Buch lesen: «Фиалковое сердце Питбуля», Seite 9

16. Эва

– Эв, у тебя там телефон разрывается. Поменяй уже рингтон, а? Мы чуть не сдохли пока его слушали, – Анька, шлепая сланцами, заходит в душевую и взвизгивает, когда из лейки на нее льется ледяная вода. – Петрова! Сучка! Не все же моржи, как ты!

– Купи себе уже вибратор! Нервная стала от недотраха, – Регинка хохочет и уворачивается от летящей в ее сторону мочалки, а потом, в ответ, снимает свою лейку и врубает душ на полную, выкрутив на максимум холодную воду.

– А-а-а-а-а!!! Сучка! Регинка, дура!

Анька визжит, забиваясь в угол кабинки, чтобы на нее попадало меньше воды, сдергивает свою лейку с держателя и через пару секунд в душевой визжат уже все: и те, кто развязал эту войну, и те, кто попал под ледяной душ за компанию. Прыская от смеха, жду когда в обмене «любезностями» образуется мимолётный промежуток затишья и пулей выскакиваю из душевой, едва не навернувшись на скользком кафеле.

– Что там, Эв? – Надя, соседка по шкафчикам, уже заканчивающая одеваться, смотрит на меня с вопросом, а я хохочу и машу ладонью в сторону визгов, вышедших на новый уровень:

– Анька с Региной с ума сходят.

– А-а-а, – тянет она, хихикает на очередной поток Аниного мата и ультразвуковой визг, оборвавший его на полуслове, а потом кивает на мой шкафчик. – Тебе звонили.

– Ага, спасибо. Анька уже сказала.

Вытираю руки полотенцем, чтобы посмотреть, кто так «пробесил» Аню Ванессой Мэй, и удивленно таращусь на уведомление, показывающее двенадцать пропущенных звонков от Назара. Странная, необъяснимая тревога обрушивается на меня лавиной, я жму на иконку вызова, замерев с полотенцем, прижатым к груди, а в трубке звучит длинный гудок, следом еще один и еще, а потом переполошенный голос Назара, ускоряющий эту лавину до невообразимой паники:

– Эвридика ты где?

– В школе, а что? – отвечаю, не понимая чем могут быть вызваны такой странный вопрос и особенно интонация. – Что-то случилось?

– Да. Эв… ты… мочь? – большую половину слов глушит шум ветра и громкий рокот, но я уже начинаю торопливо вытираться и киваю:

– Да! Конечно!

– Буду… ять.. ут.

– Поняла!

– Эв, что-то случилось?

– Не знаю, Надь. Наверное.

Надя, отложив расчёску на полочку, смотрит на мое суматошное вытирание и сбор вещей в сумку вперемешку с одеванием, но я лишь жму плечами в ответ на тревожный взгляд и скачу в трусах и лифчике к шкафчику Ани, чтобы хоть немного подсушить свою гриву. Мне страшно от того, что что-то, непонятно что, произошло, а мысли все крутятся в голове, перебирая возможные варианты, один другого хуже, и придают скорости моим сборам.

С полупросушенными и распущенными волосами, на ходу застегивая куртку, я выскакиваю из дверей и ойкаю, когда Назар выдергивает из моих рук сумку, закидывает ее мне на спину как рюкзак, потом напяливает на голову шлем и за руку тянет к рокочущему мотоциклу.

– Что случилось?

– Все потом. Садись и держись крепче.

Паника уже не просто бьет в виски, она шкалит по максимуму, холодя кончики пальцев неизвестностью, но я сажусь на седло, не раздумывая, обхватываю Назара руками и прижимаюсь к нему всем телом, визжа от испуга, когда мотоцикл срывается с места, встав на одно колесо.

– Назар! Назар! – кричу, вцепляясь мертвой хваткой в кожанку и вжимаясь грудью в спину Назара, гонящего свой мотоцикл с сумасшедшей скоростью по улицам, лавируя между машинами, – Ма-а-а-ма-а-а-а! – свой собственный визг режет уши, а сердце ухает в пятки, когда на одном из поворотов мы наклоняемся и едва не касаемся асфальта. – Наза-а-а-а-ар!

