Девушка медленно ела радужный торт с какой-то космической посыпкой, запивала все зеленым чаем и постоянно что-то писала в своем блокноте. Наушники из ушей она не вынимала даже когда просила принять заказ. Вполне приветливая, спокойная, незаметная для остальных посетителей. Может, работала, может… Он гадал, что незнакомка выводит у себя на листках, так сосредоточившись. Когда она забыла и про лакомство, любопытство взяло верх.

– Можно? – он поднял руку, чтобы привлечь внимание официанта. – Подскажите, пожалуйста, что взяла та девушка?

– Которая сидит во всем черном?

– Да, – улыбнулся он. – Она. Что она заказала?

– Фруктовый чай с лимоном без сахара и торт «Радуга». Она всегда его заказывает.

– Всегда?

– Часто у нас бывает.

– Повторите ей заказ, пожалуйста, только торт, наверное, лучше с собой упаковать. Она, вон, и этот не доела.

– И не доест. Никогда не доедает. Зачем берет вообще…

Бестактно заявила официантка, записывая в блокноте заказ.

– Можете записку еще передать. Понравилась, да?

Он задумался.

– Нет, давайте пока без записки.

Он отставил в сторону венский латте, выжидая. Через пару минут на небольшой деревянный столик у витражного окна опустился второй кусок торта, завернутый в крафтовую упаковку, и чашечка со свежим чаем, дымящимся над кружкой. Незнакомка удивленно посмотрела на официантку, вынимая один наушник. Та, не стесняясь, ткнула пальцев в его сторону. Не придумав, как отреагировать на ошеломленный взгляд, только неловко помахал рукой. «Вот идиот, – подумал про себя. – Кто так делает? Решит, что ты дурак».

Официантка ушла. Девушка какое-то время смотрела на чай, потом пару раз совершала попытки повернуть голову к его столику, но так и не решилась. Не притронувшись к чаю, она все же забрала торт. А потом и все свои вещи.

Оказывается, не во всем черном. На шее в свете настольной лампы поблескивал маленький кулончик, тут же скрытый огромным шерстяным шарфом. Зима на дворе. Она прошла мимо него, задержавшись всего на мгновение:

– Спасибо, но не нужно было.

И сразу ушла.

Звякнул колокольчик входной двери. По ногам, кусая за оголенные щиколотки, пробежал январский ветер.

Он отпил свой остывший латте, не чувствуя вкуса, стараясь запомнить чужой голос. Низкий. Может, курит?

Она еще какое-то время оставалась на виду, дожидаясь сигнала пешеходного светофора, а затем скрылась за кирпичной кладкой магазинов и остановки.

Придя домой, он думал о ней до самого утра.

Через недели полторы все повторилось. Действительно, та же самая девушка, то же самое место, тот же самый заказ и снова наушники, бумаги и быстро пишущая ручка. Изменилось только ее настроение – в этот раз она часто смотрела на огромные хлопья снега за окном, мечтательно качала ногой в такт музыке в телефоне, откидывалась на спинку стульчика, когда бралась за торт.

Сняв очки, незнакомка опустила голову на руки. На дворе среда. «Что-то на работе?» – подумал он и подозвал официанта.

– Подскажите, у вас из пирожных только бисквиты?

– Нет, есть еще пряники. С корицей. В виде того человечка из «Шрека». Помните? – он вспомнил.

– Да, и как они?

– Всем очень нравятся. Хотите заказать?

– Не себе. Отнесите на тот столик, где девушка в черном, и… у вас есть цветы?

– Э-э, – парень почесал голову. – Ну да. Маленькие гипсофилы. Кладем их иногда в кофейные коктейли.

– Вот его тоже заверните. Как-нибудь. Можно?

И, чтобы ответ не пришлось так долго ждать, выложил на стол крупную купюру.

– Да, конечно, без проблем, – заулыбался официант. – Сейчас все сделаем.

Реакция незнакомки повторилась, но в этот раз, уходя, она оставила на столе заказ и ничего не сказала на прощание. Дома он все никак не мог понять, что сделал не так.

Она не появлялась почти месяц. Затем пришла с подругой, не заметив его.

