Buch lesen: "Ненадёжный признак", Seite 2
3. Частный сыщик Тадзири, Стокгольм
Господин Ёсикава позвонил мне в субботу утром. Я говорю «позвонил», хотя на самом деле он связался со мной по скайпу. Интересно, почему для звонков по скайпу не придумали какое-нибудь особое слово, обозначающее именно этот вид связи, – скажем, не «позвонил», а «поскайпил»? Нет, так не говорят. Сейчас вообще со словами сплошная засада. Слишком много новых изобретений, которые требуют новых названий. И часто бывает, что название худо-бедно вроде придумали, а изобретение – бац, и нету его, не прижилось. И всю сопутствующую лексику можно скормить крабам на пляже. Ха! Я представил себе пляж, заваленный ненужными словами, по которым, как по камешкам, большим и маленьким, снуют ловкие многоногие крабики с глазами на стебельках. Не хотел бы я там оказаться!
В общем, да, я болтун ещё тот, надо иметь это в виду. Мои сёстры, а у меня их четыре, утверждают, что это защитная реакция на большую семью. Если хочешь, чтобы тебя услышали, приходится тараторить много и быстро. По-моему, это ерунда. Просто люди все разные, и кому-то нравится трещать без удержу, а кому-то – помалкивать. Я из разговорчивых, но, если нужно, запросто затыкаю фонтан и слушаю, что говорят мне.
Между тем мои недюжинные коммуникативные навыки совсем не помогли в разговоре с господином Ёсикавой. Начнём с географической причины: где господин Ёсикава, а где я. Между нами миллион световых лет, он звезда, а я его поклонник с семизначным порядковым номером. Эй, я сейчас не про то, какой он большой, а я маленький, я только про расстояние между нами во вселенной, причём в его вселенной. Так уж получилось, что я прочёл все манги, которые создал господин Ёсикава, а он, как мне казалось, даже не подозревал о моём существовании. На моё поле он всяко не ходок, так что здесь по нулям.
Собственно, это было первым, что пришло мне в голову, когда я увидел, кто звонит: я отлично знаю этого чела, но откуда он знает меня? С монитора смотрел неулыбчивый мужчина в очках и в своей знаменитой круглой шапочке, на сей раз почему-то зелёной и в мелкую дырочку. Не могу не заметить: без вопроса о шапочках господина Ёсикавы не обходилось до сей поры ни одно интервью с ним. Он относился к этим вопросам спокойно и в сотый раз пояснял, что убирает волосы под шапочку во время работы. Ему, мол, так удобнее. Несмотря на это, среди фанатов ходило множество абсурдных сплетен о коллекции головных уборов знаменитого мангаки, ему же эти кривотолки, я подозреваю, были до фиолетовой звезды. Он появлялся на публике в разноцветных шапочках и ярких банданах, а иногда и с непокрытой головой, но если, скажем, вы пожелали бы косплеить господина Ёсикаву, без шапочки вам было бы не обойтись. Это была его фишка, его фирменный знак. В общем, я знатно завис, когда увидел его на мониторе, и вряд ли забуду это своё ощущение, настолько оно было клёвое, – сидишь такой в субботу утром, смурной и невыспавшийся, мрачно пялишься на тему курсовой, которую сдавать в понедельник, а у тебя там ещё конь не валялся, и тут вдруг дзынь-брынь, с вами желает поговорить господин Ёсикава – серьёзный, в очках и в зелёной (офигеть!) шапочке. Коню (тому, который не валялся) понятно, что курсовая, радостно насвистывая, сразу идёт лесом.
Вообще-то здесь, в Стокгольме, я не только студент, я ещё немножко сыщик. Это что-то вроде хобби. Студент я скорее для мамы, отца и моих четырёх, временами весьма ехидных, сестриц. Но в душе я сыщик, хотя мне больше хотелось быть супергероем вроде Синего Кролика, которого, собственно, и придумал господин Ёсикава, художник, рисующий мангу.
