лора бросила Академию из-за одной девицы. Муж и настоял на этом, когда они поженились. Тем самым Лора выпала из нашей компании. Он был не то, чтобы и близок нашему кругу. То есть совсем не близок. Он просто учил нас обращению с модулями перед стажировкой. Высокомерный, красивый и наглый. Тяжёлый тип. Лора попала под его каток, и уже не смогла стать прежней. Ей было непросто с ним. Да он и нуждался в ней мало. Он ни в ком не нуждался. Но она приклеилась намертво. Я отговаривала, не дружи с ним! Он же настолько очевидно лез ко всем привлекательным девушкам, лишь бы кто и отозвался на его сомнительные призывы развлечься с ним. Да к той же Ксении всегда лез и ни от кого не скрывался. Я же сама была тому свидетелем. Конечно, у нас-то на курсе таких заметных ребят, как те, прибывшие из космической Академии, можно сказать, что и не было. Может, один Рамон и выделялся из всех, но он настолько был смешным, наивным в те свои юные годы… Хотя Ксения общалась со мной и с Лорой, но была, что называется, вещь в себе. Лора поначалу к ней тянулась, но потом перестала с ней общаться. Эта Ксения и разбила вдребезги её жизнь. Да свою не наладила…

– Как же ты говоришь, разбила, если он и сам в ней не нуждался?