Еще через пару дней снова сидела одна. И снова торт. Но уже с кофе – сливочный раф пах тертым шоколадом на весь зал кофейни.

Он смотрел, как она поправляет круглые металлические очки, вечно спадающие на нос. Как задумывается над чем-то, лезет в телефон, а потом бегло дописывает пришедшую в голову идею. Как слегка прикусывает кончик ручки, все также периодами поглядывая в окно. Порой она фотографировала еду, но это случалось редко.

Сегодняшний день примечателен еще и тем, что, в очередной раз облокотившись на спинку, девушка сама нашла его взглядом. И долго рассматривала, не выражая никаких эмоций – молча анализировала увиденное, прищуривалась, иногда отправляя вилочку с кусочком торта в рот.

Она опять поправила очки, встряхнула головой. И отвернулась, опустив подбородок на выставленные руки. Глубоко выдохнула. Замерла.

«И все?» – подумал он.

Выдерживая ее пронзительный, чуткий взгляд, частью себя он надеялся, что она подойдет, и был весьма разочарован подобным равнодушным поведением. Боится? Или не понравился?

Оскорбленный, он подошел сам. Девушка, будто ожидая, без удивления посмотрела на него, когда тот опустился в пустое кресло напротив.

– Думал, ты посмелее будешь, – с ухмылкой произнес он.

– Сказал тот, кто больше месяца мне пирожные скармливает, вместо того чтобы познакомиться. Даже номер свой не оставил ни разу.

– Обиделась?

– Огорчена, – парировала незнакомка.

Она его забавляла. Ее речь стреляла словами, словно натянутыми стрелами, разрушая привычный ход вещей. Чтобы ответить ей, приходилось думать.

– Кажется, мы оба друг друга разочаровали, – сказал он спустя время.

– Кажется.

– Издалека глаза выглядели темнее, – он зачем-то заговорил, но остановиться уже становилось трудно; он тонул в темных радужках ее глаз, а сердце заходилось ударами.

– Ага, ты бы еще дальше сел, и бинокль бы принес, чтоб точно разглядеть! – девушка улыбнулась, спрятав губы в чашке чая. – Я из-за тебя поправилась на полтора килограмма.

– Не видно. Ты худенькая.

– Это потому что я в черном. Черный стройнит.

– Ты забирала с собой далеко не все. Поэтому не думаю, что в этой трагедии виноват я.

– Терпеть не могу пряники. И капучино, кстати, тоже.

– Ну, – он пожал плечами, наклоняя голову и посматривая на нетронутый кофе. – Я не знал.

Между ними повисла пауза. Незнакомка, прищуриваясь, обхватила щеки ладонями и заняла почти половину стола, перегибаясь поближе к собеседнику.

– Ярослава, – сказала она, протянув ладонь. Ярко-красный глянцевый маникюр уже подстерся, отросшая кутикула на указательном пальце содрана в кровь. – Можно Яра. Только, прошу, не Слава.

– Хорошо, – он взял ее ладонь, оказавшуюся сухой и теплой, в свою, по размерам раза в два превосходящую чужую. – Николай. Можно просто Коля.

Яра слегка сжала протянутую руку. Возможно, ждала реакции, но он не стал никак проявлять себя в том, что заметил это.

– Все спросить хотел. Что ты пишешь? Как ни гляну – вечно с ручкой и блокнотами сидишь, ничем тебя не отвлечешь. Занятая.

– Ты милый, – вопреки ожидаемому ответу, она ляпнула наобум. – Я копирайтер. Создаю тексты для брендов, журналов, под рекламу, постеры, визитные карточки или логотипы. Заказы разные, город-то маленький. Работаем для всех, в общем. Да и ты вечно с ноутбуком. – Кивнула Яра в сторону опустевшего стола. – Тоже менеджер какой-нибудь? На удаленке?

Кажется, он становился староват для таких слов. Слушая ее голос, удивлялся, как частота и сила речи менялась в зависимости от контекста разговора. Хаотичный набор словосочетаний сбивал с толку. Непредсказуемая девушка. Ему нравится. Определенно нравится.

– Не совсем, – замялся он, немного отворачиваясь. – Слышала что-нибудь про онлайн-курсы?

