Buch lesen: «Деджа»

Schriftart:

Переводчик Игорь Николаевич Евтишенков

Корректор Ирина Юрьевна Бралкова

Иллюстратор Игорь Николаевич Евтишенков

ISBN 978-5-4498-8504-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ГЛАВА 1 ЖИЗНЬ ЗА СМЕРТЬ

Королева Ма́йя стояла у себя в спальне, глядя в окно и напевая для своего округлого животика одну из старинных колыбельных, какие обычно поют детям перед сном. Услышала она её давным-давно, в детстве, ещё от своей матери. В ней не было слов, но мелодия звучала так мягко и успокаивающе, что смысл каждый додумывал сам. Она знала много песен, самых разных народов, но именно эта, на эльфийский лад, сразу запала ей в душу. Закончив петь, Ма́йя укуталась в плед потеплее и обняла руками живот. Она ощутила, как кто-то подошёл сзади, но не успела ничего сделать. Объятия были сильные, но нежные, и она издала удивлённый вздох. Со спины послышался мужской смешок, после чего к ней наклонилось знакомое лицо.

– Лааайт! – недовольно протянула королева, обращаясь к мужу. Он решил её испугать, хотя раньше не делал этого. Все его знали как серьёзного воина, неспособного на проявление крайних чувств и эмоций. Но после свадьбы Ма́йе удалось пробудить в нём некоторые из них.

– Опять поёшь своему малышу эту песню? – уткнувшись ей в шею, пробубнил Ла́йт. Его лицо стало серьёзным.

– Да. Только не моему, а нашему, – она повернулась, – я чувствую, что это будет дочь.

– Прямо чувствуешь? – на его суровом лице появилась лёгкая улыбка, и он заправил её волосы за ухо. – Может всё-таки сын?

– Нет, Лайт. Интуиция редко меня подводит. Я знаю, что ты хочешь наследника, – она посмотрела на него с долей сожаления, – но не в этот раз. Это ведь наш первый ребёнок, я ещё подарю тебе сына.

Король слегка нахмурил брови, но спорить не стал.

– Кстати, – протянула Ма́йя, подняв на него взгляд, – я хочу назвать девочку Де́джей.

– Де́джей? Ты уже придумала имя?

– Да. А что? Тебе не нравится? – королева обвила руки вокруг шеи мужа, и плед мягко соскользнул с её плеч на пол.

– Какое угодно, лишь бы не Брунхи́льда. Так звали мою противную тётку, – Лайт хмыкнул, вспомнив вредный голос старой родственницы, которая всегда искала к чему придраться.

Ма́йя предчувствовала скорые роды и хотела, чтобы ребёнок родился днём. Однако схватки, которые начались сразу после полудня, продолжались до самого заката. С наступлением сумерек король Лайт приказал зажечь свечи в коридоре и вокруг комнаты, где находилась его жена, а также в башне напротив, чтобы было светло, как днём. Слуги стояли с факелами вдоль стен по периметру внутреннего двора, но королева настолько обессилела, что в короткие промежутки между болезненными приступами откидывалась на подушку, дрожа всем телом, и, закатив глаза, тяжело дышала, с ужасом ожидая очередного спазма. Весь мир перестал существовать и сжался в этот момент до одной маленькой точки, которая находилась внизу живота. В пелене полуобморочного состояния, она не видела ни света факелов за окном, ни десятки свечей на стенах в комнате, не чувствовала запаха воска и масел, которые держали наготове служанки – всё это заслоняла тяжёлая, глубокая боль, разрывавшая её тело изнутри, лишь изредка отпуская на короткое время, чтобы потом наброситься с новой силой. Поэтому она не заметила резкий порыв ветра, неожиданно налетевший на за́мок и задувший половину свечей и факелов. Слуги во дворе засуетились, стали зажигать их друг у друга заново, в комнате быстро поставили новые свечи, и только старая повитуха, гладившая живот королевы и обрызгивавшая пол вокруг кровати особым настоем собранных в полнолуние трав, остановилась, подошла к окну и, нахмурившись, покачала головой – небо смотрело на неё мрачными тенями замерших туч, и в их неподвижном молчании таилось зловещее предзнаменование.