Не знаю каким чудом мы не грохнулись и не разбились. Мне страшно думать о том, что может произойти, не справься Назар с управлением, только он ставит мотоцикл в нормальное положение и снова выкручивает газ на полную, поднимая двухколесное чудовище на дыбы, а я визжу, как резаная, и все крепче прижимаюсь к спине Назара.

«Чтобы я ещё хоть раз села на мотоцикл! Да никогда в жизни!»

Мысли, пришпоренные адреналиновой волной, заполнившей все мое тело без остатка, истерично колошматятся внутри головы. Только на краю сознания вспыхивает сумасшедший восторг от того, что мы летим по городу, разрезая его на двое рычащим мотоциклом, а я чувствую под руками спокойные и уверенные удары сердца, для которого все происходящее под контролем. Если это безумие вообще может кто-то контролировать, то только Назар. Но даже осознание этого не может заставить меня открыть глаза и разжать пальцы, кажется, намертво вцепившиеся в кожанку.

Я рвано дышу, боясь поверить в то, что мотоцикл наконец остановился. Страшно открывать глаза, чтобы посмотреть куда мы так гнали. Мне даже кажется, что эта остановка не больше, чем временная, и стоит хотя бы приоткрыть один глаз, гонка начнется снова. Только рокочущее урчание мотора обрывается, Назар что-то делает и мотоцикл немного смещается назад, а потом моих пальцев касаются его горячие ладони, накрывают их, согревая.

– Эвридика?

– Г-г-г-где м-м-м-мы?

– Здесь.

– Г-г-г-где з-з-з-здесь?

– Там, где должны были оказаться, – снова уклончиво отвечает Назар, негромко смеясь. – Я тебя немного обманул, чтобы ты смогла кое-что увидеть.

– Ч-ч-ч-что?

– Открой глаза и посмотри.

С опаской разлепляю один глаз, потом второй, продолжая стискивать куртку Назара. Осторожно поворачиваю голову налево, ведь справа нет ничего кроме расписанной граффити трансформаторной будки, а она вряд ли могла быть целью этой гонки по городу. Кованый забор, широкие открытые ворота, сквозь которые неторопливо идут люди. «Мирославский парк отдыха» – вывеска с графиком работы. Я смотрю на нее и, прочитав три раза, чтобы убедиться в том, что и так понятно, начинаю хохотать, как припадочная.

– А что случилось, что нам так срочно надо было сюда приехать? – спрашиваю, а сама немного разжимаю пальцы, чтобы ладони Назара смогли накрыть их полностью.

– Надо слезть и сходить в сам парк, чтобы посмотреть. Рассказывать не интересно, – он снова уходит от ответа, но мне хочется посидеть и перевести дух ещё немного, поэтому задаю, кажется, самый глупый вопрос:

– Это твой мотоцикл?

– Мой, – вполне очевидный ответ и приятный смех. – А вы, оказывается, трусиха, Эвридика Васильевна.

– А вы, уже второй раз меня обманываете, Назар Георгиевич, – улыбаюсь я и внезапно понимаю, что продолжаю сидеть, не выпустив, прижавшись к спине Назара, и мне это нравится, несмотря на его обман.

– Каюсь, виновен.

– Ещё бы, – усмехаюсь, мотаю головой и все же нехотя убираю руки с груди Назара. – Не отделаетесь теперь пирожными, Назар Георгиевич.

– И я этому безумно рад.

– Что? В смысле рад?

– Вы только что развязали мне руки, Эвридика Васильевна. Теперь не удивляйтесь, что я начну замаливать свои грехи на полную катушку.

Назар с лёгкостью слезает с мотоцикла, чего нельзя сказать обо мне. Я стекаю с него трясущейся каракатицей, все ещё не веря, что можно выдохнуть с облегчением. Не без помощи стягиваю шлем и снимаю сумку со спины – Назар перехватывает ее, закидывает на плечо и широко улыбается, когда прошу его не спешить и дать достать резинку, чтобы собрать волосы в хвост.

– Оставь, пожалуйста так.

От его взгляда я почему-то смущаюсь и несколько мгновений изучаю трещинки на асфальте, стесняясь поднять глаза обратно. Смотрю на свои кроссовки, потом на кроссовки Назара, удивлённо поднимаюсь взглядом по вытертым джинсам к краю кожанки с зубастой молнией. И только сейчас понимаю, что впервые вижу Назара не в костюме. Он широко улыбается, когда я, осмелев, смотрю ему в глаза, пальцами взъерошивает свои волосы, окончательно превращаясь в немного развязного парня, у которого есть мотоцикл и больше ничего не важно. Может, только эта улыбка, обескураживающе-завораживающая, и негромкое «Эвридика Васильевна» с пьянящей хрипотцой в голосе выдают в нем серьезного человека.