Прикольно, я говорю: «художник». А между тем в Японии эта профессия называется «мангака», и это гораздо более точное слово, не такое общее, как «художник». Но когда живёшь в Европе и слушаешь лекции на английском, надёжный остров родного языка постепенно погружается в текучие воды чужих наречий и на плаву остаётся только самая его верхушка. Так что «мангака» иногда заменяется «художником».
Кстати, моя третья по счёту сестра полагает, что я сделал ошибку, выбрав своим будущим занятием архитектуру. Ей кажется, что если я не дурак поболтать, то и учиться мне нужно было на филолога. Ха! С тем же успехом я мог пойти на актёрский, или есть ещё клёвая профессия – сэйю, это люди, которые озвучивают аниме. На сэйю нужно учиться не меньше, чем на архитектора, это ведь абсолютно самостоятельная и уважаемая профессия в Японии. Я бы пошёл учиться на сэйю, если бы у Синего Кролика до сих пор не было голоса. Уж его бы я озвучил на все пять баллов! Но здесь я опоздал на десять лет: первое аниме, снятое по манге «Синий Кролик и Абрикос Удачи», вышло на экраны, когда я ещё в школе учился. Синий Кролик теперь – отныне и навсегда – говорит голосом одного из самых известных наших сэйю, так что шансов на эту роль у меня никаких. Буду лучше архитектором!
Я опять отвлёкся. Так вот, про моё сыщицкое хобби. Поскольку я не могу написать на визитке «Тадзири Дзиро, частный супергерой», я написал там «частный сыщик», но суть занятия осталась прежней. У Синего Кролика есть суперсила – его рубиновый глаз, который он обычно закрывает пиратской повязкой. Этим глазом Синий Кролик может видеть прошлое, и это сильно помогает ему в тех передрягах, в которые он без конца попадает. У меня, понятное дело, такого глаза нет, но я тоже люблю помогать людям, хотя моя вторая по счёту сестра считает, что я люблю совать свой нос в чужие дела. Пф-ф! Я не согласен в корне.
Кстати, буду-ка я называть своих въедливых сестриц по порядковым номерам, чтобы не путать никого, поскольку я, по правде сказать, и сам в них иной раз путаюсь. Да и кто бы не запутался! Как говорится в одной русской пословице (да, я в детстве много читал!), что за комиссия, создатель, быть братом четырёх сестёр. Русские всегда бьют прямо в точку, такие молодцы.
Вот и получается, что господин Ёсикава связался со мной после того, как наткнулся на мою страничку в Сети. Ему нужно было разыскать кое-кого в Стокгольме, а тут такая удача – агентство «Ледяной кристалл» и сыщик, говорящий на японском. Только не спрашивайте, почему вдруг «Ледяной кристалл». А хотя – ладно, спросите! Я расскажу, мне не жалко. Название мы придумали вдвоём с Четвёртой. Сначала она предложила назвать агентство «Снежинкой», но я решил, что название должно быть более сильным. Ледяной кристалл – прозрачный, с острыми краями, никакой хрупкости. И звучит загадочно.
К сожалению, портфолио агентства пока не слишком впечатляет: сейчас у меня в активе только симпатяга йоркширский терьер, точнее, его растяпа-хозяйка. Йоркшира я нашёл в парке, где готовился к зачёту. Ну, то есть как «нашёл»: я просто сидел на скамейке, читал методичку, а он с потерянным видом семенил по аллее мимо – крошечный, на дрожащих тоненьких лапках, с розовым бантиком в чёлке и трогательным пробором на спине. Хей, позвал я, ты кого-то ищешь? Он покосился на меня недоверчиво, но, подумав, всё же подошёл, и мы подружились – после кусочка исикари-набэ2 из моего обеда. На следующий день я оклеил весь парк объявлениями, и не прошло нескольких часов, как мне позвонила взволнованная владелица собачки. Конечно, не бог весть какой сыщицкий успех, но, как говорят, первый лист упал – значит, и осень не за горами.