– Ну…

– Моя задача заключается в том, чтобы собрать весь учебный материал, в том числе и рекламу, к слову, в один большой и цельный куб. Кто-то до меня уже записал обучающие видеоролики, спроектировал презентацию и расписал начало и продолжительность обучения. Мне остается только укомплектовать это. Проджект-менеджмент. Не люблю это название, поэтому, если по-русски… – он задумался. – Продакшн, короче.

– Очень по-русски, – Яра засмеялась. Он кивнул, разглядывая округлые щеки на ее лице. – Все ясно с тобой.

– Звучало как приговор.

– В офисе не работаешь?

– Бывает, но уже реже. В основном только на самих курсах присутствую в качестве наставника.

– Любишь с людьми, значит, общаться? Не похож на экстраверта.

– Не люблю, – признал он. – Разбираешься в социуме?

– Приходится. Я же торгую своим лицом. Косвенно.

Он кивнул.

– Слушай, а ты случайно не сталкер?

От ее вопроса побежали мурашки по спине. Вскинувшись, он состроил недовольное лицо.

– А похож?

– Просто если да, то пошли, проводишь. Не могу больше сидеть, тело затекло, да и чай остыл.

– Ты торт не доела…

– У них такие большие порции, никогда не могу съесть его целиком, прикинь?

Яра огорченно выдохнула, будто ни капельки не придуривалась и говорила чистую правду. Что в голове, то и на языке. Он пару секунд размышлял о сказанном.

– Да, официанты жаловались.

– Вот гады! Надо лишить их чаевых.

Хитро ухмыльнувшись, девушка снова засмеялась. Наблюдая за ней, он и представить не мог, что при встрече она окажется… вот такой вот: открытой, в меру забавной и смелой. Не сдержавшись, он улыбнулся ей в ответ по инерции, хотя мало представлял, что именно вызвало у собеседницы такую реакцию.

И еще. Ее глаза. Огромные зеленые глаза в обрамлении ресниц. Никакой косметики, тогда почему так манит заглянуть в них снова и снова? Откуда такая притягательная сила? В чертах лица?

– Странный ты какой-то. Поймем уже.

Засмотрелся.

Единственное, что его слегка настораживало, – она часто кидала на него взгляд, все сильнее походивший на скан принтера, будто просвечивала насквозь, проверяла реакцию на свои слова, следила за мимикой и жестами. Отслеживала каждое движение. Не то чтобы его это раздражало, скорее позволяло постоянно быть в тонусе.

Или ему кажется. Он все это выдумал, потому что давно ни с кем не… знакомился, едва не растеряв хватку.

– Хорошо, что ты высокий, – обронила она в очередной раз посреди беседы, прерывая связанную мысль своими комментариями.

– Есть шанс? – спросил, решая подыграть.

Для ответа она даже остановилась. Старушка, шедшая следом, едва не врезалась в ее спину. И снова это выражение лица.

– Да, определенно.

Улыбнулась.

«Не знаю, что за игру ты ведешь со мной, – понял он. – Но давай поиграем».

Через пять дней он уже знал о ней более чем достаточно. Не пришлось ничего спрашивать или вытягивать – девушка охотно рассказывала все сама, с простотой реагируя даже на тонкие личные вопросы, будто придавала им такое же посредственное значение, как и всему остальному. Ее не волновало ни их количество, ни частота. Она говорила. А он слушал. Все.

Ярослава переехала в этот город почти девять месяцев назад. «Я сбежала, потому что понимала, что улицы, исхоженные вдоль и поперек, начинают меня душить», – так она говорила, на эмоциях размахивая руками. Окончила журфак с отличием, поработала полгода в местной газете и все бросила. «Я скучаю по знакомым, но они не стоят того, чтобы держать меня». Ему показалось это грубым, однако по ее лицу нельзя было прочитать ни грусть, ни печаль. Обычная констатация факта – сухая и, пожалуй, жестокая.

Родителей нет. Остальные родственники далеко, и все раскиданы по маленьким городам северо-запада. Он спросил ее, поддаваясь неравнодушию к чужой жизни: «Почему не переехала в Петербург? Все туда бегут». На что Яра, гордо выпрямившись, ответила: «Во-первых, я не все. Во-вторых, лучше я буду достойно жить и зарабатывать в небольшом среднем городе и иметь возможность ездить куда хочу, чем буду жить кое-как в необъятном Питере. Туда стремятся либо мечтатели, либо богачи. Я ни то, ни другое».

