Buch lesen: «Пиксельный паладин»

Иное

Как бороться с тем, кто умнее тебя? Хитрее? Опытнее? Соображает быстрее? И всегда на шаг впереди? С тем, кому можно проиграть еще до начала игры? Сон разума рождает чудовищ, так оно и есть. Только – эти чудовища вполне реальны, они среди нас. Их не увидеть, если они сами этого не захотят. Вы не запомните, что говорили с ними. Не сможете вспомнить, что делали и делали ли. В памяти останется только то, что вам разрешат запомнить. Даже, если вы о них знаете, то только потому, что кому-то так надо. С вами решили поиграть, не просто так, разумеется. Только цель этой игры – вам не известна и правил вы не знаете.

Может, где-то, когда-то, кто-то решил, что вы настолько малозначимы, что то, что вы там знаете, а чего нет – просто не представляет угрозы. Вы просто человек, который сам по себе изменить ни чего не может. Ведь расскажи вы то, что знаете – вам ни кто не поверит. Ева бы то же – не поверила, если бы ей кто-то сказал, что в куче бредятины, вроде теорий заговора – все-таки есть какой-то смысл.

Первая ли это была их встреча или первая, которую она запомнила. Дрожащие от промозглого, осеннего ветерка ветви деревьев, рябь на поверхности лужи, которую пришлось обходить, запах сдобы из ближайшей кафешки. Уютный скверик: дети катались на велосипедах. Сидящий на скамейке мужчина уткнулся в газету, на другой скамейке сидели несколько молодых ребят, смотря в телефоны, лишь изредка обменивались пустыми, ни чего не значащими фразами. Вдоль дорожки прогуливался молодой человек, без конца поправляющий наушник и каждую секунду спрашивающий слышит ли его собеседник.

Ева достала из сумочки телефон, включила диктофон. Раз уж дома она ни чего дельного придумать не может. Совет она прочитала в какой-то статье, если коротко, то, примерно, так: отправиться в какое-нибудь место – поживописнее, понаблюдать за людьми, делать памятки. В телефоне уже заканчивалась память и большинство этих записей она так и не прослушала.

Девушка присела на скамейку, рядом с оставленной кем-то книгой. Кто-то еще читает книги? Ни в электронном формате, бумажные книги. Это же – почти раритет. Оглянувшись по сторонам, девушка взяла книгу в руки: красивая обложка, мудреное, научное название, а внутри – обычное бульварное чтиво. Конспирация.

– Так вот где я оставил… кхе – учебник, – раздался прямо над ухом мужской голос.

Молодой парень, симпатичный, не совсем в ее вкусе. Какой-то ушастый, излишне худощавый и совершенно не складный.

– Простите, – девушка протянула ему книгу, рассчитывая, что тот просто сейчас уйдет.

– Не желаете пройтись? – вдруг спросил он. Уже потом Ева поймет, что по какой-то причине почти не помнит о чем они говорили. А, фактическое время и время записи на диктофоне – отличаются. Кажется, что где-то она помнит больше, чем было на записи, при этом на паузу она точно не нажимала, она просто забыла про включенный диктофон.

Странный он – этот парень, да и вел себя как-то не совсем обычно. Как будто они когда-то уже встречались или просто манера такая? И с записью на диктофоне не понятно как-то. По времени прошло полтора часа, а записи – около получаса. В телефоне памяти бы хватило, дело не в этом. Она выключила диктофон, когда он ушел. Она не нажимала на паузу, не выключала диктофон, тогда в чем дело? О чем они разговаривали – она помнит очень смутно. Вроде бы ни чего такого: прошлись вдоль аллеи, постояли вон там, затем пошли в кафе. Если бы у нее не было диктофона, она бы и не заметила несоответствия. Ну, не помнит она дословно – о чем они говорили, вроде бы то же ни чего такого. Утром она часа пол болтала с соседкой, сейчас то же не может вспомнить, о чем конкретно они говорили – так, ни о чем, просто болтали.