К тому же не все дела можно включать в рекламный блок, среди них есть и конфиденциальные. Скажем, скандал в Богемии. То бишь в Белгравии. Ладно, ладно, шучу. Но не станешь же писать в портфолио, что в детстве был единственной надеждой своей младшей сестры? Четвёртая, наша младшенькая, – да, я не самый младший в семье, а вы что подумали? – вечно забывала, где припарковала свой велосипед. Она у нас большой любитель всякой травки-муравки, ночью разбуди с каким-нибудь ботаническим вопросом – с закрытыми глазами оттарабанит, к какому виду и семейству принадлежит, скажем, камелия, каков её ареал обитания, сколько у неё тычинок и лепестков и почему так удивился император Тэмму, когда ему принесли камелию белого цвета. Так вот, Четвёртая в её десять-двенадцать лет запросто могла поехать в магазин за мармеладками кохакуто на велосипеде, а вернуться с конфетами, пешком и без малейшего понятия, куда делся велосипед. В эти драматические моменты на сцене появлялся ваш покорный слуга со своим врождённым детективным чутьём. Шучу, конечно, но и хвастаюсь (самую капельку!) тоже, а всё оттого, что Вторая меня сейчас не слышит. У Второй свой пунктик: она абсолютно не переносит хвастовства и запросто может отвесить за него чувствительную плюху. Пожалуй, Вторая – единственный агрессор у нас в семье, остальные-то убеждённые пацифисты.
Прикольно, я вроде и уехал не так давно, но уже успел соскучиться по своим. Вчера до ночи болтали с Третьей, так что сегодня утром еле глаза разодрал. Господин Ёсикава, должно быть, позабавился от души, наблюдая, как я изумлённо таращусь на него. Если бы встреча была реальной, я бы, наверное, попросил разрешения его потрогать. Как бы – но вы же мне не снитесь? Именно это я и спросил в конце концов, а он рассеянно кивнул, оставаясь серьёзным. Ещё бы, мало кто может похвалиться, что видел, как он улыбается. Он всегда собранный, сосредоточенный, берут ли у него интервью, вручают ли ему очередную премию. Интересно, а улыбается ли он своим близким? Об этом тоже никто толком не знает, личная жизнь великого мангаки остаётся терра инкогнита. Поэтому я с трудом удержал свою челюсть от падения на стол, когда он попросил меня найти в Стокгольме его дочь.
Натурально, он решил меня доконать. Стараясь оставаться невозмутимым, я откашлялся и спросил официальным тоном, какой информацией господин Ёсикава готов со мной поделиться, чтобы его желание не выглядело как просьба найти нефритовую бусину на дне Токийского залива. В ответ он попросил меня немного рассказать о себе. Да уж, я бы тоже не стал доверять поиски дочки какому-то проходимцу. Я поглубже вдохнул и коротко описал свою семью (мама, отец, пятеро детей, небольшой дом в Кама́куре), потом школа, потом Королевский технологический институт в Стокгольме, ну и частное детективное агентство «Ледяной кристалл». Хм. Почему-то теперь мне стало казаться, что название не самое удачное. Что поделать, как говорится – и обезьяны падают с деревьев. На всякий случай я честно объяснил, что я не профессиональный сыщик, а начинающий любитель. И заверил, что, несмотря на этот прискорбный факт, приложу все усилия, чтобы ему помочь.
Господин Ёсикава слушал внимательно, а в конце моего сбивчивого рассказа – не понимаю, что это на меня нашло! – спросил, почему я решил уехать из дома.
– Э-э-э… Даже не знаю, – промямлил я.
– И всё же, – настаивал он. – Проблемы с родителями?
– Да ну, – энергично замотал головой я, – какие ещё проблемы, у меня сроду не было проблем ни с родителями, ни вообще с людьми. Просто… Просто я хотел какое-то время пожить невидимкой. В месте, где никто меня не знает и никто не оборачивается мне вслед.
– Вот как, – невозмутимо кивнул он. – Думаю, я вас понимаю, Тадзири-сан.
– Ой, лучше называйте меня просто Дзиро, – попросил я.
Здесь мне стало немного неловко, и я с независимым, надеюсь, видом дунул на чёлку, которая вечно лезла мне в глаза. Пф-ф.