Она его удивляла, хотя каждый раз он думал, что сильнее невозможно, и каждый раз ее ответы задавали новую планку.

– У меня нет квартиры, нет машины, нет даже кота, хотя все мои ровесники уже замужем и с детьми. Самое ценное в моей жизни – это моя библиотека. Все, чего я страшусь – это быть привязанной к чему-то. Попасть в клетку. Слишком сильно дорожу свободой. Поэтому… в этом городе я тоже временно, – сказала она, катая по кофейному столику скрученную салфетку во вторую их встречу. – Пока ветер в спину не ударит.

Он представил себе перо, странствующее по небу – легкое, невесомое перышко, оседающее на крышах многоэтажек и рвущееся дальше, навстречу слепой судьбе.

– И куда планируешь?

– В Сибирь, – не задумываясь, ответила девушка.

– Там холодно.

– На юге – нет. Новосибирск вполне подойдет.

В отличие от нее, он никогда никуда переезжать не планировал. Его жизненная ценность заключалась как раз таки в том, что у себя дома он знал каждый сантиметр дворов, гаражей, закоулков и объездов. Новое место не даст ему такого простора для творчества.

– Поэтому я не стремлюсь в отношения, – Яру понесло, и парень не собирался перебивать ее, внимательно слушая. – Сложно сейчас найти человека, который бы не повесил на тебя удавку, не привязал к себе и не заставил рожать детей.

– У тебя старое представление о браке. Уже давно все не так, – спокойно поспорил Коля.

– Отрицаю сам институт брака.

– Ха! – ему стало смешно. – Прогрессивная какая, ты погляди!

Но она не улыбалась. Только повернула голову к окну, что-то рассматривая. Девушка называла этот взгляд «остановкой времени», когда все рецепторы зрительной функции начинали работать на максимальные сто процентов. «В эти минуты я по-настоящему вижу», – говорила она. Он не понимал, что имелось в виду под этими словами, молча попивая рядом кофе. Однако…

– Если ты так уверена в своих словах, почему грустишь?

– Это не грусть. Это принятие.

И снова он не понял, в чем разница.

Они прогуливались по парку, забредая в самые отдаленные уголки, куда остальные не ходят. Постояли возле небольшого металлического забора, что служил ограждением от ската к реке – зимой склон выглядел ненадежно и шатко, никогда не знаешь, сколько шагов осталось до спуска. И пошли дальше.

Они миновали последний рабочий фонарь, настала пора поворачивать назад. Но Ярослава уверенно шла вперед, в темноту. Все, что знал молодой человек об этой дороге, что впереди кладбище. Так себе место для прогулок.

– Почему ты всегда носишь черное? – вопреки ожиданиям, интересовали его совсем другие вещи.

– Не всегда черное. Иногда серое. Темно-бордовое. Но ты прав, в основном все же черное.

– Вопреки расхожему мнению, общество считает черный – одним из самых ярких и привлекающих внимание цветов.

– Кто я такая, чтобы оставаться в тени? – без толики сомнений ответила Ярослава и поправила съехавший назад капюшон. В длинном дутом пальто невысокая девушка напоминала гусеницу. Угги забавно походили на лапки насекомого. – Да и так проще подбирать одежду на похороны.

Он остановился, не разбирая юмора. Наверное, она еще что-то говорила, просто он не услышал. К чему это сказано? Девушка приняла его молчание за моральное порицание и застонала:

– Ой, да ладно тебе! Это же всего лишь чернуха! Ты еще привыкнешь к моим шуткам, – и хлопнула вязаной варежкой по его плечу. – Самый сок – это про родителей. Друзья всегда сваливали в соседнюю комнату, когда я начинала их рассказывать.

И засмеялась, от души и с детским забавным хохотом.

– Нельзя о таком шутить. Общество порицает подобное…

– Чего ты заладил: «Общество! Общество!». Да срала я на это общество, и на нормы его в том числе. Не нравится – просто не общайся.