Но, вот с этим, незнакомым парнем – просто болтали, звучит как-то подозрительно. И, Ева вовсе не из тех, кто вот так вот запросто – знакомится с кем-то. Для этого она просто слишком скромная и подозрительная. И, в кафе, вот так сразу, с малознакомым молодым человеком она бы то же не пошла, как-то это слишком.

Да, почему она не может вспомнить о чем они говорили, только то, что на записи диктофона и то, помнит она это смутно, как сквозь туман. Кто он такой? Пожалуй, стоит держаться от него подальше.

Она только недавно читала историю одной девушки, которая выйдя с собеседования, вдруг обнаружила, что собеседование длилось намного дольше, чем она помнит и из ее жизни куда-то испарились несколько часов. При этом она не помнит: где была и что делала. Звучит как полная ерунда – еще пару дней назад Ева так и думала.

На следующий же день Ева пришла к тому же кафе, сама не особо понимая почему. Парень симпатичный, но не в ее вкусе и слишком странный какой-то. Вчера она, вроде бы, решила держаться от него подальше, а что сегодня? А, сегодня она даже не знает, что делать, если вдруг его встретит? Он ей интересен? По всей видимости – да. Хотела бы она как-то продолжить знакомство? Вот на этот вопрос – уже не так легко ответить. Возможно – нет. Зачем тогда пришла? На этот вопрос она и сама бы хотела знать ответ.

Было в нем что-то такое: притягательное и пугающее одновременно. Да и нет гарантии, что она его сейчас встретит и о встречи они не договаривались, так что – если это произойдет, то совершенно случайно. И, она за этим гипнотизеро-шпионом вовсе не думала…

– Вы за мной следите? – спросил тот самый гипнотезеро-шпион и присел рядом с ней.

Положение казалось настолько глупым, что на мгновение Ева даже растерялась: – Если бы вы пошли куда-то по своим делам, как вам и полагалось – то знали бы наверняка, а не задавали здесь глупые вопросы, – вроде бы, даже прозвучало вполне логично. Правда, теперь ей и самой не совсем понятно – следит она за ним или нет. Захотелось встать и уйти, но это бы уж совсем глупо выглядело.

– Да, я помочь вам решил, – хмыкнул в ответ парень. – Вон видите машина? – он махнул рукой в сторону стоянки. – Это моя, из нее следить за какими-то моими делами было бы легче.

Ева с удивлением взглянула на него – наглец какой: – Вон, видите балкон, пентхаус?

– Сейчас вы скажете, что это ваш?

– Даже не думала, – отмахнулась Ева. – Просто мне прямо пофиг: на этот балкон, на пентхаус и на какую-то машину, которая под ним стоит.

– Такие заявления невозможно игнорировать, – ответил парень. – Я вынужден предложить вам стать моей любовницей.

Ева поперхнулась чаем, внутренняя феминистка пришла в степень крайнего негодования и уже подбивала ее к членовредительству: – Это уже сексизм какой-то! – фыркнула девушка. – Вы предлагаете стать вашей любовницей только на основании того, что я девушка? – «Блин, да что я, в общем, несу?» – ужаснулась сама себе Ева. Ни чего более умного ей в голову не приходило, а замолчать на этом было уже не в ее власти. – А, если вам кто-нибудь предложит «стать любовницей»! Вот, прямо так же: вон, моя машина, будь моей любовницей!

– Я согласен, – кивнул парень.

Ева какое-то время с подозрением на него смотрела, именно этот сценарий развития событий она – как-то не продумала. Хитрый какой… да и зачем ей любовница? Что теперь делать?

– Дорогой, давай куда-нибудь сходим, – улыбаясь, на женский манер протянул парень.

– Я это… – Ева потерла подбородок, – не побрился, что ли.

Обычно реплик, которые она говорила до этого хватало, что бы избавиться от назойливого внимания различных прилипал. Или хотя бы свести все к шутке и спешно ретироваться. А, этот, как-то додумался ей подыграть, да так, что Ева перестала понимать как вести себя в сложившейся ситуации. Внутренняя феминистка ликовала, очевидно, то же не особо понимая, что делать дальше.