В окошке чата замигала скрепка: господин Ёсикава отправил мне какую-то картинку. Я, стараясь не торопиться, создал на компе специальную папку и сохранил файл в неё. Потом открыл его. С экрана на меня смотрела круглолицая девушка в очках. Смотрела серьёзно, без улыбки, это у них, наверное, фамильное.
– Ваша дочь? – уточнил я глуповато, просто чтобы что-то сказать. Не будешь ведь сразу вопить: «Ой, какая няшная!», ещё подумает, чего доброго, что я вроде как юбочник.
– Да, это моя дочь Митико, – просто ответил он.
– Тогда вернёмся к вопросу нефритовой бусины на дне Токийского залива, – деловито предложил я.
Господин Ёсикава снял очки и жестом, знакомым всем очкарикам, потёр переносицу. Ох уж эти мне неспешные беседы! Чего тянуть-то? Вопрос – ответ, вопрос – ответ, раз, раз, раз, быстренько проблему обсудили. А тут вытягиваешь информацию, как рыбку из пруда, я аж заёрзал от нетерпения, но моё болтунское чутьё подсказывало, что подгонять этого человека не стоит. Чуть помедлив, он снова надел очки, а потом (интересно, какая связь?) спросил, знаю ли я, кто такие инвизы. Нормально, да? Спрашиваешь человека о чём-нибудь, а вопрос тут же летит рикошетом в тебя. Ладно, подстроюсь.
– Инвизы, – начал я бодро, пробуя слово на вкус, – кажется, это какой-то геймерский термин, какой-то артефакт, что-то вроде шапки-невидимки?
Он покачал головой отрицательно.
– Инвизы – это что-то вроде воображаемых друзей, – пояснил он. – Правда, не совсем воображаемых и не всегда друзей. Когда моей дочери было десять лет, она потеряла своего инвиза и до сих пор с этой потерей не смирилась.
– Она потеряла воображаемого друга? – переспросил я огорошенно. – Как можно потерять то, чего нет?
Господин Ёсикава бросил на меня цепкий взгляд. Кажется, ему не понравился мой вопрос. Но что поделаешь, иногда я говорю, а иногда – уверенно ляпаю, а после долго и муторно разбираюсь с последствиями ляпнутого.
Однако, даже если мой вопрос не пришёлся ему по душе, он никак этого не показал, только посоветовал проконсультироваться с неким доктором Свантесоном, как бы светилом в области невидимых друзей, который при этом так удачно живёт тоже в Стокгольме. Я записал имя на бумажку и собрался задать ещё вопросиков этак семь-восемь, но господин Ёсикава явно счёл, что сказанного более чем достаточно. Он коротко поклонился, буркнул, что ему было приятно со мной познакомиться, пожелал удачи в поисках и отключился – исчез с моего монитора вместе со своей бомбической шапочкой. А я с открытым ртом и незаданными вопросами остался сидеть перед экраном, с которого на меня смотрела серьёзная круглолицая девушка. Я закрыл рот и подмигнул ей. Хей, Митико-тян, не грусти. Всё будет тип-топ, вот увидишь.
4. Частный сыщик Тадзири, Стокгольм
Первым делом я решил обратиться к мудрости мировой Сети и выяснить, что это за «инвизы» такие. На прямой запрос высыпалась целая гора ссылок, но рано я обрадовался. Большинство из них вело на геймерские сайты, что вполне ожидаемо, ведь способность становиться невидимым – известная фишка во многих онлайн-играх. Пришлось сузить поиск, отбирая статьи, в которых одновременно встречались бы слова «инвиз» и «воображаемый». Куча ссылок заметно просела, и я погрузился в изучение. Через пару часов я потёр занемевшую шею и уставился в потолок, обдумывая прочитанное. По всему выходило, что существование инвизов – не доказанный, а спорный факт. Сам термин был тесно связан со шведской компанией Nomokar Inc., которая предлагала клиентам психологическую помощь на основе некоей специально разработанной методики. Представители же традиционной психологии яростно эту методику оспаривали, считали инвизов «псевдонаучной выдумкой», а компанию называли «сборищем безответственных шарлатанов».