Молодой человек пребывал в замешательстве. Это наставление к действию? Она его только что послала? Ничего не понятно.

– Обществу жилось бы гораздо легче, если бы оно меньше обращало внимания на всякую ерунду и побольше заботилось о себе.

– Но существуют же негласные правила.

– Правила созданы, как мы знаем, чтобы их нарушать, – Яра подмигнула ему, приблизившись. – За свои двадцать четыре года я не побывала ни на одной свадьбе. Зато шесть раз была на похоронах. И вот скажи: что пригодилось мне больше – черная водолазка или нелепое бежевое платье с рюшами? – Подумав минуту, добавила: – Если переживать за все и всех, переживалка отсохнет.

Хлопая глазами, она ждала ответных слов. Или не ждала.

Все, что он понял в этот момент, это:

– Ты мне нравишься, – выпалил, не задумываясь.

– Чудной какой, – улыбнулась девушка. – Ты это в какой момент понял? Когда я про похороны рассказывала? Или когда отчитывала?

– Я понял это с того самого дня, как тебя увидел, – он не сказал ничего смешного, но собеседница продолжала улыбаться, искрясь задором. – Никогда не встречал таких людей, как ты.

– Значит, ты видел слишком мало людей. Таких девушек сотни.

– Возможно. Но все они скучные. А ты…

– С изюминкой? – в него прилетел снежок. Не больно, но обидно, что перебили.

– Скорее с ебанцой.

Чужой смех нарушил покой местных обитателей. Кажется, Яра смеялась до слез.

– Да, это лучше подходит. Все, я замерзла, потопали обратно.

Они не дошли до кладбища ста метров.

Эта взбалмошная девушка не имела границ в своих увлечениях, словах, поступках. Она поступала так, как считалось правильнее в ее системе координат, то и дело вызывая массу недовольства у окружающих. Рядом с ней он ощущал себя мальчишкой, что идет за ручку с мамой во взрослую жизнь. Он будто заново учился ходить. И за неделю их общения кое-чему научился.

Не говорить «нет», если ты сомневаешься хотя бы на долю секунды.

Всегда делать максимум для того, чтобы потом не делать ничего.

Не сожалеть. Это главное. «Если ты не можешь что-то изменить, просто смирись с этим. Дай себе пять минут пострадать, а потом запихни жалость в мусорное ведро и иди дальше».

Большинство из этого формулировалось благодаря законам логики и самосохранения психики, но она умела подавать жизненные уроки под особым соусом – видение Яры преобразовывало прописные истины в абсолют.

Она была совершенным максималистом, и брала от жизни все, не оставляя другим ни капли. Жадная. Смелая. Броская.

Всем этим она делилась только с ним – по рассказам, которым молодой человек едва ли верил, он единственный, с кем она смогла сблизиться за все время проживания на новом месте.

– Хочу жить вечно, – однажды сказала она.

Они зашли в книжную лавочку неподалеку от Драматического областного театра, стояли возле полки с зарубежной фантастикой.

– Смотришь романы про вампиров? – догадался он. – Это еще в моде?

– Хладнокровные убийцы – тренд сезона, ты не знал? – пошутила девушка, заигрывающе усмехнувшись. Он промолчал. – Вообще, я бы убивала, чтобы жить вечно. Чего ты так смотришь? Можно ведь и не людей. Вон, Эдвард же пил кровь животных.

– А если бы можно было только людей? – заинтересованно спросил парень, откладывая на место классику – Кассандру Клэр.

– Тогда и людей.

– И не жалко?

– Я мизантроп. Вечная жизнь стоит того. Наверное, я бы даже продала душу Дьяволу за такое, если бы можно было.

Почему-то ответ его не удивил. В ее репертуаре.

– Жить не надоест? Не наскучит?

– Как жизнь может наскучить? – недоумевающе спросила она в ответ.

«Не знаю, – про себя ответил Коля. – Мне же как-то наскучила». Но вслух предпочел промолчать, предполагая прослыть непонятым и высмеянным.