Назар закрепляет сумку и оба шлема поверх сиденья, притянув их эластичной сеткой, чтобы не упали, и улыбается в ответ на мой вопрос: «А не украдут?»

– Не переживай, Эвридика. За мотоциклом и вещами присмотрят. Идём?

Кто и откуда будет смотреть за вещами, если на парковке нет охраны от слова совсем, я не знаю, но Назар так уверен в своих словах, что мне ничего не остаётся делать, как кивнуть, соглашаясь, и подать ему руку, увидев протянутую ладонь. Мое ответное движение получается само собой разумеющимся на предложение, подкреплённое все той же широкой улыбкой. Я понятия не имею как так можно улыбаться, но мне всё больше нравится улыбка Назара. Что-то в ней подкупает, только я никак не могу понять что. В ней нет обмана или какой-то фальши. Обыкновенная улыбка счастливого человека, и я иду за ним ко входу в парк, держусь за руку, и все же немного краснею. Нет, не от стыда или чего-то такого. Стыд не может отзываться пузырьками шоколадного мусса, курсирующими внутри, а они там появились буквально сразу. Мне просто нравится держаться за руку, чувствовать ее тепло и что-то ещё. Непонятное, непривычное, но завораживающее этой своей непонятностью до ужаса.

– Если честно, то я сто лет не был здесь, – Назар осмотрелся по сторонам, а потом улыбнувшись шире повел меня к небольшому ларьку, где купил сладкую вату. – Это не тебе. Ты же отказалась от сладкого.

Сказать, что я опешила от такой внезапной несправедливости? Нет, не опешила. Я чуть не задохнулась, выпучив глаза, а Назар, жмурясь от удовольствия, отщипнул небольшой кусочек от огромного шара, отправил его себе в рот. Следом оторвал чуть больше и рассмеялся, когда я схватила его руку с ватой и оторвала от нее большой кусман.

– Эвридика Васильевна, ай-ай-ай, – покачал он головой, улыбаясь от уха до уха.

– Не ай-ай-ай, Назар Георгиевич, а «не хотите ли попробовать»! – захохотала я, дёргая руку, которую Назар поднял над головой. – Мало того, что вы меня обманули, так теперь ещё и ватой жадничаете поделиться!?

– Ты любишь вату?

– Представь себе, люблю!

– А разве балеринам ее можно?

– Можно!

– Тогда держи, – Назар протянул мне вату на палочке, а сам заулыбался шире. – Я, если честно, вату не очень люблю.

– Опять обман?

– Где? – удивился Назар, обернулся, всматриваясь в проходящих мимо людей и даже остановил одного, спрашивая. – Извините, а вы не видели тут обман? Мы его потеряли и не можем найти.

– Что? – опешил мужчина, а Назар с серьезным лицом повторил:

– Обман. Такой маленький с хвостиком. Не видели?

– Придурки, – отмахнулся мужчина, и я прыснула от смеха.

– Давай на обратном пути поищем? – предложил Назар, протягивая мне ладонь.

– Давай. Только что-то мне подсказывает, что мы его не найдем.

Как оказалось, сегодня в Мирославском парке было официальное открытие после реконструкции. Мы с Манькой ходили сюда пару раз года два назад, а потом как-то перестали, ведь ничего особенного здесь не было. Обыкновенный парк с прудом, где большую часть гуляющих составляли девушки с колясками и пенсионеры. Первые неспешно шли по дорожкам, негромко переговариваясь, чтобы не разбудить своих малышей, вторые больше сидели на скамейках, обсуждая новости, или рассматривали проходящих мимо. А сейчас парк изменился. В нем установили новые фонари под старину, заменили скамейки, освежили асфальтовое покрытие и высадили новые кусты вдоль дорожек. За ними можно было рассмотреть ровные площадки с беседками, где-то появились детские площадочки с качелями и песочницами, но главное изменение коснулось той части, которая два года назад выглядела заброшенной. Я даже невольно остановилась, рассматривая парк аттракционов и огромное колесо обозрения. Зажмурилась и снова открыла глаза, не веря тому, что вижу.

