Buch lesen: «Империя машин»

Schriftart:

ISBN 978-5-4493-1542-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Дорогой читатель!

Прошу принять к сведению необходимость большого объема названий мест, городов и островов. Это необходимо для воссоздания автором самостоятельного мира, отличного от творений других писателей.

Упомянутые на протяжении истории события не будут забыты. Для множества островов-городов придуманы собственные истории, повествование о коих ложится на последующие части серии.

Предыстория содержит множество государств, которыми в дальнейшем будет пополнятся карта мира, и, главным образом, является введением в сложившуюся на начало книги ситуацию.

Приятного чтения!

Второе издание. С изменениями и доработками.

Предыстория – 0 —

Прилог: «Островная империя – Севергард разбросана по океану, а острова – кожурки от семечек, хаотично вьющиеся в реке. Когда-то единый громоздкий материк… – шептал голос из-под чернеющего комбинезона, – растаял, развалился».

Лоб его был перетянут повязкой. Перегоревшая лампочка свисала с потолка, периодически пуская искру, освещавшую подбородок сидящего. Пес у его ног скреб запертый гермозатвор. Напротив пустынника, в кассетном магнитофоне проигрывала аудиозапись. И было сложно определить: то ли говорит он, то ли в такт ее вещанию шевелятся его губы. Пустынник вслушался в тишину и удостоверившись, что за ним не следят, продолжил изложение

– Но натиск промышленного переворота, разрастание популярности механики, иссушали все большие и большие земли Севергарда. Вырубались леса, и на их месте строились города. Опустошались равнины, лучистые поля, и страна как чашка наполнялась отходной вонью. Но детям машинной эпохи этого мало! Набившиеся плотнее мух, они возводили города над городами, поселения над поселениями. Сливали отходы в реки и озера, пока не загубили все окрестности. И тогда им стало любопытно – а что же там – дальше?

Во времена, когда труд во имя общественного благополучия не требовал надзирателей, когда совместные старания направлялись на прозрачные, выполнимые в пределах жизни отдельного человека, и не растянутые на века цели… не существовало Севергарда – этого муравейника по переработке человеческих судеб, вычистившего города, – пустынник, причмокивая, осушил флягу с выпивкой, – не существовало механизма, приводящего к вырождению людей, не существовало холода, способного одолеть тепло.

Червивая страна… Как его называли в свободных землях, еще не родился.

Но сырые земли и невесть откуда объявившийся чужак, обвешенный талисманами, внушительной речью и прочей мишурой, привели ученых к выводу – «на одной механике далеко не уйдем». Надо же, великие умы пленил обыкновенный проходимец! Или нет? Заря Севергарда – время импульсивных людей. Некто по имени… то ли Странник, то ли Путник вложил им мысль, что для выживания человечеству необходима система контроля погоды. Как он это сделал, почему – история умалчивает. Я знаю одно, псина: этот тип умел убеждать. Некоторые идеи взрастут сами, если посадить их в правильную почву… И они развились до соответствующей духу того времени фразы: «суровый мир достался нам, создадим же ее. Кто не примерял на себя роль бога? А изменить циклы природы – чем не свернуть и перекроить тайный план творца? Самому занять его место. Но как всегда нашлись отступники… Много отступников. Кто-то согласился с этой идеей, но большинство населения было довольно достигнутым.

Люди и так заселили практически всю поверхность, зачем суетится?

Тогда горстка недовольных обратилась к Путнику, но он растаял во мраке прежде, чем кто-либо обнаружил его отсутствие.

Когда эти бунтари, люди завтрашнего дня с факелами наперевес подходили к его ночлегу, то они обнаружили как вещи странника развеялись по ветру, не оставляя и пылинки. Они воззвали исчезающие тени, и их молитвы были услышаны…

Испепеленные удобрениями поля кровоточили скверной, а род людской рос и рос.

Высушивались пресные озера, угоняемые облаками к океану, и множились пустыни, а неприспособленные города вымирали в пустыри.

Мир призывал людей к смирению, умеренности наконец! А они демонстрировали ему средний палец, продолжая грызть земное чрево.

Ввергнувшись в авантюру, в гонку с природой, цивилизация выстроила ответ на ее призыв. Но об этом позже.

С нехваткой ресурсов возникла угроза перенаселения.