Лайт уже не ходил по коридору широкими шагами, как днём, а лишь напряжённо стоял у дверей, откуда доносились громкие стоны жены, и прислушивался, ожидая услышать крик ребёнка. Он не обращал внимания на уставших служанок у стены, на тишину, постепенно заполнившую главную башню, и тучи, которые закрыли луну и угрожающе нависли над его за́мком. Впервые за долгие годы он чувствовал неподдельное волнение в душе. Сердце отчаянно стучало в груди, вызывая дрожь и трепет во всём теле. Разум отказывался верить в то, что причиной была беременность Ма́йи и предстоящие роды. В своей жизни Лайт повидал немало страшных событий, в некоторых он вёл себя жестоко, в других – благородно. Войны и походы всегда были полны ужасов человеческого страдания и не способствовали соблюдению приличий, свойственных дворцовой жизни. Это был его первенец, и рожала королева Ма́йя, самая красивая женщина во всех королевствах, с которыми у него был заключён мир. Даже обольстительный король Дарк признавался ей в симпатии, но она никому не ответила согласием, настойчиво добиваясь Лайта. Да, это звучало странно, и он сам ловил себя на мысли, что очарован красотой Майи, но не испытывает к ней тех чувств, которые разрывали его сердце в Землях Колдунов или Королевстве Гор, когда он сходил с ума по простым девушкам и совершал безрассудные поступки, чтобы добиться их искренней взаимности, без проявления насилия и жестокости по отношению к жителям тех земель.

Но теперь всё перевернулось с ног на голову: при одной мысли о Ма́йе его сердце начинало бешено колотиться в груди, и этот стук гулко отдавался в висках, превращая каждый удар в сотрясение мозга. Теперь там появилось новое чувство, – безумное и неудержимое, – которое он не испытывал к ней целых пять лет после свадьбы, пока она не забеременела. Лайту казалось, что появление новой жизни перевернуло его душу изнутри, выплеснув коварный напиток сладострастия в море безразличного равнодушия, и превратило его из сурового мужчины в обезумевшего от любви юношу. Ма́йя как-то призналась, что причиной её настойчивости, которая в итоге привела к их свадьбе, было его безразличие. Лайт оставался равнодушен к её улыбкам и хорошему расположению, доброте и настойчивому вниманию, жестоко высмеивая романтические попытки других претендентов на сердце Майи добиться её благосклонности. Это настолько задевало её самолюбие, что сначала она сама убедила себя в своём чувстве к нему, а затем уже по-настоящему влюбилась. Но всё это было в прошлом. И теперь король Лайт любил её так, как никого в жизни, и не мог дождаться, когда страдания Майи прекратятся, и он сможет взять на руки их ребёнка.

Сильный порыв ветра отвлёк Лайта на мгновение. Он остановился посреди узкого коридора и с удивлением оглянулся по сторонам, не понимая, откуда тот мог появиться. Прятавшаяся до этого темнота вырвалась из углов и закоулков, заполнив пустые лестницы и переходы, и в замке повеяло холодом. Высокие стены главного зала угрожающе нависли над длинным столом, и люстра с потухшими свечами, превратившись в огромный чёрный шар, темнела над ним, как жерло колодца, ведущее в бездну пугающей неизвестности. Ему были видны тени слуг, замерших у стен с протянутыми руками, дым потухших факелов, застывший светлыми волнистыми струями у них над головами, и слабые точки тех свечей, которые чудом не задуло сильным порывом ветра в дальних углах у входных дверей. Но они тоже не шевелились, как будто пламя застыло, превратившись в маленькие карамельные леденцы на палочке.

Король Лайт моргнул несколько раз, стараясь избавиться от наваждения, и покачал головой, но странная тишина всё ещё окутывала погрузившуюся во мрак башню.