Одновременно на глаза попадались и отзывы благодарных клиентов Nomokar Inc. – люди благословляли день и час, когда обратились туда за советом. Никакого решающего аргумента, однозначно определяющего правоту той или иной стороны, мне обнаружить не удалось. Любопытно, очень любопытно!
Теперь, когда кабинетное расследование завершено, можно и с экспертом пообщаться. Я быстренько пробил в Сети адрес доктора Свантесона – его офис оказался в районе, куда я нечасто заглядываю. Супер, заодно обследую эту часть города получше, сыщик должен хорошо ориентироваться на местности. Натюкал на мобильном номер, подождал семь гудков и хотел уже дать отбой, как на той стороне трубку всё же сняли. Выяснилось, это сам доктор (а куда секретарша делась?), который, как мне показалось, немного удивился моему звонку. Я, особо не рассусоливая, попросил его о консультации, а он, проверив свой календарь (я затаил дыхание, щаз как назначит через месяц) предложил встретиться завтра после обеда. Хей-хо, отличное начало!
На следующий день я распечатал на принтере фотографию, которую мне прислал господин Ёсикава, и положил её в прозрачную папку: кто знает, скольким людям придётся её показывать. Заварил зелёный чай, налил его в видавший виды термос с Тоторо на крышке – он у меня ещё со школы, но выбрасывать жалко, мне его Вторая подарила. Собрал контейнер о-бэнто: рис, омлет тамагояки, квашеный дайкон, немного рыбы. Конечно, можно пообедать в городе, но что, если придётся сидеть в засаде? Шучу! Просто привычка. Термос и о-бэнто положил в рюкзак, туда же – карманный путеводитель по Стокгольму, фонарик, складной перочинный ножик, нераспечатанную пачку сигарет (я не курю, но угостить сигаретой прохожего – хороший повод для знакомства) и всякое другое по мелочи, что может пригодиться при «работе в поле», как говорится у нас, у сыщиков. Повесил рюкзак на плечо и пошёл на трамвай.
Район, где расположен офис доктора, вообще ни разу не деловой, жилые дома здесь стоят вплотную друг к другу, соприкасаясь крышами, прямо хоть прогулки по ним устраивай. Видимо, не мне первому пришло это в голову: пока я искал в Сети адрес доктора, я наткнулся на рекламу турбюро, предлагавшего экскурсии по крышам Васастана. Обязательно схожу как-нибудь, посмотрю на город с высоты. Я побродил по улицам, попутно заглядывая во дворы, поболтал с парочкой местных жителей, выгуливающих чинных собак, зашёл в крошечную кондитерскую, в которой так оглушительно пахло булочками с корицей, что я купил аж две штуки, сел за единственный столик у окна и съел обе, запивая чаем из термоса. Наблюдая за игрой бликов в своей чашке, я раздумывал над фразой господина Ёсикавы, не шедшей у меня из головы. «Не совсем воображаемые и не всегда друзья» – что бы это могло значить? Надеюсь, доктор мне эту фразу расшифрует.
В назначенный час я стоял у подъезда каменного дома. Сбоку от входной двери висел аккуратный список жильцов, табличка с именем доктора Свантесона была в самом низу. Видимо, офис где-то прямо под крышей. Я отошёл на пару шагов, задрал голову и какое-то время придирчиво разглядывал окна надстроенной мансарды. Потом позвонил. Дверь зажужжала приглашающе, я вошёл в подъезд и, чтобы немножко размяться после булочек, понёсся по лестнице вверх, стараясь перепрыгивать сразу через две, а то и три ступеньки. Я – Бэтмен, человек – летучая мышь! На третьем этаже допрыгался и чуть не сшиб с ног почтенную фру с прикольной сумкой-сеткой, я такие только в старом кино видел. Пришлось притормозить и плестись наверх ступенька за ступенькой.
На шестом этаже была только одна дверь, в которую, впрочем, звонить не пришлось. Высокий худой старик стоял на пороге, засунув руки в карманы узких джинсов. Его седые волосы были тщательно уложены, на левом запястье поблёскивал широкий серебряный браслет. Просторная клетчатая рубаха и тяжёлые ботинки на высокой шнуровке довершали картинку. Да уж, не так я представлял шведского эксперта, в эдаком прикиде он был бы звездой даже в Токио. Мы поздоровались (йоу, да я на голову его ниже!), и он пригласил меня в кабинет, где я первым делом рванул к окну, чтобы наконец увидеть, как выглядит Васастан сверху.