– Заглянешь ко мне на часочек? Можно подумать я небритых мужиков не видела, – продолжал издеваться над ней парень.

– Да, ты – разгульная женщина! – шикнула Ева. – Где это ты на мужиков насмотрелась? Так и знал! Только и делаешь, что на других мужиков пялишься! И, деньги из меня тянешь! На работу иди, устройся! Хватит у меня на шее сидеть и подарки выклянчивать! – запомнить на будущее, если рядом этот парень – не слушать феминистку. Ева встала и расплатившись, быстрым шагом дошла до угла здания.

– Ты не можешь просто уйти! – тот парень схватил ее плечи. Она даже не поняла, как и откуда он появлялся. Ева отшатнулась в сторону, но рядом с ней ни кого не было. Девушка вернулась назад и осторожно выглянула из-за угла.

– Дорогой! – улыбнувшись, парень помахал ей рукой, сидел он на том же месте, спокойно попивая чай. – Хватит быть такой букой! Пойдем, погуляем.

– Не можешь уйти! – на мгновение рядом с ней, словно появилась его тень. Что за черт? Еще раз убедившись, что тот парень так там и сидит, Ева резко развернулась, случайно натолкнулась на какого-то прохожего. Извинилась и побежала прочь.

Пока она дошла до дома, ей казалось, что она видела его еще как минимум несколько раз. Да, что за ерунда? Кто он такой? Действительно гипнотизер какой-то что ли? Шпион? Инопланетянин? Что ему от нее надо? Как будто в этой истории и так странностей не хватало.

Оказалось, что она где-то посеяла диктофон, то ли в кафе забыла, то ли во время пробежки из кармана выпал. В любом случае, едва ли она сумеет его найти. Да, и из дома теперь выходить что-то не тянет. Абсолютно новый диктофон, который она только накануне купила, что бы не забивать память в телефоне. Отлично, оно того явно стоило.

Девушка подошла к двери, прислушалась. То ли ей показалось, то ли действительно в подъезд за ней зашел мужчина похожий на того парня. Или теперь он везде ей будет мерещиться? Как его зовут хоть? Что-то она не может вспомнить. За спиной словно проскользнула тень, едва уловимое, мимолетное движение.

– Да, что ты ко мне пристал? – со злостью крикнула Ева. Глупо, конечно, понятно ведь, что здесь ни кого нет.

Хотите, расскажу, как меняется психика, как доброе становится злым? Я видел много фильмов с различными вариациями на данную тему. Иногда забавными, грустными, излишне упрощенными, слишком сложными, похожими на мой случай или совершенно другими. На самом деле – все довольно просто.

Одиночество – это не тогда, когда, вы жалуетесь кому-то, что вам не с кем поговорить. Если вы действительно одиноки – вам не кому жаловаться на одиночество. Мне было не кому жаловаться.

Однажды я понял, я не был одинок – я был один, так долго, что перестал себе врать. Да, да я перестал врать именно по той причине, что врать было просто не кому, а сам я, на тот момент, от собственной лжи устал. Устал говорить себе, что все будет хорошо. Нет, не будет и ни когда не было. Устал питать надежды однажды выйти оттуда. Видимо, не выйду ни когда. Откуда именно: «оттуда» – то же не совсем понятно. Я не знал, где находился и не помнил ни чего о жизни вне этих стен. Я устал ждать, что произойдет: чудо, знака, да хоть чего-нибудь уже. Мой мир – моя темница и тут ни чего не происходит. Я устал молиться невидимому Богу в пустоту вселенной намного раньше, чем понял, что там то же ни чего нет.

Со временем я утратил последние крупицы веры хоть во что-то. Бога нет, человечество – да не существует ни какого человечества. Существую ли я, если меня ни кто не слышит и не видит – то же вопрос.

Я устал врать сам себе, что когда-то у меня была семья, может быть, самая обычная, такая же, как у всех. На самом деле я этого – не знаю, может, у меня и не было ни какой семьи. Может, я всегда был один?

Расстаться с этой мыслью было тяжелее всего. Глупые иллюзии о некогда потерянном семейном счастье отогревали душу в самые тяжелые моменты. Вера, может, не в Бога, но во что-то высшее – придавала сил. Надежда однажды обрасти свободу – заставляла жить и врать, самому себе.

Однажды я перестал врать, просто устал. Устал быть один и еще не представлял, насколько сильно эта «ломка одиночеством» может изменить психику. Не знал, что видимо, именно в тот момент лишился того, во что даже не верил – своей души, если она у меня, когда-нибудь была, конечно. Не знал, что потерял способность искренне радоваться чему-либо, возможно, навсегда.

И, так же искренне, возненавидел ложь, не важно, кукую: ложь, есть ложь. Я столько лет цеплялся за глупые иллюзии, которые теперь ненавидел. Сколько лет прошло я то же не знал, в помещении, где не было окон, каждое мгновение тянулось вечность. Я старался соблюдать примерно одинаковый режим, что бы была хоть какая-то возможность отсчитывать время, иногда я считал «дни», иногда нет. В общем, на самом деле я не знаю сколько времени там провел.

Признать правду было очень не просто – ведь те иллюзии, это все что у меня было. Я буквально физически чувствовал эту психическую ломку, наблюдал, как одни ценности меняются на другие, как во мне начинает проявляться нетерпимость даже к собственной лжи, хотя, само по себе, это и не прибавило любви к правде.

Я всегда считал себя слабым, на самом деле не знаю почему, может, потому что оказался здесь. Хоть я не знаю, как это произошло и, быть может, моей вины в том даже нет. Теперь мне была нестерпима мысль о «ломке одиночеством», о лжи других людей. Которые, конечно, сильнее меня, но почему-то не могут найти в себе силы перестать отрицать правду.

Думаете, дальше мне стало легче? Нет. В аду это – только начало. Дальше была боль: физическая и моральная. Долгие годы (как я полагаю) до этого я не видел ни одной живой души, а увидев – не обрадовался. Появились «палачи» – в их обязанности входило только одно, сделать так, что бы боль не проходила, ни когда. На это у них ушло меньше времени, чем на «ломку одиночеством», но мне так не казалось. Они постоянно зачем-то говорили, что не желают мне зла, не желают моей боли. Иногда, это – помогало. Потом я понял что мне, в общем-то, нет разницы – по какой такой причине они заставляют меня страдать. Тому, кто страдает, нет разницы – желает ли этого палач.

Хотя, позже, я, кажется, начал понимать. Мучимый бесконечной болью я возжелал лишь одного – что бы они пережили то же самое, не из зла или желания мести. Я не желал им пережить то, чего не переживал сам. Я лишь желал, что бы и они меня поняли. Это – ломка болью. Этому нет оправдания. Я помню, как слезы против воли катились по щекам, а в ответ на мольбы и просьбы я слышал лишь одно: что они этого на самом деле не хотят. Тогда я считал их просто лицемерными тварями, хотя, позже, вроде бы и здесь начал понимать – люди не всегда делают то, что им хочется. Однако, сие не умоляет их вины.

Злость и проклятья ни к чему не приводили, даже ненависть со временем угасла, звучит странно, но на самом деле – так и было. Ненависть пожирает очень много сил, а их у меня тогда и так не было. Ненависть, амбиции, злость – все это лишнее, все это не помогает.

Мое восприятие начало меняться, как я уже тогда предполагал – не в лучшую сторону. Но, менялось оно не от пережитой боли, а от бездействия других людей. Когда люди знают, что ты страдаешь, осознают, слышат твои крики и проклятья, смеют заверять тебя, что вовсе не хотят этого и ни чего не делают, что бы помочь. Вот это – на самом деле ломает психику. Тогда мне казалось, что я уже ни когда не поверю, в то, что мир на самом деле не такой, каким я привык его воспринимать, в то, что где-то есть нормальные люди. Нет ни каких людей, это просто очередная ложь.

Однажды «палачи» перестали появляться. Хотелось бы, конечно, верить, что все они издохли, но, думаю, что дело – все же не в этом. А, у меня появился собеседник – впервые, за все эти время, кого-то посадили в соседний каземат. Я столько времени мечтал – просто с кем-то поговорить, не думал, что это окажется так сложно. Годы, проведенные в тишине и отсутствие навыков общения, давали о себе знать. Мне хотелось поговорить с ним так о многом, но я совершенно не знал, что сказать.

Он то же не помнил, как оказался «здесь» и где это «здесь». Но, в отличие от меня у него сохранились кое какие воспоминания о жизни вовне. Благодаря которым он сумел сохранить то, что я давно утратил.

На самом деле, общались мы довольно мало. Я не хотел придаваться глупым иллюзиям, не желал вспоминать о боли или «ломке одиночеством», не смог поверить в то, что он такой же как и я, а не один из палачей, что в принципе, то же могло быть. В соседних казематах ни когда ни кого не было, с чего бы вдруг, они туда кого-то посадили? Это – какая-то, очередная, пытка, смысл которой мне пока просто не ясен. Не стоит рассчитывать, что мы вдруг, станем друзьями на всю жизнь. Здесь «вдруг» ни чего не происходит.

И, в общем, странно, что он – не такой, как я. Не ужели всего несколько воспоминаний о «другой» жизни, способны так сильно повлиять? Что даже пытки не сломили в нем волю к жизни? Не превратили его во что-то столь же бездушное, как и я. Но, у меня не было воспоминаний о жизни вне темницы. Все, что я помнил о своей жизни, находится здесь, в этом каземате, ни чего другого я ни когда не видел.

Примерно тут мне и стало понятно: либо это – какой-то дурацкий, слишком затянувшийся эксперимент. Либо они делают это специально: держат нас здесь, теперь я хотя бы знал, ладно, предполагал, что я не один такой. Стремятся вырастить кого-то? Хладнокровных монстров с какими-то определенными наборами характеристик? Кто здесь монстр еще вопрос и зачем и кому это нужно, то же не совсем понятно.

И, все же, в моей покореженной, мертвой душе, начали возрождаться прежние чувства. Этот парень, он ни когда не был абсолютно одинок, как я. У него всегда были собеседники. Он почти не пережил той же «ломки одиночеством», в его душе сохранилась надежда. И, я считал его куда счастливее, чем я сам. И, даже против воли начал задумываться – быть может, те «глупые иллюзии» испытывать их нормально для человека? Может, и я больше не буду один? Мы начали больше общаться.

Однажды он перестал отвечать, я не знаю почему. Погиб во время очередной пытки? В общем-то, с этим связанны самые паршивые минуты моей жизни, когда ты слышишь крики того, кому очень хотелось бы помочь, но нет возможности.

Сломался под гнетом ненависти? В этом месте это проще, чем кажется. Его перевели куда-то в другой каземат? Или его даже ни когда и не было? А, там просто сидел палач? Ведь я ни когда не исключал такой возможности. Они же там, видимо, считают, что мне недостаточно плохо.

Не знаю, сколько я просидел просто глядя в стену: день, неделю, больше? Я не хотел есть, не хотел пить, не хотел даже двигаться – все казалось лишенным всякого смысла. Зачем мне продолжать свое унылое существование, если в нем нет надежды когда-нибудь покинуть это место? Я слишком устал быть один, устал от постоянной боли, палачей и всего этого кошмара.

Видимо, я просидел так достаточно долго, раз уж соизволили явиться палачи. По крайней мере, пару раз еду им в меня пришлось просто впихивать, потом я начал есть сам. Потому, что не хотел видеть этих тварей, а не по какой-либо другой причине.

Отчаяние, оно и раньше периодически накатывало, но не так сильно. Я привык быть один и раньше мое одиночество меня особо не беспокоило. Когда человек убежден в том, что он один – то одиночество перестает быть мукой, просто неизбежность. Так я воспринимал жизнь раньше, но теперь все изменилось. Тот парень, который, как и я не помнил собственного имени и ни когда не знал что такое абсолютное одиночество – все изменил. Я больше не мог быть один. Проклятый ад вечного одиночества должен же когда-то закончиться?

«Ломка отчаянием» довольно быстро сменилась «ломкой неизвестностью». Раньше это то же меня не особо волновало. Мне просто не о ком было переживать. У меня не было ни семьи, ни друзей, ни знакомых – только я. Зато было теперь, даже если он один из палачей, ведь я наверняка этого не знаю. И, если честно, предпочел бы не знать.

Так во мне зародилось вечное презрение ко всему живому. Я считал это чувство неправильным и раньше как-то справлялся, мне помогали «глупые иллюзии», не менее глупые поиски какого-то смысла и какие-никакие моральные устои, собственный взгляд на то, что я считал правильным, а что нет. Но, в этот раз оно победило. Я понимал, что это – навсегда. Изжить в себе презрение – неимоверно сложно, да и ради чего? Если человечество – это кучка палачей, то они этого заслуживают. Есть другие люди? Не знаю, не видел…

Может, я их ненавижу, но они не достойны ненависти или злости, а вот презрение вполне заслужили. Мне вновь стала невыносима мысль, что палачи вовсе не жили, так как я. Не знают, что такое «ломка одиночеством», ни когда не проходящая боль, отчаяние и неизвестность. Что после этого кошмара они возвращаются к себе домой, к своей семье, своим друзьям. Целуют своих жен и детей, ложатся спать у себя дома, просыпаются, готовят еду, отмечают праздники, ездят куда-то на выходные. И, ведут себя, как ни в чем не бывало. Они не хотят моей боли – ну, да, конечно…

А, что есть у меня, кроме презрения и одного единственного собеседника, который, может быть, мертв? Ни чего. Нет семьи, может, ни когда и не было, нет друзей, может, ни когда не будет. Чем они заслужили свои нормальные жизни? Почему и зачем так стремятся отобрать саму возможность какой-либо жизни у меня?

Если я от сюда когда-нибудь выйду, палачи сами познают все те прелести жизни, что так давно знакомы мне, конечно, не ради мести, а просто для того, что бы понимали. Осталось понять, как отсюда выйти.

Понимаю, что это глупо, но начал себя корить за то, что разговаривал с тем парнем. Ведь, если бы я с ним просто не говорил, сейчас мои мучения были бы куда как меньше. Решено, если у меня вновь появится собеседник, когда-нибудь, просто не стану с ним разговаривать.

Начал замечать какую-то тень, с прочеловеческими очертаниями. Наконец-то у меня поехала крыша. Что ж я знал, что это когда-нибудь настанет, хрупкая человеческая психика не может выдержать такой жизни. Я знал, что это однажды произойдет – я не выдержу одиночества или боли, знал и был этому рад. Все равно лучше, чем вечное осознание боли, да и опять же – хоть собеседник появился…

Мое состояние ухудшалось с каждым днем, сознание проваливалось в какой-то бред, в котором я слышал голоса, перед мысленным взором появлялось и пропадало бесчисленное множество, кажется, ни как не связанных картинок. Иногда, со мной, как будто кто-то разговаривал, но я уже не мог понять реально это или нет.

Кто-то рассказывал мне истории, много, задавал вопросы, загадывал загадки, заставлял думать, делать выводы, связывать одно с другим, вспоминать. Со временем я вернулся в сознание, все реже проваливался в бред. Чертов мир за это время не изменился, я все так же находился в той комнате, ставшей мне темницей, похудел. Не знаю, являлись ли палачи, ведь с кем-то я разговаривал.

Тень никуда не делась, я еще не верил, но знал, что это – реально. Я знал его историю, его имя, знал многое чего не знал раньше и чего не мог знать сам по себе, знал чего он хочет. Ну, либо это какой-то фокус… чего то же нельзя исключать.

Я провел в аду каждый день своей жизни, какой-то там тени – не напугать меня и не убедить. Тень говорила, что это дурацкий эксперимент, продолжение другого дурацкого эксперимента, по созданию кучи управляемых психопатов, истово преданных какому-то социофобу, по другому от сюда не выйти. Если эксперимент завершится – то, так оно и будет. Но, вскоре все может измениться.

Я без конца разгадывал загадки, думал и ждал, ждал против собственной воли. Если вам кто-то говорит, что вскоре все изменится, то вы все равно будете этого ждать, даже, если не желаете изменений. А, я уже не знал чего желал, я просто провел здесь слишком много времени и окончательно перестал верить.

Теперь каждый момент моей жизни превратился в «ломку ожиданием». Это точно выходки палачей, да переживут они то же самое! Я даже толком не понимал чего жду. За все время, что я здесь провел – тут ни чего не происходило, а я большинство времени был предоставлен сам себе в обществе самого себя, я даже ни с кем не говорил – ведь говорить было не с кем.

Усталость от всего этого вновь начала набирать обороты, с каждым днем становилось все тяжелее найти причину, что бы чего-то ждать, что бы жить. Есть ли во всем этом хоть какой-то смысл? Иногда я считал что тень – лишь плод собственного воображения, иногда, что оно вполне реально. История, которую он мне рассказывал, была подозрительно похожа на мою. Может, это – моя история? Может, я просто сам придумал эти грядущие, будущие изменения, что бы найти причину? Если бы у меня была хоть какая-то возможность это понять?

Каждый раз, когда сознание начинало скатываться в состояние бреда – на меня сыпалась череда загадок и непонятно кем заданных вопросов. На передний план вновь вырывались любопытство и желание хоть как-то разобраться в происходящем. И, каждый раз я искренне надеялся, что в следующий раз это не поможет.

Тень продолжала говорить, что вскоре все изменится и каждый следующий момент превращался в пытку в настоящем. Я презирал тень уже ни чуть ни меньше, чем палачей, хотя иногда и задавался вопросом: может, он здесь узник? А, я для него – лишь собеседник? Ну, если так, то ему до меня совершенно нет ни какого дела, как и до того страдаю я или нет. Как, в общем, можно держать тень или призрака, демона, кто он там такой, в тюрьме? Да, ни как. Почему он здесь находится? Это – плод моего воображения? Фокус палачей? Должно же быть какое-то логическое объяснение.

Однажды я услышал скрип двери и шаги, даже не шаги – как будто бег? Ни когда такого не было. Палачи ни когда ни куда не спешили, куда им спешить? В их распоряжении вечность времени заключенных.

Затем какой-то шум, возня. Кажется, дверь была открыта? Что это? Новая пытка? Даже не представляю, сколько времени я просто смотрел на приоткрытую дверь и не мог понять, что делать дальше. Раньше я бы без раздумий выскочил в коридор и бежал отсюда без остановки, но сейчас… я слишком устал от всего этого. Если это какая-то попытка побега, захват, я не знаю – шутка или план палачей, то пусть меня лучше убьют, я не желаю возвращаться к своему одиночеству, для меня здесь каждый день – пытка.

Сколько я здесь провел? Год? Десять лет? Больше? Дверь всегда была закрыта, а я ни разу не выходил из камеры. Помню, как осторожно подошел к двери пытаясь понять – уж не мерещится ли мне это? Нет, дверь была открыта, я видел тюремный коридор, другие камеры, окна под потолком и небо сквозь них. Помню, как едва не заплакал, но тогда сумел сдержать эмоции. Это – еще не свобода. Просто я и не думал уже, что когда-нибудь увижу хоть что-то кроме стен своей темницы.

Крики и выстрелы где-то в стороне вернули меня к реальности, включилась тревога. Я это не придумал? Это не бред и мне это не мерещится? Я вышел из камеры, все еще не особо понимая, что делать. Понятия не имею где здесь выход. По коридору пробежало несколько заключенных, одетых так же, как и я, за одним из них словно следовал призрак, полупрозрачная фигура, не такая темная, как моя тень. Наверное, я все-таки наконец-то сбрендил. Если они такие же, как и я – то они то же понятия не имеют куда идти.

Оглянулся по сторонам, пошел за ними. Не знаю, куда они делись, как в воздухе растворились, может, услышав шум, успели спрятаться в одной из камер. К развилке коридора я как-то вышел один. Услышав приближающиеся шаги, вжался в угол. Кто бы там ни был – пусть он меня не заметит. Мужчина в бронежилете и с оружием осторожно выглянул из-за угла.

– Да, куда, в общем, делись все эти ублюдки? – прошептал он и прошел мимо меня. Он меня действительно не видел или это часть шоу какая-то? Я уже собирался осторожно продвигаться к виднеющейся в конце коридора двери, как откуда-то появился еще один заключенный.

– К стене! Руки! Руки, я сказал!

– Ладно, ладно – не кипятись! – ответил парень, развернувшись к стене, но смотрел при этом он на меня. – Я и не думал, что смогу сбежать и проблемы мне не нужны.

Возле него появлялись и исчезали полупрозрачные фигуры. Может, это здесь у всех заключенных? Да, я даже во всю эту ахинею не верю.

– Куда ты все время смотришь? – охранник на мгновение повернул голову в сторону. Парень резко развернулся и попытался выбить у него оружие.

Не знаю, что на меня нашло в этот момент, в общем-то, я ни чего такого делать не собирался. Я пнул охранника под колени и навалился сверху всем весом. Я же в жизни ни когда не дрался и даже считал себя пацифистом, только сейчас было не до этого. Оружие оказалось у того парня. Вместе мы закрыли охранника в одной из камер.

– Ух, спасибо, бро, – прошептал тот. – Лучше сдохнуть, чем вернуться в камеру.

Тут я его понимал: – Еще раз меня так назовешь, я тебя сам прибью.

– А, ты помнишь свое имя?

– Нет, – честно ответил я.

– Вот и я своего не помню, – с секунду помедлив, ответил тот. Вот, он сам-то понимает, что сейчас не до этого? Я побежал к двери, на лестничной площадке наткнулся на тело другого охранника, борясь с подступающей тошнотой перепрыгнул через перила, и тут меня чуть не сбила поднимающаяся вверх девушка, судя по одежде, то же из заключенных. Здесь были девушки? Или это, все-таки парень? Нет, девушка. Когда она заговорила – я понял, что это она была в соседней камере. Каким же идиотом надо быть, что бы не понять, что я разговаривал с девушкой? Ну, правда говорила она так, что я честно думал, что там просто подросток. Она отпихнула меня в сторону, пронеслась мимо того парня и чертыхнувшись, остановилась возле тела охранника.

По лестнице поднимался кто-то еще: – Стой, где стоишь! – парень схватился за оружие, может зря, но… если кто-то организовал побег – то побег этот какой-то странный. Хотя, что я могу знать о побеге?

– Идите быстрее! Нужно уходить! Еще немного и эти уроды будут здесь, – дальше помню, как в тумане: страх, неуверенность, неверие – я так и не смог поверить в то, что кто-то захотел помочь. Ведь за столько лет я так и не дождался ни от кого помощи.

Следующее, что я помню, как мне со словами: «Переодевайтесь!» сунули пакет с одеждой. Мешковатые, потертые джинсы и такой же мешковатый, безразмерный свитер. Одежда, в которой ходят обычные люди? Будь у меня выбор – я бы так не одевался.

Заключенных в «тюрьме» оказалось не так уж много, все выглядели примерно на один возраст, кроме девушки – она выглядела моложе.

Нападавших – всего несколько человек, как-то все это не реально. Не знаю, как обычно происходит побег, но, навряд ли так. Может, это – просто часть игры? Какая-то следующая фаза?

Нас рассадили на автобусы, которые разъезжались в разных направлениях и сказали, что встретят. Так это или нет – я решил не проверять, не знаю, как другие. Но, моя жизнь превратилась в кошмар, как будто я и так мало пережил.