– Эй, зажгите факелы! Быстрее! – крикнул он в темноту, но никто ему не ответил, только тени в конце коридора сгустились сильнее, и оттуда повеяло сыростью подземелья. На секунду ему показалось, что он видел, как чья-то тень промелькнула в проёме коридора. Появилось странное чувство, будто кто-то подглядывал за ним, решив поиграть в прятки. Лайт долго всматривался в густую темноту коридора. Казалось, что он стоял так несколько минут, а то и часов. Помимо мрака, коридор окутал сильный холод, и Лайт заметил, что его дыхание превращается в морозный пар, как будто вдруг наступила зима. Наверное, он просто устал, вот и мерещились всякие странности. Но, едва стоило расслабиться, как со спины на его плечо неожиданно опустилась чья-то рука. Лайт резко повернул голову и увидел перед собой два ярко-зелёных глаза.

– Тссс… – Тень прижала палец к губам. После этого свет в его глазах померк, и наступила темнота.

Старые резные двери с королевским гербом нарушили тишину надсадным скрипом древних петель, пропуская внутрь закутанную в покрывало мрака фигуру. Половина свечей в комнате всё ещё горела. Рядом с ними неподвижно стояли служанки, застыв в тех позах, в которых застигла их сила страшного колдовства, принесённая неожиданным порывом ветра. Одетая в мантию незнакомка замерла и слегка откинула капюшон. Затем вытянула губы и тихо подула на стены. Все свечи разом потухли, но дым так и не успел оторваться от накренившихся фитилей, прилипнув к ним маленькими светлыми пятнышками разлитого на пол молока.

– Мне больно! – раздался со стороны кровати страдальческий голос Ма́йи.

– Тише, тише. Сейчас станет легче, – прошептала выплывшая из мрака тень.

– Больно! Ой…! Как же больно! – королева уже не могла сдерживаться и закричала. Это заставило незнакомку остановиться. Но потом она всё же приблизилась к кровати и наклонилась к ней, пристально глядя в лицо. Ма́йя скрипела зубами, закинув голову назад и прогнувшись в спине от боли.

– Тебе надо это выпить, – прошептала женская фигура и протянула руку к пиале. Вода внутри изменила свой цвет, но в темноте этого не было видно. Поднеся её к губам королевы, незнакомка прошептала заклинание и положила вторую руку ей на живот. Но приступы и стоны не прекратились. Голова Майи отчаянно дёргалась на подушке, грозя зацепить пиалу. Тогда незнакомка взяла её за подбородок и быстро влила воду в рот. Королева закашлялась, часть жидкости расплескалась у неё по лицу и плечам, но что-то всё-таки попало внутрь. Через несколько мгновений дрожь прошла, и она обмякла, отпустив одеяло и тяжело дыша. Её взгляд приобрёл осмысленное выражение, глаза расширились, но потом прищурились и губы искривились в презрительной улыбке.

– Это ты… Сие́рра… – прошептала она слабым голосом. – Я знала, что ты придёшь.

– Ты права, – коротко ответила прячущаяся во мраке тень. – Это я.

– Это всё из-за Лайта, да? Ты ревнуешь? Или ты пришла сюда сделать то же, что и они с Или́фией? – с трудом произнесла Ма́йя. Или́фия была королевой дальних земель, бесследно пропавшая несколько лет назад. Ма́йя знала, что Сие́рра пришла не случайно.

– Он тебя не любит. Ты околдовала его. Теперь всё кончится.

– Вот как… Жаль, что я не догадалась раньше, – губы королевы тронула слабая улыбка. Она тяжело вздохнула и положила руки на живот. Боль возвращалась. – Значит, это была ты… Ты хотела влюбить его в себя. Я бы на тебя не подумала… Ты была такая тихая. Но ведь он из другого, благородного рода! У вас бы ничего не вышло. Зачем тебе это?

– Замолчи! Он мог бы полюбить меня!

– Нет, ты использовала магию, чтобы разделить нас. Я догадывалась, но не верила. Твои заклинания потеряли силу девять месяцев назад. Ребёнок уничтожил их. Я бы сама не смогла. Это великая сила. Тебе с ней не справиться. Лайт сразу изменился. И мы любили друг друга по-настоящему всё это время. Ты зря сюда пришла.

– Я убью тебя! И твоего ребёнка. Прямо сейчас!