– Хотя не мне это говорить. Все люди разные. Прости, что-то я совсем зазналась. Ты бы иногда останавливал меня…

Ее тон был похож на тот, с первой встречи, когда Яра сбегала из кафе. Встревоженный, низкий, виноватый. Обернувшись, он увидел, как она старается отвлечься, поглощая вниманием книгу за книгой. Ни один из ярких цветных корешков не смог завоевать ее взгляда дольше пары секунд.

– Эй, – он аккуратно взял ее под локоть. – Не нужно было извиняться.

– Я видела, как ты промолчал. Что-то сказал у себя там в голове, но промолчал. Я так не хочу.

Видела… прочитала по его лицу, что он что-то утаил? Поразительная способность чтения мимики…

– Восхищаюсь. Как ты это сделала? – вопрос с вечной жизнью остался на втором плане. – Как ты прочла меня?

– Гиперэмпатия. Пустяки. Давай заглянем в раздел комиксов…

Три с половиной недели с ней пролетели как один день.

По ночам он старался вспомнить, какой парфюм был у нее сегодня, каким шампунем пахли ее волосы. Запоминал количество позолоченных кулонов – девушка не носила ни колец, ни сережек. Только подвески и только с бадлонами, туго обтягивающими шею. Тонкая мягкая шея. Ему однажды удалось мельком коснуться этого места, и руки тут же ослабли – такой мощной была реакция его организма.

Каждая клеточка тела восхищалась ею. Никто раньше не дарил ему столько энергии, сколько дарила она. И сколько бы она не отдавала, казалось, ее собственный ресурс бездонен, бесконечен. Необъятен.

С трудом удавалось держать себя в руках, находясь рядом.

Он хотел ее себе, а принятие этих мыслей радовало и тут же пугало его.

Он терял голову.

Шахматный столик у большого полукруглого окна, Ярослава расставляет деревянные резные фигуры, каждую аккуратно вынимая из ящика.

– Никогда таких не видел, – повторил Коля.

– Ты вообще хоть что-то в жизни видел? – безобидно пошутила девушка. – Ты белыми или черными? Если что, я всегда играю черными.

– И всегда проигрываешь. Я помню, ты говорила.

– Приятно знать, что меня слушают.

– Ваш заказ, – мужчина ставит два штруделя и заварник с чаем на край. – Поешьте, а то остынет.

Выпечка и правда сводит с ума своим запахом.

– Давай сначала поедим? – предлагает он. Девушка нехотя соглашается.

Огромная цветущая пальма загораживает половину обзора на улицу. Яра фотографирует тарелочку так, чтобы на снимке виднелась и еда, и растение, и неугомонная своими автомобилистами главная улица.

– Красиво получилось? – спрашивает. Он кивает, а во рту тает кусочек сливочного мороженого. Вишня перекрывает кислинкой сладость, создавая идеальное сочетание. – Вкусно, да? – Он снова кивает, приподнимая уголки губ в смущении.

Это ее любимое кафе.

– Почему ходишь постоянно в другое?

– Ближе к дому. Да и радужный бисквит хорош до невозможности.

Где-то к концу обсуждения обычных мелочей, он снова говорит, что она ему нравится. Реакция не меняется:

– Чудной. Я не могу тебе нравиться, – говорит девушка. – Ты же меня совсем не знаешь.

– Ты много рассказывала. С тобой, впервые за долгое время, я чувствую, что живу. Ты подарила мне краски, палитру мира. Этого достаточно.

– Нет, – тон серьезный. – Недостаточно.

– А как же любовь с первого взгляда?

– Влюбленность. Но не любовь. И ты не говорил, что любишь меня.

– А если люблю?

– Тогда ты полный идиот.

Молодой человек опешил. Как же сложно порой понимать контекст ее слов – всюду двойное дно. Или минное поле.

– Так не бывает.

– Люди женятся, и живут душа в душу всю жизнь, – продолжал настаивать молодой человек.

– Я знаю и принимаю этот факт как данность, но понять… понять никогда не смогу. Мало ли какие скелеты я прячу в своем шкафу, а ты такими словами на ветер бросаешься.

– Надеюсь, не человеческие.

– Никогда не знаешь наверняка. Может, я маньячка. Заколю тебя сейчас этой десертной вилочкой, и все, – девушка повернула в его сторону двузубый столовый прибор размером с ладонь.