– Зачётный вид! – обернулся я к хозяину кабинета, заценив простор за окном.
Доктор кивнул и расплылся в улыбке, будто я похвалил не вид, а его лично; однако сесть мне предложил чуть поодаль, а у окна устроился сам.
Я коротко изложил суть дела. Начал с того, что я, ну, как бы сыщик, и у меня есть важный клиент, у которого дочка потерялась, но сначала она потеряла этого, как бишь его, инвиза. Дочку я найду так или иначе, но вот про инвизов знать хотелось бы поточнее, это может серьёзно помочь в поисках. Доктор, больше похожий на жизнерадостного шведского пенсионера с рекламного проспекта, кивал доброжелательно, но пока отмалчивался. Впрочем, как считает Четвёртая, вставить слово в мою болтовню можно, только если взорвать хлопушку у меня над ухом и воспользоваться секундной паузой сразу после взрыва. Она, кстати, не раз этот трюк со мной проделывала, ну, не с хлопушкой, конечно, зачем такие зверства, но в ладоши она хлопает ничуть не тише.
Доктор бить в ладоши не стал. Он дождался, пока я умолкну, и спросил, что конкретно меня интересует. Хм. Вообще-то, вопрос у меня коротенький: кто такие инвизы и с какого перепугу их можно потерять?
Доктор посмотрел в окно, он вообще часто к нему поворачивался, когда о чём-то задумывался или подыскивал нужное слово. Интересно, что он там видит?
– Хорошо, – чуть помедлив, он перевёл внимательный взгляд на меня, – прочту вам небольшую лекцию.
Я достал из рюкзака блокнот на пружинке и приготовился записывать.
– Если взять официальное определение, – начал он, – то инвизы – это существа, использующие человека для своих целей и в конечном счёте человеку враждебные.
– Как это «существа»? – удивился я. – Мне казалось, инвизы – это что-то вроде самонаведённых галлюцинаций или голосов в голове. Они что же, материальны? Их можно потрогать?
Доктор слегка приподнял седые брови и посмотрел на меня с едва заметной иронией.
– Знаете, господин Тадзири, так мы с вами далеко не уедем. Позвольте, я сначала введу вас в курс дела, а вопросы вы зададите мне позже. Можете, – он кивнул на мой блокнот, – записывать их, чтобы не забыть.
Я пристыженно умолк и переключился в режим внимательного слушателя, хотя от любопытства меня искрило, как кота, которого хорошенько нашампунили, прополоскали, а затем высушили феном.
– Но вопрос ваш резонный, – продолжил он, – многих это свойство инвизов интригует. Да, инвизы вполне осязаемы, если они этого хотят. А теперь давайте по порядку.
И понеслось, только успевай строчить. Моментально выяснилось, что молчуном уважаемого доктора назвать нельзя. В теме он разбирался на пять баллов, излагал понятно, явно не в первый раз, и в наводящих вопросах не нуждался.
Первым делом он рассказал мне о синдроме воображаемого друга. Ну, с этим всё просто, это я легко могу себе представить. Суть в том, что маленькие дети иногда придумывают себе товарищей по играм. Причины тому могут быть разные, но чаще всего это или чувство одиночества, или сильный стресс. Придуманные друзья могут выглядеть как сверстники, как сказочные персонажи или как говорящие плюшевые зверюшки. Доктор привёл пример, который он назвал классическим, в котором маленькая девочка всегда спала на краешке кровати, чтобы её другу Джимми оставалось побольше места. У Джимми были чёрные волосы, зелёные глаза и сабля; во всяком случае, так она говорила своей маме. Мамашу, однако, страшно бесило, что дочка без конца твердит о Джимми. Немудрено, что в один злополучный день бедняга попал под машину и погиб, а через некоторое время у девочки появился новый друг Микки.