– Прокатимся? Если не боишься высоты, конечно.

– Нет, не боюсь, – я помотала головой, улыбаясь от уха до уха, и зашагала за Назаром, едва не подпрыгивая от какого-то детского счастья.

– У меня есть шикарное предложение.

– Какое?

– Посмотреть и попробовать все аттракционы. Как тебе?

– Это просто идеальное предложение, Назар Георгиевич!

– Эвридика Васильевна, – рассмеялся он, отвешивая шутливый поклон. – Я полностью в вашем распоряжении. Командуйте.

– Сперва колесо! С него посмотрим что тут есть, а потом пойдем, – предложила я.

– Тогда чего мы ждём?

Несомненно это было свидание. Странное, немного непонятное и непривычное, но все же свидание. Мы хохотали, как дети, катаясь на машинках, болтали без умолку, стоя в очередях на следующий аттракцион или за теми же хот-догами. Перепробовали все развлечения, а какие-то и не по разу. Одной только сладкой ваты я наелась, кажется, на несколько лет вперед, но потом мы нашли тележку мороженщика, а в нем оказался ванильный пломбир…

Я не помню, чтобы мне было так легко общаться с парнем. Обо всем и ни о чем конкретном. Не помню, чтобы с кем-то сидела на скамейке, хохотала до боли в щеках, а потом срывалась пострелять из духового ружья или еще раз прокатиться на колесе или машинках. Не помню, чтобы так же засматривалась на чью-то улыбку, глаза, движения и губы. Но когда мой взгляд прилипал к губам Назара, я ничего не могла с собой поделать. Кажется, в эти моменты все мое внимание концентрировалось на них одних, и остальной мир исчезал в какой-то полупрозрачной дымке. Окружающие звуки становились глуше, исчезала звучащая из колонок веселая музыка, и я слышала только биение своего сердца и голос, произносящий мое имя с хрипотцой, от которой кровь вскипала лопающимися пузырьками, а внизу живота появлялась тянущая истома. До ужаса приятная и манящая. Я поймала себя на мысли, что хочу чтобы Назар меня поцеловал. Не поняла откуда в моей голове всплыло это безумное желание, но оно усиливалось каждый раз, как я смотрела на его губы. Мне так хотелось, чтобы он сделал это. Чтобы прикоснулся пальцами к моей шее, притягивая к себе. Я просто смотрела на его губы, а на затылке не оставалось ни миллиметра свободного от мурашек места. Все мое тело буквально тянулось навстречу его поцелую, а пузырьки лопались громче и громче, заставляя сердце колотиться чаще.

– Знаешь, что мы пропустили, Эвридика?

– А? – я выныриваю из своих фантазий, но вместо ответа Назар показывает мне ладонью на открытый павильончик со стойкой и маленькими воздушными шариками, закрепленными на дальней стене.

Мы уже были в похожем, в дальнем конце парка, где стреляли из воздушных ружей по движущимся мишеням-уткам, мелодично звякающим на попадание по ним, а этот, с шариками, показался нам уже скучным и не таким интересным. Всего лишь дротики и шарики – сомневаюсь, что кто-то вообще подходил к стойке, чтобы проверить свою меткость, но небольшая очередь говорила об обратном.

– Мы же решили попробовать все, Эвридика Васильевна?

– Ну я даже не знаю, Назар Георгиевич, – притворно хмурю брови, смотря на мальчишку, увлеченно бросающего дротики, и пожимаю плечами. – Мне кажется, это вообще скукота.

– А мне кажется, вы просто прикрываетесь скукотой, а на самом деле боитесь, что не попадете ни в один.

– Что!? Я и не попаду!? – вспыхиваю в одну секунду и подскакиваю на ноги. – Так-то я попала в три утки! А они двигались, если что! Пойдем!

– Да нет, это действительно скучно, – Назар морщится, но мне уже попала вожжа под хвост:

– Нет, Назар Георгиевич! Пойдем! Сам сказал, что все попробуем, вот пойдем и попробуем! – я дергаю его за ладонь, тяну к павильону и встаю в конец очереди, презрительно фыркая на уговоры пойти и пострелять из ружья. – Нет уж! Потерпите, Назар Георгиевич! Я вас за язык не тянула.