Посевы не орошались, а океан, куда приспособили заводские стоки скорее годился на убой нежели на кормежку. Некогда открытые вольные города стали военизированными поселениями с жестким паспортным контролем. Никто посторонний не мог пересечь границ своего пребывания без соответствующих разрешений. Если ты застрял в разоренном городе между двумя такими же, то либо дох с голоду, либо хватал вилы и лез на стены… И множилось число убиенных, росла толпа обреченных, города сдавались под атаками эпидемий и собственных граждан… Обстановка обострялась лживыми доносами с пометкой: сократить численность населения, и тому подобное. Нужен был лишь первый шаг – и начнется гражданская война… Кто его произвел, кто повинен в неминуемой гибели тысячи тысяч людей – уже и не вспомнишь. Но люди воздвигнули флаги, окрасили их в разные цвета и прокричали: «Мы не сдадимся!» – с этой фразы произошли коренные перемены в жизни всех, кто населял данный нам клочок суши.

Спохватившись, бывшие хозяева земли пообрубали пагубные предприятия, и ленты заводов встали вместе с рабочими. Первые – от безделья, последние – с голода.

Мученические ожидания принесли плоды – дожди вернулись на родину и более не блуждали по Простору – оборотной стороне планеты, где правила одна вода. Но вылезла загвоздочка – испорченная земля отказалась принимать преподнесенные ей дары, выплевывая наружу семена в виде вялых и однолетних растений, разросшихся по континенту. Больше никаких столетних рощ, могучих зарослей, ломящихся от овощей и фруктов, а только мелкие сорняки да седые коряги.

Зараженные западные земли обросли неплодоносными деревьями, а на еще не освоенном востоке отчаянные смельчаки бурили камень и прокладывали новые дороги. Снова леса сменялись лесопилками, снова повторялся цикл. Человек отсрочивал неизбежное. Либо… Завоевывал девственные земли. Но вот беда – восточное солнце лишь бегло показывало себя, стремясь как можно скорее отдаться на милость Западу, где в полдень от нависшего солнцепека не спасали ни каменные стены, ни земляные погреба, ни подземные туннели, а одомашненные животные мерли, поедая синтетический корм. Однако, несмотря на холодные темные земли, человечество бросило западные поселения и устремилось на восток. Скот переправляли на поездах, а люди шли следом, вдоль рельс. Ох и полегло их! Но отстроили Восток, отодвинув час кончины. Я слышал об экспедициях в далекие земли, о массированной промывке мозгов. Изощренных механизмах, перемалывающих человеческие чувства… Борьбе за власть, междоусобных войнах… Многие потрясения сотрясали новый свет. Авангард цивилизации. Везло лишь западным колхозникам. Отстающий в развитии старый мир столетия не видал крови… Пока и его не накрыла буря.

– Ты слушаешь меня, животина? – сомкнул Пустынник руку на ошейнике и встряхнул пса.

Лязгнув челюстями, пес прикусил язык и жалобно заскулил.

– Умница, подвывай мне – погладил он холку. Пес потерся о поручень. Шерсть обильно выпадала, едва он соприкасался туловищем с твердыми предметами.

– Как считаешь, пес: протянем до того, как песочек осядет?

Услышав свое имя, животное завертелось, ожидая команды, но Пустынник увлеченно выскребывал из банки заплесневелый паштет.

– Заришься на жратву, гадина? – оскалился он, когда отогнул крышку, чтобы облизать грязные пальцы. Струйка дыма выбралась меж сардин.

Пес повел носом за ней и поймал удар по морде.

– Нее-е-т. Глотай слюну, шерстяная дрянь.

Повертевшись на месте, пес послушно лег в ноги.

– Презираешь меня? Тоже считаешь сумасшедшим? Позабыл, как я приютил тебя, паршивец?

И как в подтверждение его слов, пес повернулся мордой к гермозатвору, поджимая рваные уши. «Правда, не правда. Все нуждаются в истории». Пустынник чиркнул спичкой, прижимая фитиль к земле. Пламя заскользило по насыпанной порохом дорожке. Свет расступился под комбинезоном, и накинулся на стены, придавая им городские оттенки. Когда цветная масса окончательно оформилась в ночной проулок от тесной коморки не было и духу.

Группа мятежников бросала камни в перечеркнутый красными мазками плакат. Полосы сходились на неизвестном человеке в комбинезоне. Лицо его и капюшон были в аккурат замалеваны черной краской, а в приписке снизу не имелось имени.