Пока я пытался представить себе, как выглядел Микки, доктор привёл другой пример, не столь драматичный, но снова про девчушку. Эта обожала качаться на качелях, привязанных к ветке большого дерева. Она садилась на дощечку, к которой были прикреплены верёвки, и вращалась вокруг себя, закручивая их как можно плотнее. Потом закрывала глаза и отпускала качели, которые раскручивались с огромной скоростью. После такой раскрутки к ней приходили её друзья Клаббе и Брюдде, с которыми было капец как прикольно летать вокруг деревьев и водить хороводы на морошковых полянах. «Н-да, – подумал я, – голова закружится – ещё и не такое привидится!»
Запись в блокноте: Джимми, Микки, Клаббе, Брюдде, каждый съел морошки блюдо.
– Это, – пояснил доктор, – действительно друзья воображаемые. Они существуют только в фантазии детей, другие люди их не видят, и в большинстве случаев, когда дети подрастают и идут в школу, эти фантазии их покидают. Некоторые, правда, дружат со своими вымышленными друзьями всю жизнь, но при этом они превосходно адаптированы в обществе. В подобных случаях это не считается большой проблемой или психическим отклонением. И вообще, синдром воображаемого друга – не самая опасная напасть. С инвизами всё немного по-другому, – заметил доктор и опять загляделся в окно, а я написал в блокноте слово «инвизы» и подчеркнул его двумя волнистыми линиями. – Термин «инвиз» происходит от английского invisible и от английского же visitor, что лишь отчасти отображает суть явления. Приходящий невидимым – да, это про них. Но не это их основная характеристика. По-хорошему, этих существ следовало бы назвать «крадущими волю». Потому что человек, который доверился инвизу, в конце концов теряет способность самостоятельно принимать решения и делает только то, что велит ему инвиз.
Рисунок в блокноте: ручки, ножки, огуречик – получился человечек. Около человечка лежит сумка с надписью «Воля». Рядом сидит мохнатый зверёк и тянет когтистую лапку к сумке. Я оставил человечка схематичным и принялся прорисовывать вороватого зверька. Как я ни старался придать ему злодейские черты, он выворачивался из-под грифеля и оставался милым и пушистым.
Доктор покосился на мою картинку и улыбнулся. Клёвая у него улыбка, между прочим. Открытая и честная.
– Да, господин Тадзири, инвизы вызывают у людей тёплые чувства. Когда у вас появляется инвиз, вам кажется, что у вас появился настоящий друг, который понимает вас, как никто. Он часами с вами болтает, причём о том, что интересно именно вам. Он помогает решать небольшие проблемы, вовлекает вас в захватывающие приключения, а взамен требует только подтверждения своего статуса друга. Часто говорит о том, что он единственный, кто хочет вам добра. Дети, чувствующие себя одинокими, ведутся на это легко.
Кстати, по поводу невидимости: это зависит от характера самого инвиза. Некоторые из них предпочитают оставаться невидимыми большую часть времени, так что их видит только тот, кого они выбрали в качестве своей цели. Другие же частенько показываются окружающим. Если инвизу по каким-то причинам это нужно, то его можно увидеть, или взять за руку, или… – Доктор на секунду замешкался, но закончил предложение вполне бодро: – Или даже угостить тортом со сливками.
Рисунок в блокноте: мохнатый зверёк обнимает огромный, размером с него самого, торт.
– Установив доверительные отношения, инвиз проверяет силу своего влияния на ребёнка и пытается заставить того сделать нечто не вполне правильное, не совсем, скажем так, доброе, и самую чуточку – небезопасное. Если ребёнок не соглашается, инвиз откатывается на первую стадию или вообще прерывает отношения. Если ребёнок поддаётся, то «не вполне правильные» шалости становятся вконец неправильными. «Неправильность» усиливается с каждым разом. Одновременно инвиз старается изолировать ребёнка от влияния его семьи и друзей, повторяя, что ребёнку никто, кроме него, и не нужен. Люди, которые не смогли преодолеть притяжение своего инвиза, становятся затворниками и навсегда остаются одинокими, – невесело подытожил он.