Все время, пока очередь не доходит до нас, меня не покидает ощущение, что я снова попала на уловку, но не могу не улыбнуться с какой лёгкостью Назар это провернул. Он выкладывает на стойку купюру, мужчина подаёт мне десять дротиков и отходит в сторону, улыбаясь подначивающему комментарию, что опыт подсказывает Назару в кого я попаду раньше.

– Не мешай! – огрызаюсь, хихикая, а сама беру первый дротик и, прищурившись, бросаю его в стену с шариками. Мимо.

– Я же говорил, что вы та еще мазила, Эвридика Васильевна, – комментирует мой промах Назар, только я беру второй и бросаю его чуть выше.

Лопнувший шарик, мое радостное «видел?» и хмыканье в ответ. Из оставшихся восьми попыток успешными оказываются пять, и я гордо оборачиваюсь, показывая на освободившееся место у стойки:

– Сможете повторить мой успех, Назар Георгиевич?

– Это вызов, Эвридика Васильевна? – с улыбкой спрашивает он.

– Да!

– А какой приз?

– Ха! Приз? – задумчиво смотрю на его губы и, понимая, что скорее всего Назар сможет поразить больше шести шариков, делаю самое безрассудное и в то же время идеальное предложение. – Поцелуй.

– О-хо-хо! Какие огромные ставки!

– Испугался? – теперь уже моя очередь его подначивать, и я постукиваю пальцем по стойке, намекая выложить на нее деньги. – Струсил? Ну же, признайся, что струсил и боишься не попасть!

– Не дождетесь, Эвридика Васильевна, – Назар достает из кошелька деньги, взвешивает в ладони дротик, а потом спрашивает у мужчины, показывая на огромного плюшевого медведя, одного из призов за меткость, – Сколько на этого пушистика настрелять надо?

– Пятьдесят.

– Шикарно, – хмыкнув, Назар кладет на стойку еще несколько купюр. – Дайте еще сорок. Хотя бы попробую.

Расстегнув молнию на куртке, Назар разминает плечи, берет несколько дротиков в левую руку, а правой ладонью зажимает один оперением наружу, словно это нож. Неуловимо быстрое движение, громкий удар и хлопок лопнувшего шарика, следом еще один, и еще, и еще. Небольшая пауза, после которой удары и хлопки повторяются снова. У меня лезут глаза на лоб, а Назар дротик за дротиком вколачивает их с легкостью профессионала. Улыбаясь, берет новую партию, и каждый бросок неизменно попадает в цель – ни одного мимо. Двадцать, тридцать, сорок. Из последней десятки Назар откладывает один в сторону, а остальные девять все так же попадают в шарики с гулким ударом.

– Ого! – выдыхаю я.

– Ага, – кивает он и показывает на последний дротик. – Бросишь?

– Не-не-не! – мотаю головой и вскрикиваю, когда Назар не глядя берет дротик и бросает его в сторону щита с шариками. Ведь могли выиграть!

Хлоп!

Я удивленно смотрю на стену, утыканную дротиками, на плюшевого медведя, которого выиграл Назар, потом на мужчину с трудом выдергивающего дротики двумя руками и, хлопнув ресницами, перевожу взгляд на улыбающиеся губы.

– Я могу забрать свой приз, Эвридика Васильевна?

– Да, – киваю.

– Благодарю вас за прекрасный вечер.

Назар берет мою ладонь в свою и, развернув ее, мягко целует в сгиб запястья. Я ждала поцелуй в губы, но то как отозвался внутри меня этот…

17

Если бы можно было вернуться в то мгновение, растянуть его во времени, разделить на крохотные кусочки-кадры, разобраться в каждом из них, чтобы насладиться ещё раз, а потом повторить и раствориться в нем, захлебнуться им снова…

Я трогаю свое запястье, а на затылке вновь высыпают мурашки, от которых в груди запинается дыхание и сердечко срывается вприпрыжку куда-то далеко и высоко, разгоняя по венам пузырящуюся эйфорию. Секундное замешательство – расстроилась, и следом, шквалом, волной с головы до ног та самая эйфория. Как устояла и не упала, когда ноги ослабели в миг и превратились в желе? Как смогла дойти до мотоцикла и сесть на него? Как доехали до дома? Не помню. Ничего не помню. Кажется все мои мысли выпорхнули из головы от лёгкого прикосновения губ и нехотя стали возвращаться обратно лишь после бархатного: «Спокойной ночи, Эвридика». Боже! Как так можно говорить? Как так можно произносить мое имя, что мне хочется услышать его ещё раз? Не знаю. Ничего не знаю. Только глупая улыбка снова возникает на губах, и я утыкаюсь лицом в плюшевого медведя, которого сперва посадила на тумбочку, а потом сграбастала в обнимку и не выпускаю из рук уже битый час или два. Я потеряла счёт времени, не заметила, как Манька перестала допытываться, что со мной произошло, и уснула. Она видит уже десятый сон, а мне все не спится. Я лежу, лежу, лежу. Пьяная от своей смелости спорить на поцелуй и ошалевшая от того каким фейерверком он расцвел внутри. Боже… Ну почему нельзя отматывать время назад!? Всего лишь повторить одну секунду. Не менять – я не хочу ничего менять, – просто повторить и почувствовать ещё раз прикосновение губ к запястью.

Тянусь к телефону лежащему на тумбочке, чтобы посмотреть время, но увидев три тройки на экране, не кладу его обратно, а разблокирую и лезу поискать в каких соцсетях есть страничка Назара.

«Просто узнаю и лягу спать,» – обещаю, что так и сделаю, но зелёный индикатор онлайна в «ВК» в одно мгновение стирает данное себе самой обещание. Меня подмывает что-нибудь написать Назару, спросить почему он не спит или хотя бы просто отправить заявку на добавление в друзья. Подмывает и тут же стопорит.

– В половину четвертого утра? Заявка в друзья? Сообщение? Ты подумала, как это будет выглядеть? Совсем с ума сошла!?

– Да? Ну да… Наверное, глупо… И очень навязчиво… Но я же просто отправлю заявку. В этом ведь нет ничего такого, да?

– Заявка. В друзья. Ночью. Ну да. Все абсолютно нормально…

Внутри меня две Эвы – одна с поплывшими мозгами, а вторая, сохранившая их остатки, – воюют за контроль над моим пальцем, застывшим над кнопкой. Он то приближается к экрану, то отдаляется от него. Я никак не могу решиться, что лучше сделать и как поступить. Вроде бы с поцелуем была смелая, а тут трушу на пустом месте. Или все же не пустом? Чтобы не терзать себя этими радикально противоположными мыслями, жму на альбом с фотографиями и понимаю, что вряд ли увижу хоть одну с Назаром. На всех какие-то эскизы, проекты, наброски, снимки работ в процессе и уже финальные. Я листаю ленту в надежде наткнуться не на дома и дизайны, а на фотографию человека, который произносит мое имя с бархатной хрипотцой в голосе. Нет, нет, нет и снова нет. Назар будто специально не выкладывает ничего личного, а только рабочее. Там, где на моей страничке сотни снимков, на его – одна работа. И при всем желании найти что-то другое, может, из института или школы, пустота. Осознанная или нет – не понятно. Я даже начинаю думать, что ошиблась страничкой и есть другой Назар Авалов, когда телефон вибрирует и на иконке с сообщениями появляется единичка.

Назар: Ай-ай-ай, Эвридика Васильевна…

Я читаю сообщение с той самой насмешливой интонацией и прыскаю от смеха. Несколько секунд смотрю на спящую Маню и, убедившись, что она не проснулась, строчу ответное.

Эвридика: Что-то не так, Назар Георгиевич?

Добавляю удивленный смайлик в конце и отправляю свой вопрос, косясь на Маньку все время, пока не приходит ответный.

Назар: А разве балерины в такое время не спят?

Эвридика: А архитекторы?

Назар: А как же ваша репетиция, Эвридика Васильевна?

Эвридика: А как же ваши проекты, Назар Георгиевич?

И в ответ приходит очередной вопрос, уже про мои пуанты, я, дурачась, спрашиваю про карандаши, Назар про пачку… Ни я, ни он не отвечаем. Оба заваливаем друг друга вопросами, порой такими бредовыми и глупыми, что сложно представить что-то безумнее. А через двадцать минут всего одним сообщением Назар сбивает мое дыхание.

Назар: Предлагаю встретиться и пройтись по списку уже с ответами. Выбери дату и время, а я выберу место.

Ещё не отойдя от первого свидания, я радуюсь тому, что будет второе, и лихорадочно смотрю на календарь, выискивая в нем день посвободнее, чтобы успеть подготовиться.