– Уходи! – Ма́йя приподняла голову. – Лучше уходи. Тебе будет только хуже. Ты не знаешь самого главного… Что это за вкус? – она замерла и сжала губы. – Это вкус белладонны, аврана и веха. Ты решила меня отравить? – с лёгким удивлением неожиданного откровения пробормотала она.

– Да. Ты уже выпила. И умрёшь. Твой ребёнок тоже, – мрак вокруг неё был наполнен шипением злости.

– Нет, не умрёт. Ты всегда была глупой. Род лесов нельзя отравить ядом трав и животных.

– Тогда я сделаю это сама, – чёрная тень метнулась к подушке, и две руки сомкнулись на шее королевы Майи. Тяжёлое хриплое дыхание сменились прерывистыми вздохами, которые неожиданно прервал раздавшийся за окном гром и последовавший сразу за ним крик ребёнка. Колдунья прекратила душить свою жертву и резко повернулась к младенцу. Но Ма́йя вытянула руки вперёд и еле слышно произнесла страшное заклинание, в конце которого отчётливо прозвучали два слова – «…жизнь за смерть». Потеряв последние силы, она безжизненно упала на кровать. Из её ладоней вырвался яркий свет, который разлился по всей комнате, откинув склонившуюся над ребёнком женщину к дальней стене. В этот момент сразу же зажглись все свечи, люди зашевелились и пришли в себя, и старая повитуха, со страхом отшатнувшись от окна, заорала на растерянно оглядывавшихся служанок. Успев воспользоваться мимолётным смятением других, Сие́рра выбралась через окно, оставшись незамеченной.

– Воду сюда! Быстрее! Неси настой ромашки! Бегом, тряпки давай! Держи пуповину, давай нож! – все сразу засуетились, забегали, крича и подгоняя друг друга, а когда всё было закончено, старуха сказала одной из служанок у стены: – Ну что стоишь, как истукан? Возьми, давай, я руки помою. Пусть кричит, держи крепко!

В этот момент в комнату вихрем ворвался король Лайт. Все испуганно расступились, уступая ему дорогу, а он, радостно улыбаясь, взял у повитухи ребёнка и уткнулся носом в толстую тряпку.

– У тебя родилась девочка, – тихо произнесла старуха.

– Это хорошо, – проворковал он. – Мы назовём её Де́джа. Милая Де́джа. Ма́йя, ты как? – он повернулся в сторону в сторону кровати, но его жена лежала в пугающе-неподвижной позе, закинув голову назад и глядя застывшим взглядом в потолок. В комнате повисла пугающая тишина, но тут королева пошевелилась, и её взгляд приобрёл осмысленное выражение. Она посмотрела на мужа:

– Лайт… Нельзя опускать меня в землю. Не хорони меня так. Если тело коснётся земли, его уже не вернуть, – её голос становился всё тише. – Сохрани его в в воздухе. Сохрани… И тогда, быть может… – на этом её речь оборвались, и глаза закрылись.

ГЛАВА 2 ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР

Медленно растекаясь над землёй вслед за восходящим солнцем, жаркий июньский день постепенно обволакивал город сладкой, дурманящей патокой горячего воздуха и тяжёлыми ароматами диких луговых трав. Дворцовые художники сонливо смотрели на свои мольберты из-под широких бархатных шляп, не в силах противостоять медовому благоуханию цветущих трав, пьянящему дурману духоты и приятному чувству умиротворения, которое окутывало их разум подобно туману на полях перед наступлением сумрачного вечера. Поэтому они лениво откладывали в сторону кисти и садились на землю, наслаждаясь приятным видом улиц и домов, освещённых ярким солнцем.

В городе царило весёлое настроение. Горожане радовались теплу и солнцу, повсюду слышались радостные голоса, и из переулков доносился детский смех, чего не бывало здесь ни зимой, ни осенью. На каждом углу под навесом продавали холодную воду и сладкие напитки на мёде и фруктах. Продавцы, пытаясь спастись от внезапно обрушившейся на город жары, поначалу пили воду, но к полудню отчаялись и сдались, оплыв на деревянных табуретах, как амбарные свечки, и лишь некоторые из них устало протягивали напитки одиноким горожанам. Даже состоятельные дамы, которые так ценили мнение общества и всегда строго следили за своими нарядами, надевали в это время года более лёгкие и даже «легкомысленные» платья, давая ветру возможность пощекотать их лодыжки. В этот день жизнь всех людей была полна приятных надежд на призрачное благополучие, предвкушение скорого открытия ярмарки на базарной площади и чего-то ещё, неожиданно нового и приятного.