Здесь я не смог больше сдерживаться и поднял руку, как на уроке. Доктор посмотрел на меня озадаченно, а потом улыбнулся.
– Простите, господин Тадзири, я совсем вас застращал. Конечно, спрашивайте, – разрешил он.
Я спросил, что такого «неправильного» может сделать ребёнок, которого подначил его инвиз.
Он хмыкнул.
– Ну… Например, шестилетний мальчишка может налить в резиновую перчатку воды и сбросить с пятого этажа, чтобы посмотреть, как водяная бомба взорвётся на асфальте. Полюбоваться на огромную, быстро сохнущую кляксу. А инвиз может предложить сделать что-то получше. Скажем, смешать воду с фиолетовыми чернилами, наполнить перчатку этой яркой смесью и дождаться, пока внизу появится вредная фру из соседнего подъезда.
Я зажмурился. Мне не хотелось даже представлять, как бы я объяснялся со своим семейством, приди мне в голову такая оригинальная мысль. Брр-р. Конечно, когда дом полон малышни, обязательно что-нибудь «неправильное» нет-нет да и случится. Когда мне было четыре года, мы с трёхлетней Четвёртой раздраконили отцовский бумажник: достали из него самый красивый радужный листок (там ещё штуки три осталось, не таких ярких) и старательно разорвали его на много-много маленьких бумажек. Потом оклеили этими обрывками коробочку от леденцов, и у нас получилась чудесная разноцветная шкатулка. Прикольно, что я хорошо помню мамино лицо в ту минуту, когда мы пришли дарить ей эту шкатулку, но не могу вспомнить, как отреагировал на наше художество отец. Наверняка как-то пошутил, он ужасно любит нас смешить.
– В конечном счёте, – продолжил доктор, – наступает стадия, на которой инвиз полностью контролирует своего подопечного, так что ребёнок делает уже не то, что считает верным, а то, на что его подбивает инвиз. Постепенно личность ребёнка нивелируется, и он превращается в безвольного раба. Поскольку инвизы не люди, то цели их гуманными назвать сложно. Можно сказать, инвизы тяготеют к хаосу. Поэтому действия, которые дети совершают под их влиянием, не вписываются в человеческие понятия о добре и зле, а те, кто имел несчастье подружиться с инвизами, помимо разборок с родителями могут иметь неприятности с законом. В прошлом их просто запирали в психиатрические лечебницы, потому что если твой инвиз невидим, а ты поджёг косички одноклассницы, никто не поверит, что это сделало некое невидимое существо.
Я присвистнул. Фигасе крипота – косички поджигать!
– Кстати, согласно одной неподтверждённой теории, инвизы могут иметь отношение к «маленькому народцу» – троллям, домовым, водяным и прочим фольклорным элементам, существование которых официальная наука попросту отрицает. И это предположение, как вы понимаете, только усиливает недоверие к историям с их участием, – улыбнулся доктор и погладил стилизованное изображение лошадки на своём браслете. (Любопытно, мне только кажется или у зверюшки и правда восемь ног?)
Я улыбнулся ему в ответ, как взрослый человек, отлично понимающий, где реальность, а где сказки. Но если совсем уж по чесноку, моя улыбка не была стопудово искренней. Потому что однажды в детстве я видел, причём довольно близко, водяного каппу, который бумажным сачком ловил головастиков в пруду. Сестрицы мои (все четыре) утверждали, что я выдумал если не каппу, так его бумажный сачок, и я страшно на них обижался.
– Самих инвизов, – продолжил доктор тем временем, – это всегда немало забавляло: ну как же, если в тебя никто не верит, считай, тебе выдали карт-бланш на любые шалости. Или, скорее, пакости.
Он помолчал.
– Да… Возможно, инвизы выбирают детей, потому что они более уязвимы и доверчивы. Взрослый человек вряд ли станет угонять из супермаркета тележку с чужими покупками, чтобы посмотреть, как она с дребезгом несётся по склону навстречу подъезжающему трамваю, – даже если об этом попросит существо, называющее себя его лучшим другом и желающее всего-навсего немножко повеселиться.