И снова – шутка или нет? Снова черный юмор? Он усмехнулся про себя, стараясь держать лицо непроницаемым.

– То есть, считаешь, в твоей жизни существуют обстоятельства, узнав которые, я сбегу от тебя?

– Вполне возможно, – она наклонила голову вбок, искривляя позвоночник. – Люди разные. – Повторила она в очередной раз избитую фразу. – Некоторые из них говорили мне: «Тебе это не надо» или «Держись от меня подальше». В таком случае, есть два варианта. Либо человек перечитал второсортных любовных романов, либо ему лучше знать, какие беды в его голове. Но решение в обоих случаях одно – прислушаться к совету и бежать, чтобы пятки сверкали. Не играть в спасателя. Обычно с такими людьми остаются или конченные романтики, жаждущие найти на пятую точку приключения, или такие же отбитые. Последний случай самый идеальный.

– Почему?

– Потому что два ненормальных человека ебут мозг друг другу, не трогая при этом остальных людей. Так вот. К чему это я.

– Говоришь мне держаться от тебя подальше?

– Не так пафосно, конечно. Но смысл похожий. Хотя бы пока. Не тони в человеке – утонешь и не заметишь.

– Не слишком ли высокомерно?

– Да.

Изящная милая улыбка украсила лицо Ярославы. Она редко улыбалась просто так, без подколов и усмешек.

– Все, что ты получишь, если продолжишь в том же духе, это человека, зацикленного на работе, хаотичного, ветреного. Я не люблю планы, правила и логику. Живу так, как хочу я, никому не подчиняюсь и ни за кем не бегаю. Непосредственная до той степени, что может начать раздражать чужая забота. Я выросла из конфетно-букетных периодов, мне не нужно столько внимания и времени. Ценю личное пространство настолько, что могу отказать в предложении съехаться. Не стану готовить с тобой вместе ужин, потому что банально не фанатею от готовки. Всегда буду выбирать друзей, а не семью. Работу, а не друзей. Я эгоистичный, высокомерный ребенок, живущий в теле взрослого человека. С загонами, которые мешают жить даже ему. С обсессивно-компульсивным расстройством и истериками. С почти полным отсутствием такта и багажом шуток про смерть.

Она замолчала. Но явно не закончила, просто подбирала нужные слова.

– Давай отложим в сторону романтику и лирику. Я привыкла давать людям выбор. Это своего рода дисклеймер, после которого они сами решают, хотят ли видеть в своем окружении такую, как я. И пусть я никого никогда не убивала и никому никогда не желала зла, всегда найдется часть, которая ткнет в меня пальцем и уйдет, причинив боль, – девушка аккуратно положила свою руку поверх его. – Ты тоже мне нравишься, но я не смогу спрятать что-то из этого, не смогу измениться. Будет эгоизмом ответить на твои чувства, не объяснившись.

– По-твоему, из всего перечисленного реально есть что-то, что должно повергнуть меня в шок? – он не смог сдержать ухмылку.

– Как вариант.

Покрепче обхватил ее ладонь, переплетая пальцы, и сжал мертвой хваткой.

– Какая ты забавная, – засмеялся он, но вышло как-то по-злому. – Есть люди и пострашнее, а ты беспокоишься о таких мелочах. Взять хотя бы меня. Ты знаешь обо мне еще меньше, чем я о тебе. И в то же время пытаешься защитить. Со стороны это выглядит смешно.

– Тебе весело? – стараясь скрыть обиду, спросила Яра.

– Да, мне смешно. Никакой ты не мизантроп. Хочешь совет? Спустись на землю. Не выставляй своих чертей, не зная арсенала противника, – чуть наклонившись, сказал он. – Может, у этого человека туз в рукаве. Не доверяй кому попало.

– Теперь мне интересно, – прищурилась девушка. – Какие скелеты в твоем шкафу.

– Самые настоящие.

Он посмотрел на нее в упор, сохраняя полное самообладание и выдерживая чужой взгляд.

Проводил до дома, целомудренно чмокнув в лоб под шапкой, пожелал спокойной ночи. А придя к себе, расхохотался.