Однако король Лайт ничего не замечал. Раньше об этом ему напоминала жена, но после тяжёлых родов она умерла, и с тех пор время для сильного владыки этих земель навеки остановилось и продолжало стоять, как наглухо закрытые ворота. Иногда ему самому казалось, что жизни и времени больше нет, и осталось только бесцельное существование.

Единственной радостью была дочь, которую безвременно почившая королева успела родить и о которой сам король так долго мечтал, когда они жили совсем другой жизнью. Никто не знал, что мудрый и сильный Лайт втайне надеялся на рождение сына, хоть и говорил своей жене об обратном. Поэтому появление на свет дочери и неожиданная смерть жены подкосили его здоровье, он впал в уныние и через три года, окончательно разбитый своим горем, тихо отошёл в мир иной под притворные вздохи придворных и искренние слёзы любивших его слуг. Однако до этого он всё-таки успел сделать одно важное дело, которое на долгие годы обеспечило его королевству мир и спокойствие. Предчувствуя скорый конец и понимая, что жадные соседи захотят воспользоваться его смертью, Лайт навестил своего старого друга, короля Дарка, владыку Диких Земель, где, по преданию, когда-то обитали страшные драконы. Оба правителя быстро поняли друг друга.

Беседку, где они сидели, окружали пышные кусты белой и фиолетовой сирени. «Её любимые…» – подумал Лайт. Грубые большие пальцы сорвали маленький цветок, и на землю посыпались крошечные лепестки, покрывая сапоги светлыми пятнами, как будто это была шёлковая ткань, прячущая женское тело на роскошной кровати перед сном. Он думал о том, что не смог уберечь свою любимую жену и теперь даже сирень выпадает у него из рук…

– Поразительно. На моей памяти нет ни одного дня, когда бы сирень цвела таким пышным цветом! Что за буйство природы! Какие большие цветы. А запах! Ах, какой дурман… – протянул король Дарк.

– Да, верно… Ты, должно быть, уже догадываешься, зачем я захотел с тобой увидеться, – произнёс Лайт, подняв на него полный грусти взгляд.

– Не имею понятия. А разве для того, чтобы старые друзья увиделись, нужна причина?

Увидев жест короля, к беседке подошёл один из слуг, одетый, несмотря на жару, по всем правилам придворного этикета. В руках он держал серебряный поднос с запотевшим графином. Внутри был прохладный жасминовый напиток с большими кусками льда, которые напоминали бриллианты, переливающиеся тонкими гранями в лучах солнца. По матовому стеклу скатывались вниз большие капли воды, приятно радуя глаз и маня прохладой. Налив два бокала, слуга поставил графин на стол, с почтением поклонился и быстро отошёл назад. С сожалением покачав головой, как бы вторя своим невысказанным мыслям, король Лайт горько усмехнулся и взял свой бокал.

– Ты уже знаешь, что Ма́йя… не перенесла роды. Она оставила после себя девочку, будущую наследницу престола, – начал он хриплым голосом.

– Да, это страшная потеря… Прими мои искренние соболезнования. Ма́йя была чудесной женщиной, – скорбно произнёс старый друг. Они долго вспоминали прошлое и их частые встречи. Лайт с неподдельной радостью слушал его рассказы и поддакивал в тех местах, когда от него это требовалось.

– Да… Мне повезло с ней. Она была такой… Наверное, единственной, – выдавил из себя Лайт, и после этого над столом повисло долгое молчание, но затем он продолжил, – жаль, что я не всегда это ценил. Но исполнил её последнее желание, похоронив в воздухе. Чтобы тело не предалось тлену. Если это имеет смысл, – прошептал он, после чего снова воцарилось молчание, которое, на этот раз, решил прервать Дарк, сменив тему:

– Ты уже успел дать имя принцессе?

– Да. Ма́йя хотела назвать малышку Де́джей. Она всегда мечтала о девочке. Ещё во время беременности постоянно твердила мне, что непременно родится принцесса, – от нежных воспоминаний на его лице появилась грустная улыбка. – У тебя ведь тоже есть дети.

– Да, – подтвердил Дарк, пригубив из стакана прозрачный розовый напиток, – двое сыновей. Старший, смышлёный мальчик – Люциа́н, и тихоня – Амду́сциас.

– Точно, точно. Ты знаешь, я всегда думал, что нашим народам надо объединиться раз и навсегда. Чтобы никогда даже тени намёка не было на какой-то разлад или ссору.

– Я не понимаю! На что ты намекаешь? – Дарк с удивлением поднял брови.

– Я… – Лайт с трудом подыскивал слова, но он собрался с силами и продолжил, – я долго об этом думал и решил предложить тебе обвенчать мою дочь и твоего старшего сына. На будущее, чтобы потом не было поздно. Я боюсь, что не протяну долго, – сказав это, он немного расслабился и поднял взгляд на своего собеседника, который от его слов нахмурился и замолчал.

– Почему ты решил именно сейчас завести разговор об этом? – наконец спросил Дарк. – Твоя дочь ещё так мала. Ей ведь нет и двух недель от роду.

– Когда, как не сейчас, Дарк? Ты же знаешь, друг мой, что времена меняются. Люди не вечные. Тем более, я. Как бы не было поздно, – сделав небольшую паузу, он пожевал губами и продолжил. – К тому же, это могло бы решить многовековой конфликт между королевствами. Если помнишь, наши деды воевали, отцы тоже постоянно ссорились, и только мы нашли общий язык. Я бы не хотел, чтобы если со мной что-то случится, всё снова вернулось обратно.

– Тут ты прав, – согласился Дарк, потирая гладкий подбородок. Его имя подходило ему как нельзя лучше. Внешне он напоминал статного эльфа: тонок, мрачен и серьёзен как сама ночь, но происходил он из другого рода. Это был сильный и чистокровный демон. В разговоре он всегда был спокоен, как будто заранее знал, чем всё закончится. Дарк был умный и расчётливый правитель, мудро сделавший ставку на спокойное процветание и торговлю и добившийся больших успехов благодаря терпению и осторожности. Тех, кто знал его, пугала его решительность и то, как он спокойно принимал, порой, самые суровые решения. Придворным презрение их короля к страху и боли внушало полный ужас. Однако его сыновей это не касалось, в частности четырёхлетнего Люциа́на, который был его любимцем. Ведь эти его действия служили одной цели – вырастить достойных сыновей, мудрых и опытных, а для этого надо было запастись терпением в десять раз больше, чем раньше. Люциа́н и Амду́сциас, его дети, были пока ещё слишком малы, чтобы судить об их будущих способностях. Этот разговор положил начало следующей истории в отношениях двух королевств – Ветлиа́ны и Даллэ́и.

По взаимному договору, Де́джа в день совершеннолетия должна была стать женой Люциа́на, старшего сына короля Дарка. Давать обещания всегда легче, чем исполнять, тем более, когда выполнять их придётся другим и в далёком будущем. Поэтому две копии договоров, скреплённые на бумаге в присутствии звездочётов и придворных писарей, были благополучно спрятаны в тайных подземных хранилищах обоих государств и на долгое время преданы забвению.

Надо сказать, что люди в этих королевствах иногда рождались со странными отклонениями и способностями, на которые никто, честно говоря, не обращал внимания до тех пор, пока они не начинали всем мешать или, наоборот, помогать. Многие семьи и роды жили обособленной жизнью, стараясь не родниться с чужаками, простыми людьми или теми, с кем старые традиции их предков прямо запрещали им смешивать свою кровь. Власть древних преданий была настолько сильна в таких общинах, что те, кто вёл свой род от гордых грифо́нов, не признавали родство с наследниками драконов, а носители знака черепах старались не общаться с жителями глубоких лесов, считавших себя потомками змей и варанов. Полукровки встречались крайне редко. Но самыми опасными и страшными всегда считались наследники драконов. Они рождались с шишковидными рогами на голове и пугающими большими глазами с растянутыми, как у кошки, зрачками. Давным-давно, в древние времена, их сначала старались оберегать и оставляли в живых, надеясь, что, повзрослев, эти странные создания станут помогать своим спасителям, защищая их от опасных врагов. Но так продолжалось недолго. Наследники драконов никогда не отличались терпением и постоянством, вырастая эксцентричными и непредсказуемыми в своём поведении. Они не могли победить свою вторую натуру, страшную сущность зверя – более древнюю и более могущественную, чем человеческая душа. Вырастая, эти создания превращались в настоящих демонов и уже не могли сдерживать свой гнев и ярость. Вырываясь на волю, их звериное существо требовало разрушений и смерти. Они сжигали всех и всё на своём пути, пока вокруг не оставалось ничего кроме выжженной земли, после чего снова превращались в людей – одиноких и несчастных. Но пожалеть их уже было некому. Поэтому при рождении младенцев с небольшими роговыми шишками за ушами сразу забирали у матерей и увозили к реке, где беспощадно топили, как котят. Такие дети рождались всё реже и реже, и ко времени правления короля Лайта о них уже стали постепенно забывать. Оставались только полные страхов легенды, в которых родители прятали своих несчастных детей в тайных убежищах и горах, но те рано или поздно превращались в драконов и убивали своих спасителей.

Говорили, что драконы всё же остались, но жили очень далеко, в тех землях за горизонтом, куда никто не отваживался пойти, но даже если бы пошёл, то всё равно не смог бы дойти – так далеко находились эти места. Детей с самого раннего детства учили, что при виде огромных страшных коряг с шипами, почему-то носивших название деревьев, которые уже много лет не ощущали прелести дождя и были тёмно-пепельного цвета, – стоило развернуться и идти в другом направлении, так как они росли только в одном единственном месте, и чем чаще они встречались, тем гуще был мрак «мёртвых» деревьев, ведущих в тёмную неизвестность, которую никто так и не осмелился изучить. И чем дольше человек думал о ней, тем страшнее она ему казалась. По легендам, это место было настоящим адом на земле. В мёртвом лесу всегда царила полная тишина, и единственный звук, который изредка доносился оттуда, люди называли шёпотом смерти. Ходили слухи, что много лет назад, ещё задолго до рождения короля Лайта, там не было леса и на плодородных землях раскинулось огромное королевство, в котором правила молодая и красивая королева. Она была невероятно добра ко всем, кто её окружал. Во дворце всегда был слышен смех и царило радостное настроение, а в главном зале замка, где она каждый месяц устраивала балы, часто слышался стук её каблуков. Немудрено, что в юную королеву были влюблены все кавалеры не только её двора, но и близлежащих королевств. Среди них был принц, который никак не осмеливался сделать ей предложение, потому что боялся отказа – ведь юная правительница никому не отвечала взаимностью. Однако в один прекрасный день жители королевства услышали радостную новость о том, что она выходит замуж. Но за кого! За бедного пастуха, который каким-то образом умудрился покорить её сердце.

День свадьбы обещал стать самым счастливым днём в её жизни. Однако этому не суждено было произойти. В конце бракосочетания, когда влюблённые стояли под величественными сводами церемониального зала и уже должны были обменяться клятвами верности, за стенами дворца вдруг поднялся сильный ветер и на город упала чёрная, как ночь, тень. Единственное, что они успели увидеть, была огромная пасть дракона, из которой раздался дикий, леденящий кровь рёв. За ним последовала яркая вспышка, и всё вокруг опалил испепеляющий огонь.

Дракон не пощадил никого, уничтожив всех жителей королевства и их дома. Когда безумие прошло, и он обрёл человеческий облик, жизнь его не стала лучше и долгожданное спокойствие не вернулось в истерзанную муками душу. Он страдал не из-за того, что убил любимую девушку, а из-за того, что она предпочла другого. Причём какого-то жалкого пастуха!

Что было дальше, никто не знал. Легенды на этом обрывались, и каждый додумывал свой конец сам. Однако этих земель боялись больше всего на свете, и, естественно, самые страшные истории рассказывали именно о них. И в душе каждый верил, что дракон всё ещё жив…