Эвридика: Послезавтра. В семь.

Назар: Утра? Ты хочешь со мной позавтракать?

Я заливаюсь краской и торопливо отправляю уточнение, что имела в виду семь вечера. Смотрю на скачущий карандашик на экране и удивляюсь небольшому списку, пришедшему в ответ.

Назар: Джинсы. Кроссовки. Свободная куртка.

Эвридика: Зачем???

Назар: Просто доверься мне. Обещаю, тебе понравится.

Эвридика: И все же?

Назар: Если расскажу сейчас, мне придется снова тебя обмануть, а я не уверен, что смог загладить свою вину сегодня.

Эвридика: Смог. Вы прощены, Назар Георгиевич.

Назар: Теперь я смогу уснуть с чистой совестью, Эвридика Васильевна, и могу пообещать, если ты сейчас кое-что сделаешь, то встанешь выспавшаяся.

Эвридика: И что, если не секрет?

Назар: Отложи телефон, обними медведя и закрой глаза. Я пришлю тебе хороший сон. Договорились?

Улыбнувшись, отправляю «да» и «спокойной ночи», возвращаю телефон на тумбочку и прижимаю крепче медведя. Я не верю, что смогу уснуть вот так, после сообщения, но ради смеха все же закрываю глаза. Даже если и не усну, то…

Противный писк. Я ладонью нащупываю телефон, чтобы нажать кнопку громкости и тем самым отложить будильник на десять минут, за которые успею досмотреть такой сладкий сон. Закутываюсь в одеяло с головой, снова притягиваю к себе плюшевого медведя и подскакиваю на постели, как ужаленная.

«В смысле!? Как!?»

Протерев глаза, таращу их на экран мобильного, одновременно прислушиваясь к своим ощущениям и не веря им. Обыкновенно, если мне доводилось припоздниться и поспать меньше шести часов, я вставала разбитая с единственным желанием поубивать всех вокруг, а сегодня умудрилась выспаться всего за три, и мне действительно приснился очень хороший сон. Я не могла вспомнить что именно, но он точно был хорошим. Как и пообещал Назар. Недоверчиво посмотрев на телефон – нет, такого просто быть не может, – беру его в руки и окончательно шалею от рассыпавшегося карточным домиком единственного логичного объяснения моего абсолютно выспавшегося состояния – нет, я не проспала. И, о чудо, встала через минуту после первого будильника, а не шестого. Действительно, чудо. Или магия.

Первым делом отбиваю сообщение Назару, хоть он и не в сети. Мне до ужаса интересно узнать каким образом у него получилось угадать, что я вырублюсь сразу же, как закрою глаза, и проснусь без намерения уничтожить пару ближайших районов. Жду ответа, сидя на кровати и, как ночью, обнимая медведя. Только огонек на аватарке не меняет свой цвет на зелёный и на экране не появляется скачущий карандашик. Выждав пять минут в пустую, решаю, что Назар скорее всего спит, и, завернув по пути на кухню поставить чайник, иду в душ, где начинаю напевать себе под нос что-то веселое пока чищу зубы. Мое настроение, витающее где-то в облаках, удивляет меня саму, но больший сюрприз меня ждал в отражении зеркала. Я как обычно после душа заглянула в него, чтобы посмотреть стоит краситься или нет, и не узнала свои глаза. В них, вокруг зрачка, появились блестящие искорки, а сама радужка будто стала ярче и насыщеннее. И от этого открытия почему-то захотелось улыбаться. Вообще, сегодня хотелось улыбаться просто так, без причины. Может, даже немного подурить или, наоборот, много подурить. И я не стала себе отказывать – показала язык в зеркало, потом состроила рожицу и захохотала, когда меня за этим занятием застала сонная Манька.

– Эв, ты все? – зевая протянула она.

– Ага! – кивнула ей в ответ, взвизгнула и поскакала в комнату за телефоном.

Назар: С добрым утром. Это секретная разработка Майа. Рассказать подробности не проси. Они слишком секретные. А ещё я вживил в твоего медведя их амулет и теперь могу видеть его глазами.

Эвридика: Не верю! Докажи.

Назар: Ты сейчас улыбаешься.

Эвридика: А вот и нет.

Назар: А вот и да. А врушкой быть не хорошо, Эвридика Васильевна. К слову… к-хм тебе очень идёт.

Ещё не поняв до конца о чем конкретно идёт речь, я метнулась за халатом, а потом, задрапировавшись в него прямо поверх полотенца, развернула плюшевого медведя лицом к стене и захохотала.

Эвридика: Ай-ай-ай, Назар Георгиевич!

Назар: Извини. Не удержался. Очень рад, что немного поднял тебе настроение с утра, но, к сожалению, вынужден откланяться. И… если не сложно… разверни медведя))))

Эвридика: Ни за что!

Назар: Вздыхаю. Хорошего дня, Эвридика Васильевна.

Эвридика: И тебе, обманщик.

Не удержавшись, ставлю подмигивающий смайлик и вдогонку три с высунутым языком, откладываю телефон на тумбочку, но переодеваюсь так и не развернув медведя.

Трель звонка в дверь, и я лечу к ней, предвкушая небольшое сладкое послание, открываю замок, но вместо привычного и ругающегося курьера в толстовке улыбаюсь другому, более серьезному:

– Здравствуйте.

– Доброе утро. Эвридика Симонова?

– Да, это я.

– Замечательно, – улыбнувшись мне в ответ, незнакомец делает шаг в сторону и рывком ставит передо мной того самого курьера, который вечно ругается. – Вперёд!

– Ой… здравствуйте, – удивлённо смотрю на парня с несколькими рядами плоских коробок в руках, а он, не поднимая взгляда, скрежещет зубами, выплевывая:

– Доброе утро. Я приношу искренние извинения за свое неподобающее поведение.

Явно заученный и вдолбленный в него текст, в котором из извинений лишь слова. По интонации все звучит ровно так же, как до этого звучали ругательства. Только я киваю, шикаю на Маньку, лезущую посмотреть, что тут происходит и перевожу взгляд на незнакомца за спиной курьера.

– От лица компании и от себя лично обещаю, что впредь такого больше не повторится, и надеюсь мы сможем загладить свою вину за этот неприятный инцидент. Рустам!

– Приятного аппетита. Спасибо, что выбрали нашу кофейню.

Протянув мне всю стопку, парня буквально перекосило от моего тихого:

– Спасибо.

– До свидания, Эвридика. Ещё раз приношу свои извинения. Рустам, – пихнув курьера в спину в сторону открытых дверей лифта, незнакомец улыбнулся нам с Манькой на прощание и скрылся в кабине лифте.

– Э-э-эв? А это чего сейчас было? – протянула Манька, больше пожирая коробки с логотипом кофейни голодными глазами, чем интересуясь произошедшим.

– Да я вчера пожаловалась. Вот сегодня видимо и пришли извиняться, – ответила я. – Закроешь дверь?

– Да-да-да! А это ведь нам двоим, да? – засуетилась подруга, щёлкая замком. – На нас двоих ведь ругались, да?

– Мань, ну а ты как думаешь? – рассмеялась я. – Сяду и в одиночку все съем?

– Да нет, конечно! Я же чайник ставлю, да? И на работу с собой возьму парочку? А лучше две, да?

– Хоть три, – захохотала я, опуская коробки на стол и отходя в сторону, чтобы дать Маньке провизжаться от количества эклеров в верхней коробке. – У тебя ничего не слипнется?

– Не дождешься! У меня так-то тоже стресс был! А стресс от хамла надо заедать сладким. Вот! И вофе мхма ы та мофа!

– Прожуй сперва, хомяк!

– Фама фы фомяк! Фкуфно фе!

Манька буквально затолкала в себя остаток эклера и блаженно замычала, закатывая глаза. Схватила ещё один и, переставив верхнюю коробку, открыла следующую.

– Мама… Я в раю… – выдохнула она, увидев в ней торт с клубникой.

С тремя коробками в руках я кое-как втиснулась в двери раздевалки и поздоровались с девчонками:

– Всем привет! Девочки, угощайтесь.

– Привет, Эв. А что за праздник?

– Долго объяснять, – улыбнулась я, пристраивая отвоеванное у Маньки на скамейку.

Хомяк-сладкоежка чуть не со слезами на глазах провожал пирожные, которые я решила отнести балетным, чтобы они не пропали и не испортились. Нам двоим при всем желании столько было бы не съесть, хотя Манька грозилась сметелить и больше, только дай ей это самое больше.