Когда луч прожектора нырнул в проулок и послышался топот солдат, мятежник хлопнул по спине разрисовывающего плакат товарища, и, покидав в сумку краску с кистями, группа поспрыгивала на крыши мансард многоуровневого города.

Сросшиеся с крепостными укреплениями улицы составляли единую ограду, обстраиваемую на разный лад держателями лавок, мастерских и жилых комнатушек, свисающих подобно сосулькам. Самострой облепливал укрепления с обеих сторон, перерастая затерявшуюся в городской палитре крепостную стену.

Обычно стене присваивали название центральной улицы, и от нее расходились развилки. Так росло поселение. Для чужаков с захолустья и деревень были указатели, по которым они выходили к перекресткам и уже оттуда, ориентируясь на Часовые Башни, сходили куда им нужно. За башнями, вдалеке виднелись забитые мельницами низовья извилистых рек. Побережья кишели выволоченными на мель паромами, откуда по торговым путям продвигались тягачи, груженые медью и углем. Не отходя от места тысячи человечков толкали старые баржи и разбирали на металлолом, после чего грузили на конные повозки.

Пышущий паром индустриальный город развивался, плодя грязевые разводы над собой, которые сгущаясь и наплывая один на другой, скапливались в плывущие по небу лужи.

Дирижабли, заполонившие извилистые фьорды курсировали на восток, растворяясь в дождливом закате. Скоростные паровозы, прорубали обесточенные улицы огнями, размещенными на котлах. Они неслись по стенам, чтобы обогнуть реку и совершив, круг, вернуть шахтеров домой. Правее, в районе утесов, рабочие забрасывали лопатами высушенные устья рек. Перерабатывающие устройства тут же распределяли закаченную воду по трубам к генераторам заводов, где, охлаждая их, она выветривалась наружу, образуя густые клубы пара.

Картина отдалилась. Город сузился до квадратика, выплескивающего тонны газовой пыли. А за, под и над ним десятками, сотнями испражнялись аналогичные трубы. Ими и высчитывалось могущество человечества, одолевшего превратности судьбы. Мелкий комбинат по производству технологий, отвоеванный у противостоящего ему мира… Огнем и мечом. Как и положено Севергарду, город признавался развитым и достойным подражания, если его архитектура, инфраструктура и расположение отвечали требованиям производства и извлечения доходов. Доходов ради доходов, роста ради роста, масштабов ради масштабов. Полученные ресурсы пускались на новое строительство предприятий и инвестировались в исследования восточных гор для добычи металлов. Происходила тотальная подмена цели жизни средствами ее обеспечения. Естественные природные ритмы сменились непрерывными рабочими циклами. Само существование людей определялось производственными отношениями.

Когда под конец нетерпеливые народы осели в предгорьях и поутихла их страстная голодовка по деятельности, на сцену шагнул следующий гость.

Один поселенец Востока заметил, что, несмотря на несметные достижения в науке, позволившие покорить природу, у них так и не было лидера, который бы провел народ сквозь время и выстелил тропинку к величию. Не тому пресмыкательству, заискивающему у превратностей судьбы. Как бы угодить, как бы подстроиться под очередную выходку природы, а взять руль и устроить ей настоящее поражение. «Вольные города разобщают нас, мы все стремимся и ратуем за братство народов! Присоединяйтесь к нам!» – вступительная речь его была столь же наивна, сколь и великолепна. Имея в распоряжении ящики из-под овощей, повозку, да легенду в зубах, он собрал подписей больше, чем всякий почтенный чиновник, заведующий городским управлением. Имя этому человеку было Бардонор. Бедные люди, чей разум опередил развитие чувств, они были столь простодушны, что не ведали собственных мотивов. Они верили всему, ибо в том мире еще не зрели семена лжи. Все происходило впервые, как у младенцев, познающих окружение. Они с чистым сердцем зачищали легионы лесов, пускали под пилу редкие виды животных, навсегда уничтожали и без того скудые запасы чернозема, а озера обращали в хранилища отходов. И снова выступил он. Первый создатель, первый единитель всечеловечества. Не купился на его зов лишь горный народ. На ту пору горцы сами подумывали приобрести вольные города, но из—за затратности в организации и строительстве дорог посчитали это расточительством. Никто не знает, почему проклятие машины обошло горцев стороной. Быть может это из-за бытующего у них поверья, по которому Барданором назывался дикий клевера Долины Полых Холмов. Коротко лиственный саженец, растущий на склонах вершин, разрастающийся за лето в опахало, затмевающее свет траве и деревьям. Питающийся ими и обрекающий на погибель. Как заявил основатель Дома Ветров и предводитель горцев – Атман: «Барданорами нарекают непутевые матери, плохо разбирающиеся в словах». Горцы отступили в свои высокие жилища, где земля равнялась с небесами, и наблюдали за основанием империи.

Барданор призывал народ не довольствоваться сложившимися условиями, восстать на исконный порядок, установленный враждебным миром. «Взять в свои руки орудие, как когда-то это сделали наши предки и перевернуть циклы эволюции! Мы должны, нет, обязаны изменить климат! Пусть вначале это случится на части материка, но я твердо знаю – кто убоится, сгинет во тьме. Холод близок. Чувствуете?». И он был пророчески прав. Запад беднел и скудные запасы растаскивались выносливыми мужчинами и женщинами. Постоянно происходили мелкие стачки, после чего воры прятались в городских стенах. Отношения обострялись, каждый город сражался сам за себя. А массовый отток населения к востоку, прозванный великим переселением или походом сквозь пустыню, завершился, едва выяснилось, что в темных восточных долинах люди тухли быстрее, чем свечи. Когда ночь в трижды превышает день, когда никакой дикий огонь жаровни не перебивает холод, когда всюду растет пугающий сухой лед.

А на хребтах и перевалах, средь пикообразных вершин, куда только и дотягивались лучи света, развивалась Торговая Империя.

Так считалось…

Барданор завлекал рекламой, плакатами о лучшей жизни, создавал кофейни, принимал аудиенции, собирал активистов, желающих бороться с народной апатией, вызванной по сути погодой, а не результатами деятельности Вольных Городов, как это преподносили пропагандисты. Молодые переселенцы с горячими сердцами брались за множество дел. Переход из Старого Мира длинною в год не отучил их от спешки. А несменяемая ночь подталкивала к скороспелым выводам. Задержишься – растеряешь ускользающие в ночи силы. И что их влекло к Сумеречным Землям, где мерзлота растапливалась лишь котлами да единичными горячими источниками? Быть может, они иссякнут? Но вера человека неисчерпаема, потребность в смысле невообразима. Ради самосохранения он был готов поверить во что угодно, лишь бы найти путь, который не уведет народ к вымиранию. И именно на себя взял эту задачу Барданор. Успешно завоевав расположение масс, он принялся за привлечение квалифицированных ученых, которых финансировал из кошельков отчаявшихся беженцев. Тогда же произошли первые открытия куполов, окаймляющих город и удерживающих тепло, но парниковый эффект, создаваемый ими, становился рассадником бактерий. Однако, Барданор не желал делиться технологиями с остальными. Севергард нуждался в дешевой рабочей силе. Внезапно пропадали ученые, отправляющиеся в западные экспедиции, сворачивались проекты…

Расширив агитационные работы, он перекупал эфир радиовещания и проплачивал странникам съем жилья, чтобы те, останавливаясь на передых в западных городах, толкали его речи. Им выдавали по костюму, копирующему одежды, в которых изображался Барданор на плакатах. По регионам ползли слухи. Якобы, сторонники Барданора нашли выход из, казалось бы, безысходного положения.

Имя его разрослось до мистической фигуры.

Менестрели воспевали его доблесть, сказатели хвалили его храбрость, законники поддерживали его невинность, а жители слушали и внимали, пока он играл на струнах их желаний, раскачивая атмосферу стабильности, «застоя». Он не гнушался и людским разочарованием. Раздражал, провоцировал, припоминая каждый провал, после чего подыскивал выход скопившимся эмоциям, находя «виновных». Все неудачи прямо или косвенно связывались с прошлым курсом. Непонятно, как ему удавалось балансировать на грани дозволенного и возможного, сохраняя при этом «рамки приличия». Складывалось впечатление, что последователи вливались в его проект без усилий.

Барданору содействовали и провокации о войне, подогреваемые паникерами. Толпы беженцев обрушились на стены городов. Быть может, он первым подал сигнал, сейчас уже не проверишь… Изолированные друг от друга поселения легко поддавались внушению. В обстановке голода, раздора, предательства, болезней, стирающих с карт целые поселения, людям повсюду мерещились враги.

Торговая Империя стягивает войска на востоке! Под руководством безземельного бастарда движется угроза с юга! Его флот скоро займет перешеек и перекроет поставки угля. Торговая Империя объявила мобилизацию. Торговая Империя заручилась поддержкой Черных Ножей – страшных наемных убийц из старых легенд, и ее спонсируют гильдии торговцев Часовой Крепости (негласной столицы материка). Часовщики проектируют машины массового поражения! Они уже все решили за столом переговоров, когда поделили страну как пирог. Сладкий и желанный.

В кратчайшие сроки на сторону Барданора перешла четвертая часть населявших материк. Люди хватали одежду и бежали из домов. Западные предприятия останавливались без рабочих, целые гарнизоны складывали знамена, отопительные цеха натурально замерзали и разрушались. Но каково было удивление народа, когда выяснилось, что Барданор договорился с главным «пропускным пунктом» на восток, который и контролировал большинство новостного фона. Только поздно возвращаться – или ты стотысячный на тропе в очереди к новому свету, вздымающейся до гор, или – безымянный беженец, который может вернуться назад, в полузаброшенные города, доживать последние деньки, ибо сам их и оставил, навлекая собственную гибель.

Им оставалось смотреть на Часовую Крепость, как последнюю надежду. Этот пограничный город, возведенный при первом переселении народов, был единственным связующим звеном, где проходила ближайшая тропа на Восток. Когда очередей стало слишком много, а мигранты, с коими не справлялся гарнизон, уже громили склады, ухватывая за пазуху все, что могли унести, раздался приказ «опустить ворота». Тем самым были отрезаны все известные пути к Сумеречным Землям.

Барданор уничтожил врага без боя, посеял в рядах западных граждан панику и хаос, полностью деморализовал оставшихся «по ту сторону». Застрявшим людям только осталось объявить войну самим себе. Пока они соберутся вместе, их заводы окончательно придут в негодность, системы фильтрации откажут, а регулярная армия обернется в бандитов. Те единичные дирижабли, что проплывали над землей, не составляли особой проблемы. Барданор был уверен, что совсем скоро и они прекратят свои перелеты на запад. Надо лишь переманить некоторых западных ученых, принимавших участие в наработках. Без них работа могла затянуться на долгие месяцы, а то и годы. О подобной щедрости он не мечтал. Жители нового Севергарда раньше выйдут из-под контроля. Поэтому, он сутками напролет строчил ученым пригласительные письма, одновременно придумывая новые титулы и назначая «справедливую цену» за их вклад в общее благополучие. Он не сомневался, что они примут щедрое предложение. Кто в своем уме отринет славу спасителя человечества? Роскошь, почет, уважение, богатство, беззаботную жизнь, в конце концов – благополучие Севергарда? Кто, будучи в здравии и трезвом уме променяет все это на какие-то памятники древности и полумертвую землю?

Пока его сила убеждения была крепка, он постоянно выступал на публике, демонстрировал тонны отчетов и скорейшее приближение перемен. Все шло по заранее установленному плану. Он уже успел возликовать своей победе, но против выступила группа ученых, полагающих, что затея по изменению климата не осуществима. Они привели множество доводов и негативных последствий системы контроля погоды. «Даже в том случае, если найдется источник энергии, который запустит процесс по смене магнитных полюсов земли… Мы не сможем и далее прогнозировать, куда сдвинется день. Это сродни броску в кости. Более того, у нас до сих пор нет ни четких данных, ни сведений, на основании которых возможны эти эксперименты. Сплошные слухи с дальнего востока». Поначалу Барданор думал, что пара-тройка «частных мнений» затеряется в общем информационном потоке, но по неясной причине, эти обоснованные сомнения просочились мимо радиофильтров, и распространились по газетам быстрее вируса. За какие-то девять дней он утратил статус кумира и проводника человечества. Власть ускользала, подобно песку. Люди были напуганы, они требовали их выпустить назад. На запад. Мир как бы завис на перепутье. Он слал письма, раздавал новые титулы, лишь бы ученых привели к нему силой, но многие разведчики, посланные на запад, не возвращались. «Винтики моего механизма ослушались», – огрызался Барданор, рассылая гневные письма. Кто бы мог подумать, что главным источником смуты станут седовласые дохляки и тщедушные юнцы? «Как песок сквозь пальцы…». Он вспомнил, как в детстве ломал песчаные замки ногой. «Бездной клянусь!». Как он желал в эту минуту отбросить перо и ухватить за глотку кого-то из этих болтунов! Ведь, наверняка им было просто мало. Барданор мог остановить «поток абсурда», но, чтобы быстро покончить с диверсантами, требовалось просто… открыть пути и пустить поезда на запад. Он не мог позволить себе подобных рисков. Светила Храма Знаний, как заводные игрушки, тараторили о необратимых изменениях, которые постигнут не только тех, кто останется на востоке, но и для жителей западных городов. «Мерзавцы… Вы умеете обесценивать чужой труд… Сразу видно – профессионалы». Что он, избранник народа, мог противопоставить большим головам? Быть может, блеф?

Впервые за долгие годы, Барданор сошел с дирижабля, ступая на западные земли. Он был главным гостем на пленарном заседании Совета Науки. Но, несмотря на присутствие главы Севергарда, ученые продолжали твердить о вреде радикальных технологий. Доклад за докладом, отчет за отчетом, справка за справкой. Когда слово передали Барданору, он демонстративно зевнул, прибирая руками фальшивые результаты исследований. Были объявлены прорывы в исследовании природы климата. Ученые из-за трибун потребовали доказательств. Барданор не растерялся. «Приехать смогут те, кто свяжет себя государственной тайной и пройдет отбор на профпригодность. Нам тунеядцы не нужны. Пока же – приглашаю всех». После краткого вступления он попросил микрофон и обратился лично к председателю комиссии – Говерману. «А вы дорогой – чего достигли? Скопировали наш защитный купол? Так и будете прятаться под кастрюлями? Поймите, умы Севергарда сделают открытия и без вас, последствия же отразятся на всех. Но коли вы отказываетесь… То, после успешных испытаний, вход на восток будет вам закрыт. Всегда следует нести ответственность за свои поступки. Оставайтесь дома и радуйтесь природе, глядя из окна на несметные потоки грязи, льющееся с неба. Это же – та самая стабильность, которую вы спасаете?». – пояснил он сахарным голосом.

Данное выступление крайне оскорбило Говермана, и он вместе с возмущенными профессорами быстро покинул зал и вернулся в Город Дождей. Но семя сомнения уже глубоко засело в головах людей и медленно прорастало, давая первые плоды. Как ему донесли по радио: сразу после совещания, ученые разругались. В среде совета произошел раскол, и необходимые Барданору лица явно находились в меньшинстве. Поэтому он отложил перелет домой и задержался в одном из своих старых особняков.

К новолунию, поздно вечером, на пороге объявился гость. Он раскланялся и сказал, что имеет честь быть личным учеником Говермана. Знает все его разработки, и прототипы моделей контроля погоды. Бардонору потребовалось сделать недоверчивое лицо и отмахнуться. Тогда тот достал из кармана пиджака помятый лоскут с чертежами. «Винтик вертится, колесо – крутится» – восторгался Барданор – теория человека, как податливой машины, прочно засела в его голове. Внимательно разглядывая чертеж, Барданор подманил лакея

– Позовите любого мало—мальски смыслящего в этом ученого.

Промокшие чертежи прилипли к мраморной столешнице на камине и подсыхая, свертывались лентой.

В ожидании он расхаживал по комнате из угла в угол, непрерывно задавая вопросы отсыревшему гостю. Один за другим, методично и жестко, точно закручивал шурупы в подвижный механизм. Он не позволял ему передохнуть. Не предлагал гостю вина, вызывающе булькавшего в прозрачном сосуде и не разрешал сесть на теплый диван со стеганными подушками из бархата.

Барданор обожал нежность, мягкость, уступчивость, но женщины вводили его в тоску. Ему бы подошла их кожа… Замечая, что человек старался держаться поближе к камину, император сам стремился занять пространство посередине, как бы ненароком мешая ему согреться, и одновременно привлекая внимание к своей особе. Он – единственный посредник мира. Тот, кто определяет контуры будущего. Поэтому все наличное окружение, будь то кров, свежая пища, тепло, и банальное уважение – это награда за послушание и преданность. Пора Западу привыкать к тому, что добыто чужим трудом.

Барданор умел производить впечатление на людей, и гость поддавался обаянию, с коим расхваливались прелести и перспективы их совместного будущего. Но наибольший эффект произвели на посетителя искусно имитирующие дневной свет фонари, установленные по всем улицам, прилегающим к дому. Правитель намеренно организовал экскурсию по залам, чередовал неудобства с мимолетными ощущениями комфорта, будто выдавал щепотку поощрений дрессированной собаке. Едва гость присядет – он выдавит вопросец. И если его не дай бог чем-то не устраивало сказанное, он незамедлительно тянул измотанного путника за собой, пока не «закрепил» за ним привычку всюду следовать позади. «Как на поводке». Долго длилось знакомство с местными достопримечательностями. Под конец ученик совсем размяк и тупо мямлил невпопад, готовый свалиться от усталости. И лишь тогда, удовлетворенный ответами, Барданор сел на подлокотник, и положив ему руку на плечо, произнес: «теперь мы партнеры, но! – поспешил он, наливая гостю вина, – с одной оговоркой…». Диван и хмель. Благодарности мужчины не было предела. Он жадно приник губами к сладкой выпивке, опустошая бокал. Хлебая напиток, он пропустил мимо ушей то что его могут и не взять в столицу. Все, чего ученику хотелось – провалиться в сладкий сон. А поутру – пересечь границу и навсегда оставить в прошлом нищету и тьму.

Люди в желтых полухалатах и плоских ботинках зашли пучком и переглянулись с гостем. Кто-то из них сидел накануне по одну сторону с Говерманом. Склонившись над рисунками, они долго что-то высчитывали. Ночные тени давно укатили за горизонт, посетитель дремал, Барданор вливал в себя вино. Наконец, ученые удовлетворительно кивнули, и он разрешил им удалиться, попутно изымая чертежи.

Проснувшийся гость хотел было возразить, но Барданор прервал его, объяснив, что это был его первый вклад. Следующий их шаг – в сердце Севергарда. «Ты принят, гражданин нового света», – сказал он. Ученик важно улыбнулся и открыл кейс, после чего попросил нож и, вырезав поддон, вытащил оттуда еще с десяток рукописей. Соглашение было достигнуто.

О пропаже большинства разработок Говерману сообщили лишь спустя две недели, когда уборщики хотели прочистить лабораторию от забившийся в углах скоплений пыли.

Говерман сразу понял – они украдены, созвал ученый совет… и не досчитался половины. Он не стал утруждать себя их поисками, итак понятно – ушли на другую сторону. «Соблазнились! Предатели!», – прокричал он в окно, но ветер плюнул ему в лицо птичьим пометом.

Он назначил экстренное совещание, где выступил с речью. И его тезисы разбили в пух и прах в собственной лаборатории. Он должен был перетянуть на себя сферу влияния, но без основы, без записей и лабораторных экспериментов его мысли расплывались по вяжущим ртам профессоров, пережевывающих его слова в абсурд, и он не мог дать им ответов. Все его аргументы таяли, едва у него требовали предоставить теоретические модели установки по контролю погоды. «Вы хотите нам сказать, что втайне работали над запрещенным проектом, и потеряли все результаты своей деятельности? Что за вздор! При всем уважении…». Он сорвался с кафедры и выбежал на воздух. «Пропало! Пропало!» – бунтовал его дух с телом, выдавая натянутую флегматичность несуразным тремором рук.

Спустившись к себе в кабинет, он закрылся и просидел там до обеда, глубоко потрясенный случившимся.

Он в потерянности перелистывал книгу прошений. Подшитые грамоты, поступившие накануне неутешительно уведомляли о полном провале.

Городская Цитадель – центр западного правосудия, отказалась влезать в политику. «Беспутные ленивцы, отсиживающие свои задницы деликатно намекнули о долгах, а проблемы Говермана списали на сложность времени, – подумал он с горечью, – но это коснется и их! Боги, какие идиоты!»

Он вышел из лаборатории и спустился в архив, куда позвал маленького талантливого мальчика, работавшего в машинном отделении, контролировавшем уровень воды у портового города.

Весь чумазый и испачканный сажей, мальчик подошел к нему и потянулся жирными руками к конфете.

– Опять без дезинфекции работал? – спросил ученый, и развернув бумажный коричневый фантик, отломил ему дольку.

– Угу. – ответил тот потупив голову.

Говерман потрепал его по голове, и сказал:

– Ты единственный, кому я могу доверять, понимаешь? Мальчик кивнул.

– Ты должен пробраться в строящийся дворец Барданора. В качестве посла с прошением о перемирии. Он примет тебя, а ты раздобудешь результаты первых исследований.