– Какая же ты… – смеялся молодой человек. – Какая… изумительная! Уму непостижимо, как мне повезло тебя встретить!

В комнате полумрак, но на часах всего четыре часа дня – это балконные рамы и соседний дом мешают свету проникать в помещение. Тем не менее никто не спешит щелкать по выключателю, привыкая к комфортному для глаз состоянию.

Ее квартира полностью выдает хозяйку, начиная от идеального порядка, словно здесь днями никто не бывает, заканчивая пестрой палитрой мебели, настенных плакатов, вывесок и буклетов, наскоро приколотых над письменным столом. «К чему весь этот хлам?» – думал он. Больше всего места занимал, конечно же, книжный шкаф – половину стены комнаты. Помимо книг на нем пылились статуэтки персонажей, подаренные или купленные игрушки, висела гирлянда, прятались на нижних полках старые учебники и тетради с конспектами.

…И полное отсутствие какой-либо жизни. Ни животных, ни цветов.

Просторная кухня пахла виноградом за счет аромапалочек, в прихожей стоял запах свежего дерева. Гостиная – она же спальня – сохранила атмосферу свежего постельного белья и молодой девушки, что по утрам нежится в кровати, не желая вставать. Он давно понял: у каждого есть свой собственный запах. Ярослава пахла уютом. Он представил, как просыпается здесь рядом с ней, как целует недовольное, ворчливое лицо, выслушивая мелкую ругань, как они занимаются сексом, а после каждый идет на свою работу. Что-то больно кольнуло острой иглой в груди.

– Я ничего не готовила, – ее голос буквально выдергивает молодого человека из транса; русая макушка выглядывает из-за угла. – Давай что-нибудь закажем?

– Хочешь, приготовлю? – предложил он.

– Продуктов тоже нет.

Идти до магазина было лень.

– Ладно, давай закажем.

Через час ожидания, проведенного за разговорами в такой же затемненной кухне, двое наслаждаются роллами.

– У тебя столовый набор на одного, – подмечает он.

– Да, без надобности покупать что-то еще.

– И посуды мало.

Девушка снова кивает, увлекаясь едой, сидит на столешнице кухонного гарнитура, по-детски болтая ногами в воздухе. Махровые розовые носки и огромная толстовка с капюшоном выдают в ней маленькую девочку.

– Милая квартира. Часто незнакомцев домой водишь? – спросил парень с усмешкой.

– Никого не вожу домой. Но мы почти пять недель общаемся, думаю, тебе можно доверять. Да и на улице холодает – не мерзнуть же.

Столбик термометра действительно опускается все ниже и ниже, несколько дней удерживая планку в минус тридцать. Не погуляешь.

Он наелся, откладывая на стол палочки и недоеденный сет. Уставился на собеседницу, оглаживая ее тело взглядом – с макушки до щиколоток, торчащих из-под утепленных спортивных штанов. Хотелось схватиться руками за них и попросить, чтобы не мельтешила перед глазами. Хотелось проверить, останутся ли синяки, кожа-то, похоже, тонкая.

– Глаза сотрешь, – сказал Яра. – У тебя взгляд, будто ты меня сейчас съешь.

– Просто хочу тебя обнять, но не знаю, как лучше спросить разрешения.

– А ты не спрашивай.

Они уже держатся за руки, но зайти дальше никто не решается.

Он медленно встает и подходит к ней, неотрывно следящей за каждым его шагом. Немного разводит в стороны ноги, тут же замыкая их на чужой талии, когда молодой человек оказывается рядом.

Он прислоняет голову к ее груди, окутывая руками худые плечи, прижимаясь как можно ближе.

– Так громко бьется, – говорит он.

– Так я же вроде живая.

Жаль, девушка не видит его улыбки, спрятавшейся в складках одежды.

Ее тепло растекается по телу волнами, каждая клеточка организма стремится оказаться еще ближе. В доме напротив загораются первые окна – люди приходят с работы, готовят ужин, проводят время с семьей. Уличных фонарей на десятом этаже не видно, и двое замирают во мраке вечера, нарушаемого лишь дыханием друг друга.

12 3 Weiter

Пропащие люди

Пропащие люди

Глава 0

Andere haben auch gelesen: